Последний джеб

На чтение потребуется 55 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

¹

 

 

 

Алесе Граф

 

 

Она родила девочку в 7:32 в одной из лучших берлинских клиник. Роды прошли благополучно, без осложнений.

Когда после всех процедур её привезли в палату и рядом с ней в корзинку положили ребёнка, она едва не заплакала. Но сдержалась: боялась, что пропадёт молоко и дочку придётся кормить искусственными смесями.

«Нет, – негромко сказала она и протянула к девочке руку. – Не волнуйся. Я буду кормить тебя грудным молоком, сказка моя».

Девочка скривилась и хрипло закричала. Молодая женщина осторожно взяла её из корзинки и приложила к набухшему соску. Ребенок уловил родной запах, но не мог еще даже удержать сосок в своих синеватых губах и, уткнувшись слабым ртом в её грудь, через некоторое время затих.

Зашла медсестра с огромной охапкой цветов, принялась расставлять их в напольных вазах.

– Frau Weber, Blumen von Herrn Weber. Er rief Sie mehrmals an. In fünf Stunden wird er in Berlin sein. Er ist sehr glücklich. Er ist sehr aufgeregt und macht sich Sorgen um Sie².

– Danke, – поблагодарила она. – Aber ich bitte Sie sehr. Bringen Sie bitte die Blumen ins Badezimmer. Ich fürchte, dass das Mädchen eine Allergie haben kann³.

Медсестра исполнила просьбу и бесшумно удалилась.

Александра прикрыла глаза.

В палате было тепло, но ей стало зябко, и она укуталась. Прошлое обожгло её волной ледяных воспоминаний. Иногда ей казалось, что каждый свой бой на ринге она выигрывала только потому, что кто-то в её прошлой детдомовской жизни проигрывал.

 

Александра помнила себя лет с трёх, с тех пор, как помнила Крошку. Все нянечки так его звали. Крошка был мелким, хрупким и тихим мальчиком. Наверное, у него было какое-то имя, но она не знала. Он почти ничего не говорил, но был очень трогательным, нежным, и их детские души соприкоснулись. Они ели за одним столиком, вместе гуляли, а однажды он даже отдал ей свой кусочек запеканки. Она это очень хорошо запомнила, на всю жизнь, потому что на следующий день Крошки не стало. Подсобные рабочие вынесли старый неустойчивый шкаф на улицу, и когда дети вышли на прогулку, он насмерть придавил Крошку. Она была рядом, подбежала и увидела его испуганные глаза. В них медленно затухал свет.

«Крошка ушёл от нас, но там ему будет лучше», – сказала потом воспитательница. Воспитательницы всегда так говорили, когда кто-нибудь из детдома куда-нибудь уходил: в приёмную семью, во взрослую жизнь, в тюрьму или в могилу. Интонация могла быть разной, но дети часто слышали эту фразу. Так часто, что внешне научились воспринимать её обыденно: как дождь за окном или как жёлтую листву на деревьях.

Детский дом был пересыльным пунктом из маленькой непонятной жизни в жизнь большую, не менее непонятную.

Детский дом был казённым кинематографом на колёсах, который время от времени крутил невесёлые истории.

Детский дом был тайником её прошлого.

И вместе с тем детский дом был её единственным домом.

Александра довольно рано это почувствовала. Может быть, после того как не стало Крошки. До Крошки она была слишком маленькой и почти ничего не помнила. У неё ещё не было достаточно памяти, а значит, не было боли. После того как Крошка погиб, памяти начало прибывать столько, что позже ей иногда хотелось, чтобы её хоть немного поубавили. Впрочем, это были минутные слабости. У неё хватало ума, чтобы понять: всё, чего она добилась в жизни, связано с тем, через что ей пришлось пройти. Ну, и ещё, она также верила, что успех к её ногам бросили фарт, лотерея и… генетика.

 

Александра часто думала о матери, о том, по какой причине мать от неё отказалась. Ей казалось, что причина должна быть веской, убедительной, фатальной.

Она не любила вспоминать детские фантазии. В детдоме все фантазировали. Запальчиво и безудержно. Как это умеют делать только одинокие дети. Темы были разные, но все они неизменно сливались в одну: у меня есть мама. Не была, не будет, а есть. Все дети тянулись к этим фантазиям, как подсолнухи к солнцу.

Истории рассказывались самые невероятные.

Иногда девочка, которую забирали в приёмную семью, клялась, что всё это устроила настоящая мама. «Она просто сменила фамилию, потому что прячется от бандитов. Честно». Или из тюрьмы приходило письмо: «Стрёмно, но меня нашла мать, она обещала помочь». Если же кто-то умирал, то по прошествии времени по детдому ползли слухи: на могилу приезжала её мама и сильно плакала.

Правда, находились и правдолюбцы. Они были такие же фантазёры и тайные мечтатели, но из чувства протеста обязательно бросали: «Нужна ты своей маме как собаке пятая нога!». На самом деле всем детям очень хотелось, чтобы «пятая нога» собаке всё-таки понадобилась. Только они не знали, куда её приделать: под хвост или к туловищу. И где найти эту собаку.

