После двоеточия

Эзотерическая сказка

День лениво доедал ягоды заката. –
Медвежонком по сосне наʹ небо залез.
Звёздным платьем шелестя, ночь брела куда-то
И платок лиловой тьмы бросила на лес.

В белом рубище туман шастал по низинам,
Бородатый и седой, – день былой искал.
Космы длинные его путались в осинах
И клубились над водой, будто облака.

Око лунное с небес пристально глядело
На уснувший под сосной добродушный день.
Было тихо. Филин лишь ухал то и дело,
Но под утро и его одолела лень.

Замолчало всё вокруг, словно ожидая
Что появится вот-вот из иных миров
Что-то важное для всех: искра золотая?
И сорвётся с бытия таинства покров.

Колдовская тишина взорвала пространство.
И оттуда полетел тёмных истин рой.
Но в лучах зари он стал быстро растворяться,
А потом совсем исчез в небе над горой.

Поглотил его рассвет, крылья расправляя
Над туманом, над рекой, над ночною мглой…
И падучая звезда – точка голубая –
Вмиг зашила небеса тонкою иглой!

Добрый, Злой и «Три сестры»

Одна была скромна. Держалась крайне строго
Со всеми, кто просил хоть раз её руки.
И добрый говорил: «Какая недотрога!»
А злой ему в ответ: «Гадюкой нареки».

Вторая обожала «Феррари» и Канары.
С одним, с другим… и так – все ночи напролёт.
И добрый говорил: «Пропащая Тамара!»
И злой ему в ответ: «И счастья не найдёт!..»

А третья – под венец… Забыв про честь и ревность,
Творила «всё и вся» для наглого юнца.
И добрый говорил: «Немыслимая верность!»
А злой ему в ответ: «До смертного венца!».

Прошли года? (да нет!) – прошли десятилетья.
У первой – муж и сын, конечно, сорванец!
Вторая, как в раю, в стране, где вечно лето.
А третья – к Богу в рай: не выдержал юнец…

После двоеточия

Постепенно сокращаясь до какой-то малой точки,
Бесконечность обратится каплей на конце пера,
И галактика пребудет чёрной кляксою на строчке,
А пространство – запятою между «завтра» и «вчера».

И листок глядит упрямо на нелепую реальность,
Где, минуя все законы, пишет драму бытия
Некто очень мне знакомый, убивая специально
Даже скромные попытки понимать, что «некто» – я...

…За окном растаял полдень карамелью солнца в луже,
Залетел в окошко ветер, и унёс мои листы,
На которых дни, столетья – в виде строчек неуклюжих;
После строчек – двоеточья, эти точки – я и ты.

А за нами… бесконечность! Перед нами – неизвестность!
Посредине – неизбежность! …впрочем, это – ерунда. –
Не закончилась тетрадка, и чернильница на месте.
Нарисую снова буквы, не сотру их никогда.

Запятые я расставлю по-другому и, конечно,
Постараюсь я иначе звёздный мир расположить –
Чтобы легче было, чтобы… впрочем, что я так беспечен? –
За упрямым двоеточьем «:» нерисуемая жизнь.

…А никто ничего и не ждал!

…А никто ничего и не ждал!
И зима очень долгой казалась!
Много сложного – всё, как всегда.
А простого – ничтожная малость:

Беспокойная стайка берёз,
В небе крыльями тихо махая,
Отгоняла упрямый мороз
От небесной обители мая.

Май пока ещё в небе, пока
Не спустился на Землю, однако
Он лучами играл в облаках...
А в лесу, невзирая на слякоть,

Суетился апрель под сосной,
Растопляя снега и, конечно,
Огонёк появился лесной –
Улыбнулся кому-то подснежник.

И, когда работяга апрель
Гнал ручьи по снегам, по оврагам,
Над землёю рубином горел
Льдистый воздух... Туманная брага

Растворялась в мерцающих днях
И роняла в проталины капли.
И леса лепетали звеня,
И деревья стояли, как цапли,

В полыхающей талой воде,
Все пиликали, перекликались…
И плескался сияющий день
В бирюзовом небесном бокале.

А потом, усмехаясь грозой,
Май вошёл в эти пьяные рощи,
Кучерявый, весёлый, босой.
Вот и всё! …а бывает ли проще?

Подвал

Никакого намёка
мне никто не давал
На простое сравненье:
время – это подвал.
Не скользящая лента
неудач и потерь,
На которой – и «завтра»,
и «вчера», и «теперь» –
Словно кадры на плёнке
чередой пронеслись
Через кинопроектор
под названием жизнь,
Не предмета над тенью
превосходство,
и не
Вертикали над плоским
превосходство вдвойне,
Не блестящие грани
многомерных пространств,
Не побед над случайным
неизменная страсть…

Время – это лишь погреб,
на полу в нём лежат:
Кукла детская,
компас…
и какой-то ушат.
Два набора для шахмат,
и один – домино,
Мячик,
детский конструктор,
и билетик в кино…
И ещё – в виде пыли –
мысли, мысли одни…

Мне их жалко, поскольку
позабыты они,


Или вовсе их нет там?
да и быть не должно?


Ведь в подвале хранится,
что хотелось мне,
но
Не сбылось, не случилось…
Даже в памяти нет!

Время это ещё и –
в неизбежность билет.

Но, минуя сознанье,
пролетают года,
Оседают в подвале,
не оставив следа
На поверхности тихой,
где стоит некий дом,
На стенах и на крыше,
да и в доме самом.

Грозовой день

Обжигаясь, томясь поцелуями солнца,
Лето плакало тёплым душистым дождём…
Как мельканье стрекоз – с облаков к горизонту –
Иглы молний пронзали небес окоём.

Закрутились, ворча залохматились тучи,
Закипая от молний, в небесном котле.
Замерцал между тучами крохотный лучик,
Полетели они ещё ближе к земле.

И летучие клочья косматого неба
Прилипали к болотам, лугам и лесам.
Всё утихло. И снова поплыл белый лебедь
По хмельным от прошедшей грозы небесам.

Отражаясь в озерах, глазах и колодцах,
Летний день проплывал, и светило ему
Обнажённое, страстное летнее солнце,
Ослепляя грядущую скорую тьму.

Чтобы легче любилось, хотелось, дышалось,
Солнце радугу свило из сотен лучей.
Все заметили эту невинную шалость
На мгновенье какое-то стали добрей.

Мириадами тлеющих медленно бликов
Белый пух лебединый спустился с небес,
И аккордом последним – раскатом великим –
Дальний гром проворчал, за рекою исчез.

Приготовило солнце настой на туманах
Из листвы и цветов – опьянела земля,
И загадочны к вечеру стали поляны,
И заплакали росною влагой поля.

Отрок Эммануил

Смотря однажды в огонь заката,
Печальный отрок Эммануил,
Подумал: «Как мне милы Геката
И стылый сумрак сырых могил!

К чему мне солнце? К чему мне пламя?
Зачем на свете полно огней?..
Остынет солнце… Истлеет память,
И мир погибнет в плену теней.

Забыв былое, уйду в Иное,
И снова стану – небытием,
И будет воля моя со мною
Творить просторы иных проблем,

Но станут лучше и плоть, и души,
У тех, кого я воссоздаю…
Как он прекрасен, как он послушен –
Мой мир, не так ли? – в нём как в раю!»

…Наивный отрок! Упрямый отрок!
Зачем стоишь ты среди зеркал?
Зеркальный мир ведь навеки проклят!
Другого мира ты не искал!

Что запредельно – всегда бесцельно!
За амальгамой стихает свет,
И снова праздник – как понедельник,
И в отраженьях – простора нет!

Но был упрямым, тот отрок странный, –
С былым прощаясь, ушёл туда,
Где в точку – время, и в луч – пространство
Преобразились, и навсегда!..

Последний отблеск былого горя
Закатной каплей стекал с зеркал,
Крестом могильным на косогоре
Он под луною сиял, сверкал…

Но встречный отблеск иного счастья
Лучом рассветным попал в трюмо!

…А шар крутился, а мир вращался,
Сплетая новых миров руно!

Связи 1.

Молчанием простужены и мысли, и мечты,
Копается в копилке бытия старуха-память.
Но образы прошедшего, забытые почти,
Являются туманными июльскими ночами
Скрипящим звуком старых половиц,
Мерцанием зарниц…

…Пространство не напомнит о свободе никогда,
Покуда клетка времени крепка, и не пустует
Событьями, при этом невозможно передать,
Что кроется за тайным, посекундным тихим стуком
Хронометра, квантующего дни
Периодом одним.

Меняет постоянные небесный часовой,
И с ними корректируются время и пространство,
Галактики смещаются, и серою совой
Туманность между звёздами пытается пробраться…
Меняемый невидимой рукой,
Период стал – другой!

Однако ослабляются спирали мыслеформ,
Закрученные в дальние эн-мерные пределы,
И снова уменьшается квантованный простор,
Случайному событью покоряясь то и дело,
И время – непрерывно, и опять
Пора воссоздавать

Другие, переполненные зыбкостью миры,
Похожие на призраки, меняющие свойства,
Гармонией исполненные только до поры,
Пока не поменяется закон мироустройства,
И сын опередит отца и мать –
В стремленье умирать.

Когда анизотропно бытие к небытию,
Пульсирует на тайне отношений их к сознанью
Неявное – чему определений не дают,
Не в силах отказаться от абстракций мирозданья –
То – иррациональное звено,
Которым скреплено


Единство ощущения первичной пустоты,
Сквозящей из космического хаоса наитий,
И знанья, нам знакомого, как клиру монастырь. –
Сцепляются звеном причины, следствия, событья.
И мыслей отрешённых череда –
Им скована всегда!

Связи 2.

Огни, зажжённые пространством,
Спалят горючее времён,
И бытие легко, бесстрастно
Отправят боги на ремонт.
Из тех пределов – там, где точно
Нет ничего, возникнет точка.

И новый пламень загорится
От точки – из небытия. –
Так обращается в жар-птицу,
Устав от сумрака, змея!
Огонь, сжигая тьму отсутствий
Всего и вся, творит сам суд свой

Над перспективой нетерпенья
Спалить иные времена,
Покуда ангельского пенья
Ему молитва не слышна:
Небытия пуста обитель –
В ней пламя – постоянный житель.

Оно взовьётся там, где время,
Пространства – свёрнуты в нули,
Их многомерного творенья
Постигнуть так и не смогли
Кривые зеркала – сознанья,
Лишь отражая мирозданье,

Но, угасая постепенно,
Испепеляя пустоту,
Огонь отбрасывает тени
Небытия за ту черту,
где инвертируются знаки –
Как плюс и минус, точно так и –


Что было тенью, за чертою
Пребудет светом, а тогда
Небытие – причин игрою –
Объемным станет. Так всегда
Нули рождают многомерность…
Увы, обратное, неверно,

По крайней мере, до пределов,
Когда погасит бытие
Огонь сознания, всецело
Мир погружая в забытье,
Но снова призраки безумий
Разбудят дремлющий «Везувий»,

И снова загорится пламя,
Сжигающее времена,
И снова память (только память!)
Способна будет изменять
Иную метрику творений,
Овеществляя измеренья,

А, может быть, да посложнее, –
Что ум не может и постичь.
Однако мысли вслед за нею
Не устремятся, и, опричь
Слепых наитий и предчувствий,
В копилке разума всё пусто!

Так повторяются процессы
Творенья замкнутых миров,
Но демиурга интересы
Превыше мыслей мастеров,
Он, перестроив мирозданье,
Ещё
даёт
себе
заданье…

Враг мой

Тёмная комната. Ночь. Постель.
Завтра, зевая, проснётся кто-то.
После он станет кряхтеть – свистеть,
И, отогнав от меня дремоту,

Вцепится в сердце тревогой мне
И отпускать целый день не будет,
Всё ожидая, пока темнеть
Станет, тогда он отпустит будто…

Днём, когда выйду из дома я,
Тысячи глаз обстреляют сердце –
Тысячи взглядов убьют меня,
Но приоткрою в леса я дверцу…

Так я спасался от тяжких стрел
И от людей уходил в чащобы,
Чтобы никто никогда не смел
В мыслях меня умертвить, и чтобы

Тот, кто мне сердце с утра сдавил,
Больше не плёлся за мною следом,
Чтобы остался навек вдали
Иль растворился бы в знойном лете.

Но на меня (и со всех сторон)
Молча смотрело само пространство –
Небом, глазами синиц, ворон,
Соснами, травами… зло, бесстрастно!

Тоже хотело меня прибить.
Тоже! Ведь так не бывает, Боже!..
Кто же сподобил такой судьбы,
Что темнота мне всего дороже?!

Вечера ждал я…
А спутник мой –
Враг мой – стоял за спиной, смеялся.
Ночь наступала. Пора домой.
Я уходил… а вчера – остался!

Прогулка

Настоящего нет. Обручаясь с прошлым,
Я ступаю по старой, сгоревшей роще,
И вдыхаю событий грядущих запах,
Позабыв в темноте, где восток, где запад.

Впереди огоньками болота блещут,
Открывая, насколько первичны вещи:
Травы, мох, небеса, осины…
В лихорадке туманов дрожат трясины.

Как стрелой, я пронзён уходящим летом,
И луна острие заостряет светом.
Понимаю – былые событья всё же
Мне больнее сегодняшних и… дороже.

В этом мире и звёздный покой не вечен.
Каждый зверя числом навсегда отмечен,
Потому что всегда на него делимы
Все просторы, и жизни людей, и длины

Тех предметов, которых никто не знает,
Не помеха незнанье (иль новизна их),
И, квантуемы мыслью, события, даты
На века на кресте бытия распяты!

…Как сгоревшая в прошлом когда-то роща,
Никогда о пожаре былом не ропщет,
Дым рассеяв по воздуху в тех пределах,
Где душа никогда не покинет тело,

Так и я в настоящем грядущим связан,
О прошедшем своём не роптать обязан,
Доверяя реальность какой-то точке,
Словно та до вселенной разбухнет точно.

...Настоящего нет! И в сознанье пусто.
Будто мухи под снегом, уснули чувства.
Я, в былом проживая, творю законы,
От нелепых картин отличив иконы.

Захожу в позабытую сном сторожку,
Тихо дверь открываю в ней. Осторожно
Зажигаю в киоте огонь лампады,
Понимая, что большего и не надо…

Сладкая сказка

             (детское)

Солнце рыжей кошкой
Щурится в окошке…
Сахарная вата – эти облака.

День походкой бравой
Правой, левой, правой –
Марширует бодро – прямо на закат.

Пусть дожди прольются, –
Выпьем их из блюдца, –
Дождик будет – сладкий ароматный чай,

Потому что тучи
Мёдом смазал лучик –
Из небесных ульев – собран урожай!

…Вот на небе чисто!
Лапкою пушистой
Солнышко умылось, – спать ему пора!

И луна на троне
В золотой короне
Будет этим миром править до утра!