Расставание с иллюзией

На чтение потребуется два часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Что такое дружба? Когда-то мой сынуля-первоклассник приходил почти каждый день из школы с очередным ребёнком, представляя его как лучшего друга. В его нежном возрасте сидящие рядом и играющие вместе дети моментально называют себя друзьями.

С годами они всё больше понимают, что далеко не каждый может претендовать на это звание, к выбору друзей относятся более критично и в результате количество друзей значительно уменьшается. В закадычных остаются единицы, а иной раз всего лишь один-единственный друг, но это уже действительно настоящее, безусловное и на всю оставшуюся жизнь. Остальные же связи не более чем временные и в какой-то степени взаимно или односторонне меркантильные, хотя в период их расцвета участникам кажется, что это и есть самая настоящая дружба. В действительности, людей на время связывают какие-то интересы, и ничего плохого в этом нет, если смотреть открытыми глазами и понимать, что происходит. Такие связи легко возникают в ситуациях совместного опыта, одним из которых является эмиграция. Ах, как много дружб возникало и распадалось в эмиграции! Большинство из нас понимают происходящее только задним числом и поэтому периодически натыкаются на разочарования... И я, конечно же, натыкалась…

 

 

Дружба или иллюзия дружбы?

 

Вторая половина семидесятых. Мы – ещё зелёные, пытающиеся встать на ноги новоприезжие. И Толик, в прошлом солист известного в Союзе эстрадного ансамбля, тоже. Как и многие русскоязычные эмигранты тех лет, он водит такси по Нью-Йорку... так же, как и мой муж, который, сдружившись с Толиком, однажды приводит его к нам домой на ужин...

С Толиком нам общаться легко: он очень коммуникабелен, а также молод, голосист, длинноволос и хорош собой. И его подруга жизни, Наташа, тоже молода, красива, длинноволоса и приятна в общении. Живут они в нашем районе, в наполненной интересными вещицами богемной квартирке и, кажется, очень любят друг друга. Мы быстро сближаемся, становимся «не разлей вода» и, поскольку наша квартирка намного меньше и скромнее, встречаемся, в основном, на их территории. Туда же приходят их друзья: старый холостяк, писатель-юморист Саша, друг Толика, и ещё одна пара – скелетообразная Наташина подруга, бывшая или будущая манекенщица (на английском: model), и её всезнающий и лучше всех нас болтающий по-английски муж-программист, который, тонко играя словами, называет её «мой модуль». Мы едим приготовленные Наташей винегреты, что-то пьём, вызываем духов через тарелочку, говорим о разном и поём под гитару. Нам очень дружно и весело.

Веселье и дружба кончаются в одночасье.

То есть, сначала неожиданно для всех распадается наш брак, и мой супруг резко выпадает из жизни всех участников компании. Я остаюсь... но дружеская гармония уже нарушена. Толик с Наташей не могут понять, что произошло. Он, их изначальный друг, предал: исчез без объяснений, а я (тоже жертва его предательства), подруга по совместительству, продолжаю присутствовать... и что со мной делать, как ко мне относиться, им неясно. С одной стороны, мне плохо и вроде бы надо помочь... с другой – я ничего не прошу, не намекаю, не жалуюсь. Но совесть их, видимо, заедает, и моё молчаливое присутствие начинает восприниматься как немой упрёк, порождая беспричинное раздражение...

А плохо мне не только морально, но и материально... без средств, без языка, без реальной специальности и с годовалым младенцем на руках. Живу я у родителей временно, дожидаясь пособия. И это со всех сторон нелегко... Изредка удаётся вечерком вырваться к Толику с Наташей в гости и хоть чуточку развеяться. Для меня эти визиты много значат, и больше ничего мне от них не нужно.

Однако продолжается это недолго. Напряжение нарастает и однажды изливается в моём с Наташей телефонном разговоре... Неожиданно она принимается отчитывать меня в том, что я «ничего с собой» не делаю, не иду работать и вообще... А на моё: «На кого мне ребенка оставить?» искренне замечает: «А вот я ведь Тобика оставляю!».

Фраза сражает наповал: Тобик – их милый песик – и мой годовалый сынишка: хм, действительно, похоже... почему б не оставить его одного... и как это я не подумала... Хочется смеяться и плакать одновременно, но я не делаю ни того и ни другого, а просто как-то завершаю разговор и больше никогда им не звоню. Впрочем, и они мне тоже...

