Хлеб с сахаром и немецкие санки

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за март 2023:

 

На чтение потребуется 15 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

– Борька, просыпайся! Пора!

– Подожди… я ещё сон досматриваю… Ну вот, теперь ничего не видно... Одна чернота!

Под лоскутным ватным одеялом что-то зашевелилось, и выглянула небольшая голова с белобрысым чубчиком.

– А снилось-то что?

– Не знаю… А, вспомнил! Сначала я на лыжах с террикона ехал, а потом на них летал над домом.

– А во дворе кто-то был?

– Был. И на меня смотрел.

– И кто же это был?

Борька опустил голову и, посмотрев исподлобья на мать, тихо промолвил:

– Ляля.

– Я так и знала! Ты с этой Лялей скоро чокнешься! А ну вставай быстро!

– А «Пионерскую зорьку» ещё не передавали?

– Рано ещё тебе «Пионерскую зорьку» слушать, ты ничего не поймёшь. Вот пойдёшь в школу через два года, потом октябрятскую звездочку тебе сошью, потом дашь клятву пионера, повяжут красный галстук, и уже тогда…

– А сейчас даже звёздочку мне нельзя?

– Вот придёт со школы Настя – спросишь. Может, даст поносить, если слушаться будешь.

 

– Что ты там под кроватью ищешь?

– Где мой пистолет?!

– Никакого пистолета я не видела. Какая-то палочка с сучком валялась на полу, я и бросила её в печку, когда растапливала.

– Что ты наделала! Это же был мой пистолет!

– Этот сучок на палочке был твой пистолет?

– Да!!! Как я теперь пойду на улицу без пистолета?!

– Я же хожу…

– Ты ничего не понимаешь! У кого летом цыгане курицу украли? У соседей? А у них сейчас живёт маленькая девочка!

Борька стоял в одном чулке возле кровати, а из переполненных глаз на холодный пол уже готова была упасть первая слеза.

Мать достала из небольшой поленницы у стены сучковатую палку и протянула ему:

– На, держи. Автомат.

Борька отбросил полено к печке, лицо его скукожилось, как меха маленькой гармошки, из щёлочек глаз, засверкав бриллиантами, покатились слёзы и, набрав ртом побольше воздуха, он заревел шахтной сиреной.

– Ну ладно, успокойся… Весной будет ездить на подводе тряпочник, мы сдадим ему твоё пальто, и взамен получим почти настоящий пистолет с пистонами.

– А пальто правда сдадим?

С этим, мутно-зелёного цвета демисезонным пальто была связана самая большая Борькина тайна. Раньше оно принадлежало его сестре, а когда та подросла, мать перешила пуговицы на мальчиковую, правую сторону. Но всякий раз, выходя в нём на улицу, Борька боялся, что кто-то скажет: «пальто девчачье надел», – и его засмеют.

 

– К Ляле сегодня родители приезжают. Помнишь, какая у них машина? Длинная такая, чёрная. «ЗИМ» называется. Вот вырастешь, женишься на Ляле, будешь работать тоже в угольном министерстве и ездить на такой машине.

– Я не хочу жениться! – закричал Борька. Такого публичного стыда он не желал.

– Хорошо, не будешь. Тебя никто пока не заставляет. Сейчас поешь и можешь идти гулять. От неё уже приходили тебя звать.

– Почему ты сразу не сказала? Давай скорей валенки!

– А завтракать?

– А ты посыпь мне кусок хлеба сахаром… Один большой, а другой немножко поменьше, – сказал он ласково.

– Я посыплю, только она не будет. Её, наверное, там пирожными кормят.

– Я тогда всё съем сам! – закивал он головой, подтверждая.

– Мам… – Борька застыл в нерешительности.

– Чего тебе?

– У меня вчера на рубашке пятно от супа случилось.

– Что ж, из-за маленького пятнышка мне теперь стирку затевать? Аккуратнее будешь... Носи пока!

– Да?! А если они меня в дом позовут?!

– Очень мы им нужны, шантрапа такая. Успокойся.

Выходя за дверь, Борька услышал вслед:

– Да смотри там под ноги, не считай ворон, а то хлеб посеешь.

 

Двор встретил Борьку ясным солнышком и всеобщим ликованием обитателей. Он посмотрел вверх, но на ветках огромного тополя не увидел ни одной вороны. Там, среди шапок снега, выжидающих момент, чтобы свалиться за шиворот, грелись на солнце синички и воробьи. Увидев Борьку, они дружно слетели вниз и стали порхать вокруг него, приветливо чирикая и едва не касаясь крыльями его ватной ушанки. Весело кудахтали сбежавшиеся куры, а Рыжик от радости чуть не сорвался с цепи, чтобы поцеловать его, и теперь бегал по кругу за своим хвостом.

«Может, я хороший мальчик?» – подумал Борька. Он вспомнил, как вчера Настя читала вслух книжку про Тараканище. Там тоже все звери и животные, как его сегодня, полюбили Воробья за то, что он съел страшного Тараканище и спас их. Но, в отличие от Воробья, Борька убивать никого не хотел. Он бы просто выхватил свой пистолет и крикнул: «А ну, иди отсюда в свою Африку, Тараканище проклятое!».

 

Открывая калитку, Борька засмотрелся на пролетающую ворону и, как назло, выронил один кусок хлеба. Но не растерялся и успел поднять бутерброд, прежде чем до него добежал петух. Кроме того, успел смахнуть тыльной стороной варежки ручеёк сопливой водички над губой, шмыгнув при этом носом, посмотреть на окошко и ещё подумать: «Хорошо, что мамка не видит».

Ему повезло: хлеб упал сахаром вверх, только с боков прилипло немного снега, и Борька облизал его, как Рыжик свою зелёную эмалированную миску.

– Я вам потом сухарь покрошу, вы там потерпите, – пообещал он петуху в щель между досками калитки, и тот важно зашагал утешать в сарае разочарованных кур.

 

На улице Борьке кивнул пробегавший с санями знакомый тяжеловоз с рыжей гривой.

– Здравствуйте! – громко сказал ему Борька и тоже слегка поклонился.

– Здоровей видали! – неожиданно донеслось басовито в ответ.

Сани оставили после себя на дороге золотые пучки соломы и несколько конских яблок, от которых поднимался душистый пар. А ещё – два блестящих на солнце широких следа от полозьев. Борьке хотелось покататься по их зеркальной глади, но ведь его ждала Ляля.

Идти было совсем недалеко. Лялина бабушка жила в этом же длинном, как барак, доме, где и Борька, только с другой стороны.

 

Она стояла посреди двора в белой шубке с капюшоном и была похожа на маленького снеговичка. Руки её были спрятаны в пушистую муфту, а шея укутана бабушкиным платком так, что когда она шевелила головой, пухленькие розовые щёчки становились ещё пухлее и розовей, а улыбающиеся губки складывались так, будто хотели поцеловать Борьку. А ему от полноты чувств хотелось хотя бы одним пальцем потрогать эти нежные, как розовый зефир, щёчки. Но он не знал, можно это или нет.

«Ну почему всегда нельзя то, чего хочется больше всего!» – этого Борька понять не мог.

– А я тебя видел… – признался он.

– Я знаю, – тихо сказала она.

«Откуда? – подумал Борька. – Может, я ей тоже приснился?» Но спрашивать не стал.

– На! Это хлеб с сахаром. Ты, наверно, не будешь.

– Буду, – сказала она просто.

– Если весь кусок не скушаешь, ничего – я съем.

– Хорошо, – кукольным голоском согласилась Ляля.

 

Бабушка вынесла им тёплую скамейку, они молча ели посыпанный сахарным песком влажный хлеб и болтали ногами.

– Взрослые ничего не понимают! – поделился своими соображениями Борька.

– Ага, – подтвердила Ляля. Она всегда с ним соглашалась, возможно, потому что он был старше на целых полтора года.

Потом они просто, как музыку, слушали разные звуки, и Борька объяснял:

– Это вагонетка на терриконе высыпала породу, а камни катятся аж до земли… А это паровоз на станции везёт детей на ёлку и свистит паром, чтобы открывали семафор… Курица снесла яйцо и зовёт петуха, чтобы вместе порадоваться.

Где-то в кроне тополя над их головами закаркала ворона.

Вскоре после этого Борька влетел в дом и закричал с порога:

– Давай скорей морковку!

– Ты же брал уже сегодня для снеговика…

– Ту голодная ворона у нас украла! Пистолета ж у меня уже нет… Теперь давай новую…

 

Со снеговиком у них возникли непредвиденные трудности: он никак не хотел лепиться. Снег рассыпался в руках, и на месте, выделенном бабушкой Клавой для снеговика, возле тропки в туалет, образовалась уже снежная горка. Приходилось спешить, ведь родители Ляли могли приехать в любую минуту. Тогда Борька среди неколотых дров выбрал небольшое брёвнышко, поставил на вершину снежной горы, а на него положил морковку. После недолгих раздумий, для завершённости композиции, он накрыл всё это набекрень перевёрнутой эмалированной миской. Сочетанием зелени миски с оранжевостью морковки Борька остался доволен.

 

Наконец послышался звук подъехавшей машины. Ляля побежала к воротам, а Борька закрыл собой снеговика, чтобы потом показать его с большим эффектом. Двор сразу наполнился радостными восклицаниями, объятиями, поцелуями и картонными коробками.

– Игорь, не забудь машину закрыть! Осторожно, Клавдия Павловна, там ёлочные игрушки! А это кто тут? А… Коля…

– Мама, не Коля, а Боря!

– Боренька! Как ты вырос! А этот ящик – на кухню, Игорь…

Теперь Борька безуспешно пытался привлечь внимание к сюрпризу и путался под ногами. Вначале он просто оглядывался на него и всматривался вдаль. Потом осмелел и даже порывался бежать в ту сторону, замирая вдруг, и прикладывая ко лбу козырьком ладошку, как пограничник. Даже слегка приседал, войдя в роль.

– Боренька, ты, может быть, в туалет хочешь?

В эту минуту Борьке захотелось не в туалет, а к чертям собачьим провалиться сквозь землю. На помощь ему пришла Ляля:

– А мы снеговика сделали!

– Неужели? И где же он?

Борька обеими руками указывал в сторону туалета, вздрагивая от нетерпения.

 

Лялина мама откинула голову, прищурилась и, помедлив, сказала, растягивая слова:

– Интере-е-есная скульптура…

– Я бы назвал это «Буратино на Северном полюсе», – сказал Лялин папа с высоты своего солидного роста. – Смотрите, как у него нос от мороза покраснел.

Все засмеялись, и Борька хотел как все, но у него получилась лишь растерянная улыбка, а на глазах предательски выступили слёзы.

– Ляля, угости Бореньку апельсином. Мы хотели в Сталино купить ему лыжи, но в магазине были только большие, на взрослых.

«Как? Мне?! Настоящие магазинные лыжи?! – Борька стоял с открытым ртом оглушённый. – Ну почему же они не купили большие?!» Ему хотелось крикнуть: «Вы, наверно, не знали, что у меня есть крёстный, и он бы сделал из них маленькие! Та я и сам умею пилить, у меня же есть маленькая пилка!»

А теперь почти его лыжи стоят несправедливо где-то в магазине в городе Сталино… Что же ему теперь делать?

– Боренька, приходи к нам завтра вечером на ёлку, – сказала Лялина мама на прощание.

Папа взял Лялю на руки, она обняла его за шею и, глядя на Борьку, стала шептать что-то на ухо. На крыльце она успела махнуть Борьке пушистой варежкой. Из-за прикрытой двери веранды донёсся хохоток:

– А у Борьки, Нюсенька, определённо талант примитивиста.

Он постоял ещё немного на опустевшем дворе, потом засунул в карман пальто отсыревшие от снега рукавички и побрёл домой.