У Александры была своя легенда. Ей почему-то представлялось, что её мама снималась в многосерийном фильме. Она вела большой серебристый заграничный автомобиль, а за ней следовал режиссёр и его помощники с кинокамерами. Режиссёр что-то кричал, мама улыбалась и ехала на автомобиле умело и плавно. Ехала к ней. Мамины руки с длинными пальцами изящно лежали на руле и при каждом его повороте её накрашенные ногти переливались. Потом мама останавливала автомобиль и выходила. Из-под её джинсовой бейсболки на плечи падали белокурые волосы. Их развевал ветер. Она была в джинсах и приталенной блузке без рукавов. Мама медленно поворачивалась, шла к ней, и она была очень красивая…

 

Даже в фантазиях Александра чувствовала себя не такой, как все. Фантазии её были слишком хороши. Может быть, это почувствовали и другие. Александра долго не решалась рассказать свою историю, а когда сделала это, ей «не поверили». Дети зашумели, а одна рослая девочка, Марина, толкнула её и спросила:

– И мама к тебе приезжает?

– Да.

– Сюда?

– Да.

– А почему мы её ни разу не видели?

– Она приезжает ночью. Вы спите, а я к ней выхожу. Она актриса, она приезжает редко, потому что ей некогда. Она много снимается в кино.

– Ты всё врёшь! Ты дурная врушка! У тебя нет мамы! И она к тебе не приезжает!

– Нет, есть! Она приезжает!

– Нет, нету!

– Нет, есть!!!

Самый лёгкий удар судьбы – это мамин шлепок по заднице…

Сколько себя помнила, Александра всегда внимательно следила за чужими руками. Но на этот раз она даже не успела рассмотреть, кто её первый ударил. Наверное, Марина, а может, и нет: рук было слишком много. Как у какого-нибудь повелителя мух. Её пихали, давили, теснили, и когда ей стало не хватать воздуха, она закричала и начала расталкивать всех, кусаться, царапаться, вырываться. Совсем как зверёк.

На крик прибежали воспитательницы, и дети бросили её в их взрослые руки, как ненужную потёртую куклу. Воспитательницы не могли понять, в чём дело. Наперебой им объяснили, что она украла у Марины заколку. От возмущения она начала кусать и царапать и воспитательниц, пока её не скрутили и не заперли в бытовке, где воняло хлоркой и прелыми тряпками.

Утром её отвели к ядовитой врачихе в белом халате. Врачиха посмотрела её зрачки, постукала резиновым молоточком по коленкам, задала несколько вопросов и сказала монументальным голосом:

– Асоциальный жестокий ребёнок. У вас будут с ней большие проблемы.

 

Дней через десять Александра сидела в спальне у себя на кровати. Рассматривала картинки в какой-то книжке. Дети играли отдельно, в стороне. Она заметила Марину слишком поздно, почти у тумбочки, которая разделяла их кровати. Сначала она увидела глаза Марины. Они были такие же, как у Крошки, когда его придавил шкаф: испуганные. И только потом обратила внимание на бледную воспитательницу и милиционера.

– Собирай вещи, быстро, – сказала воспитательница.

Низко опустив голову, Марина достала пакет и начала складывать в него зубную щетку, мыло, хэбэшные колготки… и вдруг повернулась к ней и протянула свою заколку.

– Возьми… Это тебе. Просто так.

Александра смотрела на неё удивлёнными глазами, и Марина повторила:

– Просто так…

Марину повели, и все дети бросились к окну, облепили подоконник как мухи. Даже самые низенькие девочки пытались подтянуться на носочках и посмотреть через стекло на улицу. Ничего особенного они не увидели. Милиционер подсадил Марину в милицейский уазик, и они навсегда уехали.

В детском доме жили дети самые разные. У одних из них родители умерли. От других родители отказались. А у третьих родители были, но они были беспредельные – их лишили родительских прав. Родители Марины были из последних. Они дали жизнь ещё одной девочке, но Марина её забрала. Слух в детдоме отпечатался в такой версии: грудную девочку нашёл дворник в подвале. При ней была запасная измятая пелёнка, дешёвые конфеты и неграмотная записка из ученической тетради: «Тибе будит там лучше».

 

Александре тогда было около двенадцати. Наверное, в то время она и почувствовала в себе нестерпимое желание быть сильнее обстоятельств. В ней было что-то такое, что вело её к незнакомой, но своей дороге. Она искала эту дорогу на ощупь, но, как показало время, шла в нужную сторону.

Нет плохих людей, нет хороших людей: в людях много всего намешено. Правда, есть ещё беспредельные люди. И есть неправильные и правильные дороги, которые все они выбирают. Ей удалось выбраться на свою дорогу, словно кто-то на её пути расставил понятные только ей указатели.

Этими указателями для неё стали дисциплина, целеустремлённость и настойчивость. Александра могла не увидеть этих указателей – не все же их заметили! – но она увидела, рассмотрела, сориентировалась. Она научилась защищать и верить в себя, отстаивать свои интересы, делать необходимые выводы.

Иногда выводы были очень простые.

Она поняла, что взрослые бывают умные, но злые. Или глупые, но добрые. Или умные, но неспособные. Или не очень умные, но очень способные. Или добрые, способные и умные. И ещё взрослые бывают удачливые или неудачливые. Такие же, как дети. Да! Она знала таких людей, наблюдала за ними, разговаривала с ними, спорила, понимала или отвергала.

Два учителя по немецкому языку были умные и, наверное, неплохие люди. Но, как оказалось, неспособные. Они считали, что немецкий – предмет для Александры непосильный. Только по той причине, что она сразу не могла понять, что такое неопределённая форма глагола sein⁴ в презенсе. Они были уверены, что девочка из детдома с рождения просто обязана знать, что это такое. Александра не стала их разубеждать.

Магию разубеждения провела коллега, которая пришла им на смену.