 

А с Толиком наши пути скрестились через несколько лет, когда жила я уже совсем другой, более благополучной жизнью... Он пел тогда в каком-то бруклинском ресторане, в который меня пригласили на чью-то свадьбу. В перерыве я подхожу, мы обнимаемся, и он довольно тепло приглашает меня к себе, за сцену, где, ни о чём не расспрашивая, предлагает «пошмалить».

Я же, относясь в те времена к любым снадобьям такого рода очень негативно и боясь пробовать марихуану, так как верю в возможность пристраститься с одной затяжки, наотрез отказываюсь. Мне хочется просто поболтать о том о сём, узнать, как жизнь, спросить о Наташе и прочее. Но болтать не удаётся: ни о чём, кроме «шмали», Толик не говорит... его глаза странно блестят, он возбуждён и не в состоянии сфокусироваться, общаться с ним невозможно, и вообще это не ОН… Наша встреча меня очень расстраивает.

 

А ещё спустя какое-то время доносится до меня, что у них с Наташей сынишка, что Толик погряз в ресторанщине, здорово подсел на наркотики и гуляет открыто и пошло, и не только с девочками... а она его любит и переживает. Становится ещё грустнее, хочется позвонить, утешить, но... не позвонила, не утешила.

Где он? Что с ним стало? Вернулся ли назад в Россию? Не знаю... Что с Наташей – тоже неизвестно...

История эта вспомнается мне много лет спустя, когда я оказываюсь в несколько сходном контексте, только теперь я – на противоположной стороне, на стороне Толика и Наташи в прошлом.

У приятельницы случается беда и складывается очень тяжёлая, долговременная ситуация, которой реально помочь невозможно, а подобрать подходящие слова – тоже. И после какого-то времени я не могу ей больше звонить. Хочу, пытаюсь, но не могу. Набираю номер, поднимаю и тут же опускаю трубку. Не знаю, что сказать. Чувство вины удручает меня невероятно. И тогда, вспомнив своё давно прошедшее, но оставшееся в памяти, я лучше понимаю Толика и Наташу, осознав, что и я, к своему стыду, оказывается, способна на такое, навсегда стираю из своего сердца застарелую обиду…

 

 

*   *   *

 

Помню, в тот полуголодно-вэлферовский год приходил ко мне тот самый писатель-юморист Саша, сидел допозна, и я его поила чаем и чем-то кормила. Мы обсуждали его книжку, которую он тогда дописывал и собирался издать... что-то юмористическое о русско-нью-йоркской эмиграции... ему нужен был иллюстратор, а я рисовала и к тому времени даже проиллюстрировала кое-что напечатанное и оплаченное. Ну, он и предложил мне…

Я увлеклась проектом, сидела ночами, делая наброски и прочее, но мои труды плодов, увы, не дали. Саша сказал, что денег на издание книжки нет, и на этом резко пропал из моей жизни. Мне его исчезновение казалось странным и непонятным: мне нравилось с ним общаться, и какое-то время я была расстроена этим. Как всегда, я копалась в себе в поисках чего-то ненароком сделанного или сказанного, что могло бы его обидеть...

Впоследствии я узнала, что книжка была всё-таки издана и кое-какие из моих иллюстративных идей были в ней использованы... просто так, без оплаты или упоминания...

А когда узнала, подумала, что причиной Сашиного исчезновения был стыд. А подумав, почувствовала обиду не за обман, а за то, что мои намерения были неправильно поняты: я ведь рисовала ему от чистого сердца, по дружбе, и об оплате даже и не думала... хотя пару лишних копеек мне в то время совсем не помешали бы...

С Сашей мой путь больше не пересекся. Знаю, что он с тех пор сменил фамилию и теперь работает на русском телевидении... делает забавные маленькие репортажики. Иногда я вижу его на голубом экране, когда навещаю маму. Саша поседел, но выглядит вполне узнаваемо.

Моя обида давно прошла. За его успех я искренне рада.

 

 

*   *   *

 

Я никогда не считала себя экстравертивной... ценила тишину уединения, не имела сильно развитой потребности в развлечениях-отвлечениях, спокойно и с удовольствием могла пребывать долгое время сама с собой, и мне было не скучно, а часто даже наоборот. Но и отшельницей меня назвать было трудно... особенно в наиболее плодотворный, в смысле группового общения, период «детского сада»...

Всё началось с того, что в первый день по возвращении из отпуска на работу я обнаружила в своём cubicle – в то время в таких серо-суконных клетках-кубиках содержались программисты – улыбчивую, острую на язык эмигрантку по имени Лина (впрочем, многие её почему-то звали Ланой) родом из Минска. Помню, она что-то сказала, а я что-то ответила, и мы с лёгкостью и простотой детства тут же стали дружить, и мне сразу захотелось положить голову на её пышную грудь и рассказать о себе ВСЁ.

Лина-Лана была программисткой ограниченных знаний и с полным отсутствием практического опыта. То есть, какой-то опыт работы в её резюме указывался, но это не помогало. А я, в сравнении, к тому времени была уже ассом и, конечно же, охотно ей помогала. Надо отдать Лине должное, она оказалась способной, «хватающей на лету» ученицей и вскоре уже смогла выживать самостоятельно. Обитала она также самостоятельно в своей отдельной серой клетке-кубике, но в перерывах на ланч мы с ней были не разлей вода.

Через несколько месяцев у Лины-Ланы наступил день рождения, который устраивался на берегу бассейна русской бруклинской бани, где мы с мужем и были приняты в состав «детского сада». А уж там было нам интересно и весело! Все на загляденье молодые, весёлые, находчивые. Вечно что-то придумывают, сочиняют, исполняют… не жизнь, а сплошной капустник.

Моя творческая фантазия просто взорвалась и забила гейзером. Ушло смущение и вернулось желание детства выступать перед публикой. И пошло, и поехало. Стихотворные пародии сочинять – пожалуйста; выступать в постановках – запросто; играть в шарады, песни петь, костюмы шить, декорации расписывать – с пребольшим удовольствием! Я даже не подозревала, что где-то в недрах у меня такие богатые залежи всего этого. И, главное, юмор… никогда не считала себя способной в этом смысле, а тут… И в муже моём тоже обнаружились неизвестные прежде способности. Ведь стоит только оказаться в правильной обстановке и начать… В общем, мы в одночасье стали душой компании, и ни один «праздник жизни» не обходился без нашего активного участия.

Упиваясь всем этим, я как-то не обратила внимания на то, что мой творческий гейзер без моего на то желания резко нарушил привычную динамику коллектива. Кому-то из детсадовцев это не помешало, а кому-то… Оказалось, что помешало почему-то оно и Лине-Лане, которая резко и, вроде бы, беспричинно изменила своё отношение ко мне. Я стала её раздражать своим присутствием, и проявлялось это не тогда, когда мы общались один на один, а только в групповых ситуациях.

Я долго пыталась понять, почему, и искала причину, но не нашла. Не могла объяснить свою реакцию и Лина-Лана. Обсудив, мы решили, что такая странная реакция связана с её беременностью. Не желая раздражать женщину в положении, я ретировалась, по возможности стараясь не маячить перед глазами, ожидая окончания её беременности и, соответственно, странной реакции. Однако после родов ничего не изменилось. Я по-прежнему её раздражала своим присутствием. Учитывая, что мы продолжали вместе работать, а значит, и встречаться каждый день, сложилась крайне неприятная ситуация.

К непонятности происходящего прибавилась обида. Почему? За что? И что я ей такого сделала? В чём перед ней виновата? Разные, неприятные мне варианты приходили в голову, но я их упорно отметала. Мне неприятно было думать, что кто-то беспочвенно ревнует, завидует или, использовав по необходимости, отбрасывает, как только такая необходимость исчезает.

Детсадовские «праздники жизни» потускнели и, предвкушая раздражение бывшей подруги, у меня возникло желание их больше не посещать. Но это желание надолго во мне не задержалось. Уж очень сильно тянуло в праздничность… И подумалось мне, а почему это я должна в угоду чьей-то реакции прекратить делать то, что мне приятно? А подумав об этом, мне как-то на душе полегчало… прояснилось более и менее важное, и стало проще не обращать внимание на последнее.

Мы остались в лоне «детского сада» и ещё пару лет прекрасно и запоминающе проводили в нём время. После чего судьба развела большинство участников по разным направлениям, и, несмотря на определённый дружеский контакт, в той форме, в какой он был тогда, наш «садик» прекратил своё существование.

С Линой-Ланой мой путь пересекался ещё не раз. Какой-то период мы работали в одной и той же фирме, а также иногда встречались на чьих-то днях рождениях, свадьбах и юбилеях. Несмотря на длительные перерывы между нашими встречами, они всегда были очень тёплыми и открытыми, как и в те далёкие времена, когда мы только встретились. Создавалось впечатление, что ничего «такого» между нами и не произошло. Но с окончанием мероприятия мы, с удовольствием пообщавшись, расходились до следующей встречи. Никаких других контактов мы не поддерживали.

Традиционной дружбы у нас так и не получилось…