Как Степана от любви лечили

От удара топора голова петуха отлетела в сторону, а тело трепыхая крыльями, еще долго бьётся в конвульсиях. Рубиновые струйки крови, мягко скользя по черным перьям, стекают в эмалированную миску. Баба Катя отбрасывает в сторону наконец затихшую тушку, наливает полстакана горячей дымящейся крови и добавляет немного кагора.

– Пей, – она протягивает стакан Степану.

Баба Катя местная знахарка и ворожея. Высокая, статная старуха с лицом морщинистым от жизни долгой и трудной, с темной цыганщиной в пронзительных глазах, взгляд которых редко кто выдерживал, в колдовских делах могла делать все: привораживать-отвораживать, наводить и снимать порчу, сглаз, проклятие. Она лечила травами, вправляла вывихнутые суставы, заговаривала болячки и гадала на картах. Бабу Катю боялись, старенький её домик обходили стороной и обращались только в случае крайней необходимости.

Степан с отвращением, едва сдерживая рвотные спазмы, пьёт тёплую кровь, слегка пахнущую кагором. Допив колдовскую жидкость до дна, он бросает стакан в снег, садится на пенёк, пару минут назад служивший плахой и закуривает.

– Нечего чужим добром разбрасываться, – бурчит Баба Катя, поднимая стакан, ковыляет к дому. – Из петуха борщ сваришь, – оборачивается она на полпути, – а завтра придёшь снова.

– Опять кровь пить? – ужасается Степан.

– Упырём станешь, – ухмыляется знахарка. – Травок тебе кое-каких подберу, попьёшь с недельку и навсегда забудешь свою шалаву, – лицо старухи становится суровым, глаза гневно сверкают в полумраке раннего зимнего вечера.

От Степана три месяца назад ушла жена и не просто ушла, а со всем своим скарбом переехала жить к заведующему клубом Терёхину. И мужик затосковал: сначала запил, – по-русски долго и обречённо, – затем бросил свою шоферскую работу, а последнее время сидел, как истукан дома и тупо смотрел в стену, будто хотел увидеть на ней свою Валентину. К бабе Кате Степана привела мать:

– Помоги, Катерина, совсем пропадает хлопец, – она рукавом вытерла слезы.

Знахарка изучающе взглянула на клиента.

– Вернуть хочешь бабу, али забыть? – она перебирала чётки проворными пальцами.

– Забыть, – не своим голосом выдавил из себя Степан.

Шоферская жизнь не отличается разнообразием – с раннего утра до позднего вечера поездки по городу и району, и домой Степан приходил злой и уставший. А во время уборочной исчезал из дома и вовсе на два месяца.

Познакомились они в столовой, где Валентина работала раздатчицей. Смешливая, чуть полноватая девушка нравилась многим мужчинам, а две расстёгнутые верхние пуговицы на её халате приводили сильный пол в трепет. Как-то, пребывая в хорошем расположении духа, Степан подошел к ней с улыбкой и предложил встретиться. Валентине тоже понравился парень – высокий, голубоглазый, с русыми вьющимися волосами. Свидания их продолжались недолго: вскоре отыграли традиционно-пошловатую свадьбу, с куклой на капоте белой “Волги”, маршем Мендельсона в районном ЗАГСе и утомительной двухдневной попойкой в столовой, где работала Валентина.

Лишь медовый месяц оправдал своё название. Затем стремглав помчались серые будни. Близость их была поспешна и невнятна, словно они куда-то торопились. Через минуту-другую Степан, отвернувшись к стене, сладко посапывал. В выходные дни зачастую предпочитал компанию друзей обществу молодой жены. Для него самого и для среды, где он обитал, это было совершенно нормальным явлением. По-другому он просто не мог, да и не знал, как это по-другому. Степан любил жену и был убежден, что она ему отвечает тем же. Валентина страдала неимоверно. На работе ей говорили комплименты и назначали свидания. Иногда весьма настойчиво. Разумеется, она всем отказывала, ей хотелось верить, что она по-прежнему любит мужа и у них все будет хорошо. Но дома подстерегала изнурительная, однообразная повседневность, где Валентина не чувствовала себя ни счастливой, ни любимой, а иногда, к своему страху, и не любящей.

