Слово и тень

Камыши

Край синеливневой нити
холодною тишиной
шеям своим повяжите
вешаясь надо мной…

…и… … ветхозерная темень,
скамышеная до дна,
будто бы сеятель семя
из-под земли вогнал.

Боже проклятье нетрудно…
мир перевернутый тронь, –
волком ночным закричу дно
«сеемся в небо огонь»…

* * *

негативная звезда
уползающих полей
засыхающих как клей
прогорает навсегда
как ты звездами не лей

отойди и посмотри
на пейзажи через глаз
отелеснеет твой сказ
разделившийся на три
ну а ты его сотри

опрокидывая дни
в запах слова моего
понимай что «ничего»
даже речи не тяни
если ты живешь в тени

переходные мосты
утро утро скажешь да
прогорает навсегда
нитеводная как ты
негативная звезда

* * *

мимо дороги нервной
мимо чужих окон
нет, не последний: первый
кто проходил испокон

жизнью в гробу до гроба
сумеречной тишины,
где всякий себе подобен
и местности не нужны

нам не прийти обратно
даже не вспомнить когда
свидимся, кровный брат мой,
вспомнимся не беда

сумерки речи стерты
веришь оно пройдет
то что родилось мертвым
в смерти лишь оживет

сумерки как святыня
поиска наготы
и песня – прости – пустынна:
ты

золотой песок

* * *

Золотая! Деревья уснули
неприметно труби – не зови –
отороченный крестиком нулик
не разыщешь дремотой любви.

Или рвань полнолунного ситца
или высохли стекла глаза
просыпаюсь: волчица-сестрица
говорит мне о том, что гроза

нереальна. Такая досада:
над ногами сугробистый путь
ей хотелось хоть в тени от сада
одинокую тень воткнуть.

Пусть любовней
мужей всех и дщерей –
что дремотой тебя не нашло –
только кровная вера в потерю.
Потому так бездушно-светло:

Не раскайся. Родимая, бестья
я тебя где не хочешь найду.
Отороченный нуликом крестик,
ныне будешь со мною в аду.

На берегу озера Смолино

Славен этот край месивом
потому что жить дешево.

Потому что край – весело
в черно днище быть брошенным.

Правда вот пройдет парусник:
книги ни при чем: смеха ли:
захочу туда, в пару с ним.

Жаль, что это я. Ты уехала
в города твои горные.
Холод. Натяну варежки.

Сплю. И сам – себе – вороном:
«всякое пройдет». «Аюшки?»

Славен этот край месивом
потому что жить дешево.

Потому что край – весело
в черно днище быть брошенным.

* * *

Мета. И кончено, братец:
там, где начало пути,
качающийся канатец.
Мне придется тебя отпустить.

Помни, случится досада
если тебя возьмут
словно последнего гада
запустят оползать тюрьму

Как наркоман без укола
или без губ минет
там без протокола
этого мира нет.

Мета. И кончено, братец:
там, где начало пути,
качающийся канатец
С миром его отпусти…

Слово и тень

Абрис – имярек смысла.
Аурой ему поза:
заповедь его свисла
чтобы разглядеть слезы.

Сема на слова дышит:
«нужно объявлять бой с
тенью, головы выше».
Словно: отыскать поиск.

Слезы: океан-мука:
веки оторвут пальцы.
Замкнутые в круг звука
глупые. Зерно фальши.

Кружат. Голова-кодекс:
бойся изрекать. Видишь:
демоны струнят хорду
тех, кто говорил виды.

Виселица – финал новым.
Я не задаюсь бытом.
Тот, кто побывал словом
смыслу повторит выйти.

Только не страшись Ома.
Заповедь его – вешать.
Мир станет тебе домом.
Сергей Арешин.

Богоматерь

(нервная телеграмма)


      1.

Все твои огни
о жизни меченой
принимая за шаги встречного
поперечно
я себя читаю.
В тебе я себя не понимаю.
Словно: в мае.

Тебе – вперед. Мне – покой
            напряженья.
Довольно жизни горенья сырой листвой!
            Не пиши!
Я – обугленная проводка.
Замкнусь в тиши брака.
Там верховодит водка
и дети – маленькие гелиевые шарики,
песней уносящие от проблем-забот.
Научусь исполнять спицами носки-варежки,
стану истинным долготерпением.
            Ха-ха-ха…
Боком пройдут мне огни и пенье
прощенья
пьяницы-пастуха.


      2.

Ты.
Он.
Чувствуешь разницу
            между ты и ты? –
            дразнят меня цветы.

Нисколько. Но ты?
Впрочем, дело это неважное.

Откуда известен мне
твой нереальный сонет
безбашенный?
Сумерки: ответ спрятанный:
не печатанный словно умерший.

      * * *

Саваном скорбная тьма разлеглась.
Там ты была вскормлена плавными
чувствами горными. Там процвела.
Выпейте глаз: сгорблена устьями.

Всякому случаю верности дна
вера стыдна: верь своей участи
будто в ней есть добрая весть.


      3.

Ты прости меня,
прибаналенную.
Ты прости-пойми-отпусти
в дали маленькую
позабыть огня заклинания
лихие твои.
Вдалеке,
т.е. ближе мне, чем тебе, в тоске
он: ожиданье меня.
Романтичный
нашел прокоп не-го-боем проделанный:
золотой вокруг пальца ход циничный,
идентичный белому.
Раздулось чрево напраслиной.
            Да уж!..
      Доконает меня оно.
            Ненавижу белое: замуж.
                  Жизнь – вино
                        т.е. мысль молодая, красная.

                        Забери. Тысчу лет вижу:
                        сигарета за сигаретой
                        падают на пол тусклые губы
                        пеплом-слюною. Ближе
                        лишь тот, кто не любит.


      4.

Когда ширь для тебя
зарезана
по предстоящей,
а в глубину все приступки сломаны
(позвоночник зряч)
локтями случайных прохожих
напрасно взволнована я
что некоторые из нас,
за горы стоящие дерзко,
выбрасывают мутных надежд глаз
в сказания.
            Напрочь вспомнена
история наша. Простая
наклонная чаша. И сто и я
самое то
и тоже самое скажут о том,
как помирают, врастая, желания.


      5. Диагноз абонента.

Без сомнения: исповедь клонова.
Но здесь, где мы в небо:
            1. лежим
            2. бежим
и там, на небе, по местам каждому.

            Вот и расселся дым.

Знаю я:
            быть легче легкого
                                          чувственным –
тихой мутью огня искусственного –
ничего себя
                  через формулы прогонять
чтоб понять:

Безразличие – богу мать.

29.12.1925 г.

Оторванное крыло.
Собачий декабрь.
Упавшего – замело:
найдешь только в небе абрис.

Задумаешься. Пойдешь.
            Сомненья смутят:
октябрь дождил рожь,
которая – яд?

Отравишься. Ничего.
            Нелепый момент:
там буйною головой
сникали расти в зиме.

Печальна стакана грань.
            Но как сбежать?
Озимые третьих стран
сеют готовыми к жатве…