У подножия зимы

Больница

Худые тени серой тьмы больничной
Не спят ночами, бродят невесомо.
Ложится свет дежурный в двери дома
И вьётся снег над крышей черепичной.
И снится ночь больным душой и телом,
Пропитан воздух запахом жасмина,
Лакрицы, мёда, чеснока и тмина.
И на матрасе грязно-отсырелом,
И на подушках проступают лица,
Рассвета не дождавшихся в палатах,
И доктора в распахнутых халатах
Идут корявым почерком проститься.

* * *

Пустая детская площадка
И одиноко под дождём
Сидит старик, и словно тряпка
Пиджак висит на нём.
Но вот и лавка опустела,
Закончился июльский дождь.
Душа к надеждам охладела,
Ну что ж...

Другу

Кто тебя вспомнит, безумный старик?
Время берёт города.
Все преходяще, но, кажется – миг –
Это уже благодать.

И продолжается вечный полёт,
И улыбается Бог!
...как и тогда свои воды несёт
Сена к мосту МирабоГийом Аполлинер «Мост Мирабо минуют волны Сены...» перевод И. Кузнецовой.

* * *

Небо из перламутра –
Выпей меня до дна.
Я – как бокал вина,
Что наливает утро.

Первый снег

Кто там дышит еле слышно,
Стоя у окна?
Не зима ли это вышла
В поздний час одна?

То на цыпочки привстанет –
Машет рукавом,
То как будто бы устанет –
Сядет под окном.

Как ребёнок синеглазый
Тихо запоёт,
Утирая рот чумазый,
Яблоко грызёт.

И не чувствуя преграды,
Видит пред собой:
Озаряет свет лампады
Красный угол мой.

И снежинки стали падать
Тихо чередой…
Целовать края оклада
Ледяной водой…

И снега легли большие
На пол и кровать,
Страсти и грехи мирские
Будто застилать…

Дочки-матери

Контур луны – щербатый.
Ластиком буквы смяты –
смахну со стола.
Январские дни без возврата
луне отдала.
И стали они, как вата:
мягкие, белые, сжатые,
втиснутые между рамами
теми самыми…
Когда-нибудь дочки тоже
станут мамами.

* * *

Седое утро средней полосы
Туманом вновь умоется спросонок.
Уж принят постриг лезвием косы,
И ждать весну родился жеребёнок.

* * *

В июльских сумерках рассыпаны углями
Большие звёзды –
Медленно плывут
В бездомном мраке
Словно бы за нами,
И ждут приюта, бесконечно ждут...
И снятся мне – спокойной и усталой.
Среди подушек, набранных пером,
Я невзначай под вечер задремала,
Забылась к ночи беспокойным сном.

* * *

Непостижимы стали
Радость и крик души.
Морами рассчитали –
Дыши или не дыши.
Ты, развернув pergamen,
Молишься в тишине,
Шепчешь чуть слышно: Амен.
Я сплю лицом к стене.

Ночь

Недвижно в судорогах сна
За ноги ночь меня схватила –
Забвенья тёмная волна
К моей постели подступила,
И онемела я во сне
В минутном страхе отчужденья –
Прижата временем, на дне,
Но нет ни слёз, ни пробужденья.

Похороны

Небеса святые, грозные
Смотрят вечером в окно.
Эта девочка серьёзная
Говорит всё об одном.

Ни слезинки, ни кровиночки –
Словно кружево бела.
Руки – тонкие былиночки
Под передник убрала,
         тишину зажав иконную,
Глянет, тихая, в окно.
А сестра заупокойную
Шепчет, как заведено.

Лихолесье

Лихолесье: коряги, мхи.
Топь болотная – вязкий морок.
Дни осенние вновь тихи.
Первый снег закружится скоро.

Подо льдом застывает топь,
Ряска бурая леденеет.
И чернеет за полем копь,
В ранних сумерках каменея.

Дома вновь затопили печь,
Дым рывками летит и тает.
Словно чья-то чужая речь –
Крик вороний с полей взлетает.

И кружится до самой тьмы,
И стихает в ночи устало…
Не дождавшись в саду зимы,
С ветки яблоко вдруг упало.

