Сотри случайные черты

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за май 2021 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 12 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

А вечерок клёвый выдался! Днём ветерок был. Сейчас листья на деревьях не шелохнутся. Будто из жести вырезаны. И не жарко. Не то, что вчера. Я в сетке ходил. Снял – мокрая.

Правда, тут ещё причина была. Девочка брыкливая попалась: «Убери руки!», «получишь по физиономии!» Любят они играть в королеву Марго. Дескать, я не такая, а совсем другая. Но куда от себя денешься? Раз уж пошла со мной в посадку гулять, значит обратно пойдёшь медленной походкой и в глаза будешь заглядывать, спрашивать: люблю или нет?

Я им всем «люблю» отвечаю. Мне не трудно, а им приятно. Вот и со вчерашней так же, а потом уже мне впору было говорить: убери руки.

Да, вечерок сегодня – блеск! Природа шепчет: займи да выпей. А чего занимать-то, когда аванс в кармане! Шуршит, поёт, в буфет зовёт. Ты погляди – поэтом стал! Это все та краля наделала. И откуда она взялась в этих местах? Вы, говорит, Блока любите? А я ответил: за что любить? Хоть и быстро дома из блоков лепят, а куда им против ракушечника!Она смеяться начала. Запрокинула головку, зубки свои белые выставила. А губы – ну просто не знаю как сказать… Клубнике далеко до этих губ! И волосы длинные, как у русалки, еще ниже свесились. До самой… В общем, ниже талии. Картинка, я вам скажу! Меня так и потянуло к ней. Да вокруг – люди. Танцплощадка – это не посадка. Там только недоростки патлатые своих чувих слюнявят.

Загляделся я на нее и даже за смех не обиделся. Ладно, думаю, смейся. Что ты понимаешь в блоках или ракушечнике, от которого у меня руки до локтей содраны. Будто терка прошлась. Смейся пока, шоколадка. Скучать позднее будешь.

А она вдруг говорит: Александр Блок – это поэт. Дома из него не строят. Сам он настроил столько дворцов-стихотворений, что можно только восхищаться. Слова эти я хорошо запомнил, потому что сказала она их очень даже серьезно. И лицо было такое, будто поэт этот туфли подарил ей или что подороже. Я не выдержал – спросил: вы с ним долго встречались? А она опять рассмеялась. Блок, говорит, умер до того, как мой отец родился. Я сразу вздохнул свободней. Однако на другой день поэта этого в библиотеке взял. Почитал, проанализировал. Ничего такого особенного в нем нет. Про улицы писал, про фонарь, про аптеку. Крендель булочной тут же фигурирует. А зачем, для чего? Спроси его самого – не ответит. Туманно все. Этим и заморочил голову девчонке!

На другой день я ее на улице встретил и сразу спросил: вы часом не учительница? И угадал ведь! Насквозь людей вижу! Да, отвечает. Я закончила… Что-то такое назвала – на «фи» начинается. А сюда, значит, по распределению приехала.

Я, конечно, прикинулся, что стихи люблю. Она клюнула. Учителка! Согласилась просветить меня, темного. Ну, я тоже в долгу не останусь. Научу кое-чему. Вот только не могу всерьез взяться. Как посмотрит своими глазищами – куда у меня только хватка девается. Стою рядом, как мешок с мукой. Блок на моем месте, наверно, не растерялся бы. Дошлый был парень. Умел туману напустить. А они это любят. Особенно эти преподаватели на букву «фи».

Ага, вот и «Минутка». Я сюда и вправду на минутку. Налейка, Раечка, до краев. Но только один. Конфетку возьми себе. И сдачу тоже. У меня сегодня аванс был. Самый дорогой для сердца праздник, не считая, конечно, твоих глаз, Раечка! Ух ты, упругая какая! Резиновая что ли? А это кто? Бог мой, Толик! И уже на рогах! Стакан тянет мне. Да не лей ты на пол! Не могу сегодня, кореш. Дело есть. Я же вот сейчас стакан опрокинул. Вот только что!.. Ну, давай. Только полстакана – и амба. Полстакана. Больше я – ни-ни!