 

На следующий день Борька в свежевыглаженной рубашке стоял у дверей соседки. Дождаться вечера он не смог.

Ответ Лялиной бабушки прозвучал для него как ведро ледяной воды на голову:

– А они рано утром уехали. Там где-то на шахте крупная авария случилась, и дядю Игоря срочно вызвали.

– А Ляля? – спросил Борька дрожащими губами, ещё на что-то надеясь.

– Ляля не хотела ехать и сильно плакала, – вздохнула бабушка Клава и вложила ему в руки бумажный пакет с ёлкой на картинке. А когда Борька машинально, как робот, развернулся уходить, ещё сунула в карман его пальто две мандаринки.

 

Вечером Борька, представляя себя разведчиком, долго лазил по сугробам в огороде. Заодно он высматривал на заборе пару штакетов для самодельных лыж.

Когда начало темнеть, Борька, утопая по пояс в снегу, пробрался к освещённому соседскому окну. Едва дотянувшись до стекла, приник к светящейся полоске под занавеской: «Может, они уже приехали?».

 

Посреди комнаты он увидел настоящую ёлку. Увитая кольцами серпантина, она сверкала цветным лаком невиданных Борькой стеклянных игрушек, серебряными нитями дождика… С потолка свисали бумажные снежинки и ватные хлопья снега.

Под ёлкой, на ватном снегу, почти спиной к нему стоял дед-мороз с мешком подарков и снегурочка в белой шубке. Ему представилось, что они ждут не дождутся его и Ляли. Переживают – «Куда запропастились дети?». Борька даже подумал: «А если постучать? Вдруг обернутся, увидят, и не будут волноваться».

Но оживить картину смогла только кошка Мурка, которая подкралась к ёлочным игрушкам. Дотянувшись лапой до позолоченного фольгой грецкого ореха, она стала раскачивать его на нитке как маятник.

Время текло неумолимо. Борька знал, что за мокрые шаровары и позднее гуляние его дома поставят в угол, а скорее всего, отшлёпают, но оторваться от зрелища за стеклом никак не получалось. Наказание ведь будет дома, потом…

 

Больше Борька Лялю не видел. Летом министерство перевели в Киев, а вскоре дядя Игорь увёз туда и бабушку Клаву.

 

 

*   *   *

 

– Дед, ты где такие санки купил?

– Сам сделал, – не без гордости сказал Борька, проходя вдоль рыночного ряда.

– А ну подожди… – из-за прилавка, заставленного банками с мёдом, вышел мордастый мужик в малахае, унтах, с денежной сумочкой на животе, и присел на корточки. – Они на лыжах… А чё такие широкие?

– Это же горные… Там даже слой металла. Я болгаркой отпиливал.

– А снег не прилипает?

– Что вы… Снизу слой тефлона. Это же немецкие!

– Немецкие?! – переспросил Мордастый с выражением.

– Внук подарил. Он себе новые купил… Ещё до войны было.

– Не войны, а СВО! Ты что, нацик?

– Для него – войны, а я за Советский Союз, – честно признался Борька.

– Короче… продашь санки?

– Самому нужны. На себе носить уже…

– А ну иди отсюда со своими немецкими танкам… тю! Санками от греха подальше!

 

Борька отошёл, но недалеко. Чтобы показать, что не испугался, он в соседнем ларьке стал не спеша выбирать плакат-календарь на 2023 год. Остановился на календаре «Дед Мазай спасает зайцев». Мазай напоминал Борьке кого-то из телевизора, но он не мог вспомнить, кого именно.

– Вот этот, – наконец указал он сердитой продавщице, подозрительно косящейся на него, – сверните, пожалуйста. – Хотел ещё добавить: «Да потуже!» – но постеснялся.

«Трубу» он привязал сверху, на укрытый суконным одеялом мешок картошки.

Рыбный ряд Борька проходил под перекрёстным гомоном баб:

– Немцы обнаглели, уже танки «Леопард» поставлять надумали.

– Не говори… Совсем страх потеряли!

