Стихи из циклов «Во времена дождей и холодов» и «Преодоление»

* * *

Из цикла «Во времена дождей и холодов»

* * *

Снег был не белым. Он был чужим –
будто бы сжатым – хлебом.
Я же была – словно сто пружин
между землей и небом.
Я улыбалась, держа дугу –
отпрыск кариатиды!
Зная – сорваться вот-вот могу
в бешеный бег рапида...
В бешеный звон – изо всех ушей,
в сложный узор распада!
Я – королева для всех пажей –
ненависть злого стада!
Я – не подруга для брачных игр!
Снегом звеня не чистым,
Вам бы любовь ваших фрачных фибр
перевести на числа!
Перевести – и забыться сном!..
Тем, что скользит, мне вторя,
В нем Вы – пусть страшен Вам будет он –
пьете глотками море...

                            1997 г.

* * *

Есть только одна река,
в которой то сталь, то муть!
Ее леденят века,
меня опьяняет суть.
К ней поступь моя легка,
и в мире ста тысяч рек,
есть только одна река,
которой я – человек!
Оковы ее – гранит –
граничат со мной. Рука
так словно скрижаль хранит:
«Есть только одна река...»
Глаза широки и вдаль.
На стрелку уходит век.
Дневных фонарей миндаль
не треплет усталых век.
Что так остановит бег,
уняв и обняв слегка,
из всех многоруких рек
есть только одна река.
Названья моих мужчин –
лишь «брат» или «сын» пока –
стараньем своих морщин
придумала ты, река!
C Васильевского островка
летящему вслед рублю
шептала – одна река,
которую я люблю!..
Которой любить меня
в каком-то, с нулем, году.
Есть только одна река,
в которую я уйду...

                            1998 г.

Колыбельная

Спать хочется. И в этом суть.
На то и сумерки – чтоб в них заснуть.
На то и ноченька – дай задремать.
Спать хочется! Невмоготу не спать.
Забыться в горечи, в слезах, в бреду.
Не слышать голос свой, свою беду;
не слышать шаг свой и слабый стук
из сердца сонного, из сонных рук
лишь душу сонную не выпускать.
Спать хочется. Нельзя не спать.
Не спать – обречь себя на шелест губ,
на злую музыку из вечных труб;
заснуть – и тенью навечно стать.
Спать хочется... И страшно спать.

                            1996 г.

* * *

Незлым, как солнце, маленьким, как ветер
ты мне казался в голубом рассвете.
И в детской зацелованной горсти
узоры я пыталась заплести.

Но взглядом тусклым по стене скользя,
ты еле слышно прошептал – "нельзя".
И не рожденные мне улыбнулись дети,
как солнце ясные и легкие как ветер.

                            1998 г.

* * *

Интуитивная близорукость.
Потенциальная шизофрения.
В грубом есть ласка, а в ласке есть грубость.
Просто мы странные или немые...
Даже в душе – то нет места, то гулкость.
То толстокожи, то слишком нежны мы.
Интуитивная близорукость.
Потенциальная шизофрения.

                            1992 г.

В белое

В белое, в белое взгляд упирается.
Дух восстает, а рассудок смиряется.

В белое, в белое, страшными ямами –
пьяная, пьяная, пьяная, пьяная.

Кровля обвалится – копоть на кости!
В бешеной, смешанной, плачущей злости.

В белое, в белое все опрокинется –
черным окажется, красным прикинется.

Красным, ковровым покатится под ноги.
Вместе ли – розно ли, рано ли – поздно ли!

Сутью представится, в знаке изменится,
но донага никогда не разденется.

Но, если в белое взгляд твой закатится –
дух ослабеет, рассудок утратится.

Нет больше черного, нет больше красного!
Есть только звуки, лишь звуки согласные.

В белое, в белое взгляд размывается.
Разум – молчит. Только дух задыхается.

                            1994 г.

Ерушалаим

До той поры сильны, покуда
живущим – чудо, мертвым – тлен!
Воссоздавая мир из круга
непреклоняемых колен...

Не нарушая песнопений,
порядка для, сомнений без –
Закат спускался на ступени
с Ерушалаимских небес.

И той же ночью в сиплом лае
зашелся. И обрушил стон
Ерушалаим!.. Ерушалаим!..
непререкаем, как Закон.

Воздетых рук не узнавая,
рождал истории виток
Ерушалаим! Ерушалаим!
Последней горечи глоток.

Мешались равно кровь и слезы
на сжатых крепко кулаках.
Закат. И Via Dolorosa «крестный путь» (ит.) –
как отражение в зрачках.

Свободой вечной обладая,
высокой властью облечен,
Ерушалаим! Ерушалаим!
Заплачь по нам.
Не плачь о Нем...

                            1998 г.

Кольцо Соломона

Солнце движется. И грядет
Соломоново: "Все пройдет."

Чуть морщины спешат к лицу –
обращает свой взор к кольцу.

Передвинет и там найдет:
"Да, и это, поверь, пройдет."

Только каждой утехе – срок.
Сам себе Соломон пророк.

Высшей мудрости нет конца:
знать подобное без кольца.

                            1993 г.

