Словно куклы для бедных детей

 

Купить в журнале за август 2017 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 10 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

В корзину из ивовых прутьев, стоящую возле остывшего очага, я положил пластиковую куклу. Одноглазую и без волос. Зола еле теплилась, и я потёр руки, пытаясь хоть немного согреться. Не люблю бывать в бедных домах: слишком много печали и несчастий. Будто ими оклеены стены или они поджидают, притаившись, на чердаке, поэтому я лишь оставляю подарки, почти швыряю их, и спешу дальше… На самом же деле я бегу в страхе, опасаясь, как бы что-нибудь грустное не пристало к душе. Мои пальцы простёрлись над пеплом, словно я собирался этим движением воскресить огонь. Но я не волшебник, и серая кучка осталась тем же, чем и была: горстью праха, останками когда-то горевшего огня, ничем. Я вздрогнул, почувствовав чей-то взгляд, вонзившийся в мою сгорбленную спину.

– А где её левый глаз? Да и волос тоже нету… Они вырастут?

– Нет.

– Почему?!

– У кукол волосы не растут. И глаза тоже.

Я вздрогнул и втянул голову в плечи. Девочка продолжала спрашивать, а я просто мечтал поскорее уйти. Но я продолжал сидеть, ощущая, как ноют затёкшие колени.

– Они такими рождаются?

– Да.

Я попытался закончить разговор и исчезнуть, не желая дальше беседовать с ребёнком.

– Холодно. Мне пора идти.

– Туда, где тепло?

Туда, где больше счастья, подумал я, туда, где дети не просыпаются от холода, а после, растирая озябшими ручонками закоченевшие пальцы ног, смотрят, что я им принёс. Туда, где у кукол есть волосы и оба глаза. Туда, где нет пепла уже отгоревшего костра. Так подумал я, но ничего не сказал.

– Как ты думаешь, она когда-нибудь сможет видеть?

– Ты разве не заметила, что один глаз у неё есть?! Она же не слепая!

Я почти крикнул это, рискуя разбудить её родителей, спавших, крепко обнявшись, в кровати у окна. Они касались друг друга носами и улыбались во сне.

– Зачем ты спрашиваешь, вырастет ли у куклы глаз? Это ведь глупо.

– Не глупо… Помнишь, что ты принёс мне в прошлом году?

– Нет. Я сразу же всё забываю. И подарки, и детей.

Но я обманывал её. Некоторых я помнил. Тех… улыбающихся и счастливых. Моё сознание быстро и успешно стирало всякое воспоминание о плачущих, перепачканных детях, обнимающих сломанные игрушки. Да, я понимаю, что в тот момент они были счастливы. Но этого недостаточно, чтобы я запомнил их. Это было лишь мгновение, лишь недолгое веяние радости. Настоящее же счастье должно быть продолжительным. Печаль может измеряться мгновением, счастье – нет.

 

– Я уверена, что ты помнишь. Мы и тогда тоже разговаривали. И холодно было так же, как и сейчас. И так же ты не смел обернуться, чтобы посмотреть на меня.

– Я приношу счастье и могу смотреть в глаза любому.

– Нет, не можешь – бедным детям. Чего ты боишься? В прошлом году ты принёс мне фигурку индейца без ноги.

– И?

– И она выросла.

– Не говори глупостей, у игрушки не может вырасти нога. Ни у кого не может.

– А у этого выросла. Хочешь посмотреть?

– Нет.

– Я знала, что ты не захочешь. Но я не вру. И ты это знаешь. У наших кукол растут ноги, глаза и волосы.

– У каких это наших?

– У наших…у кукол бедных детей. И я тоже хотела сделать тебе подарок. Но раз ты так спешишь, то иди, отдам его тебе в следующем году. Но, может быть, в следующем году я вырасту, или ты не придёшь, или, может, я умру, – и ты снова останешься без подарка. А может быть, мои родители выдадут меня замуж – и мой муж не разрешит тебе прийти. Знаешь, ведь всё, что угодно, может случиться.

Я улыбнулся, но по-прежнему не оборачивался. И тут мне показалось, что я увидел в пепле искорку жара, теплящуюся красноватым светом. Тонкая струйка дыма стала подниматься к дымоходу, и воздух в комнате как будто стал теплее.

Я распрямил сгорбленную спину и спросил:

– Какой подарок? Дай мне его. Обещаю, что запомню тебя. И даже твоё имя.

– Получишь подарок, если познакомишься с индейцем.

– С тем, у которого выросла нога?

– Да, именно с ним.

– Как его зовут?

– У него нет имени.

– Имя есть у каждого.

– Если он не обязан иметь два глаза, значит, не обязан иметь и имя. Ведь так? Можно жить и без имени.

На левом плече я почувствовал лёгкое прикосновение детской руки.

Вниз по моему красному пальто, словно с горки, скатилась фигурка и упала на пол передо мной. В руке у неё было копьё, на голове – перья. Вождь. И у него были обе ноги!

– Видишь? Видишь? – послышался возбуждённый голос, – нога выросла и теперь даже крепче той, которую ему отломали. И он опять может бегать, скакать и бродить по прерии.

– И правда, может. А ты уверена, что я принёс его тебе без ноги?

– Конечно, уверена! Я помню ещё, что спросила тебя, почему ты приносишь мне игрушки для мальчиков.

– Вероятно, она была единственной, оставшейся в мешке. У меня не было другой. Но в этот раз ты получила куклу.

– Одноглазую и лысую.

– Ты же сказала, что у неё вырастут волосы и глаз.

– Но это не означает, что ты можешь дарить мне игрушку, которой уже кто-то играл. Она принесла с собой и жестокость того ребёнка, и ложь, и вредность, свойственные богатым детям.

– А бедные дети не жестокие?

– Жестокие. Но от слабости и страха. А богатые – от безделья и избалованности. Они отрывают куклам ноги, выбивают глаза и вырывают волосы.

 

Неужели очаг разгорелся ещё сильнее?! Красные угли следили из пепла за происходящим и медленно рассеивали тьму в комнате. Дрожащей от усталости рукой я взял игрушку. Индеец покалывал меня своим копьём и щекотал пластиковыми перьями, торчащими из его волос.

Я обернулся.

Передо мной стояла девочка лет десяти. Она была одета в пижаму с подвернутыми рукавами и штанинами, вероятно, доставшуюся ей от кого-то из старших. Она дрожала от холода, потирая плечи. Её лёгкие светлые волосы развевались, словно от какого-то незримого ветра. Но ветра не было. Лишь холод и расползающийся по комнате запах дыма. Она смотрела на меня большими глазами, не отрываясь, словно хотела запомнить всего меня, каждую мою морщину, каждый седой волос, каждое движение в лице. В глубине её взгляда таилась улыбка. Но всё равно в голове моей ещё длился отзвук её печального голоса. Она отчаянно прижимала к груди куклу. Как мать своего ребёнка.

– Вот… Закутайся в это.

Я скинул с плеч свой плащ и почти всю её накрыл им.

– Он пахнет плесенью и сыростью.

Мы вместе рассмеялись.

– Я весь год храню его во влажном подвале. Он и не может пахнуть по-другому. Но он тёплый.

– Да. Мне и правда больше не холодно.

Её волосы рассыпались по красной ткани.

– Как ты это делаешь?

– Что?

– Чинишь куклы.

Она покачала головой.

– Не делаю я этого, они сами.

Она произнесла это спокойно, как само собой разумеющееся, и взяла куклу из моей руки. Она поцеловала её.

– Просто им надоедает быть куклами для бедных детей. Они тоже не хотят терпеть нашего горя и несчастий, поэтому пытаются хоть немного осчастливить нас тем, что поправляются. Вот этот вождь даже научился говорить, чтобы утешать меня, когда я грущу.

– Вот только не выдумывай! Куклы не умеют говорить. Я это точно знаю. Я так долго уже работаю с ними.

– Говорят, говорят. Просто ты никогда не грустил, дедушка. Ты слишком много смотрел на счастливых детей. Ничего ты не понимаешь. Глупый ты, дедушка.

Она запрыгала по комнате, путаясь в моём плаще. Её волосы снова стали развеваться на невидимом ветру. Она радовалась. И вождь в её руке радовался вместе с ней.

– Глупый, глупый, глупый!

– А где мой подарок?

Она хлопнула ладонью себя по лбу. Потом скинула плащ и убежала в другую комнату. Я посмотрел на очаг: угли сияли, как лава просыпающегося вулкана, и в комнате уже не было так холодно. Я стал искать взглядом что-то, чем можно было бы разжечь огонь. Ничего такого не находилось: все поленья уже сожгли. Я открыл сумку в поисках деревянных кукол. Тех, что были для детей богатых родителей. Они должны хорошо гореть, уносясь в небо вместе с дымом…

 

А потом меня накрыла какая-то тень. Тень чего-то страшного. И я проснулся.

Надо мной склонился начальник нашего лагерного барака и смотрел на меня злыми глазами. Он сказал тихо и грозно:

– Дед! Эй, дед! Пошли на улицу. Новый год.

Я дрожал от холода январского утра. Боли, отступившие во время сна, снова стали мучить меня. Впадина на месте потерянного два месяца назад глаза ныла. Новый год! В концентрационном лагере времени не существует. Да и праздники здесь не празднуют. И ничего нового нет. Я снова закрыл глаза, зная, что тем самым могу лишь вывести его из себя и заработать оплеухи и удары. Две секунды сна стоят ударов. Две секунды в прекрасном месте. Тёплом, счастливом, у огня. С дорогими людьми. Чудесными. В доме девочки и её бедных родителей.

– Что ты пристал ко мне, злодей! Отстань от меня, животное! Будь хоть раз человеком и дай мне попрощаться с людьми из моего сна. Неприлично уходить, не попрощавшись.

Мои оскорбления его не тронули, и он не ударил меня. Он засмеялся и дал мне знак встать.

– Дед…Какой-то ребёнок стоит у забора, разделяющего два наших лагеря, и кричит, что должен передать подарок. А насколько я знаю, ты здесь самый старый. Самый старый живой. Остальные старики давно померли от холода, голода и истязаний. Один ты, дед, остался.

Я вскочил с доски, служившей мне кроватью. Как юноша, спешащий на свидание к возлюбленной, как тигр, ещё недавно выслеживавший добычу, как стремительный летний дождь, помчался я к воротам барака. С дрожащими коленями я бежал к колючей проволоке. Деревянные лагерные башмаки спадали с моих ног, но в спешке я не замечал этого. Там, во дворе другого лагеря, в утренних испарениях и дыме из трубы крематория, который, вместо того, чтобы улетать в небо, стелился по земле, виднелась маленькая фигура. На ней была форма заключённого с подвёрнутыми рукавами и штанинами. Голова была налысо побрита. Под большими голубыми глазами виднелись тяжёлые чёрные круги. Ей было лет десять. Увидев меня, задыхающегося, бегущего к ней, она улыбнулась.

– Глупый дедушка. Глупый. Потерял башмаки.

– Ты из моего сна?!

– А почему ты думаешь, что и это не сон?

– Во снах нет боли.

– Бывают и страшные сны.

– Но в них мы всегда просыпаемся. А из этого нам не выбраться.

– Я пришла подарить тебе подарок.

– Какой подарок ты можешь подарить мне здесь, когда ни у тебя, ни у меня ничего нет?!

– Есть.

– Что?

– Есть мы.

Она просунула ручку между прутьями забора и коснулась моего лица. Она гладила своими худыми, костлявыми пальчиками глубокие, доставшиеся мне от всех пережитых невзгод морщины. Потом она положила указательный палец во впадину, где когда-то был мой левый глаз.

– Поправляйся, дедушка.

Вернувшись в барак, подгоняемый криками и ругательствами эсэсовцев, я вспомнил своё имя. Так холодно мне больше не было. Счастливого Нового года!

 

 

Перевод с сербского Анны Смутной

 

 

 

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за август 2017 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению августа 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.