Оглянувшись на санки, он непроизвольно ускорил шаг. Широкими полозьями-гусеницами, мешком-башней под одеялом цвета хаки и бумажным стволом, направленным на тёток, они легко вызывали ассоциацию с маленьким «Леопардом».

 

На выходе из рынка торговали соснами. «Не-е-т, сосна ёлку не заменит – не тот запах». Вообще-то ему и ёлка не нужна была. Он просто так о ней подумал, чтобы веселей было идти. У него своя росла в огороде, толщиной в обхват. Борька посадил её в тот год, когда родилась дочка. В последние зимы, с тех пор, как она уехала, перед каждым Новым годом он отпиливал одну ветку, а вот вчера уже с трудом дотянулся.

«И чего они выехали, какой ещё свободы им не хватало?..» – опять пришла эта мысль, которую он гнал от себя уже несколько лет, но которая сидела в мозгу как заноза.

 

Оттаявшую и пахнувшую детством еловую ветку Борька всегда устраивал в углу, где когда-то стояла его кровать. Украшал старыми ёлочными игрушками, конфетти и выцветшим серпантином. Табуретку под ней он застилал картиной, которую мать вышила крестиком ещё в молодые годы. На ней был изображён Дед Мороз с мешком за плечами и снеговик с зайцем под ёлкой.

На табуретку Борька всегда ставил выкупленную им когда-то у соседа снегурочку из ваты. Белая шубка её потемнела от времени, и почти исчез румянец на щеках, но зато она пахла мандаринами. И ещё была похожа на одну маленькую девочку.

 

Борька вышел на старую липовую аллею, которая вела к заброшенному конному двору. Здесь, на пустыре, снегу было меньше, и мешок не задевал сугробы, но ветер дул сильнее, и Борька поглубже натянул свою ушанку.

«Когда ж я уже резьбой по дереву займусь?» – мечтать об этом было его хобби. Ещё он любил лепить снеговиков, но дочка выросла, внук тоже… Тогда-то и вырубил он из пня старой яблони в огороде ту страшную бородатую голову, то ли Карабаса-Барабаса, то ли колдуна Черномора…

 

Но свободного времени не оставалось даже после выхода на пенсию, и он продолжал откладывать свою затею, предвкушая удовольствие от неё в будущем. Борька и без этого был счастлив. Он довольствовался малым, вычитав где-то, что ожидание счастья – уже есть счастье. А ожидание было связано с этой аллеей.

Борька знал, что сухая липа – лучший материал для резьбы, и уже давно выбрал здесь подходящее дерево. Он подошёл к нему, снял рукавицу и, глядя на крону, похлопал ладошкой по сухому стволу:

– Созрела, голубушка… После военных действий завалю тебя…

«Так сухую лесину могут же на дрова утащить в любой момент!.. И плакала тогда мечта детства. Нет, завтра же прихожу сюда с топором! Хватит ерундой заниматься! Ван Гог вон… с перевязанным отрезанным ухом творил! С Нового года начинаю новую жизнь! Если б раньше начал, уже бы в клубе выставка была. А так и клуб закрыли…»

 

Когда Борька подходил к лесному складу, где-то недалеко громыхнул «прилёт». Гулявшая на пустыре «свадьбу» свора собак с лаем рассыпалась по заброшенным дворам. Только одна худая сука, с обвисшими, замусоленными сосками, упорно шла следом за Борькой. Подвывая, она что-то выговаривала ему на своём собачьем языке, будто обвиняя и в этих обстрелах, и в этой бездомной, голодной и нищенской жизни…

– Та отцепись ты уже от меня! – обернулся он на неё. – Без тебя тошно…

«Надо вечером позвонить дочке. Это ж, наверно, с начала эсв… ойны почти не разговаривали… Не заморозили их там? Сколько ж они будут так над людьми издеваться?! А на переговоры – ни в какую!»

 

За гаражами Борьку остановил оглушительный хлопок. От горизонта вверх, одна за другой, потянулись белые стрелы и стали запоздало доноситься громогласные раскаты взрывов. Работала ПВО.

Борька вдруг... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в марте 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: