Согдиана

Бельевая мистерия (прачка)

Бельевой карнавал... Налетая на рольставни,
Колотясь о судьбу на ветру, на беду,
Словно призраки, хлопают мокрые простыни
Отсыревшими крыльями, в белом бреду.

Подобрав под косынку копну неопрятных,
Потных прядей сирени, прилипших к плечам,
Побродяжка-Луна клонит выцветший, в пятнах,
Неотстиранный лик на дощатый причал.

Убиваюсь по юности, словно по Каю, –
Безутешная Герда. Присев на постель,
Обреченно ссутулясь, тебя отпускаю
Вдаль, за тридевять самых прекрасных земель.

Черно-белая летопись грехопаденья...
Прислонившись тенями к щербатой стене,
На прищепках распятые, спят "привиденья",
Спят и видят себя парусами во сне.

* * *

Блаженны волны, что понять не могут,
За что их дразнит ветер – баламут,
И ближе на полсотни метров к Богу,
Чем я, скользящий кверху парашют,

Вдохнувший грусть вселенского розлива
В отрадный для души переполох.
Истому сладкозвучного мотива,
Мелодию застигнутых врасплох

Вещает из окна, купая в небе
Нескромный сон, знакомый с детства хит.
Над лепестками цифр в колонке "Дебет"
Порхают, словно бабочки, стихи,

Нечаянно слетевшие с маршрута
За горизонт, надорванный по шву,
Сомлевшего от счастья парашюта,
Откуда... сорок дней тебя зову.

* * *

Ветер играет с фантиком "Made in China"
В длинном, насквозь простуженном коридоре.
Я все целую... целую тебя отчаянно
В темную грудь открытого настежь... моря.

Море... больное сердце иного Бога.
Осень, сбивая с ритма, течет под кожей –
Пульсом. Крючок под жабры... железный коготь...
Может быть, лучше – завтра, секундой позже,

Будешь меня писать в неутешно-белом,
Вырежешь из бумаги и бросишь с буны...
Я поплыву... тебе-то какое дело?
Не все равно ли, с кем и куда... не думай

Плохо ни об одной из твоих Офелий.
Пропадом все... намытые штормом камни
Грудой лежат на нашей с тобой постели,
Сыро и тяжело. Отчего никак мне

Две половинки неба не склеить скотчем?
Траты... утраты... зима без тепла и света...
Кто-то на волнорезе прошедшей ночью
Нитроэмалью вывел: "Да будет лето".

* * *

Арбузным соком сочится мякоть
Потемок, брошенных в грязный кузов
Бахчи... и ты отчего-то в тягость,
И даже я становлюсь обузой

Земле с присохшей к груди коростой
Античной пудры – согдийской пыли.
Арбузы лопаются от злости.
До них нет дела, о них забыли.

На потных, вылинявших футболках
Покорно мнутся не наши лица.
На тонкий запах арбузной корки
Слетятся бабочки. Им – за тридцать.

Осиротевшие в зиму дачи
Берут в кавычки пустые пляжи.
Ты понимаешь, что это значит,
Но никогда, никому не скажешь,

Как, обжигая сопревший сумрак,
Пыхтит под крышкой уха сазанья.
Любовь на кислых овечьих шкурах
Не преступленье – без наказанья.

Вечер в стиле ретро

Посыпанные гравием дорожки,
Подсвеченные звездами июля...
На смуглых ветках вишенки – сережки
Качаются под музыку Мигули...
Хрустальный блюз... Бокал на стройной ножке
Привычно Обнял плоть Киндзмараули.

Дыханье ветра нынче мягче фетра,
Душистей ломкой свежести акаций...
Под зонтиком лимонных аппликаций –
Намытый светлой грустью остров Ретро.

К подошвам гор отброшенные тени
Негромко звякнут цепью у колодца,
И чья-то нежность кротко отзовется
Стыдливо-робким шелестом сирени.

* * *

Во влажный грунт осевшие могилы...
Разбитая дорога за селом
Петляет между "не было" и "было".
"Уазик", на ходу теряя силы,
Чуть дребезжит надтреснутым стеклом.

