HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Рая Чичильницкая

Женские портреты

Обсудить

Сборник рассказов

На чтение потребуется четыре с половиной часа | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск
Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 20.07.2014
Оглавление

5. Вторая молодость
6. Эгоистка
7. Вилки-ложки

Эгоистка


 

 

 

Рая Чичильницкая. Иллюстрация к сборнику рассказов «Женские портреты»

 

 

 

– Ай, надо же, день только начался, а солнце уже палит, – чертыхнулась Алиса, пытаясь застегнуть ремень, который упорно отказывался застёгиваться, из-за чего в машине что-то без остановки назойливо и раздражающе громко бибикало... Впрочем, в то утро её раздражало практически всё и, как назло, всё валилось из рук, раздражая этим ещё больше. – Сколько лет уже здесь живу, а к этой кошмарной жаре никак не могу привыкнуть.

– Алла, я же тебя попросил пристегнуться, ещё когда мы выехали, – не глядя в её сторону, произнёс брат. – Неужели ты и этого не в состоянии сделать без чьей-то помощи? – под плёнкой его ровно-холодного тона проглядывалось явное недовольство.

– Гарик, ну ты же видишь, что я пытаюсь! – вспыхнула Алиса. – Оно никак не попадает в дырочку...

Не спуская глаз с дороги и придерживая руль левой рукой, Гарик сделал правой какое-то ловкое движение, отчего застёжка Алисиного ремня щёлкнула и бибикающий звук моментально прекратился.

– Ну вот, почему-то у меня всё сразу попало... это ж не высшая математика, – сказал он, возвращая руку на свое место.

На глаза моментально навернулись слёзы. Алиса прекрасно знала, что он прав, что даже простые вещи у неё часто не получаются или получаются не так хорошо, как у других, несмотря на все её старания, но всё равно слова брата резанули своей несправедливой чёрствостью, и все её существо прониклось болью обиды. Она хотела ему возразить, бросить в ответ что-то едкое, ранящее, такое же обидное, но поняла, что и с этим не справится, что голос выдаст, превратив её остро отточенную фразу в дрожаще-неясное блеяние. Вдавив себя в машинное кресло, она решила больше не произносить ни слова – пусть видит, как это приятно, когда тебя игнорируют. Может быть, он тогда почувствует то, что чувствует сейчас она...

 

«Ну вот, опять надулась, как маленькая», – подумал Гарик, краем глаза наблюдая за сестрой, на лице которой, как всегда, отражались все эмоции.

Её нижняя губа подрагивала, грудь, обтянутая зелёной, подросткового вида футболкой с Мики Маусом, учащённо колыхалась, а руки до побеления косточек вцепились в лежавшие на её коленях полуосыпавшиеся цветы – какой-то тщедушный, нелепо составленный букетик, который ей удалось схватить, конечно же, как всегда, впопыхах, в самую последнюю минуту.

В верхнем зеркальце отразились бултыхающиеся на заднем сиденье фольгово-яркие, совершенно неуместные, мешающие видеть, что творится сзади, воздушные шарики с приветственными надписями. Именно за этими глупыми, позабытыми дома шариками им пришлось возвращаться, потеряв кучу времени.

«А, ладно, пускай дуется... пройдёт», – решил он.

Так и сидели они бок о бок, молча, не произнося ни слова, каждый в своём, как в гипнотическом трансе уставившись на быстро движущуюся ленту дороги, пока он, устав от этого напряжённого молчания, не нажал кнопку на щитке, и из радио, всегда стоящего на одной и той же волне, полился сладкий, успокоительный голос любимого им Фрэнка Синатры. Мелодии пятидесятилетней давности наполнили машинный салон, превратив его в капсулу времени, в которой по воле обстоятельств он застрял со своей старшей, никак не желающей повзрослеть сестрой.

Их голубой Saab мчался по дороге, ведущей в аэропорт, а мимо проносились редкие постройки, чахлые насаждения и встречный поток машин, грузовиков и автобусов.

