Кошки для Букера: о повести "Перебежчик" Дана Марковича (№11)

Если бы я была читателем, не знающим, о чем пишет Дан Маркович, то увидев название его повести «Перебежчик», я бы, наверное, заподозрила шпионские хроники. Хотя нет, прошу прощения! Ведь я бы увидела это название в списке претендентов на литературную премию Русский Букер, а если премия, то и первая мысль должна быть о политическом эмигранте – откровения изгнанника без отчизны. А может, о предателе? В любом случае, я бы ждала чего-то остро социального, политически разоблачающего, на национальной, конечно же, почве. Тем более, что премия – Русский Букер, а имя автора – Дан Маркович. Всё очевидно. Я бы серьезно принялась за чтение, но каково было бы мое изумление: «Перебежчик» – это о… кошках?!

На окраине безымянного города живет безымянный человек. Каждый день он несколько раз проходит расстояние в восемьсот метров от своей квартиры до так называемой студии – туда и обратно. Он идет через поле, обходя стороной улицы города. Он непременно несет мимо двух домов – восьмого и девятого, еду в кастрюле или банке – в десятый дом. Потому что в той самой студии его ждут не только, да и не столько картины и печатная машинка, сколько коты – семеро, да еще один – непостоянный. У каждого есть имя – Макс, Клаус, Стив, Хрюша, Алиса, Люська, Костик и приходящий Серый. Они разные, каждый отличается и мастью, и характером. Они сильны, умны, страстны, гневны, ненасытны, аккуратны… Они – коты. И есть еще девятый кот, неполноценный, не по-котовски медлительный и непонятливый – сам безымянный человек. Кроме них – соседи, уборщицы, машины; собаки и другие коты – чужие или из восьмого и девятого. Безымянный человек пишет своих котов – в цвете и в слове. Их игры, любовь и драки, их жизнь, опасности и смерти. Человек не любит людей. Ему стыдно за них – за их жестокость, непостоянство, эгоизм; и за себя. Он считает, что опаснее всех дети, а лучшие из людей – старухи и алкоголики. Человек мечтает быть котом; и чтоб были только звери, без людей, но порою и сам ведет себя, как человек, «то есть по-свински». Человек и восемь котов переживают очередную зиму. Об этом и повесть.

От Дана Марковича здесь – всё; от «автора книг о животных» – ничего. Этой фразой можно было бы ограничиться: она в полной мере выражает все достоинства книги. Я лишь немного ее поясню.

Сначала язык. С одной стороны, скупой. И никаких дополнительных характеристик. Никаких вычуров и приемов; никакой, так скажем, литературности. Наоборот, порой эта скупость приводит в замешательство: ведь художественный текст, а автор до неприличия немногословен, да к тому же, случается, косноязычен. Но это если с одной стороны. А на самом деле, я бы сказала, что язык Марковича крайней щедр, даже изобилен. Нет, это не изысканное изобилие высокого стиля, с развернутыми пассажами, с кружевами эмоциональных портретов, с узорами из слов. Здесь иначе, здесь читателю дается свобода – мыслить, видеть, понимать, чувствовать. Например, пишет Дан Маркович очередную скупую фразу и ставит точку; так он не лишает читателя его, читательской, свободы. Понимай, как можешь и как хочешь; высматривай то, что за этой скупостью стоит: хочешь – смотри пристально, достраивай детали, хочешь – прими, как есть, на веру, и иди дальше. Вот и получается язык афористичный. А афоризм – это, на мой взгляд, предельная языковая щедрость; почти расточительство во благо читателя.

Теперь коты. Хотя начну все-таки с человека. Так уж сложилось: «человек» знак равенства «эгоист». Нет, я не о личных качествах, а о том, что человек, вольно или невольно, понимает мир через уподобление себе. «Мир есть то, чем я его вижу, чем представляю» – сейчас это называется субъективным восприятием. Я бы назвала тотальным антропоморфизмом. Так было, наверное, всегда; вот, например, у Гомера – до крайности антропологизированные боги; или у Дефо – человек делает из природы нечто, подобное себе, очеловечивает; а если о животных, то вот хотя бы Гофман со своим Мурром. О животных, вообще, разговор отдельный: весь фольклор стоит на антропоморфизме, на очеловеченных зверях; то же, по большому счету, и с авторскими произведениями. И дело, конечно, не в том, что звери говорят по-человечески или, например, ходят в платьях и живут в домах; метафору, в конце концов, никто не отменял. Дело в том, что мир животных осмысляется человеком через его, человеческие, понятия и критерии, через человеческие законы и представления, через оппозиции «добро и зло», «любовь и вражда», «хороший и плохой», тогда как само наличие этих оппозиций в животном мире очень сомнительно. Я не хочу сказать, что Дан Маркович смог от этого уйти. Заявить подобное было бы, по меньшей мере, странно. Я хочу сказать, что он попытался отойти от строгого антропоморфизма, предпочитая заменить его скорее даже зооморфизмом – недаром безымянный человек так хочет быть котом. И для меня эта попытка бесконечно ценна, потому что это попытка сменить точку зрения, попытка стать другим, чтоб понять этого другого. Безымянный человек пытается всю жизнь; и понимает – лучше, чем мы, те, кто не пытается.

И «Перебежчик» – это, конечно же, он. И он, конечно же, больше перебежчик, чем любой шпион или эмигрант.