* * *

Из детства: купались в реке, играли в мяч, орали, мечтали, бегали...
Из жизни: возвращались в дома, где были когда-то преданы...
Преданы страсти, огню, забвению, холоду.
Преданы тому, чего ожидали смолоду.
Там – хорошо. Иллюзия счастья. Сказка.
А здесь – стук колес и постоянная тряска.
Жизнь – центрифуга, а мы как белье в барабане.
Чистый мечтает о вшах, вшивый – о бане.

                            1996 г.

Жандарм обмана

Мой странный сон... Жандарм его обмана
не спал, не спал, а выражал навзрыд
свою любовь, из моего стакана
лакал, подлец, прихлебывая, стыд...

...а стыд был яд – упал жандарм, забылся,
не спал, не спал – пристыжен и убит;
рукой лжеца-жандарма не обвит,
мой странный сон обманом возвратился.

                            1995 г.

* * *

Там, в далекой Синедалии,
плачет девочка больная,
и бредет в одной сандалии
по коричневым пескам.
Там, в далекой Синедалии,
так легко мечта растает,
и метнутся вдруг усталые
пальцы к раненым вискам.

Где-то в солнечной Италии,
на балкончике, что в зелени,
ремешок ее сандалии
словно лучик поманил...
В реках жизни оказались мы
словно камешки растеряны.
Там, в далекой Синедалии,
ты одну ее любил...

                            1996 г.

* * *

Любить одиночество...
Бояться матового запотевшего счастья.
Любить одиночество...
Кричать от него, пытаться избавиться.
Любить одиночество...
Мучиться, мучить и знать точно:
любить одиночество – это тоже порочно.
Как порок сердца...

                            1993 г.

* * *

Во времена дождей и холодов,
во времена всеобщего бессилья,
когда простых не хочешь слышать слов,
к тому "бессилью" рифмой – только "крылья"!
(По черно-белой улице бежит,
раскрашивая за собой колодцы,
несчастный клоун. Он так хочет жить,
и всё смеется, всё ещё смеется!..)
За скобками останется любовь.
В игре ее живой осведомленность.
Изыск печальный трех открытых строф,
все ж не печаль... но Вами окрыленность.

                            1997 г.

Петербург

Я люблю проходить мимо тусклых витрин,
мимо старых афиш и заклеенных окон,
мимо душных миров и дурных пантомим,
завернувшись в печали твои, словно в кокон.

Мимо сотен дверей с наважденьем перил,
мимо голоса альта над лестницей стылой,
мимо тех, кто кого-то когда-то любил,
а меня называл лишь сиреневокрылой...

Я люблю этот странный и вычурный стиль
монотонных бесед с постоянством ударных.
В веретенную нить превращение миль,
с тяготением душ так высокопопарных.

Успокой меня, город, узнай меня, брат,
так отчетливо-зыбко мелькнувшую в мире.
Уводя в новый путь по ступеням оград,
всё к своим берегам в неизвестном эфире.

                            1997 г.

Октябрь

                            Памяти Михаила Старокадомского

Тот же октябрь и та же ночь,
в пятнах, на тонких лапах,
в дождь выбегала, рвала на клочь-
-я не звала крылатых...
И не искала, само собой,
приняли, обернули
и – под туман – затащили к ТОЙ –
на деревянном стуле.
Там, среди мокрых родных полей,
и тошнотворной зыби,
между классических тополей
кто-то висел на дыбе...
Рваной дугой опускалась бровь,
а на реснице русой,
стрелками темными стыла кровь...
ТА надевала бусы...
На колобки раскатился ёж,
в черные бусинки – мыши.
Кабы я знала, кого ты ждешь,
может, звала б потише...

                            1996 г.

* * *

Ни вместе, ни врозь.
Вижу насквозь:
тяжко. Тайно.
Как-то нечаянно
хочется вниз,
в пыль батареи,
всей разом немея;
чтобы "на бис"
не сметь! Табу!
изобразить
нормальную бабу
и соблазнить!..
А после оставить.
И улыбнуться.
В жизни заставить
на мне запнуться!
Только пыль-то не пустит –
цепкая.
Ведь добычу упустит –
редкую.
Ни вместе, ни врозь.
Вижу насквозь:
тяжко. Тесно.
Взять бы крест мой,
да разрубить
на дрова, на щепки;
об пол разбить –
ну и что, что крепкий?!.
Гибко скользнуть
прочь от кострища.
В эту казну
выбито днище…

                            1994 г.

* * *

И замерло перо…
Нацелено упрямо,
как будто что-то выполнить должно.
И умер мой Пьеро...
Ни поздно и ни рано.
Он точно в срок судьбой заворожен.

Я выяснила:
то – утрата формы,
потеря остроты и меры чувства.
И выпросила
сумерек покорно
для сотворения ненужного искусства.

                            1994 г.

* * *

Стихи из цикла «ПРЕОДОЛЕНИЕ»

* * *

Снежинок лёгкая пыльца
летит.
Новорождённый на отца
глядит.

И мягок этот долгий взгляд
как шёлк.
Он сообщает: «Просто я
пришёл».

И что б ты в пальцах не вертел –
он есть.
«Я помню, ты меня хотел –
я здесь…».

                            2006 г.