Гарик пытался расслабиться, но даже Синатра ему в этом сегодня не помогал. То и дело утирая бумажной салфеткой пот с лица, несмотря на то, что в машине вовсю работал кондиционер, он гнал на скорости, и от этого время от времени машину подбрасывало.

Впрочем, необходимости в гонке не было, даже несмотря на задержку: самолет должен был сесть только через минут двадцать, а потом ещё багаж, проверки, таможня и прочие формальности – а это там надолго. Так что времени оставалось достаточно, и подгоняло его лишь внутреннее раздражение.

Гарик водил умело, отстранённо, почти что на автопилоте, совсем не думая о дороге, а вместо этого концентрируясь на своём внутреннем монологе.

 

И чего я только потащился? – мысленно упрекал он себя. – Ведь не хотел же никуда ехать... Дома тарарам, везде ящики-коробки, ещё столько допаковывать… Соне без меня не справиться. Еле отпросился с работы, специально, чтоб ей помогать, а тут эта поездка не вовремя. Вечно Алка что-то такое придумывает… Энергии у неё, слава богу, на электростанцию: вечно бегает, вертится-крутится, как волчок, производит массу шума, что-то затевает... И пусть бы сама себе крутилась-вертелась, так ей ведь обязательно надо кого-то вовлечь в своё круговерчение!

А я тоже хорош, старый дурак, не мог вовремя отказаться! Когда она только спросила, смогу ли я – вопрос-то какой провокационный: она ж прекрасно знает, что могу, не могу, а ей не откажу – надо было так прямо и сказать «не могу, мол, у нас переезд на носу, мне паковаться надо... буду занят». И всё. Точка. Пусть хоть один раз что-то сама придумает. Почему я обязан её всё время выручать? У меня, кстати, тоже есть своя жизнь, семья, работа... и вообще, живу я совсем неблизко. Как это она сама этого не понимает?!

Вот зачем ей надо было меня спрашивать? Она знала уже давно, что у нас будет много дел в связи с переездом: столько хлама накопилось за годы, всё перебирать, чистить, сортировать, решать, взять или выбросить... и мы ещё тут оба целыми днями работаем: отпуск сейчас не взять. А потом она так невинно похлопает ресницами и скажет: «Что ты нервничаешь, я ведь только спросила... ты меня просто не понял...» Так и ещё окажусь дураком!

А вопрос-то непростой: это намёк, и очень явный... такая у неё игра... не в первый раз. И почему она считает, что со мной в эти игры можно играть?! Почему она думает, что мне живётся намного легче, чем ей?! Потому что у нас больше финансовых возможностей? А знает ли она, как эти возможности нам достаются, как тяжело мы работаем, как много надо обдумывать, планировать и не позволять себе, чтоб сохранить лишнюю копейку?!

Но нашу Аллочку это не волнует: думает она только о себе и о своих проблемах...

А проблемы эти у неё не кончаются: каждый раз что-то новое, с чем она сама не может справиться. И кто приходит на помощь?! Ну да, конечно же, Гарик – единственный, да ещё такой «успешный» брат, кто ж ещё?!

Потому что никого другого у неё, по сути, нет. Ни мужа в доме, ни мужчины в жизни. Что-то сделать-починить-исправить, даже лампочку закрутить некому. А тут ещё телефон, компьютер и прочая технология, которые надо установить, настроить и что-то время от времени поправлять… Кто этим всем занимается? Кому звонят, когда что-то ломается? Гарик – палочка-выручалочка – должен всё бросить и лететь к ней из другого города чинить! А я ведь уже не такой молоденький, и мне это тоже не так легко, как когда-то. Она об этом не думает. Как будто бы нельзя вызвать техника! Да, но это ведь стоит денег, которых у неё нет, не было и никогда не будет при такой бесхозяйственности...

