Читая жизнь свою с листа

Почему люди такие?

– Почему люди такие свиньи? –
спросил я у собаки.
Собака залаяла в ответ.

– Почему люди такие собаки? –
спросил я у лошади.
Лошадь протянула мне свои теплые губы.

– Почему люди такие лошади? –
спросил я у мартышки.
Мартышка показала красный зад.

Мудрая сова услышала мои глупые вопросы
и сказала:
– Свиньи, собаки, лошади и обезьяны
имеют свой чёткий образ с самого рождения,
а ты – не имеешь,
потому и хрюкаешь, как свинья,
вкалываешь, как лошадь,
кривляешься, как мартышка.
и лаешь
хуже собаки.

Читая жизнь свою с листа

Читаю жизнь свою с листа,
и жизнь моя, как лист, чиста,
но лишь коснусь листа рукою –
проступят лица, имена,
поездки, страны, времена,
костры за чёрною рекою...

Опять свершится волшебство –
запахнет прелою листвой,
сверкнут озер уральских блюдца,
и где-то там рассвета за
твои зелёные глаза
моим навстречу распахнутся.

В наших полусонных палестинах

В наших полусонных палестинах,
где пылает охренный закат,
бабушки в цветастых палантинах
на скамейках чинные сидят,
где очелья кружевной резьбою
охраняют прадедовский быт,
и церквушка свечкой голубою
перед ликом вечности горит –
там меня как своего встречают,
каждый встречный мне почти родня,
и очанка жёлтыми очами
по-собачьи смотрит на меня.

Мимолётное – 2

* * *
Самолеты летят
далеко в вышине.
Небо в полоску.

* * *
Бездомный пес
лакает из лужи
звёздную похлёбку.

* * *
В тумане реки
суда ощупывают
друг друга гудками.

* * *  
Для меня балкон,
а для ласточки с детьми –
новая квартира.

* * *
Лыжной палкой
пищу иероглиф
"счастье" на снегу.

* * *
Падают звёзды:
одна, вторая, третья...
Были б ещё желания!

* * *
Июньской ночью
даже скамейки в парке
пропахли липой.

* * *
Ворона на крыше
высматривает
новую осень.

* * *
Скачет по кругу
собака с тапочкой в зубах.
Вот я дома!

* * *
Дорога в горах.
Как не потрогать рукой
спину облака!

По забытым моим деревням

По забытым моим деревням,
по деревням моим пустым,
по исконным, посконным, древним,
моим пажитям золотым,
по дорогам моим покатым
по бегущим из края в край,
мимо пугал моих крылатых –
вожаков воробьиных стай.
Здесь хозяева мы, не гости.
За рекой у седьмой версты
догнивают на старом погосте
наших предков простые кресты.
Мы идём по пустым дорогам
(Эй, братишка, не унывай!)
по забытым моим, убогим
по деревням, летящим в рай.

В Домодедово самолеты

В Домодедово самолеты
пролетают над головой.
Пассажиры – кто на работу,
кто на отдых, а кто домой.
Длинноногие стюардессы
разливают кофе и чай.
Почитай, если хочешь, прессу,
а не хочешь – поразмышляй
о себе, о судьбе, о Боге –
лучше времени не найти –
ты летишь на железной пироге
весь как есть у Него в горсти.

собачье счастье

Зачем собаке палка?
Она за ней бежит,
зубищами хватает,
от радости дрожит,
потом бежит обратно
к хозяину, притом
виляет неприятно
обрубленным хвостом.
Стоит хозяин – гордый
сияющий амбал.
Такой счастливой морды
давно я не видал.

майские маяки

Когда в город вкрадётся вечер,
упоительны и легки,
загорятся каштанов свечи –
эти майские маяки.

После долгих ночей декабрых,
после лютых снегов зимы
на каштановых канделябрах
чистый свет воссиял из тьмы,

освещая собой бульвары.
На бульварах светло, как днём.
По бульварам счастливой парой
мы на свет маяков плывём.

свечение

Я запомнил когда это было
месяц, год и какого числа
меня девочка очень любила
своё сердце мне в дар принесла

у неё были тонкие ноги
по-мальчишески плоская грудь
настороженный взгляд недотроги
но как видно решила рискнуть
и рискнула

Молчала вселенная
что-то важное сдвинулось в ней
ты была необыкновенная
в наготе сокровенной своей

это было сродни помрачению
даже звёзды свернули с орбит
а наутро я видел – свечение
над тобой ореолом горит

жизнь застыла – и двинулась дальше
люди, страны, года, города
сколько было в ней правды и фальши!
сколько счастья! и сколько труда!

были страсти, стихи, увлечения
много грустных и радостных дней –
было всё, но такого свечения
никогда больше не было в ней

напрямую до звёзд

Всё теснее замыкается круг,
мы всё чаще ждём плохих новостей.
Даже птицы улетают на юг,
нам же некуда податься отсель.

Поднимается над лесом луна,
засыпают во дворах петухи,
спит спокойно дорогая страна,
в изголовье положив лопухи.

Где-то страны есть богаче в сто раз,
люди там и поумней и честней.
Нам же выпало родиться как раз
среди этих бесконечных степей.

То болота, то глухая тайга,
а до ближнего жилья – тыща вёрст!
И не знаешь – то ли ехать туда,
то ли лучше напрямую до звёзд...

Баллада об Альваресе

Плыл, на волнах качаясь,
корабль "Альбатрос",
на палубе Альварес
пил славный кальвадос.
Вокруг кричали чайки,
клубились облака,
Эрнесто Че на майке
повыгорел слегка.

Когда-то был Альварес
учителем детей.
Любил жену Альварес,
работал без затей.
Латинские глаголы:
"Cogito ergo sum..."*
Его ценили в школе
за ясный светлый ум.

Однажды спит Альварес
и видит странный сон:
над ним натянут парус,
в цветной бандане он,
вокруг летают чайки,
клубятся облака,
Эрнесто Че на майке
повыгорел слегка.

Напрасно в ту субботу
мы ждали битый час –
контрольную работу
он не провёл у нас.
Позднее говорили:
трагедия, инфаркт...
Его похоронили.
Но это же не факт!

Мы точно знали с братом –
всё это неспроста:
Альварес стал пиратом –
сбылась его мечта.
Он по морям летает,
спокоен и угрюм,
и на гербе сияет:
"Agito ergo sum".**


* мыслю – следовательно существую (лат.)
** действую – следовательно существую (лат.)

Так и живём

Так и живём, не веруя в Христа,
читаем с пожелтелого листа
абракадабру из нелепых снов,
страстей, желаний, полустёртых слов,
не знаем ни проклятий, ни молитв,
а сердце бестолковое болит.

Четвёртый

Если нас трое –
четвёртого не пускаем!
Зачем нам четвёртый?
Нам и так хорошо!
Как он настроен?
Что думает? Бог его знает!
Шёл же он мимо –
пусть бы и дальше шёл!

Нет!
Ему надо
в наши ряды втереться!
Нет, ему нужно
частью команды стать!
Нам и самим-то
в этой упряжке тесно –
где тут четвёртому встать?

Ну, будь он первый
или второй, к примеру,
мы, безусловно,
приняли бы его.
Но согласитесь –
надо же знать меру!
Ишь чё задумал!
Ишь чего!

И ни к чему нам
слушать рассказы эти:
"Мы – одной крови!
Мы, мол, друзья!"
Это мы проходили,
когда к нам ломился третий.
Но третий-то ладно,
четвёртому – нет,
низя!