Наум Брод

Для меня ретро – это когда Исидор слышит музыку двадцатых годов, в основном чарльстон. При первых же звуках он понимающе покачает головой, как бы одобряя тех, кто пустил в эфир музыку, достойную возвращения, обязательно уточнит: «Чарльстон», оглашая свое право присоединится к ней, и даже махнет несколько коленец. Подбородок вперед, туловище наклонено, глаза закатаны, рот плотно сжат. На тот момент он может быть в шлепанцах, паркет под ногами… или в чем угодно и где угодно, но мне запало, когда он в нашей квартире, так называемой большой комнате – столовой. Работает наш старенький «Филипс», появление которого в нашей семье осталось для меня невыясненным обстоятельством: то ли трофей, добытый самим Исидором (один такой до сих пор сохранился, уже мной – безопасная бритва, якобы от убитого немецкого офицера); то ли подарок командиров, раздававших своим доблестным подчиненным все, что было натаскано из поверженной Германии. Включенный «Филипс» как будто одушевляется. Этому эффекту способствуют динамики – обтянутые какой-то пупырчатой материей, они быстро становятся теплыми. А особенный тембр – мягкий, никогда не срывающийся на металлическое дребезжание, делает его и вовсе родным. Когда зеленый глазок настройки смыкается полностью, кажется, что тебе дают шанс протиснуться туда, откуда звучит музыка.

Выключенный «Филипс» вызывает чувство жалости, как обделенный вниманием член семьи.

Много лет спустя уже неработающего я выставил его на лоджию и долго не решался отнести на свалку. Только когда поменял квартиру. И то еще какое-то время постоял рядом с ним, прикидывая, смогу ли его вернуть к жизни. Нет, там уже все поржавело, материя на динамиках выцвела, порвалась.

Я обхватил его двумя руками……….

«Кам ту ми май сентимэнтеэ бе-е-ейби…» Это мог быть не обязательно чарльстон, но па неизменно остаются чарльстонистыми: крендельки ногами вперед-назад, ножка за ножку, пяточки выписывают полукружья. Пока не перехватит дыхание. А дыхание сбивается скоро, через минуту, максимум полторы. Дистанция музыки оказывается явно значительней возможностей танцора. Первые симптомы проявляется в том. что вначале Исидор прикладывает правую руку к левой стороне груди, но только прикладывает, одновременно делая глазами встревоженной Гене: ничего-ничего, все в порядке. Но уже через пару секунд он остановится, тяжело дыша, обопрется правой рукой на спинку подвернувшегося стула, проделает многозначительные пассы бровями, глазами, выражая высшую степень страдания (хотя, объективно страданий там было значительно меньше, чем желания привлечь к нему внимание), и начинает массировать грудь. На что Геня обязательно произнесет укоризненно: «Изя!», но дальше мысль развивать не станет, потому что обоим и без того понятно, что силы уже на исходе.