 

Ох, башка раскалывается. Будто там медведи на велосипеде ездят. Зацепился все-таки… А ну посмотрим в кармане. Сорок рэ. И как они так уходят быстро! Теперь этот пиджак, который я в магазине заприметил, кто-то другой наденет. Ну, и хрен с ним! Вот только б этот цирк в голове кончился. Мы сейчас ее – под кран, а потом пожар чефиром зальем. Эй, Толик, открой гляделки! Вставай, пролетарий! По тебе ракушечник скучает и новый бригадир. Давай-давай! Что ты голову с подушки, как змея, поднимаешь и смотришь нехорошо? Кто вчера мне стакан протягивал – аж на ботинок плескалось?.. Ох, и бардак у нас в комнате! Хуже, чем у меня в голове.

 

Ну, вот он, родной карьер. Включай – поехали. Машина режет камень, как масло. Только от масла пыли нет, а тут только успевай выплевывай. Что-то сегодня камни тяжелее и штабель дальше. Хорошо хоть солнца не видно. Да нет, плохо. Похоже, дождик собирается. Ракушечник – это же губка. Еще в два раза тяжелее камни будут. Давай, Толик, браться. Хватит чесаться. Вон бригадир как побрасывает! На нас не смотрит, а видит. И где только такие родятся! В карьере без году неделя, но уже все морщаться, когда на него смотрят. Старый хоть тоже сволочью был – давал заработать. Ни одну машину не пропускал. Как увидит, что без своих грузчиков – ставит трех человек из бригады. Шоферы наличными платят. 3-5 копеек за камень. Это смотря какая машина. А этот уперся и – ни в какую. Из-за левой работы, говорит, дневное задание страдает. О плане он заботится! Знаю я эти заботы! За свои 25 насмотрелся. Всяких начальников повидал. Среди них эта болезнь водится: о плане, о качестве говорить. Послушаешь – кажется, сейчас с себя рубашку снимет и на тебя наденет. Но камень налево все пускали. Сколько их пересадили! При мне только два мастера сменилось и три бригадира. Этот четвертый…

А вот как директор погорел – куда интересней всяких там стихов. Как сейчас вижу этого туника Лабоду. Бородатый, худой, длинный. Трезвым я его не помню. А говорят, что институт кончил. Может быть. Парень грамотный. Но что толку? Ворочал камни, как и я, у которого семь классов и коридор.

Зарабатывали тогда здесь красиво. А если здоровье есть да до вечера покалывать, можно было четвертак унести. Но Лобода водкой был крепко подточен и из долгов не выбирался. Однажды он на аферу пошел: продал ракушечника на 500 рублей. Дошло до директора. Построил он всех рабочих. Объявил о том, что Лабода уволен, а деньги мол – полсотни – вычтут из расчета.

С рабочими у нас всегда туго. Но директор решил суд устроить. Это и был настоящий суд. Тунику в Крыму без прописки, кроме карьера, работать негде. Приказ об увольнении – как приговор. И вот Лабода при всех встал перед директором на колени. Простите, говорит. А тот уперся и ни в какую. Встал Лабода с колен, отряхнул свои изодранные брюки и говорит директору: ты меня не пожалел и я тебя не буду!..

Ну вот, как я и думал, дождичек пошел. Я-то вроде разработался, а вот Толика качает. В плечах он меня поуже и закалки детдомовской нет…

– Да клади ты, черт, новый ряд! Верхний я закончу.

Так вот, ушел значит Лабода из карьера, а под вечер приехали на «воронке». Что он там, в милиции, наговорил, какие привел доказательства – не знаю. Только взяли директора без разговоров. Ох, и скучная у него морда была через окошко в решеточку! А позднее и за учетчиками приехали. Оказалось, что целая шайка. Ракушечника продали налево на тысячи рублей. А полтыщи для Лабоды пожалел! Тоже все о плане беспокоился. Выступает, бывало, послушаешь – не для себя живет человек. Для народа! Вот бестия! И этот вот тоже, бригадир новый, под Иисуса работает. Только кому он мозги пудрит? Здесь же каждый второй – бывший зек. На мякину не клюют. Понимают, что красивых слов много, а живот у каждого свой и один. И тело одно. Его одевать надо. Желательно помодней. И девочки тоже деньги требуют. Таких ненормальных, Блоком ударенных, больше нет. Я, по крайней мере, впервые такую вижу. А может, прикидывается? Сегодня поведу ее стихи читать – в посадку. Посмотрим, с кем ей интересней будет: со мной или с этим Блоком…

Ну что тебе Толик? Куда посмотри? А-а! Опять эти двое сцепились! Ага, послал бригадира. Далеко, однако! Он это умеет. Ну и тип этот Крюков! Лицо шрамом рассечено. Глаза мелкие и сидят глубоко. Весь татуировкой расписан. Даже на руке – змея, обвившая финягу. За нож он, говорят, и отсидел пять лет. Зря его бригадир цепляет. Наскребет на свой хребет… А вообще, бригадир здесь прав. Крюков тоже должен от рельсов песок откидывать. Работа, прямо скажем, невеселая. Да еще в то время, когда другие перекуривают. Но это все делают по очереди. А за Крюкова всегда Пиляев отдувается. Он у него вроде денщика. Не удивлюсь, если и ботинки ему чистит… Н-ну! Этого я и от Крюкова не ожидал. Схватил лопату и – на бригадира. Если бы не остановился, песочек этот желтый стал бы кое-где красным. Крюков сейчас скалится – делает вид, что пошутил. Идет к Пиляеву, пинает его под зад. Дескать, иди отдыхай. И начинает сам очищать рельсы. Но морда у него такая, что в шутники не годится. Глаз совсем не видно стало, и русалочка на груди подергивается, будто холодно ей.

А бригадир даже не шелохнулся, когда лопата на него пошла. Будто он из чугуна, а не из костей и мяса. Побледнел, правда, но не подал виду, что испугался. Подошел к Крюкову и говорит: сегодня всю смену будешь рельсы очищать! А тот – как не слышал. Да лопата выдала – о рельсу звякнула.

День сегодня какой-то чумной выдался. К вечеру – еще сюрприз. Забой, который мы начали готовить, обвалился. Смена кончилась, а бригадир начал нам лапшу на уши вешать, планом в нас бросаться, к совести взывать. Ну, нет уж! Мы не каторжане. План – не водка. Не выдохнется. Я сегодня гулять собрался. И не один, между прочим, а с Леной и Блоком. Он у нас, как бесплатное приложение.

Повернулся я и пошел. За мной – Толик и остальные. Бригадир один остался. Начал забой очищать. Ну-ну! Павка Корчагин нашелся! Дайте ему буденовку, а то панама как-то не к лицу. Пошли, Толик. Не будем ему мешать. Оставим один на один с планом.

Крюков последним идет. Медленно как-то. Вроде с неохотой. Все на бригадира поглядывает. Что ты смотришь на него, говорю, будто кошка – на мышку? Повернул он ко мне свое порезанное личико – ого! Да это не кошка. Зверь покрупнее. Только я не боюсь На меня он не прыгнет!

 

Сердце мое колотится, как сумасшедшее. Как бы не услышала, не испугалась. Я все-таки повел ее в посадку. Еще десяток шагов и дорога скроется из глаз, а там… Там я знаю, что мне делать. Учить не надо. Сам любого научу. Несколько осторожных касаний: ах, у вас тут ниточка на юбке… Ох, осторожней, не упадите… Ха, какая тоненькая паутинка на груди!.. И девочка начинает дышать чаще. И тут тебе, как назло, попадает соринка в глаз. Ты ложишься на траву. Она садится рядом и старается помочь. А ты все равно ничего не видишь. Ах, это ваша рука. Тогда где же моя? Натыкаешься сослепу на ее губы. Девочка сжимается, как пружина, старается вырваться, а потом... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в мае 2021 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: