Сабля

Лесной посёлок. А в нём – мужчины и женщины, дети и старики. Здесь, как нигде, рельефно и резко обнажены две силы, непримиримо направленные друг против друга. Много в России людей сильных, но ненадёжных. Немало людей совестливых и светлых. Но светлые друг от друга так далеко. Словно стоит между ними глухой перелесок, и от сердца к сердцу не докричаться.

Блеснуло, и в высверке света вздрогнули окна домов, обнажая незащищённость. Допотопно и глухо, как из библейских времён, протащился с грохотом гром. Запахло сырым огородом.

Шёл дождь, разливая по белому свету душистый настой некошеных трав. В ближнем осиннике тявкал лисёнок.

На провод, летевший к дому с опоры высоковольтной, уселась строчка скворцов, нацелясь жёлтыми клювиками к окну, в распахнутых створах которого, как в картине, белело лицо Зинаиды.

Женщина из окна разглядывает посёлок. Такое было несвойственно Зинаиде. Просто она заглянула в окно, чтоб узнать, не идёт ли с поскотины козье стадо. Но вместо коз разглядела скворцов. При виде птичек под тёплым дождём, которые как бы просились в её жилище, она закрыла глаза и учуяла сердце, встрепенувшееся, как птица.

Вот так, ни с того ни с сего, ощутила женщина связь с Божьим миром, где человек и птицы, запахи трав и гроза были и будут всегда, как свидетели чуда, которое называется Жизнь.

Болело сердце у Зинаиды. Ведь и месяца не прошло, как она потеряла сына. Болело, и в этой боли, стишая её, вырастало желание целиком, с головы до ног окунуться в привычную повседневность, когда душа с удовольствием принимает и хлопоты по хозяйству, и Юрку с Веней, которых она любила и любит, как самых близких и самых надёжных, и шелест трав под окном, и все знакомые звуки, спешившие к ней со всех закоулков и улиц посёлка, где обитают такие же люди, как и она, кому так хочется жить, жить и жить.

Уже на улице, когда пошла Зинаида встречать своих коз, её окликнула бабка Анна, ступавшая от реки с корзиной белья.

– Слышь, Зинуля! – остановила её соседка. – С роду такого не видела. Бельё полощу. Вдруг, как торкнуло по плоту! Гляжу: сверху прямо ко мне какие-то рамы плывут, и какие-то брёвна. Ровно кто дом уронил, и теперь он плывёт по воде частями.

Улыбается Зинаида:

– Такого не может быть! Поблазнило, Анна!

– Вот те крест! – божится соседка.

Дождь прошёл, и вдогонку за ним, опираясь лучами о лес, как из бездны, вскарабкалась в небо луна. И солнце ещё не ушло. Но было уже остывшим, садившимся грузно куда-то за улицу Еловца, которая вспыхнула вдруг жестоким пожаром, в свете которого Зинаида увидела коз, а за ними и Юрку.

Шёл подпасок домой, уставший, но страшно довольный, оттого что увидел мать. Отрадно ему, и вот уже что-то ей громко кричит, и машет рукой, забирая её распахнутыми глазами, в которых видится Зинаиде нечто щемящее и родное, то, что она потеряла и, кажется, снова приобрела.