Слива

Наполнен сад смешеньем голосов.
В корзины сняты сливы и слова.
Трудолюбивый вьётся караван
Плоды измерить правдою весов.

В тени деревьев, средь цветов и пчёл,
Блестящим соком намочив рукав,
Я исполняю праведный устав,
Кидая сливы спелые в котёл.

Кружится пар под солнечным лучом –
Молитва небу, – мой Медовый Спас,
Пока огонь заветный не угас,
К ночному бденью мягко увлечён.

Счастливый день, пропитанный трудом.
В нём плоть плода определяет суть.
И каждый верит в свой нехитрый путь,
Неся корзины в сумеречный дом.

Дженис Джоплин

Дженис Джоплин
              надрывный плач!
Одиночество – мой палач,
Одиночество в стенах вен.
Ожиданием перемен
                страх соскоблен.

О себе

Я хотела бы в осень родиться,
Чтоб в неистовый трепет листвы,
Окрестившись, снежинкой умыться
С пожелтевших ладоней травы...
И склонилась бы тихо рябина,
Нарекая в начале зимы
Меня именем Екатерина,
Его силу давая взаймы.
Но весна перепутала, рьяно
Протолкнув меня в жизнь, как росток!
И звенящее имя Ульяна7 декабря – именины Екатерины, 17 марта – мой день рождения, 17 марта – именины Ульяны.
Опустила пчелой на цветок.

Жёлтые ирисы

Желтые ирисы с бархатной тёмной каёмкой
Дремлют в печальной прохладе вечернего сада:
Крупные листья; решётка чугунной ограды
И паутина прозрачная вьётся по кромке.

Сад очарован наивностью пряной жасмина –
Долгую зиму сменило холодное лето...
Здесь открывали друг другу чужие секреты,
Тайны чужие улыбкой смеряли невинной.

Годы летели, взрослело и старилось время...
Лето холодное к снегу выходит по кромке.
Жёлтые ирисы с бархатной тёмной каёмкой –
В землю ссыпается вновь перезревшее семя.

Кажется, осень времён наступила так скоро....
В тёмной ограде всё больше блестит паутины.
Ленты цветные в уборе сменили седины.
Ирисы срежу. Сегодня исполнилось сорок.

В день Св. Патрика

На пуантах античных мифов
Поднималась весна... дышала.
Одеяло снегов упало,
Обнажились легенды скифов,
Исковерканы парафразой.
Оживают слова-руины,
И летит над речной долиной
Песнь девицы зеленоглазой...

Ступени

Гортань процарапана болью
Бесчисленных криков до хрипа...
Смиренье хмельному раздолью –  
Как выдержка дагерротипа.
Я серою тонкою тенью
Считаю пролётов просветы.
И, кажется, по мановенью
Плетут каблуки триолеты,
В парадном вбивая в ступени
Повторы и чередованья:
Разорванные откровенья,
Поруганные обещанья.
Прерывисто сердцебиенье,
Беззвучно застыли рыданья,
Уже не хватает дыханья,
И снова: ступени, ступени...

Благовещенье

              Мозаика юго-восточного пилона солеи
              в храме Спаса на Крови

Мозаикой украшены иконы.
Под куполом, забывшем голос хора,
Где прилегают стройные колонны
К плетенью мозаичного узора,

Пилон солеи светом разбивая,
Летит с небес в заоблачном сиянье,
Летит голубка – вестница святая
В лучах любви и миропокоянья.

И белых лилий куст благоухает.
Он видит чудо в будущем рожденье.
Он жизнь и смерть, и вечность предвещает,
И светлый день Христова Воскресения.

Бабушка

Бабушка чистит рыбу, бьёт чешуёей о пень.
Вдаль уплывает тихо долгий июльский день.
Бабушка шутит горько, видно, мол, нужно так...
В сети попал Господни дедушка твой рыбак.

Вечер дремотой полон, смотрит как будто вслед.
Минуло незаметно двадцать далёких лет.
Сколько же боли, сколько? Только в лучистый плёс
Память уж не выносит запах его волос.

Голос его забылся, тяжесть любимых рук...
Бабушка чистит рыбу – в белых чешуйках луг.