Издалека несмело машет мне
Солдатик в полинялой гимнастерке,
Давным-давно убитый на войне...

Глоток Луны из лужи... мокрый снег...
Гербарий снов... конфетные обертки...
Засушенная плоть лимонной корки...
Рифмованная грусть... не надо... не...


А грязь из-под колес летит в кювет,
В подол небес, надорванный по краю.
На лицах будней – обморочный свет
Усталости... А мне – тринадцать лет.
И – представляешь?.. Я тебя не знаю...

«Возвращаюсь... Домой ли?..»

                      Борису Березовскому



Возвращаюсь... Домой ли? Монашка-расстрига –
Жизнь отмерила лиха не всем – поделом.
Заколоченный ставень – закрытая книга.
Лодка в илистый берег уперлась веслом

Навсегда. В зеркалах изменяются лица.
В гараже рассыпается старый мопед.
Никого не узнать... сколько минуло?.. Тридцать...
Или больше... а, может быть, тысяча лет?..

Доля Богом оставленных – множить потери.
Отчий дом... Неужели и здесь – западня?
Застарелая боль покосившейся двери
Словно давний недуг, изживает меня.

На крылечке сельпо постою виновато.
Поднял пыль до небес пролетевший "Камаз".
Топчем землю. Уходим... зачем-то, куда-то...
Все равно один хрен: что при нас, что – без нас1 – Специально для читателей, коих оскорбляет огородное :) слово "хрен", даю другую редакцию данной строки, без всяких там садово-огородных изысков. Итак, следует читать : "А не все ли равно – что при нас, что – без нас?".

Летний полдень, от зноя слегка разопревший,
Дразнит запахом теплого хлеба... борща...
Одноклассник, на целую жизнь постаревший,
На пароме затопленном ловит леща.

На реке, словно в детстве: привольно, отрадно.
– Как дела? Как улов? Хорошо ли клюет?
Так не сразу признал, говоришь?.. Ну и ладно.
Рыба бьет плавниками, никак не помрет.

– Ты, небось, не надОлго? – На днях уезжаю.
– Погоди уходить, веселее вдвоем.
Нынче много воды, стало быть – к урожаю.
Вот нароем картошки, тогда – заживем.

Девочка со спичками (вариант номер три. Джихад)

                      "А ты когда – нибудь слышал крик
                      Щенка, не ушедшего от колес..." 

                                  (Ляо Золотая)

                      "...А Бог, уставший от Вечности, спал, и сквозь сон отвечал ей: "Доча, всю душу ты мне измотала своей любовью..." 
 
                                  (Адель Д.)

                      "Смотри, кинжалом я владею. Я близ Кавказа рождена". 
                                
                                  (А. Пушкин)

 

 

Седой Луны надломленный браслет
С оливковых небес мерцает тонко.
И розовый, беспомощный рассвет
Похож на беззащитного ребенка.

Но солнце беспощадное в окне
Безжалостно воскреснет, словно плаха...
О, если ты не женишься на мне...
– Клянусь!!! – Мне быть невестою Аллаха!!!
........................................
Скользят, плывут оттаявшие лица.
Горят мосты. Подписан приговор.
Безбожно лгут кровавые глазницы
Моей мечты, расстрелянной в упор.

Но только Ты... В бреду... О, Бога ради!..
Все смотришь на меня поверх голов...
Я подожду. На звездной автостраде.
Там, в перекрестье судеб и миров –

Ночь. Рождество. Ни ключа – ни отмычки.
Холодно. Мокро. Закончились спички.
Мерзлый асфальт под босыми ногами.
О, Копенгаген...
........................Астрахань...Лондон...
.......Вам дурно, Воланд ?

.................Джихад........................

...................Ад.............................

Лечу, не успев обабиться, надломиться,
Навстречу земле, пробитой тупым снарядом
Болида, дробящего строфы на знаки... лица...
Будь моим адом... ядом... чем хочешь... рядом...
.......................................

Легко ли тебе, под серым, недужно сирым
Брезентом хлопот, за чаем с привычным "Хохланд",
От имени Бога вести диалоги с миром?
Не проще ли утопиться? Что скажешь, Воланд?

Возьми меня... нет, не так, как Муму, подмышку.
Пеньковое ожерелье коснется шеи...
Айда на Кутум! На Темзу?! Ну, это – слишком.
Я знаю такое место! – Не пожалеешь.

"Зеркало" и "Солярис"... дожди... молитвы...
Вымерли динозавры и коммунисты.
Мастер, слегка уставший от Маргариты,
Курит в окно. По ветру – окурки... листья...

Лондон... Москва... истаявший столбик пепла,
Пепла последней спички. На Патриарших –
Осень... любовь на вырост... остывший слепок
Солнца над грязной вывеской "Made in Russia".

Остановить бы девочку, ту, что в белом,
Дать ей немного спичек, вина и хлеба...
Что же ты, чертов сказочник, блин, наделал?!
Видишь, она уходит, уходит в небо...

Мигом, к разъезду Осень, авось, успею
Дернуть стоп-кран простуженной электрички...
Профиль Биг Бэна... медленный блюз Сюррея...
Как бы мы жили, кабы... не эти спички...

Эпистола №...

Евангелие печали... А за бортом –
Осадок неловкой жизни в граале сна.
В который раз начинаю... Вновь не о том.
Не успели разрушить Трою – опять война...

И всё б еще ничего, да один чудак
В глаза заглянул намедни. Во взгляде-степь.
Ветер по закоулкам... Ни ангелов, ни собак.
Кто избежал отстрела – мусолит цепь.

Остаток ночи выплеснув за порог,
День оседает копотью на листве.
Бездомный седой апостол, а может – Бог?..
Беспомощно плачет, уткнувшись лицом в рассвет.

В застиранных ломких пальцах – горсть золотых
Монет. Деревянный мальчик, усталый паж
Читает мои стихи – жития святых,
Покуда я грею брюхом чужой кураж.

* * *

За бедой, за водой, не пО воду,
Не оглядываясь, пойду,
Как однажды с тобой, без повода,
У апреля на поводу,

На ходу, дробя босоножками
Отпечатки лунных морей,
Между стройными цветоножками
Одуванчиков – фонарей,

Наступая теням на бороды,
Расплетая улиц ремни,
В парк, дышавший свежо и молодо...
К темным водам, в мурашках холода,
Принесенные в жертву городу,
Сиротливо жались огни,

И казалось, что недалече,
У Вестминстера за спиной,
В чьих-то ласковых пальцах свечи
Тонко плавились, по одной,

Истекая воском, друг к другу
Припадали, как к "Отче наш",
Уносились мечтами к югу,
За дремавший вдали Ла-Манш,

Пред иконой ночного Лондона
Обмирали у алтарей,
Не жалея о том, что отдано...
Ветер – вечный архиерей,

К берегам, возлюбившим Тауэр,
Гнал распутные облака.
Ночь, по-вдовьи кутаясь в траур,
Прижимала к груди... века.

А над Темзой, хмельной от ландышей,
Неуклюжий, слегка смешной,
Горько грезил месяц-Карандышев
Бесприданницей-тишиной.

Здравствуй, море...

            Понту Эвксинскому и Борису Березовскому... 

                        (Два – в одном. Так получилось).


            Так обладать, что даже трудно вынести,
            так не владеть, что остаётся истово... 

                        (Катя Непомнящая)

 

 

В узел стянуты небеса
Ветром, бьющим о горизонт,
Размывающий паруса...
Здравствуй, Море, Эвксинский Понт!

Задевая нимбом Луну,
Из дали с полотен Дали,
Все плывут твои корабли
В абрикосовую страну,

Где от века несет века
Грустный ангел на крыльях чай–
ки...приспи...разнежь...укачай,
Пеленающее облака,

Ты, впитавшее боль и соль,
Городов, сошедших на нет,
Принимай глупышку Ассоль
О шестнадцати с чем-то лет,

Ту, чей идол – куриный Бог,
Собирающую в подол:
Крабов, мидий и каждый вздох
Волн, ласкающих древний мол.

Рябь... морщинки чела... сама...
Прикоснусь... умру... отведи...
Сладкий обморок... Я – стигмат
На любимой седой груди.

Надыши... нашепчи... напой...
Дай прильнуть к тебе, не дыша...
В створках раковины тобой
Обладающая душа

Встрепенется... вдохнет печаль
В прах лежащих на дне Итак...
Ну, не хочешь – не отвечай.
Я и так – твоя... я... и... так...

* * *

Наскальный блюз на цоколе дворца...
Абстракция в созвездии покоя...
Вселенная немодного покроя...
Не отрывая руки от лица,
По набережной, в сонмище зонтов,
Злой... мокрой... мертвой... чокнутой Лолитой,
Заупокойно-будничной молитвой...
Плыву... огни... гирлянды фионитов...
Разметка улиц... вышивка крестом.
Гремит: гроза? Разбитое корыто?
Дождь. Лондон. Мастер. Воланд. Маргарита.
И Темза – перечеркнута мостом.

Иголка с ниткой, лампочка в сто ватт...
Кривой стежок... неловкие заплаты...
Голгофа "от зарплаты – до зарплаты"
Банальней, чем "никто не виноват".
Я сильная... я – та еще... трава...
Канва... наперсток... только б не заплакать.
О, только б не заплакать... не запла...

Оксане

            ...Ты говоришь,
            А я не слышу...
            Ты смотришь на меня... УЗОРОМ.
            В глазах твоих видны все речи...
            И только я могу прочесть их. 

                        (Оксана)

 

 

Предзимье... полуправда-полумиф...
Запретный плод исповедально-горек.
И ты – Ассоль... Джульетта... Суламифь?
С корзиной поздних яблок снишься... морю

Под шепот бывших... сбывшихся... к чему? –
Не отвечай – негодным... огородным...
Родным. Ревет в загоне старый мул.
Ему мешают спать болезни... годы...

Луна... А нам? – Элегия блинов,
ПолУночных бесед... кофейник... тостер...
Исклеванное птицами звено
В цепочке облаков, крещенных в осень,

Утеряно... оплакано... Вернусь? –
Туда, где рыбы машут плавниками,
Ассоль, врачуя яблочную грусть,
Укладывает смуглыми руками

Плоды в корзину. Бриг или фантом
Заходит в гавань. Солнечные брызги
На лицах рыбаков, и не огрызки,
А золотые рыбки за бортом.

* * *

Осень... иммунитет от любви и смерти.
Я без тебя – прекрасна и непорочна.
Рваная тень манстеры... зависший "Пентиум"...
Плюшевая портьера – основа ночи.

Стая слепых ворон... силуэты в черном...
Кара2 – Кара. Кроме значения "наказание" это слово, в переводе с казахского, означает черный цвет.... каре прибоя... за кадром – карма.
Ямка на подбородке... неизреченно
Солнце на подоконнике гаснет... amen...

Ветер играет с фантиком "Made in China"
В длинном, насквозь простуженном коридоре,
Зыблет нерукотворный алтарь отчаянья –
Темную грудь открытого настежь моря.

Море... больное сердце иного Бога
Тахикардийно скачет к тебе. Под кожей –
Теплая кровь Эльниньо. Железный коготь,
Ржавый крючок – под жабры. Секундой позже –

Будешь меня писать в неутешно-белом...
Вырежешь из бумаги фигурку, с буны –
Бросишь... плыву... Тебе-то какое дело?
Не все равно ли, с кем и куда... не думай

Плохо ни об одной из твоих Офелий.
Пропадом всё... намытые штормом камни
Грудой лежат на нашей с тобой постели,
Сыро и тяжело. Отчего никак мне

Две половинки неба не склеить скотчем?
Траты... утраты... зима без тепла и света...
Кто-то на волнорезе минувшей ночью
Нитроэмалью вывел: "Да будет лето".

* * *

Перебирая четки-полусны,
Пересыпая снегом побережье,
Вбирает ночь сомнительную нежность
Несвежего горчичника Луны.

Остатки неба в скважинах дворов
Теряются, потухшие в невзгодах,
Неврозах и осадочных породах
Земли, однажды вставшей на ребро.

Избыток солнца где-то за бортом,
В паяльной лампе будущего лета,
Под парусом порожнего пакета,
Хватающего воздух черным ртом.

В больной гортани – пластиковый ком
Растерянности с привкусом чахотки.
В чулане – лук, уложенный в колготки
Застойных лет, пропахших чердаком.

Оседлости нательный грубый крест...
Союз айвы и квашеной капусты.
А птицы машут крыльями до хруста
И поезда штурмуют переезд.
Люби меня, пока не надоест.

!?.............пока не надоест,
Пока не рявкнешь "Чтоб ты, курва, сдохла!"
Зверея, град расстреливает стекла,
Уничтожая слОган "Off the Best..."

За окнами, где грязные бинты
Прибоя пеленают мощи пляжа.
В саду – переполох. Привычно вяжет
Во рту хурма. Предзимье... Крепкий тыл?

Диагноз? Пошлый брэнд или каприз
Живущих по закону бутерброда,
Летящих мордой в грязь и маслом вниз...
Да здравствует нелетная погода!

Шаги командора

Шаги в никем не прожитой ночи...
Размеренная поступь Командора...
Я буду изживать (не спорь, молчи)
Тебя – в себе, как некогда – Федора,

Листая бегло "Cosmo", "Interlit",
Отчеты: от обмана – до "Exchange",
На локте приподнявшись: "What is it?" –
Промолвив, воплощаясь в мегалит,
Настоянный на травах Стоунхэнджа...,

Ласкать висок осколками свинца,
Сверять часы с таблицей умноженья,
Соскабливать твои изображенья
Со стенок матки и со стен дворца.

Эхо (отрывок)

Семь степеней бессонницы... безнадега...
Уснешь тут, пожалуй, когда ни тепла... ни денег...
Я выцветаю вместе с Луной на стогнах
Сумрачных городов, посвященных в тени.

Россыпь открыток, в память о том вояже:
Берег, слегка побитый вчерашним штормом...
Тенью твоей бреду по сырому пляжу.
Серая накипь пены сродни попкорну.

Гор, неразлучных с морем, крутые груди
В сахарной пудре снега казались чище.
Тени... они подобны пропавшим людям,
Списанным и забытым. Никто не ищет

Их на Земле, лишь теплые крылья света
Мягко обнимут всех, испросивших мира.
Если б они могли уберечь от ветра
Тень, что скребется в двери чужой квартиры...

Может, и я, нарушив обет кашрута,
Острый салат из мидий взяла б к обеду,
Выскочила из темной пустой маршрутки...
И обняла б тебя... и укрыла пледом.

* * *

Слышишь, море зовет? Плачет девочка или наяда,
Обронившая здесь, ненароком, в начале начал,
Безмятежную грусть, воплощенную в гроздь винограда,
Осенившую темный, ушедший под воду причал.

Под прицелами стоптанных туфель, зашлепавших пристань,
Рассыпается светлая нежность беспомощных листь–
Ев, простившихся нынче с тобой, замахнувшимся кистью
На таинственный замысел Бога – созревшую кисть.

Прикрывая калитку не ставшего собственным дома
За собой, опускаешь шлагбаум-дверное кольцо.
У старухи, торгующей вечностью у волнолома,
Чуть склоненное долу и вовсе не злое лицо.

В повзрослевшем на жизнь без тебя обездоленном взгляде,
Переполненном звездами – поздняя осень вдвойне.
Христа ради, скажи этой девочке, бывшей наяде,
Чтобы шла себе с миром, мол, нечего плакать по мне.

...Слышишь, море зовет?..

Согдиана

            Когда, в каком далеком далеке
            Все это было с нами?..