Конечно, могли б её дети помочь, но не такие эти детки, чтоб маме своей помогать: здоровые оболтусы, предельные эгоисты, и мама им только нужна, чтоб подать-заплатить-выручить! Никакой ответственности, никаких забот... всё за них она да она... Всё им на серебряной тарелочке... А откуда это всё берётся, им невдомек, да и не интересует их такая тривиальность: им только вынь да положь. Это она их так воспитала. Могла не могла, выпрашивала, выплакивала, доставала из-под земли, делала, устраивала, подавала... из кожи вон лезла. Хотела этим заменить им отца, а результат получился... Запросы, как у детей Ротшильда, хотя у того наверняка дети приучены на себя надеяться. И это при её-то нищете! А что самое обидное, отца она им всё равно не заменила.

Вот и меня тоже пыталась в отцовскую фигуру превратить: «один, мол, ты у них дядя» и прочее… Ну так что, если один дядя, моя ли это вина?! Хотя, я пытался вначале: проводил больше времени, беседовал, приглашал... но с этим ничего хорошего не вышло. Детки её дерзкие, невоспитанные, никого не слушают, кричат, орут, между собой постоянно ссорятся. Им что дядя, что не дядя... все до одного места. Никаких авторитетов: настоящие «пуштаки»[22]... Конечно, если к родной маме относятся, как к половой тряпке, то какой вес там может иметь какой-то дядя, мамин младший брат!

А у меня, между прочим, свои, по-другому воспитанные, дети... им такое дурное влияние совсем ни к чему. Да и общего между ними мало, хоть и двоюродные они... что их связывает? Мои – серьёзные, тихие, любят учиться и ведут себя нормально, как люди, а тем... только бы гулять с друзьями, смотреть телевизор с утра до вечера и подкидывать маме грязное бельё, чтобы им стирала и гладила. Разница налицо. А всё потому, что я своих строго держал и не разрешал им всё подряд, когда надо, наказывал, а когда надо – поощрял, учил работать и ценить копейку.

Конечно, в Аллиных глазах я – чистый Цербер и автократ: для неё любое «нельзя» – давление над личностью; любое, прямо высказанное без словесных выкрутасов, мнение – душевное бесчувствие; любой интерес к чему-то практически важному – скука и занудство... Потому, что она у нас натура творческая, нестандартная, и дети её тоже творчески нестандартные: обыденно-бытовое их, видите ли, утомляет и душит их фантазию! Обыденно-бытовое – это для нас, муравьёв, рождённых копошиться и вкалывать, а участь этих творческих бабочек – порхать и украшать собой мир...

Какая же это чушь! Ведь что есть Аллина жизнь, как не сплошное копошение и вкалывание?! Копошение и вкалывание, не оставляющее ей место ни для себя, ни для своего творчества… Когда она последний раз что-то написала? А ведь когда-то писала неплохо, подавала надежды, хотела быть серьёзным журналистом... Куда это всё подевалось?! Ну хорошо, не могла здесь устроиться по специальности, культура другая, язык и прочее… Ну, а для себя... почему она для себя не пишет?! Говорит, что быт её засосал, что устаёт... А какой у неё быт?

В дом зайти невозможно, везде накидано-набросано, ногой ступить некуда, никакого уюта. Старое пианино, на котором никто не играет, пылится в углу, занимает место, только потому, что когда-то, пятьдесят с чем-то лет тому назад, его ей купила покойная мама, и это повод, чтоб с ним вовек не расставаться... И вообще... она ведь женщина, могла б хоть какую-то занавесочку на окна повесить или подушечку на диван бросить для украшения: для женщин ведь это естественно.

А у неё в салоне живут мягкие игрушки, какие-то идиотские мишки, поросята, стопки книг и школьные спортивные вымпелы! Неужели она не понимает, что это гостиная комната, куда может кто-то зайти, и поэтому должна иметь хоть какой-то мало-мальский вид...