– Завтра на уборочную, – неожиданно объявил Степан, – собери сменное бельишко, да сигарет не забудь положить.

– Надолго? – Валентина присела на стул.

– Да нет, всего на два месяца, – он сунул в рот сигарету, – пойду к ребятам схожу.

Пришел Степан поздно и выпивший. Едва лёг на кровать, сразу захрапел, бормоча что-то невразумительное, когда жена трогала его рукой.

Молодой месяц нелепо и долго плясал в окне, причудливо преломляясь в слезах Валентины.

Золотисто-голубое марево августа безжалостно плавило город. Поникшие от жары тополя трепетали пыльной листвой.

– Что-то, вы, Валенька, грустная в последнее время, – к раздаче подошел заведующий клубом Терёхин. – За мужем, наверное, скучаете?

Валентина неуверенно пожала плечами.

У Юрия Александровича Терёхина было лицо умеренно, но регулярно выпивающего человека, обозначенное печатью воображаемой мудрости.

Усердие заведующего клубом в служении искусству несколько подостыло и весь свой оставшийся пыл сорокалетнего человека он посвящал вину и женщинам. Возглавляемый им культурный очаг потихоньку угасал, но его кормчий относился к очевидному факту просто – что будет, то будет.

– Валечка, если б вы знали, как искусство снимает любую печаль, – Юрий Александрович упёр указательный палец в щеку, что сразу сделало его похожим на какого-то артиста, – во всяком случае, заменяет её на грусть, а это уже эстетически более высокая категория. – Он уже собрался было уходить, но остановился и проникновенно сказал: – Вот когда вы, Валенька, грустная, то становитесь еще прекраснее. – Немного помолчав, добавил: – Приходите сегодня в клуб – будет индийский фильм, – Юрий Александрович едва заметно поморщился, – о любви.

Валентина долго думала идти ей в кино или нет, но потом всё-таки решилась, – надоело дома сидеть одной, да и речи завклубом, – она боялась себе признаться, – ее заинтриговали.

На экране пылали страсти и солнце, текли реки и слезы, звучали песни и роковые выстрелы. Валентина смотрела кинофильм и глаза ее увлажнялись, но не из-за неразделенной любви смуглых героев, а при мысли о своей собственной судьбе. И так жалко ей вдруг себя стало, что она едва сдерживала слезы.

Валентина медленно шла по улице, освещенной огромной луной. О чем-то своем перемигивались низкие южные звезды. Сзади послышался топот бегущего человека и Валентина испуганно прижалась к забору.

– Не надо меня бояться – в худшем случае я безвреден, – Юрий Александрович тяжело дышал, от него слегка пахло вином и дорогим одеколоном. – Ну как, понравилось кино? – он взял Валентину под руку.

– Да..., – ответила она неуверенно, боясь отдернуть руку.

– Вы умница, что решились прийти в клуб и немножко развеяться. Судьба сильнее угнетает нас, когда чувствует, что мы ей поддаемся. Жизнь, милая Валя, не всегда прекрасна, но всегда удивительна. Принимайте её такой, как она есть и вы обнаружите, что жизнь не такая уж плохая штука.

Валентине впервые говорили такие красивые, умные слова..

Обращались, как с равной, а главное, кто? – уважаемый в городе человек. Ей это льстило и немного пугало: она чувствовала, что Юрий Александрович начинает ухаживать и, как поступать дальше Валентина не знала. Вдруг мелькнула мысль о Степане: “Боже, я ведь замужняя женщина!”. Но тут же вспомнилась личная жизнь, скучная и однообразная.. Невнимание мужа, отсутствие каких бы то ни было, не касающихся быта,

разговоров и постоянная, липкая тоска, от которой никуда не скрыться.

– Понимаете, Валюша, – Юрий Александрович остановился и, взяв её за руку, посмотрел в глаза, – самое ценное в жизни – это моменты ис-тинного общения. Вот я сейчас рядом с вами и мне просто, приятно, – он немного подумав, добавил, – и интересно.