 

 

Согдийская распутница – весна...
Сирень на подоконнике и ноты...
Мелодия... песнь песней Нино Рота
К "Ромео и Джульетте" из окна
Рвалась, цепляясь шлейфом за карниз,
За пыльный фриз облезлого фронтона.
Ты наблюдал с соседнего балкона
За мной, Джеймс Бонд :), а я смотрела вниз

"Омытые слезами туч, сады оделись в яркий шелк.
И пряной амбры аромат весенний ветер нам несет.
Под вечер заблистал в полях тюльпана пурпур огневой,
В лазури скрытое творцом явил нам облаков полет.
Цветок смеется мне вдали, – иль то зовет меня Лейли?
Рыдая, облако пройдет, – Меджнун, быть может, слезы льет?....."


...где ты был, когда меня не было?

Где меня никогда не было... не было... не...
Где я была?
Безнадежно – счастливое утро... раскрытые ноты...
Нино Рота...

"Взгляд мой, видящий мир земной, – от тебя.
Мир цветущий, как сад весной, – от тебя.
Пусть не светит мне серп молодой луны.
Дом мой полон яркой луны – от тебя"...

Библиотека. Пыльные черты
Трактатов Авиценны – Ибн – Сины.
Из сада тянет мокрой древесиной...
"Вас можно проводить?" – "Давай на "Ты" :)"

 

سوز تب سخت بلرزاند زمين

وازين لرزة سخت،

همه جا ريخت به هم

بم به زير آمد و هم زير به بم

Помнишь?
Пестрело небо росчерками птиц
С утра, а ночью падали в барханы
Метеориты. Плыли караваны
Теней... безмолвных призраков, без лиц.
Оазисы встречали падших ниц
К стопам почившей в Бозе Согдианы.

Порой Норд-Ост, любитель пофорсить,
Бросал на город гроздья светлых бусин,
И мы, от налетевшей с неба грусти
Спасаясь бегством, прыгали в такси.
Потом – всю ночь читали Фирдоуси
Взахлеб и непременно – на фарси :)

"Ветер, вея от Мульяна3 – Мульян – речка в Бухаре., к нам доходит.
Чары яр4 – яр – подруга. моей желанной к нам доходят...
Что нам брод Аму шершавый? Нам такой,
Как дорожка златотканая, подходит".

 

و درين زير و بم آشفته،

تاج خشتين هزاران ساله،

اوفتاد از سربم.

تارک شهر شکست

На выщербленных скулах минарета –
Остатки облицовки... пряных слов...
Газели неизвестного поэта.
Через дорогу – рынок: жирный плов,
На дыни цвета солнечного света –
Высокий спрос. Харчевня – за углом,
И голуби из ветхого завета
Слетелись поживиться у котлов.

"Целый день, целый день я плакала, глядя в зеркало.
Весна хлынула в мои окна
зеленым кошмаром деревьев,
и тело уже не умещается в коконе одиночества,
и пожухла моя бумажная корона
в этой поверженной стране..."

Срастаясь с небом, выдохнувшим дым
Из облаков, идешь, покуда веришь.
Храни тебя Господь, мой бедный дервиш,
Мой странствующий дервиш, пилигримм.

"Я не могу, я больше уже не могу.
Эта разноголосица улицы, щебет птиц,
и глухие удары тряпичного мяча,
и возгласы ребятишек,
и танец воздушных шаров,
которые, как мыльные пузыри, взвиваются на нитках вверх,
и ветер, и ветер, ходящий ходуном,
как расплавленная магма страсти...
Будто осажденная крепость,
уже безнадежно
обороняется моя вера,
и взывает из старых трещин сердца
честь".

Помедлив, Солнце, светлый падишах,
Смежает абрикосовые веки.
Ты с каждым шагом ближе к небу... к Мекке...
А я – к земле. Спаси меня, Аллах!

"Целый день, целый день смотрела я
в глаза моей жизни,
и они, устрашась этой стойкости,
словно лгунишки,
находили убежище
под ресницами".

 

خون تاريخ ، سرازير ز پيشانی ارگ

خشتها،

اين کهنه ورقهای کتاب تاريخ

چون تل خاک شدند بر سرهم

О, как я устала... широкие спины
Товарных вагонов... чудовищно... странно...
Стану, как все, обожженною глиной.
Я – Согдиана... сама Согдиана.

"Где мой приют?
Приютите меня – вы, беспокойные светильники.
Вы, дома в утреннем мареве,
когда ароматный дым очага
окутывает солнце над крышами".

 

و همه قصة بم،

قصة گفته و نا گفته ز شادی و ز غم،

دردل خاک در آميخت به هم

کی برآيند زخاک؟

Мне – сорок лет. Ты более, чем жизнь
Ты – более, чем... выше – не подняться.
Мечты воспроизводят... миражи.
А завтра – мне исполнится тринадцать.

Согдийский зной рождает миражи...

"Целый день, целый день,
словно утопленницу,
несет меня к огромной туманной скале,
к глубоким морским пещерам,
к внимательным безмолвным рыбам,
и мой позвоночник
натягивается, как тетива, от предощущения смерти".

......гость?...............

Кувалдой – по темечку.
......брось,
Кинь в меня семечку.
Я взойду. Прорасту.
Вырасту...
Ну, посмотри же,
Я тянусь... удлиняюсь, вытягиваюсь, как... жевательная резинка.
Я – насквозь трансцендентна. Чуешь?
Да нет, не пьяная... не пьяна я...
Тебе – показалось.

Терпи – до завтра. Завтра я умру
Скорей, чем солнце врежется в барханы.
Тринадцать лет – за утреннюю грусть,
За мимолетный призрак Согдианы.

Не бейте меня, боги, я сдаюсь.

 

خاک تنپوش تن شهر خراب

خون جاريست چو آب

قصه از حادثه نيست

قصة فاجعه ايست

В неторопливом небе над Самаркандом –
........тысяча и одна.............
Призраки бродят в тени минаретов...
Неосязаемы... неощутимы...
Пилигримы...
...... Века –
В глиняных черепках,
Отголосках песчаных бурь...
Плазменный шар на верблюжьем горбу...

Я – тысяча и, может быть, одна,
Одна из тысяч... тень от минарета...
И я – в тени, и не достать до дна,
До горечи, помноженной на "где-то".

 

قصة فاجعه ايست

حزن اينجا شعف است.

چشم مادر پر خاک،

نتوانست که ديد،

...Имя твое – щербет.
Звуки ласкают нёбо,
Патокой растекаясь по деснам,
Невыносимо... медленно... сладостно...
Обморочно... плавятся... тают... ускользая,
Где-то под языком...
Оставляя яд послевкусия...

Сегодня мне – сорок лет.
Русла – песком
Пересыпаны. Солнце ушло...
До завтра, а завтра мне будет тринадцать.
Будет ли?
Я – Согдиана...
Слышишь меня?
Давай подождем до завтра.
А сегодня...

Лунная лампа натерта до блеска.
Джины уснули. На выцветших фресках –
Шафранные сны, совместимые с былью,
В утреннем небе, пропахшем ванилью,
Ангелы чинят побитые крылья.
Все уже... было?..

Фархад – в запое. Бедная Ширин!
Загаженная мухами картинка
Из прошлой жизни... гаснет керосинка.
Над кем же ты смеешься, Алладин?

В зеленой лампе... тысяча чертей!
До одури... ах, чтоб тебя, плутовка!
Все лампы – лгут. У джинов – забастовка.
Безносое чудовище в фате –

За дверью. Не открою. Не отдам.
Сплету венки из розовых настурций.
Как жаль... ни обмануть – ни обмануться,
Ни затянуть на горле провода.

"Моя любовь! Как без тебя свершу я путь земной?"...

Ветер...
Выгоревшее небо над Самаркандом
Плюется копотью...
Скоро все кончится...

"И кто дерзнет тебя спросить: "Что поцелуй твой стоит?"
Ста жизней мало за него, так как же быть с одной?"...

Скоро... все...
Пыльные бури... шафранные ветры...
Сотрут мою грусть со стены минарета.

 

بدن پارة دردانة خويش،

که به بستر بسپردش شب پيش

وچو پروانه که بر برگ گلی بنشيند،

سر زلفش بنواخت،

Давай с тобой поженимся, родим
Детишек, заживем, как все. Тринадцать...
Молчишь... прости... не стоит волноваться
Я – прах на манускриптах Саади.