Впрочем, кто к ней зайдёт, она ведь никого к себе не приглашает. А не приглашает потому, что стесняется. Поэтому совсем одна. Быт, говорит, её засасывает... Надо ж, а ведь было время, когда я на неё смотрел снизу вверх. Старшая сестра, умная, отличница, активистка, печатается в газете, всегда жизнерадостная, выдумщица, полная идей... А теперь...

 

Не поворачивая головы, Гарик скосил глаз вправо на застывший профиль сестры.

В ограниченном фокусе его зрения проявилась Аллина, уже немолодая, грубоватая от солнца кожа и дрожащая нижняя губа.

Острый прилив жалости обдал его с ног до головы.

Ну как можно на неё сердиться: она ведь по сути – вечный ребёнок, уже даже не просто большой, а стареющий, но всё-таки ребёнок, которому не суждено вырасти, ребёнок, нуждающийся в опеке... Что же с ней делать? Не бросать же, всё-таки сестра.

Вот так он её все время и жалел, и в аэропорт сегодня ехать не отказался исключительно из жалости... и было это всё наверняка неправильно, ей самой во вред, но ничего уже изменить он не мог: придётся пожалеть ещё раз.

 

 

*   *   *

 

Машина неслась легко и плавно, изредка вздрагивая на дорожных неровностях, и с каждым толчком с ромашек осыпалось несколько лепестков ядовито-голубых и розовых цветов. Эти неестественно выкрашенные ромашки – единственное, что Алисе удалось отыскать в близлежащей лавке вчера вечером, прямо перед закрытием: других, более приличных цветов, там уже не оставалось. Утешила она себя тем, что Венечке нравился голубой и есть надежда, что всё обойдётся нормально. Конечно, ей хотелось купить букет получше, но, как всегда, замотавшись в какой-то бытовой беготне, не успела, а на утро оставлять, зная пунктуальность своего брата, не решилась. Он любил быть вовремя и всегда нервничал, когда ему приходилось задерживаться, особенно из-за её дел, а у неё всегда оказывались какие-то последнеминутные дела, и она всегда опаздывала. Вот, например, сегодня, как он взорвался из-за того, что надо было возвращаться домой за шарами! Подумаешь, трагедия большая: забыла она! А он сам ничего никогда не забывает?! И вообще, они отъехали всего-то на несколько кварталов. Другой бы хоть из приличия удержался в такой день, зная, в каком она состоянии, проявил бы какое-то сочувствие, а он… В общем, пришлось удовлетвориться ядовитых оттенков букетиком, который теперь ещё и осыпается, лысея на глазах. Глядишь, пока доедем, ничего от него не останется. Впрочем, не в букете дело... Просто очень хотелось, чтоб хоть на этот раз всё было по-другому, как полагается.

Приезжает домой её Венечка, сын, которого она не видела уже более полугода, и встретить его мечталось ей красиво, торжественно, по-семейному, чтобы он почувствовал, что вернулся домой, где его любят и с нетерпением ждут... и встретить не просто так, а как-то оригинально, с выдумкой, чтоб потом можно было долго и с удовольствием об этой встрече вспоминать. Вот решила она сочинить что-то стихотворное в честь Вениного прибытия и при встрече это продекламировать, но Гарик, которому она это прочитала, обрушил на неё ушат критики, обвинив в полной неуместности и инфантилизме.

– Ты подумала, а зачем Вене этот твой стишок? После такого долгого перелёта, поменявшему ночь на день, усталому, плохо выспавшемуся, ему б поскорее в свою постель головой на подушку, может быть, перекусить что-то, а ты ему какие-то стихи декламировать... – отчитывал её брат. – Ты, Алла, прямо, как маленький ребёнок, ей богу!

Ну, после такой критики, уже, конечно, декламировать сразу расхотелось: лист, исписанный стихотворными каракулями, был тут же порван на мелкие кусочки и брошен в мусорное ведро.