– Ну, что вы, – Валентина зарделась от смущения, – я простая и обыкновенная.

– Нет, вы необыкновенная, – перешел на проникновенный шепот Юрий Александрович.

– Вот мы и пришли, – освободила свою руку Валентина.

– Прямо-таки не хочется с вами расставаться, – Терёхин сделал вид, что уходит. – А чашкой чая угостите?

Валентина молчала, не зная, что ответить.

– Да не бойтесь, Валя, в моем возрасте опасно грешить – не будет времени каяться.

Когда Валентина пришла из кухни с подносом в руках, на столе стояла початая бутылка вина.

– “Мускат” Прасковейский, очень приятное десертное вино, – Юрий Александрович вертел бутылку в руках, рассматривая этикетку, словно видел её впервые. – Давайте, хозяюшка, фужеры. _ Вино действительно оказалось приятным на вкус и Валентине понравилось. Вскоре у неё немного закружилась голова, и на душе стало не только спокойно, но и весело.

– Юрий Александрович, а почему вы до сих пор не женаты? – осмелела она.

– О, милая Валюша, у творческого человека отношения с прекрасным полом складываются всегда трудно, – он крутил фужер в длинных, по-женски красивых пальцах, – но я отвечу просто и банально – еще не встретил такую, как вы. Какая-то несправедливость личной жизни.

Терёхин снова наполнил бокалы. Он смотрел на Валентину своими глубокими карими глазами и говорил, говорил, говорил – о кино, музыке, книгах. О звездах, о небе, о чувствах.

Вначале она немного сопротивлялась и что-то бормотала о муже.

– Валечка, изменяют лишь тем, кого любят. – Юрий Александрович целовал кончики ее пальцев, и нестерпимый жар начинал пылать в её груди. Яркие фантасмагорические картинки стремительно и сладострастно пронизывали её тело, убрав само сознание Валентины куда-то далеко-далеко; не было никакого желания вернуть его и не хотелось, чтобы это когда-нибудь кончалось. Вдруг всё, что её окружало, полетело вниз, увлекая за собой саму Валентину. Наверное, от страха она закричала.

– Что это было? – спросила она очнувшись.

– Счастье, – Юрий Александрович рассмеялся.

Встречаться они стали почти каждый вечер. Юрий Александрович приходил с непременной бутылкой вина, очень много говорил потом, когда вино заканчивалось, брал Валентину на руки и нес в кровать.

Однажды Терёхин пришел не с одной, а с двумя бутылками вина и вскоре заметно опьянел. Он ползал вокруг растерявшейся от смущения Валентины и, кляня прошлую жизнь, с дрожью в голосе говорил, что на-конец встретил настоящую любовь, целовал колени Валентины, роняя пьяные слезы на её колготки и хотя ей было неприятно столь бурное проявление чувств, она гладила его голову.

– Юра, скоро Степан приедет. Терехин поднял голову и на минуту задумался.

– Знаешь что? Пойдем ко мне. – Он поднялся, и его слегка качнуло. – Прямо сейчас пойдем. Собирай вещи.

В квартире заведующего клубом царил полный беспорядок. Все столы были завалены книгами, грязной посудой и пепельницами полными окурков. Валентину поразило количество пустых бутылок.

– Ну, что, Валечка, за новоселье? – хозяин достал из холодильника ещё одну бутылку вина.

Валентина лежала в прокуренной комнате и прислушивалась к незнакомому тиканью настенных часов, которое время от времени заглушал храп любовника. Ей вдруг неимоверно захотелось встать и скорее уйти отсюда. Зачем она пришла в этот дом, в сущности, к незнакомому человеку, которого совершенно не знала и не понимала?

В течение нескольких дней Валентина наводила порядок в квартире, чего почти не заметил хозяин.

– Ты окурки из пепельниц выбросила? Умница, – он рассеянно похвалил свою подругу.

Приходил Терёхин домой поздно, как правило, выпивший и всегда приносил с собой бутылку вина. Разговаривать с Валентиной он стал гораздо меньше, лишь периодически наполнял фужер и молча смотрел телевизор. Иногда Терёхин приходил трезвый, и Валентина, как это ни странно, больше всего боялась таких дней, ибо он молча лежал на диване и безучастно смотрел в потолок. На её вопросы отвечал однозначно и раздраженно. Однажды не пришел домой ночевать, и Валентина явилась на работу не выспавшаяся и заплаканная.

– Что же ты, Валька, наделала? – кассирша Надежда смотрела на неё с жалостью. – Он же алкаш конченный, да и не одной юбки мимо не пропустит, – она наклонилась к подружке и зашептала: – А к этой танцовщице из ансамбля, говорят, до сих пор бегает.

Терёхин божился, что ночевал у друга, и Валентине ничего не оставалось, кроме, как поверить.

Вернулся Степан. Она несколько раз хотела подойти и поговорить с ним, но, увидев издалека свою бывшую жену, он переходил на другую сторону улицы. Ей передавали, что он сильно страдает и одно время даже запил, но Валентина не знала, как ей поступить, а лишь жалела Степана и плакала по ночам.

Тихо и незаметно прошла осень, и первые декабрьские снежинки закружились над засыпающей землей. Юрий и Валентина совершенно охладели друг к другу. Лишь когда Терёхин выпивал больше обычного, он проявлял к ней определенный интерес. В столовой подруги рассказывали, что Степан бросил работу и совсем почернел от горя.

– Говорят, что к бабе Кате ходил, – кассирша Надежда хохотнула, – вот приворожит тебя, так сразу убежишь от своего алкаша.

Валентина ничего не отвечала, только громче обычного гремела тарелками, да на глазах у неё выступали слезы.

“Да, Степан зачастую бывал к ней невнимателен, – думала она, – с друзьями любил на рыбалку бегать, слова доброго от него не услышишь, зато искренний был и надежный, никогда не замечала, чтобы на других баб заглядывался. А главное, были они с ним равные – смотрели по вечерам сериалы, да “Поле чудес” с Якубовичем и были довольны оба. А этот позавчера, – Валентина швырнула тарелку на поднос, – будем, говорит, сегодня смотреть фильм Пазолини, и когда она зевнула от непонятного ей кино, мрачно заметил: – Ты ведёшь себя, как доярка. Хотя, впрочем, какая разница...

И до сих пор не разговаривает со мной”. – Валентина тяжело вздохнула и рукавом вытерла пот с лица.

Приближался Новый год. Терёхин ходил озабоченный и вспыльчивый. На все вопросы Валентины отвечал, что его беспокоит подготовка к праздничному концерту и детским утренникам. Он с утра до позднего вечера пропадал в клубе, приходил домой, на удивление, трезвый, но замкнутый и молчаливый. Тридцать первого декабря ушёл с утра, буркнув, что к вечеру придет.

Валентина убрала в квартире и стала не спеша готовить праздничный ужин. Она часто вспоминала Степана и подумала о том, с кем он будет сегодня встречать Новый год.

За окном стемнело. Первые ракеты расчеркивали темно-синее небо разноцветными шлейфами. На душе у Валентины было муторно. Приближалась полночь и она поняла, что Юрий сегодня не придёт. Валентина включила телевизор и налила себе рюмку водки. Пробили куранты. Президент торжественно и радостно поздравил российский народ. Валентина выпила водку и тупо уставилась на экран. Начался новогодний концерт, и она снова наполнила рюмку. Популярные артисты пели о любви и счастье. Валентина поднялась и решительно накинула шубу. На улице было многолюдно и шумно. Шипели и блистали фейерверки, хлопали выстрелы, кругом слышался людской смех. Валентина подошла к дому Степана и её тело охватила сильная дрожь. Окна светили ярко и отталкивающе страшно. Она постучала. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Открылась дверь и вышел Степан. Он оторопело уставился на Валентину. Взметнулась волна злости, ревности и ещё чего-то необъяснимого, но подержавшись некоторое время, стала спадать. Они одновременно сделали шаг навстречу и заключили друг друга в крепкие объятия.

– С Новым годом, Стёпушка!

– А меня от тебя лечили, да видно не вылечили, – прошептал ей на ухо Степан.

– С Новым годом! – закричали где-то неподалеку, словно отвечая Валентине.