Ты будешь... меня на кислых овечьих шкурах,
До тех пор, пока не утихнет ветер
Пока не иссякнут арыки
Пока звезды...
Не превратятся в медуз, выброшенных на сушу...
Хуже ли,.. лучше...
Не все ли теперь...
...не все ли...

 

تا که آرام غنود

طفل خوابيد و مادر خنديد

مادر از بستر طفل، چو شبح نرم برفت.

شب طولانی و سرد و تاريک

"Так не страдал еще никто во все века и времена"...

Дряблое тело неба над Самаркандом...
Купает пыльные звезды в сухих колодцах
.............не надо............
............................Обойдется...

"У тебя действительно слезы, а не только отблеск моих,
Что в глазах твоих я когда-то, словно в зеркале, видеть мог.

Всюду, где на тропинку сада упала твоя слеза,
– То живая роза раскрылась, то нарцисса влажный цветок".

 

همه در خواب شدند

خفت مادر

تا به يک قصة رؤيائی نرم،

دل خود گرم کند،

На ветхом снимке – новенький трамвай.
Остывший чай на тумбочке и ношпа.
Я буду спать, когда ты не проснешься,
Когда ты не... я буду... засыпай.

Когда ты... не... я – буду. Слышишь? – Буду!
Лежать, прижав фарфорового Будду
К чахоточной груди, когда ты не...
Ушел трамвай. Да шут с ним, не последний.
Слепой кондуктор, чокнутый посредник,
Он всё, каналья, знает обо мне.

 

شب طولانی و سرد و تاريک

بود آرام وليکن به سحر

سخت لرزيد زمين

خاک بلعيد هرآن قصه که بود

"Я не могу, я больше уже не могу
и пускаюсь в дорогу,
и мое отчаяние только усугубляется моей стойкостью.
И эта весна, и этот зеленый кошмар,
который хлынул в мое окно,
как бы говорят мне:
"Знай, ты уже никогда не выплывешь,
ты –
утонула".

Сто пудов на груди... сто веков...
Понимаешь ли это?
КараузЕк5 – Караузек – черная речка.... моя черная... Лета...
.......................................лепта...
Шафранные дюны, согдийские горы...
Скоро
Я умру, на этих вонючих шкурах...
Хочется пить. Пересохли колодцы.
Все обойдется?

Цитадель, изнасилованная временем –

...любовь?..
 

و نبيند در خواب،

که فتاده پسرش

پاي او خورده به سنگ،

دست خراشيده و بشکسته سرش.

"Где мой приют?
Неужели все дороги,
как бы ни петляли они,
все равно приводят
в пропасть?"

Держите меня, люди. Глубоко
В зиндане... темень. Мне сегодня – сорок.
Я покидаю хлопковые горы
Никем не одолимых облаков

Затем ли, чтобы ты меня любил
В языческом гробу, пропахшем псиной,
Дерьмом, сопревшим войлоком, бензином,
Бессмысленным: "To be or to not be"

Увенчанным нытьем полубогов
О некогда цветущем Гулистане?
Выходим из... метро, на Теплом Стане.
Освободите, граждане, вагон.

 

 

____________________________________ 

При написании были использованы фрагменты из произведений Омара Хайама, Рудаки, Джами, Хафиза, Форуг Фаррохзад, Фархада Саиди.

* * *

Создатель рассыпал звезды,
Как семечки или сдачу.
В меня забивают гвозди.
Мне – больно. Но я – не плачу,

Когда распинают ночью,
А утром суют котлеты –
На завтрак. Чтобы не очень
Скучала – поют сонеты:

Про лодку, бутылку "Cherry",
Деревню, что недалече,
Поломанные качели
И родинку на предплечье...

Пачкая в лунном свете
Пачку газетных хроник,
Ляжет на ставень ветер
Со вздохом: Кого хоронят? –

Там, где, роняя нимбы,
Носятся косяками
Ангелы или рыбы
С вырванными кишками.