– Что ты сразу надуваешься?! А зачем стихи уничтожила? – отреагировал брат. – Я ведь только имел в виду, что всё хорошо к месту и вовремя: ты могла их Вене прочесть после того, как он отдохнёт и придёт в себя, на следующий день... можно же было подождать, правда? Но тебе главное, чтоб был повод обидеться...

 

Ах, этот Гарик, и что же с ним стало, в кого он превратился? Был таким очаровательным, нежным ребёнком со светлыми кудряшками и добрым сердечком, жалел всякую бездомную живность, а теперь... чурбан чурбаном! Только и знает, что свою работу, свою квартиру, своих детей и свой счёт в банке. Больше ничего его не волнует. Вот так делать правильно, а этак – неправильно; вот это имеет смысл, а вот то – смысла не имеет, а, значит, нужды в этом никакой нет. Прямо робот какой-то запрограммированный: видать, заразился от своих компьютеров. Неужели всё только должно иметь какой-то практический смысл, чтобы быть нужным, ценным?!

Неужели он не понимает, что она пережила, одна растя своих детей... неужели он не видит, как она старается создать для них хоть какое-то подобие семьи?! Что ему не позволяет вести себя с ними как родному, близкому человеку?! Ведь у них, кроме него и его семьи, никого нет. Неужели у него в груди камень вместо сердца?! Где его способность сопереживать?

Впрочем, как он может сопереживать мне, сестре... он ведь и со своей женой и детьми такой: без сопереживаний, без чувств, сухой, как палка. Сколько раз мне Соня на него жаловалась, а я её часами утешала, подбадривала. Ну, а где она сейчас? Почему не со мной рядом, а где-то там у себя пакуется? Значит, и для неё переезд на новую квартиру, то есть практическое – важнее душевного тепла. Что ж, «у каждого своя жизнь», как любит часто повторять Ленка. У них там, в Штатах, наверное, это действительно считается общепринятым: каждый занят своей жизнью, и это нормальное явление. А тут у нас ведь не совсем так… и воспитывали нас там, в детстве, совсем не так. Учили, что надо заботиться о других, помогать, думать, что и как сказать, чтобы не задеть чьих-то чувств, не обидеть... И куда же всё это воспитание подевалось?! В нашей семье ведь всё было по-другому! По крайней мере, пока мама была жива...

И не то, что он ничего для меня не делает... Делает, если попрошу, конечно, но... почему его обязательно надо об этом просить? Что он, сам не видит, не понимает, что я нуждаюсь в помощи или даже не столько в помощи, сколько в моральной поддержке? Неужели ему так трудно представить, что мне просто хочется услышать тёплое слово?!

 

Ей вспомнился последний визит Гарика и Сони.

Уж она и старалась изо всех сил, прибирала несколько дней, купила бутылку приличного (как ей сказали в лавке) вина, целый день провела на кухне, готовила и даже сама что-то испекла по случаю праздника. Правда, не всё удалось и частью подгорело, но ведь это не так уж важно. Главное, что они сидели вместе за одним столом и что все были, слава богу, здоровы, и что она старалась их принять как можно лучше… А они даже не оценили. Кушать отказались, сославшись на сытость, а вино это оказалось для Сони слишком сухим (у нее кислотность повышена), и Гарик, выяснилось, уже полгода как перестал употреблять спиртное: тоже что-то со здоровьем... Вот и осталась бутылка открытой, но нетронутой, а теперь её подарить даже невозможно... только место в холодильнике будет даром занимать и напоминать своим видом о том, что хотелось бы забыть. Кому нужна теперь эта злосчастная бутылка? А ведь стоила она не так уж дёшево. Эти деньги можно было бы употребить на что-то более важное. От месячного жалованья уже почти ничего не осталось: всё ушло на постройку шкафа и полочек в спальне...

Ах, какой это был долгий, мучительный проект! То дверь не закрывалась, то ещё что-то – спаленка ведь крохотная – пришлось переделывать, несколько раз подгонять, в доме стоял полный хаос, наваленные повсюду коробки и доски, спать приходилось на стареньком диванчике в салоне, и от этого болели все кости. Но, главное, что всё это кончилось, шкаф получился на славу, и так хотелось им перед кем-то похвастаться, чтобы оценили и порадовались. Кстати, когда они этот шкаф увидели, то не то что не порадовались, не поздравили с приобретением, а лишь скривили неодобрительно кислые физиономии.

– Ну, теперь твоя спальня стала полностью похожей на шкаф, – сказал Гарик.

И Соня ему подвторила.

– Зачем тебе столько полочек, ты бы лучше половину своего хлама повыкидывала, тебе ж дышать было бы легче, ей богу! У тебя ж просто негде повернуться. Я бы чем побольше места освободила…

Ну конечно, моя квартирка малюсенькая, не чета их огромным хоромам, так что?! Неужели им было так сложно доставить мне приятное, сделать какой-то комплимент, пусть даже неискренний, если им что-то не понравилось, или хотя бы просто промолчать?

Жалость к себе подкатилась к Алисиному горлу и застряла в нём твёрдым, нетающим комком. Из глаз на щёки змейками выползли долго сдерживаемые слёзы, и она подавила желание смахнуть их рукой. А, плевать... ничего, пусть видит. Почему это я всегда должна думать о чьих-то чувствах, пусть кто-то и о моих подумает!

Она сжала губы, попытавшись придать своему лицу жёсткость. Так и сидела с окаменевшим лицом, напрасно ожидая реакции брата.

 

 

*   *   *

 

Обида не проходила до тех пор, пока стремительно приближающиеся очертания аэропорта не заглушили в Алисе все чувства, кроме радости предстоящей встречи с сыном.

Всё в ней опять зажужжало и пришло в знакомое ажиотажное возбуждение, от которого хотелось куда-то бежать, что-то придумывать, говорить и делать. Ещё немножечко, и она, наконец, увидит Веню, бросится ему навстречу с громкими возгласами, цветами, воздушными шариками и, может быть, даже прочтёт ему несколько запомненных наизусть строк из сочинённого в честь его прибытия стишка...

Пусть Гарик считает, что всё это никому не нужно…а ей это кажется очень даже нужным: как же можно жить без чего-то красивого, приятного и тёплого для души? Для таких, как Гарик, возможно, это лишнее: сделать-то он сделает, а вот как, – ему не важно. Напоминает то, как там когда-то в магазинах их детства продавали товары, заворачивая во что попало (например, селёдку – в грязную газету, колбасу – в толстую картонную бумагу) или вообще не заворачивая, если не было во что, а просто бросали на прилавок покупателю: уноси в чём хочешь – и все были довольны, потому что главное, что был хоть какой-то товар, а обёртка никого не волновала.

Вот его такое бы устроило. А мне нужно, чтобы товар заворачивали во что-то красивое, наполненное эстетикой и смыслом, превращающее обыкновенность товара в волшебство подарка! Чтоб Веня, попав в зал ожидания, сразу наткнулся на родные, улыбающиеся лица и радостные объятия и почувствовал, что он дома.

 

Ожидать этого момента пришлось дольше, чем предполагалось. Самолёт давно приземлился, но из туннеля, ведущего в зал ожидания, потоком изливались толпы каких-то других, не интересующих её людей, среди которых Вени не было.

Алиса уж начала нервничать: где он и почему так задерживается? Несколько раз бегала справляться в информационной будке. Ну а Гарик нервничал ещё больше – скорее всего, потому, что оставил машину в неположенном месте,­ – и всем своим видом это показывал, каждый раз выбегал, будто бы звонить Соне и выкурить сигарету, хотя уже вроде бы несколько месяцев как бросил курить.

Наконец, вдали показался обвешанный багажом её Веня.

Алиса с восторженно-приветственными воплями бросилась навстречу сыну и, добежав, повисла у него на шее.

– Венечка, Венечка, что так долго? Что случилось? Я уже так волновалась… – громко заверещала она.

– Мои вещи не туда выбросили, – ответил сын, – надо было искать.

Он был бледен и выглядел уставшим.

– Ой, а это для тебя! Чуть не забыла: вот, держи! – Алиса протянула ему воздушные шары и облысевший букет ромашек ядовитой раскраски… – Я ещё тебе тут кое-что сочинила: «Встречаем сегодня Веню, мы дружно с любви гореньем…» – громко начала она.

– Мам, подожди, спасибо, – прервал её Веня, – потом прочтёшь, дома… ты знаешь, как я устал… О, дядя Гарик! – он расплылся в улыбке. – Здорово! Теперь нам не надо будет на автобусе таскаться!

– Ну, здравствуй, Веня, – протянул ему руку Гарик. – Как там Америка поживает?

– Да ничего, живет себе, как жила… В Америке хорошо! Мне там нравится. Всё есть, машин много, девушки красивые… только вот работают там очень тяжело…

– Да, тяжело работать ты у нас не любишь…

– Ай, Гарик, перестань нудить с твоими вечными назиданиями! – вспылила Алиса. – Мальчик с дороги, устал, а ты ему про работу… успеет ещё наработаться…

– Ну да, конечно, успеет, куда торопиться… ты вкалываешь, и этого достаточно, – схватив Венин багаж, Гарик двинулся к выходу.

Алиса с сыном потащились за ним.

 

 

*   *   *

 

Дорога назад выдалась долгой и медленной. В какой-то момент движение на трассе полностью замерло, и в этом недвижимом состоянии прошло часа полтора, а то и больше.

В целях экономии был выключен кондиционер и приоткрыты окна. Нещадно пекло солнце.

Салон моментально наполнился горячим воздухом, смешанным с запахом газолина и переругиванием водителей.

Алиса и Гарик, сочась потом и почти не чувствуя своих затёкших тел, пребывали в состоянии прострации. Говорить – ни мысленно, ни вслух – не хотелось и не моглось.

Утопающий в своём багаже и фольговых шарах, Веня похрапывал на заднем сиденье.

Казалось, что время остановилось.

 

В город добрались только под вечер.

– Может, заночуешь? – предложила брату Алиса.

– Да нет, я лучше поеду… ещё пару часов и… на своей постели всё-таки…

– Ну, как знаешь. А то бы зашёл…

Гарик покачал головой.

– Нет, спасибо. Я поехал. Пока.

Он махнул рукой, вставил ключ в зажигание, и запылённый Saab, устало фыркая, покатился вдоль по ночной улице.

Взвалив на себя рюкзаки сына, Алиса медленно двинулась к подъезду своего дома.

Волоча по тротуару остатки своего багажа, сзади плёлся Веня.

«Ой, какая я все-таки дура, – мысленно ругнула себя Алиса, – забыла Гарику сказать спасибо… Теперь уж он действительно решит, что я эгоистка».

Жара немного спала, но дышать легче не стало. Перед дверью в видавший виды подъезд крутились бродячие кошки. Завидев людей, они жалобно замяукали.

«Наверное, голодные, надо вынести им чего-то поесть, – подумала Алиса, неожиданно вспомнив, что не успела вытащить из морозилки мясо. – И чем я только буду завтра кормить Венечку? Придётся бежать рано утром на шук».[23]

Отовсюду из окон доносились громкая музыка, запах еды и крики соседей.

Семьи собирались на ужин…

 

 

 


 

[22] Пуштак – уличный, невоспитанный, простой (иврит).

 

[23] Шук – базар (иврит).

 

 

 


Оглавление

5. Вторая молодость
6. Эгоистка
7. Вилки-ложки
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!