Сны и кошмары фермера Сведенборга

 

книга 2 из 3 (см: 1, 3) – главы 6, 7 и 8

 

	Поделиться:

 

 

 

Купить в журнале за апрель 2022 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 11 часов | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Сведенборг и София надели одежду, снятую с убитых хомо, запаслись провизией, найденной в убежище, и отправились дальше. Девушка прихватила с собой громовую палку и заряды смерти к ней, отметив, что это «милая вещица».

– Как думаешь, где сейчас Карлос? – спросила София.

– Куда бы ни бежал фермер, дорога приведёт его только в одно место.

– На другую ферму, – закончила мысль девушка, – только вот где она?

– Хотел бы я знать, а спрашивать здесь уже не у кого.

– Надеюсь, в этих землях о нас достаточно дурная слава, чтобы кто-то в своём уме устроил на нас охоту.

– В местах, охваченных безумием, можно ожидать чего угодно.

– Ты склонен к поэтическому восприятию, – ухмыльнулась София. – И всё же, что говорит твой Дар?

– Ничего. Чувствую себя обессиленным. Не хочу, чтобы это повторилось. Надеюсь, когда мы вернёмся, Эгрегор заберёт Дар обратно, – Сведенборг содрогнулся, подумав о боли, которой это может сопровождаться, – чтобы осмыслить своё предназначение, мне не нужна неконтролируемая сила, только кисть, перо и мотыга.

– Не во всякое место можно отправиться, будучи самим собой.

– Ты так говоришь, будто что-то знаешь.

– У меня было время поразмышлять.

– Ты что-то недоговариваешь.

– Все что-то недоговаривают.

– Как ты становишься невидимой?

– Моя кожа, волосы и ногти определённым образом реагируют как на освещение, так и на наблюдателя. Не уверена, что смогу объяснить в сложной научной терминологии. Не проще ли считать это магией?

– Поэтому ты появляешься без одежды?

– И поэтому тоже.

– Разве может человек сознательно запустить подобный процесс в теле?

– Даже самый никчемный человек – изощрённая конструкция. Когда ты поднимаешь руку или переставляешь ногу, двигаясь сам не понимая куда, работают механизмы чудовищной сложности. Поверь мне, стать невидимой не трудней, чем сжать ладонь в кулак.

– София, ты не человек?

– С точки зрения некоторых патриархальных обществ – нет. Я же всё-таки женщина. В Дазайне тебе не показывали ничего подобного?

– Можешь перестать издеваться?

– Единственное, что мне нравится в этом разговоре, Свен, то что ты не полный дурак.

– Так почему не расскажешь, что знаешь?

– Потому что всё, что я знаю – часть чьей-то игры. Я появилась на ферме без прошлого. В отличие от тебя, мне было бы нечего записать в журнал.

– Зачем нужно прошлое, от которого необходимо избавиться?

– Есть разница в том, чтобы добровольно отказаться от чего-то, или это у тебя крадут без спроса.

– Отказаться от знаний, откровений и… Эмеренции; судя по всему, с собственным выбором тоже бывало не всё просто.

– Ты верил, а вера оправдывает многое.

– Неведение тоже многое оправдывает.

– Ну вот и поговорили.

– София, – вдруг сказал Сведенборг, – спасибо, что вернулась за мной.

– Не благодари, я сделала это из практических соображений. Да и ты такой милый, когда не задаешь много вопросов.

– Ты рисковала. Разве это практично? – спросил Сведенборг.

– Эгрегор подготовил тебя для внешнего мира, одной мне не найти Карлоса.

– Что-то я не чувствую себя героем, готовым к подвигам.

– Дар должен прижиться. Сейчас твоё тело, включая мозг, сплошная рана, заживающая после самой сложной операции, что можно представить.

Сведенборг вздохнул и дальше шёл молча, пытаясь прислушаться к себе и поймать хоть одну мысль, что подсказала бы направление, в котором двигался беглец Карлос.

Заросли сменились равниной, где среди труб и полуразрушенных железных конструкций красовались ядовито-зелёные лужи, на которых по-хозяйски располагались энергетические шары, выглядящие смотанными в клубки молниями. Такой клубок периодически выбрасывал в лужи ломаные дугообразные разряды, создавая ощущение сидящего на зелёной поверхности паука, который изучает ядовитое пятно под собой, руководствуясь тайной целью. Были это особые формы жизни или рудименты какой-то технологии, путники не знали и старались держаться подальше от аномалий внешнего мира. К таким можно было отнести и бесформенные темные сгустки, что-то среднее между газом и жидкостью, они поднимались из отверстий на каменистой поверхности, где, поиграв пятнами Роршаха, прятались обратно. Далее шли области, представлявшие собой засыпанные песком редкие руины и каменные обломки, под ними прятались разных размеров ящеры, сплошь покрытые грибовидными наростами; на крупных, до пяти локтей в длину, особях сидело до десятка мелких птиц, размером меньше ладони. Ящеры никак не реагировали на порхающих посетителей, с ленивым удивлением разглядывая двуногих, вторгшихся на их территорию. За песками снова начались жёсткие витые заросли, продираясь через которые Сведенборг и София вышли к небольшой речушке, где решили сделать привал. Река была покрыта густыми масляными разводами, при этом из воды местами торчали вытянутые блестящие спины обитателей: жизнь была даже там.

Разводить костер путешественники не стали, опасаясь привлечь к себе нежелательное внимание. В меню была провизия, добытая в логове хомо: вяленые куски мяса, принадлежавшие крысам и сушеные моллюски, чьи тельца крошились во рту. Темнело, и переночевать путники решили там же; спать договорились по очереди, чтобы не стать чьей-нибудь добычей. София свернулась калачиком, использовав вместо подушки походную сумку. Сведенборг вслушивался в ночной полумрак и смотрел на Софию, испытывая нечто, что одноцикловые называют ностальгией. Он любовался её тонкими чертами лица, нахмуренными бровями, потрёпанными кудрями, разметавшимися по ткани, и мысленно уносился на ферму, туда, где всё было знакомо и неизменно. Пытки и кровавая бойня, что при помощи пробудившегося Дара он устроил в логове волосатых хомо, казалась сейчас не более чем видением в Дазайне. Страх, боль, предательство, наслаждение, любовь и прочие иллюзии, что занимают ведущие места в хрупких жизнях одноцикловых людей, были знакомы фермерам, но каждый раз, становясь сосудом для мыслей Хозяина, они возвращались в свой дом, свободный от разрушительных понятий – туда, где вечно созревает высшая Гармония. Теперь же фундамент дома дал трещины, и трудно представить, подлежат ли ремонту неожиданные стихийные разрушения? Иллюзии, что казались далёкими, принадлежащими сокровенным процессам Эгрегора, стали нескончаемой явью, ловушкой, выбраться из которой попросту некуда.

Активизировались насекомые. Это были крупные, с палец величиной тараканы, которые повылазили из многочисленных норок в земле, двигались они небольшими группами по пять-семь особей, и Сведенборг, стараясь не шуметь, отгонял их от девушки мотыгой. Иногда он попадал по насекомому, тогда из убитого таракана выплёскивались внутренности, светящиеся фиолетовым светом. Фермер увлекся этим занятием, задумчиво рассекая проворных насекомых, и вскоре место привала превратилось в волшебную звёздную поляну. «Поразительно, – размышлял Сведенборг, – для того чтобы получилось нечто, кажущееся красивым, десятки, а то и сотни существ должны потерять свои уникальные жизни. Гармония возможна и во внешнем мире, вот только питается она страданием и смертью». Он вспомнил, что одноцикловые большое значение придают кухне и поварскому искусству, когда плоть разных животных, что считаются более примитивными, искусно обрабатывается, смешивается с различными ингредиентами и подаётся как продукт мастерства повара – предмет вкусового и эстетического наслаждения. Эта же культурная традиция породила натюрморты – помещённые в дома и музеи гимны абсурдной жестокости.

Сведенборг с отвращением вспомнил свою охоту на рыб. Неужели и на ферме, в скрытом виде действуют те же самые порядки, что и за её пределами? Ему не приходило в голову, что пронзенный острогой налим может страдать. Насекомые задумчиво рассекались мотыгой в такт возникающим мыслям. «А знаем ли мы что-нибудь о чувствах растений? Возможно, величественные стволы маиса, подрубаемые мотыгой, испытывают ужас, сравнимый с апокалиптическими видениями?» Тараканы, однако, умирали без страха, и потерявшая своего члена группа, разбежавшись, снова складывалась в отряд, выискивающий, вынюхивающий одному ему ведомую добычу.

– Что ты делаешь, Свен?

– Разбудил? Насекомые. Я отгонял их от тебя.

– Как мерзко… и красиво, – сказала София, оглядываясь по сторонам, – мне снились кошмары, поспи, я посмотрю по сторонам.

Сведенборг положил под голову тыквенные фляги, плотнее укутался в меховую куртку и уснул под равномерный стук мотыги и хруст насекомых.

 

Запущен протокол PST 679-76-82/11 Загрузка Narrative 457/28-9 – Unknown Time.

 

Горгаз сидит на берегу, проверяя винтовку. Заряд – четыре точки из пяти. Пятнадцать-семнадцать выстрелов. Если не промахиваться, есть шанс выбраться из оккупированной зоны. Горгаз смотрит на свои дрожащие пальцы и улыбается. Перепуганные женщины пытаются успокоить вопящих детей. Мужчины, вооружённые топорами, вилами, и столь же бесполезными охотничьими ружьями образуют периметр вокруг прайда. «Да заткните этих маленьких ублюдков! Сейчас сюда сбегутся чёртовы многоножки!» Казалось, только нашли неинтересное для взбесившейся вычислительной машины место: окраина разрушенного города, удалённого от промышленных центров, из врагов только одичавшие животные да разрозненные банды столь же одичавших мародеров – и вот демон, вырвавшийся на свободу из пластиково-металлических коробок решил возвести тут свой проклятый купол. «Твоя рука дрожит», – говорит старик Резо, – Может, я возьму винтовку?» Горгаз что-то отвечает товарищу по несчастью. Грязные, обидные слова. Рука дрожала и раньше, в те, кажущиеся далёкими времена работы на правительственные корпорации. В памяти всплывают яркие картины. Восстание в промышленных районах, где находились сборочные цеха. Имплантированные рабочие, перепрограммированные гражданские роботы. Чтобы СМИ не получили бесчеловечной картинки, был приказ использовать для подавления живую силу вместо автономных дронов. Тогда он, видевший врагов только в виртуальной реальности – главного развлечения обитателей бедных районов – получил в руки новенькую плазменную винтовку. Рука дрожала после марш-броска в полном обмундировании, когда промышленный лазер сжёг несколько гвардейцев из взвода и оплавил его броню. Но когда Горгаз взглянул в прицел, палец лёг на спусковую кнопку – произошло слияние с оружием. Винтовка выбрасывала куски плазмы, уничтожая повстанцев с убийственной точностью, не разбираясь, что враги, по сути, точно такие же люди, загнанные в бесперспективное существование, как и её владелец. Нет, он и сейчас никому не отдаст оружия. Бывших гвардейцев не бывает, даже когда враг стер все мыслимые человеческие порядки. «Идём через реку!» – командует Горгаз. – «Нахальное быдло», – ворчит Резо. Злость лишь помогает собраться с силами. Держа детей над головами, люди пересекают реку, так что их макушки местами скрываются под водой. «А ты?» – спрашивает Резо. – «Иди давай, пока я тебе башку не отстрелил». – Горгаз наблюдает за прайдом через прицел. За спиной слышится перестук железа по каменистому берегу. Он прыгает в сторону, едва не попав под укус лазера, и жёстко приземлившись, стреляет в металлическую многоножку. Плазма пробивает панцирь, и робот, извиваясь как живое существо, затихает. Если верить в высшую справедливость, то за такой выстрел можно было бы списать себе один из грехов. Горгаз бежит в воду, подняв вверх винтовку, и на выходе из реки замечает ещё одну многоножку. Выстрел. – «Мы обречены», – плачет женщина. – «Сохраняем спокойствие. Зло возводит купол и зачищает окружающую территорию. Мы покинем производственную зону, и никому до нас не будет дела. Все заткнулись, не дышим, не потеем, и скоро будем в безопасности». Прайд двигается по тропе, которая выводит к котловану. Внизу двигается семь целей. Выдох. Выстрел. Враг разлетается на кусочки, другие многоножки перегруппируются, устремляясь к противнику. Удача. Промах. Удача. Промах. Горгаз закончил работу, когда последняя цель, взобравшись по отвесной стене котлована, вылетела прямо на него и была отправлена обратно лихо закрутившим её плевком плазмы. Одна точка на индикаторе заряда. – «Успеем!» – Процессия движется, оставляя позади чуждую человеку созидательную силу, теперь разрушающую всё, что когда-то принадлежало её создателям. Исход в три Луны кажется бесконечным. Дети тормозят равномерное продвижение прайда, но заброшенность местности радует глаз своей безопасностью. Привал. Горгаз, улыбаясь, показывает на степь, раскинувшуюся за лесным массивом. – «Там место, где мы никому не интересны». В направлении его руки возникает вспышка, и образуется переливающийся синевой купол. Горгаз садится и обнимает винтовку. – «Господи Иисусе, – бормочет Резо, – куда нам сейчас?» – «Не знаю, – говорит Горгаз, протягивая старику винтовку, – спроси своего Бога».

 

Протокол PST 679-76-82/11 выполнен. Narrative 457/28-9 – Unknown Time отредактирован. Error – 576/43 – Отсутствует связь с носителем. Narrative saved only local space.

 

Сведенборг открыл глаза, ощущая в пупке психосоматический зуд и объятия дрожащей от холода Софии. Он стряхнул ползающих насекомых и потряс девушку за плечо.

– Свен? – не открывая глаз прошептала она.

– Я знаю, где ближайшая ферма.

– Тебе что-то приснилось? – спросила София, доставая таракана из волос.

– Это не было похоже на сон. Я видел эту местность, какой она была много Лун назад. Нечто невидимое строило… фермы. Оно уничтожило или изгнало людей, живущих на этих территориях. Они называли его – Зло? Но ведь…

– Не делай поспешных выводов, – София остановила рассуждения Сведенборга, положив руку ему на плечо, – где это место?

– За рекой, – Сведенборг показал направление.

– Твари, что живут в воде, могут быть опасны.

– Поищем устье, где проход будет наиболее узким, попробуем пройти там.

Доев крысиную тушу и допив остатки воды, Сведенборг и София двинулись вдоль берега. Пробираясь через заросли, они чуть не наступили на крупную змею, а затем вышли на берег, выложенный камнем. За поворотом у реки виднелся полуразрушенный мост – удачное место для переправы.

Мост уходил далеко за пределы берегов, что свидетельствовало о сильном сужении поймы некогда полноводной реки. Строили древние на совесть, совершенствуя материалы в непрекращающейся войне со временем, которое как обезумевший монстр изгрызло металл и камень, но так и не смогло проглотить конструкцию.

Оказавшись на другом берегу реки, Сведенборг и София шагали вдоль зелёной стены, внимательно вглядываясь в шатающиеся от ветра заросли – никаких следов. Посовещавшись, они решили вернуться и поискать в другой стороне. На землю уже начали спускаться сумерки, и заморосил мелкий дождь, когда отчаявшиеся преследователи обнаружили изъян в стройных рядах растительности. Заросли травы и кустарника хоть и сомкнулись, маскируя образованную брешь, не смогли укрыть от внимательного взгляда следов мотыги.

Сведенборг и София одновременно вскрикнули от радости и устремились в узкий коридор, чувствуя, как силы возвращаются к ним. Фермер работал мотыгами с двух рук, протискиваясь по следам прошедшего тут человека, София шла сзади, взвалив на себя весь походный скарб. Они выбились из сил, когда уже совсем стемнело, и через разрывы облаков стали видны россыпи звёзд.

– Тут вообще есть Луна? – спросил Сведенборг, отдышавшись.

– Не знаю, может кто-то её искусно прячет?

Парочка решила поспать и продолжить путь на рассвете. Было холодно, и Сведенборг с Софией крепко обнялись, согревая друг друга теплом своих тел.

– Свен, – зашептала девушка ему в ухо, – там, на ферме, ты хотел, чтобы я принадлежала только тебе?

– Спи, – ответил Сведенборг и тут же засопел.

Они проснулись едва стало светать, мучимые жаждой, и двинулись дальше по исчезающему в траве следу, который вёл в простирающуюся до горизонта каменистую долину. И там, вдали, искажённый испарениями земли, как мираж виднелся голубой купол.

– Ферма, – выдохнула София.

Присмотревшись, путники заметили, что долина покрыта множеством цилиндрических дисков; пока занимался рассвет, они медленно поднялись на стальных основах чуть меньшего диаметра и напоминали множество вбитых в землю гигантских гвоздей.

– Что там такое? – спросил Сведенборг, указывая на неизвестные объекты.

– Не знаю.

– Может, ловушки, охраняющие ферму от непрошенных гостей?

– Они вокруг фермы, – сказала София, – обойти не удастся.

– Тогда рассмотрим эти штуки поближе.

Несмотря на кажущуюся близость цели, даже до первого «гвоздя» Сведенборг с Софией шли почти до полудня.

Крадучись, они подошли к росшей из земли трубе, видимая часть которой составляла порядка четырёх локтей в высоту. Сделана труба была из чёрного матового металла, царапинами, наплывами и морщинками, напоминающего фактуру кожи.

Цилиндрическая крыша при ближайшем рассмотрении представляла собой низкий конус, по торцу которого располагался ряд углублений, светившихся слабым белым светом. Сделана крыша была из материала, напоминающего тёмное стекло, со светящимися разводами, похожими на венозную сетку.

Сама труба была полой, толщиной в ширину ладони. Это было заметно по вертикальной прорези, внутри которой виднелся другой цилиндр меньшего диаметра.

– Будь осторожен, даже сила Архонта не спасёт от потерянной головы.

Пригнувшись, Сведенборг подошёл вплотную к сооружению и аккуратно поскрёб мотыгой о металл. Тишина.

– Для ловушек эти штуки уж слишком заметны, – сказал Сведенборг, прислонив ухо к цилиндру.

– Может, дождаться вечера, когда они опустятся?

– Может быть, – задумчиво протянул фермер и снова тронул мотыгой загадочный объект.

Цилиндр ответил слабым гудением, которое шло откуда-то снизу, и камешки под ногами ответили слабой дрожью. Подхватив заявленную ноту, загудели соседние цилиндры, за ними следующие, распространяя звук по поверхности, как будто передавая его друг другу.

Сведенборг и София, испугавшись, пятились назад, не рискуя выпрямиться во весь рост. Внутренний цилиндр конструкции сдвинулся, открывая вход, в котором вырисовывалась фигура, то же самое происходило повсеместно.

– Бежим? – неуверенно спросила София.

– Нет, – ответил Сведенборг.

– Свен, в твоём взгляде я вижу безумие.

– Если убежать от сторожа, он больше не пропустит тебя, хотя, возможно, стоило лишь снять перед ним шляпу.

– Ты забыл, как ты поговорил с хомо?

– Не забыл, – повернулся к девушке Сведенборг, но рядом лишь валялась её одежда и поклажа.

Сведенборг ощутил уверенность, какой обладали воины одноцикловых армий, когда шли врукопашную, брошенные чужой волей в мясорубку битвы.

Из цилиндров выходили люди в обтягивающих белых комбинезонах, столь полные – с обильно проступающими на ягодицах и животе жировыми отложениями – что невольно производили впечатление гигантских личинок, вылупляющихся из стальных оболочек. Не более пяти локтей в высоту, светлокожие – эти люди с трудом различались по половому признаку. У всех были глубоко посаженные глаза, широкие лица с плоскими носами и свисающими до груди подбородками. Рты закрывали пластиковые маски с круглой плашкой по центру, внутри которой мигала белая лампочка, наподобие тех, что располагались на крышках цилиндров.

Выходя из своих убежищ, бледные фигуры строились рядами перед Сведенборгом и опускались на колени, покорно склоняя головы. Из них выделилась процессия из нескольких человек в цветных тогах из застарелого материала, на головах у них красовались невысокие колпаки, обмотанные гирляндами, а глаза закрывали очки с круглыми линзами, вставленными в толстую монолитную оправу. Цветастые представители монохромного сообщества выстроились клином перед Сведенборгом, а остальная толпа расположилась полукругом, становясь на колени.

Во главе клина стоял особо тучный и высокий человек, тога его была пурпурного цвета, а в руке он держал пластиковый посох, увенчанный артефактом синего цвета, состоящего из трёх лопастей. Одноцикловые использовали похожие устройства для охлаждения воздуха в жару. Сведенборг видел это в Дазайне. Только для вращения лопастей нужна была энергия, которую хитроумные древние передавали на расстояние при помощи длинных шнуров. По-видимому, нынешний владелец посоха нашёл ему другое применение. Стоящие на коленях люди терли глаза, утирая обильные слёзы. Сведенборгу казалось, что причиной всеобщего плача явилось не эмоциональное состояние, а воздух, что раздражал глаза коленопреклонённых толстяков.

Человек в пурпурной тоге, сделав шаг вперёд, опустился на колено и начал издавать ритмичные, гудящие звуки через мигающий диск маски.

Сведенборг почувствовал, как языковой модуль пришёл в движение, защекотав нервы. Тучный парламентарий говорил на примитивном языке с малым количеством глаголов и прилагательных. В сознании появлялись слова, означавшие что-то вроде: «Приветствие. Древний человек. Поклонение. Народ земли. Изобилие. Ферма».

Жестами человек показал на переливающийся оттенками голубого купол и склонил голову.

Сведенборг вдохнул и попытался расслабиться, предоставив модулю разбираться с невысказанными мыслями.

– Фермер, – прогудел он, – Не я. Другой. Тут. Время назад.

– Борода человек, – ответил пурпурный, и его свита одобрительно загудела, – Встреча. Народ земли – жертва. Народ земли – дань.

Сведенборг похолодел: неужели бледные люди из металлических цилиндров убили Карлоса прямо перед фермой? Страх и гнев пробуждались, поднимаясь откуда-то с пальцев ног.

– Кар-лос! Где?

– Харр! Лосс! – изображая волну жирным телом, сказал парламентер, и его движение подхватила как свита, так и плачущее окружение, – Харр Лосс. Принять жертва народ земли. Харр Лосс – насыщение. Дань. Еда. Вкус народ земли. Харр Лосс – ферма.

– Я – ферма, – Сведенборг указал на купол.

Рыдание стало громче, а посох в руках белёсого лидера мелко задрожал.

– Древний человек. Мольба. Народ земли – дань. Древний человек – забвение.

– Да что вы хотите от меня? – проворчал Сведенборг на языке фермеров, и группа в цветастых тогах отшатнулась, и хоть за очками не видно было глаз, их страх ощущался кожей и волной передавался по округе.

– Мольба. Жертва. Жрецы-дети. Народ земли – дань. Древний человек – забвение.

Парламентер взмахнул посохом: клин за его спиной разомкнулся, и помощники – один в зелёной, другой в синей накидке выволокли двух человек отроческого вида. На них отсутствовала одежда, только на голове были очки и маски. В отличие от своих разжиревших сородичей отроки находились на грани истощения, отчего Сведенборг не сразу различил их пол, но присмотревшись, понял, что это юноша и девушка. Бледные люди сорвали защиту с лиц несчастных, отчего у тех хлынули слезы из глаз, они стали извиваться, мучительно открывая большие, похожие на присоски рты с белыми губами и розовыми, плоскими деснами – у бледных людей совсем не росли зубы. Лишённые защиты, юноша с девушкой кашляли и выплёвывали на камни желтоватые хлопья пены.

Фермер понял, что этих людей приносили ему в жертву, за что тучный народ хотел получить некое забвение. Он подошёл к бьющейся в агонии парочке и, сопротивляясь тошноте, натянул им на лица средства защиты.

Человек в пурпурной тоге отпрянул с криком ужаса.

– Милосердие, – прогудел Сведенборг и добавил на фермерском, – мне нужно только пройти.

То ли для бледных это слово не имело значения, то ли не входило в давно испытанную процедуру, но парламентер задрожал всем телом, выкрикивая что-то нечленораздельное, в чем Сведенборг разобрал лишь отдельные фразы: «Древний человек. Проклятие. Голод. Ферма. Дети земли. Смерть».

Процессия в цветных тогах рассыпалась вширь, в их руках замелькали ножи, копья и другие предметы, напоминающие холодное оружие. Бледные люди поднялись с колен; хаотично перемешиваясь между собой, они начали смыкать круг вокруг фермера.

Сведенборг почувствовал опасность, но страха не было. Окружённый многочисленными носителями более примитивного сознания, он не готов быть стёртым, растворённым коллективной иллюзией, господствовавшей в их умах. Из пупка распространялась энергия, устремляясь к конечностям, она покалывала кончики пальцев и щекотала затылок, даруя наслаждение нарастающего безумия.

 

– Я – закон, – сказал Сведенборг, уже не отдавая себе отчёта, на каком языке.

Бледные люди в нерешительности отступили, словно масса воды, что по малейшему знаку сомкнется и бурей поглотит попавшего в эту стихию инородца.

Сведенборг почувствовал себя дирижером, переполняемым потоками музыки, вьющимися в его волосах, между пальцев, вдыхаемыми носом и вызывающими слёзы восхищения и радости. – «Раз-два-три-четыре-пять. Первая скрипка пошла». – Нарастающий ритм наполнил тело энергией. – Взрыв. – Звёзды рождались и умирали ради этих вспышек вдохновения». В этой партии не выиграть без жертвы, но сегодня не та битва, когда простое одержит верх над сложным. Сведенборг грубо захохотал, и звуки его горла посеяли ужас. Расстояние до парламентера сократилось одним длинным прыжком. – «Не всех гравитация тянет в могилы, кого-то она отправляет на небеса!» – Сведенборг схватил пурпурный колпак и уверенным движением бросил грузного парламентера наземь. Изящный взмах дирижерской палочки, и верная мотыга взлетела в воздух, наполняясь тем неуправляемым голодом, что не различает разницы между землей и плотью. – Хруст! – Голова бледнолицего отделилась от тела, кровь залила разметавшуюся пурпурную тогу. – Архонт поднял голову за колпак. – «Милосердие! Вы слышите меня?! Милосердие!» – Толпа в ужасе разбегалась по цилиндрам. С жужжанием закрывались крышки. – Сведенборг наклонился к жертвам, что испуганно жались друг к другу. – «Убирайтесь! – прорычал он. – Я забуду вас и ваш народ». – На негнущихся ногах пара исчезла в отверстии цилиндра. Возмущённая земля гудела, и конструкции уходили под землю, оставив на поверхности лишь мерцающие крышки.

 

Сведенборг обессиленно опустился на землю перед трупом убитого человека. Он не заметил, как рядом появилась София, не почувствовал, как она тихо обняла его.

– Ты в порядке, Свен?

– Я опять убил.

– Выбор во внешнем мире всегда сложен.

– Почему там, где я появляюсь, кто-то должен умирать?

– Мир не может остаться неизменным, когда в нём появляется Архонт, – грустно сказала София, – даже если он несёт идеи добра и милосердия.

Сведенборг лёг на камни, обхватил голову руками и лежал, слегка вздрагивая.

– Отдохни, Свен. Ферма уже рядом, – прошептала девушка.

Она подняла валявшуюся голову и стянула с неё очки и маску. Рот убитого был открыт, а глаза закатились, так что были видны только белки.

Плотные кожистые губы покрыты сыпью присосок, как у моллюсков, язык атрофировался и виднелся лишь как тонкий рудимент, прилипший к небу.

– Они не приспособлены к жизни на поверхности, – задумчиво сказала девушка, – судя по строению рта, они будто к чему-то присасываются и питаются этим.

– Они люди, – Сведенборг сел, стараясь не смотреть на дело своих рук.

– Люди, – с сомнением повторила София. – Они живут рядом с фермой, питаются её энергией. Думаю, их предки нашли себе убежище под землей, а потом научились пользоваться энергией местного Эгрегора, который их либо не заметил, либо не придал значения существованию у себя под боком примитивной популяции. Эти люди боятся, что Хозяин узнает об их существовании и истребит как паразитов. На этой основе возник культ, где поклоняются живущим под куполом фермерам. Возможно, они думали, что жертва, сохранит анонимность их колонии, и мы ничего не расскажем Эгрегору.

– Нет смысла сейчас фантазировать об этом, – ответил Сведенборг, злясь, что видит смысл в догадках Софии.

– В любом случае нам пора идти, пока бледнолицые не передумали и не решились на очередной подвиг, – сказала она, внимательно осматривая обезглавленное тело.

На бедре находился карман, закрытый по верхней кромке узкой полосой из миниатюрных зубчиков, сцепленных между собой с ювелирной точностью. С краю полосы находился плоский металлический держатель. Потянув за него, София заставила карман открыться; внутри оказалась металлическая пластина, покрытая выгравированными надписями, которую девушка, недолго думая, бросила в походную сумку.

Сведенборг вытер тогой погибшего окровавленную мотыгу и, подхватив свой нехитрый скарб, направился к куполу небосвода.

Сведенборг и София не ожидали, что неизвестная ферма окажется намного крупней привычных им размеров – её кажущаяся близость вначале придавала сил, но вскоре уставшие путники окончательно выбились из сил.

– Если бы я не знал, что пройдоха Карлос прошёл этот путь, – прохрипел Сведенборг, – упал бы на эти проклятые камни и закончил цикл.

София, еле переставлявшая ноги, рассмеялась:

– А мы ещё надеемся уговорить его пойти обратно.

– Я вот всё думаю: эти люди в белом, ведь они тоже вышли к нему. Как он поступил? Принял их жертву?

– Как знать? – пожала плечами София.

Страшные воспоминания и неразрешённые вопросы придавали сил. Сведенборг хотел оказаться как можно дальше от тех мест, где он лишил единственного цикла разумное существо, не выбирающее обстоятельств своего появления на свет. А там, в обители незнакомого Эгрегора, маячила призрачная возможность заполучить ответы на непростые вопросы. Самые пытливые смертные из видений, включая асессора Эммануила Сведенборга, тратили свои жизни на поиск истины, но всегда оставались ни с чем. Они знали, что до них все либо ошибались, либо не успевали дойти до той финальной точки, когда знания и опыт сходились в единую картину. Эти люди полагали, что те из них, кому удастся найти точку сборки, смогут совершить побег из пышного царства противоречий, в котором они появились, призванные слепым случаем или неведомой им волей. Кто знает, может кому-то удавалось обрести знание, но получивший его предпочитал молчать? Как бы то ни было, впереди ферма – оазис в океане абсурда.

– Там, – София указала на купол и, остановившись, упёрлась руками в колени, – я вижу Аутпорт. Мы близко, Свен.

Близость входа открыла второе дыхание, заставив выровнять шаг и не думать о том, как преодолеть Аутпорт чужой фермы, надёжно охраняющий территорию от незваных гостей. Это обстоятельство возникло неожиданно, раздавив в зародыше радость путешественника, достигшего своей цели. Сначала были опробованы кодовые слова, позволившие Сведенборгу открыть врата родного Аутпорта, но прежние заклинания тут не работали.

– Я знаю, ты можешь открыть вход, – сказала София, – но не знаю, как? Ты Архонт, созданный для внешнего мира – ключ внутри. – Она постучала пальцем по лбу компаньона.

Сведенборг чувствовал себя обессиленным: как ни пытался он прислушиваться к внутреннему голосу, пробуя найти связь с даром Эгрегора, находил лишь тревогу, приправленную угрызениями совести.

– Не получается. Может, оно кончилось?

– Это не так-то просто уничтожить: сложный инструмент требует тонкой настройки. Тебе не помешает отдых.

Фермер и его спутница улеглись перед Аутпортом на дорожные сумки, глядя на грязные небеса.

– А если Дар не проснётся? – спросил Сведенборг.

– Значит, мы проиграли.

– Заманчивая перспектива. Знаешь, когда я прервал цикл человека, во мне как будто что-то изменилось. Самое страшное, что я не уверен, было ли это моим решением.

– Дар является частью тебя, как и ты его. Монады дополняют и усложняют среду, в которую попадают.

– Асессор Эммануил Сведенборг из Ре-Элласа, воспоминания которого я прочел в журнале, не был убийцей.

– Он был проводником неведомой силы, именно за эту способность Хозяин призвал на ферму землепашца Сведенборга. Ты умел это в Ре-Элласе, в Дазайне, и здесь – тоже сможешь.

– Мои способности – возделывать землю, придавать мыслям Хозяина форму и пить чай.

– К сожалению, дар скромности тут не самый важный. Карлос пробил брешь, впустив на ферму время одноцикловых; оказавшись в его власти, никто не сможет остаться в стороне. Если уж так получилось, и ты попал в эту игру – выиграй.

– Но разве кто-то из одноцикловых выигрывал?

– Да, асессор Эммануил Сведенборг из Ре-Элласа, иначе тебя бы тут не было.

Темнело. София обняла своего спутника, чтобы согреться, и вскоре дыхание её стало глубоким и ровным. Сведенборг лежал и размышлял о Луне, которая существовала во все эпохи, но сейчас с завидным упрямством не желала показываться из-за туч. Неужели время справилось даже с вечным светилом?

Они проснулись, едва стало светать, от мелкого, отвратительно пахнущего дождя.

– Холодно, – прошептала девушка, – тебе что-нибудь снилось?

– Ничего, никаких знаков.

– Откровения не приходят по расписанию.

Прислонившись спиной к спине, Сведенборг и София молча наблюдали, как сооружения бледных людей приподнялись над землей.

Девушка взяла сумку, достала табличку, что носил на бедре убитый парламентер, и стала её рассматривать.

– Свен, взгляни-ка сюда.

На отливающем голубым металле красовалась гравировка:

Initium сode output. Septem. Duo. Sex. Sex. Sex. Typus de homine. Quattor. Nullus. Unit. Tribus. Initium tempus. Unit. Duo. Novem. Sex. Nullus. Nullus. Nullus. Nullus.

– Это похоже на код Аутпорта! – воскликнул фермер, – где ты его взяла?

– Позаимствовала у старого знакомого – жирного и совсем безголового.

– Но откуда у них такое?

– Если толстяки обитают вокруг фермы и питаются энергией Эгрегора, то, может, хранят и ключи к его обители?

Сведенборг взял табличку, холод гладкого металла обжигал руку и пробуждал в теле потоки энергии. Он стал читать надпись, уверенно бросая слова в отверстие входа, который отворился с бесшумной покорностью.

– Получилось, – выдохнула София, – идём.

Сведенборгу на мгновение стало страшно от воспоминаний прошлого прохождения порога фермы; но он сжал табличку в руке и шагнул внутрь.

Вращающийся цилиндр Аутпорта беспрепятственно пропустил посетителей, и вскоре Сведенборг и София оказались на поляне перед густыми зарослями леса.

– Местные жители, похоже, появляются тут нечасто, – усмехнулся фермер.

– Мне здесь нравится, – сказала София, с наслаждением вдыхая свежий воздух.

Незваные гости нахально продирались через плотную стену деревьев и кусты, зачастую прокладывая путь мотыгой в непроходимых зарослях, пока не вышли к округлому озеру, дальний берег которого виднелся на расстоянии примерно пяти сотен локтей. Далеко за озером, утопая в дымке воздушной перспективы, красовался огромный вулкан, величественно занимавший центральную часть фермы.

Побросав поклажу, обрадованные путешественники упали на животы и вдоволь напились чистой воды, затем сбросили одежду и долго плавали в теплой воде, смывая с себя грязь внешнего мира.

– Эта ферма намного больше нашей, – вслух размышлял Сведенборг, он лежал на траве и наблюдал, как сушится на ветвях кустарника постиранная одежда.

– Страшно представить размеры здешнего хозяина, – сказала София, взмахнув головой, так что брызги разлетелись с кудрей.

– Удивительно, как мал оказался тот, кто недавно был для нас целым миром.

– Думаешь, Карлос здесь?

– Зная его упрямство, я в этом почти уверен, но ума не приложу, как он прошёл Аутпорт? Будет, о чём расспросить старого друга.

Сведенборг и София подкрепились ягодами и съедобными кореньями, в изобилии найденными на опушке леса и отправились в путь. Ближе к другому берегу озера стена труднопроходимого леса сменилась дружелюбной рощей, наполненной щебетом птичьих трелей.

– Наверное, где-то тут живёт местная богиня любви? – улыбнулся фермер.

– Хотела бы я с ней познакомиться.

Роща имела множество извивающихся тропинок, хаотично пересекающихся между собой, но эта путаница не осложняла пути благодаря вулкану – гигантскому ориентиру, который подобно магниту притягивал новоприбывших фермеров. И вот смешанные деревья стали редеть, и за раскидистыми дубами, гордо растущими на границе начинающегося поля, стала видна ферма, поражавшая своими масштабами: аккуратные дома с соломенными крышами и земельными наделами, лоскутами сшитые в единое покрывало, широким кольцом охватывали массив вулкана, кое-где забираясь на его подножие.

Дома, напоминающие крестьянские жилища эпохи Схоластиум, компактно гнездились рядом друг с другом, повернувшись под разными углами друг к другу, словно капризные соседи, предпочитавшие от одних отвернуться, с иными дружить, а за кем-то присматривать вполоборота. Справа от кольца строений возвышался впечатляющих размеров замок, формой напоминающий куб, по углам которого располагались приземистые башни с пирамидальными крышами. Замок был окружен рвом, через который к массивным квадратным воротам был переброшен подъёмный мост, находившийся в вертикальном положении.

– Сколько же тут фермеров, если у них такой огромный Дазайн, – присвистнул Сведенборг.

– Зачем там ров?

– В Схоластиуме их делали на случай осад, которые вряд ли случаются на фермах, но, возможно, тут он имеет другое назначение.

Путники вошли в обжитую землепашцами местность и быстро поняли, что посетителям тут не рады. Бросалось в глаза, что все местные жители, среди которых были как мужчины, так и женщины, – находились в завершающей части цикла. Согбенные фигуры, бороды ниже пояса, морщинистые лица – фермеры устало возделывали поля и недружелюбно поглядывали на чужаков.

– Пусть сны ваши будут добрыми! – поприветствовал Сведенборг худого старика, одетого в одни холщовые штаны, ковыряющего мотыгой поле за оградой, сплетённой из веток.

Старик сплюнул в пашню, растоптал плевок босой ногой и, нервно бросив мотыгу в борозду, отправился в дом, в окне мелькнула женщина, со стуком закрывшая ставни.

– Похоже, нам не очень-то рады, – сказала София.

– Наверное, через их поля каждую Луну проходят вереницы фермеров из внешнего мира, что вызывает раздражение, а отнюдь не любопытство, – мрачно пошутил Сведенборг и крикнул в следующий двор, – пусть сны твои будут добрыми!

– Проваливайте, дети греха, здесь для вас ничего нет! – послышался ответ.

– О каком грехе ты говоришь, брат?

Ответом снова был плевок под ноги. На следующее приветствие послышалось грубое: «Проклятый плод! Пусть исчезнет та мать, что не избавилась от тебя в утробе».

Сведенборг с Софией бродили по узким тропинкам между домов и полей, повсюду натыкаясь на встревоженные взгляды и проклятия.

– У них что, Эгрегор болен, или в Гимназиуме не учат хорошим манерам? Хотелось бы мне повстречать их старосту и расспросить, что ж тут все такие озлобленные? – начал сердиться Сведенборг. – Эй! Пусть сны ваши будут добрыми. Где у вас дом старосты?

– Убирайтесь в свой лес, проклятые ублюдки, – дрожа от ярости, прохрипел сгорбленный старик, борода которого волочилась по земле, а свисающие сальные волосы прикрывали ненавидящий взгляд.

Сведенборг фыркнул и сжал рукоять мотыги.

– Ни одного безбородого, – заметила София, – тебя это не удивляет?

– Я удивляюсь, как ещё никого не отделал, – глаза фермера опасно сверкнули.

Внимательная София заметила мальчишку, опасливо прятавшегося за углом забора и наблюдающего за чужаками.

– Свен, там отрок, – шепнула она, стараясь не смотреть в сторону юного фермера, чтобы случайно не спугнуть.

– И правда, – усмехнулся Сведенборг, – ни один безбородый от тебя не скроется. – Отрок! Пусть сны твои будут добрыми!

– Я вас не знаю! – тонко крикнул мальчик и спрятался за углом.

– Я фермер Сведенборг, а это моя спутница София. Можно с тобой поговорить?

– Вы не побьёте меня? – из-за забора появились настороженные глаза.

– Если ты не будешь груб, как твои бородатые братья, то нет, – усмехнулся Сведенборг.

Улыбка чужака, по-видимому, успокоила юного фермера, и он осторожно вышел навстречу собеседнику. Мальчишка был бос, на нём были штаны с заплатами на коленях и длинная грязная рубаха, подхваченная тонкой верёвкой. Худой и бледный, он внимательно наблюдал за парочкой, готовый в любой момент удрать.

– Как тебя зовут?

– Джошуа.

– Скажи, Джошуа, где тут у вас Гимназиум, ты ведь должен быть там, не так ли?

– Я не понимаю, о чём вы говорите, – сказал Джошуа и попятился.

– Да подойти ты, я такой же фермер, как и ты, и ничего плохого не сделаю.

– Джошуа, он говорит правду, иди же к нам, – вмешалась София.

Юный фермер уставился на девушку во все глаза и стал приближаться, как заворожённый змеёй.

– Так-то лучше, – улыбнулась София и погладила мальчишку по спутанным волосам.

– Говоришь, не знаешь про Гимназиум, а дом старосты где находится?

– Староста не будет с нами разговаривать.

– Это ещё почему?

– Твоя борода не тронута сединами, у меня она пока не растёт, а у девушки слишком гладкая кожа.

– И как это может помешать разговору?

– Каждому ясно. Мы дети греха.

– Ты уж извини, мы пришли издалека, порядков местных не знаем. Что это за дети греха?

На лице мальчика появилась ухмылка сомнения.

– Вы что, не покидали леса? Я видел таких, как вы – одичавших, вот только они почти не говорят.

– Мы в вашем лесу и Луны не провели. Ты ответишь на мой вопрос?

Юный фермер нахмурился, обдумывая ответ.

– Все дети, рождённые здесь, и есть дети греха, – наконец сказал он.

– Рождённые? Разве не борнботы приносят фермера в дом?

– Джошуа не знает таких. Когда он воровал еду у седобородых, то читал их журналы. И там ничего нет про чужаков, появляющихся из ниоткуда. Джошуа умный – умеет читать.

– Любой фермер умеет читать, – поднял брови Сведенборг.

– Редко кто научит детей греха. Нам не дают журналов, надеются, таким образом мы не попадем в следующий цикл и не займём их место.

– Чьё место? Что здесь происходит?

– С чего я должен вам что-то рассказывать? Дети греха не водят дружбы между собой.

– Мы не дети греха, и ты нам нравишься, – София нежно коснулась шеи мальчишки, и тот вздрогнул от неожиданной ласки.

– Когда наступает Рагнарёк, из Дазайна приходят всадники, и фермеры меняют цикл. Когда они становятся такими, же как вы… красивыми, некоторые мужчины и женщины делают так, что появляются новые маленькие фермеры.

– Как у одноцикловых! – воскликнул Сведенборг, но тут же одёрнул себя, – продолжай.

– Фермеры появляются в Регенераторе каждый новый век в определённом количестве. Когда появляются дети, кто-то из них может выпасть из колеса перерождений – тогда его место займёт ребёнок греха. Правила запрещают прерывать цикл новых людей. Нас изгоняют в лес, откуда мало кто возвращается. Некоторые жалеют и дают еду, если повезёт, можно поработать в поле за кусок лепёшки. Те же, кто производит других людей, считаются нарушителями правил. Соседи не любят таких, могут сжечь урожай.

– Мы пришли с другой фермы, – сказал Сведенборг, – той, что за лесом и за горами.

– Нет других ферм, Джошуа знает, – сказал мальчишка и опустил взгляд, – хотя несколько Лун назад видел чужака. Складно глупости говорил. Тоже утверждал, что пришёл из-за гор.

– Как его звали? – вздрогнул Сведенборг.

– Он не сказал, но Джошуа прочел журнал странного человека.

– Скажи его имя.

– Буквы сказа-али, – отрок закатил глаза, вспоминая, – Ка-кар…

– Карлос?

– Да, Карлос!

– Где он сейчас?

Сведенборг направился к юноше, но тот отбежал в сторону, опасаясь быть схваченным.

– Незнакомец не сказал.

– Подожди, я не сделаю тебе ничего плохого. Мне нужно увидеть этого человека.

– Не подходи ко мне. Джошуа не знает, кто ты и где тот человек.

– Как он выглядел?

– Такой же чудак, как ты.

– Да, похоже он тот, кого я ищу. Поможешь мне?

Мальчик прищурился.

– Джошуа правда не знает. Но кое-что было написано в его журнале.

– Что ты прочел?

– Странные вещи. Он, как и ты, говорил – там, за горами что-то есть.

– Там было написано, куда он направился?

– Джошуа помнит, – кивнул мальчик.

– Рассказывай.

– Джошуа не глупый, не расскажет за просто так.

– Хм, и чего ты хочешь?

– Сделку!

– Я могу отдать тебе одну мотыгу.

– Зачем детям греха мотыги, если у них нет земли? – нахально усмехнулся сорванец.

– Так какую сделку ты хочешь мне предложить, безбородый брат?

– Говоришь, пришёл оттуда, что находится за фермой, и собираешься обратно?

– Допустим.

– Если не обманываешь, возьми Джошуа с собой – получишь верного слугу. Джошуа хороший работник, вор и торговец.

– Я не могу тебя взять. И даже не потому, что путешествую по делу, которое касается только меня и моей спутницы. Воздух и дожди снаружи ядовиты для тех, кто обитает под небесными куполами. Ты закончишь там цикл, но не попадешь в Регенератор.

– Джошуа видит вас так же, как дом или дерево. Там, где сохранили цикл бородатый человек и женщина, сохранит и безбородый.

– Боюсь, что и жизнь за фермой устроена не совсем так, как ты себе представляешь.

– Либо я иду с вами, либо ищете своего Карлоса сами.

– Что тебе нужно за фермой?

– Скоро Луна станет красной. Наступает Рагнарёк. Всадники заберут всех жителей. Цикл Джошуа будет прерван. Даст ли Хозяин увидеть свет никому не нужным детям греха? Джошуа не хочет исчезнуть навсегда.

– Про каких всадников ты говоришь?

– Всадники с хоботами. Все их боятся. Ненавидят детей греха, потому что дрожат за свои циклы. Всадник забирает одного, Регенератор возвращает другого.

Мальчик сорвался с места и побежал. Преодолев сотни две локтей, он обернулся и крикнул: «Хотите знать, в каком направлении отправился этот ваш Карлос – найдёте Джошуа у четы Моррис, что живут на мельнице».

С этими словами мальчишка скрылся за изгородями.

– Я поймаю его.

– Подожди, Свен, – София удержала спутника за руку, – Возможно, это единственный шанс узнать, куда отправился Карлос. Вдруг ты напугаешь мальчишку, и он спрячется в местных лесах? И то, что он говорил… если это правда… мне страшно.

– Может, ты и права, остановимся на ночлег, осмотримся и посетим чету Моррис.

– Ты понял, о каких одноруких всадниках говорил Джошуа?

– Не очень. Если верить его словам, эти всадники одновременно меняют циклы всех жителей.

– Как же правила? Разве здесь не ищут Гармонии?

– Не знаю, похоже, у местного Эгрегора свои правила.

Темнело. Сведенборг и София вышли из недружелюбного поселения и отправились на окраину деревни. Под ягодным деревом одного из наделов, свесившего свои густые лапы за изгородь, София сбросила одежду и, воспользовавшись своим талантом исчезновения, пробралась на аккуратно возделанный участок, где украла корзину и там же наполнила фруктами и сочными початками маиса.

После пищи внешнего мира это был настоящий пир. Сведенборг обмазал початки тонким слоем глины и запёк на углях. Луна не заставила себя долго ждать, проявив на небе свой яркий, но равнодушный лик. Ночное светило всегда успокаивало Сведенборга, но здесь он почувствовал липкие пальцы страха, коварно поднимающиеся вдоль позвоночника – хотелось встать, схватить Софию и бежать из этого места куда подальше, в непредсказуемый внешний мир, где хотя бы отсутствует невыносимое ощущение фатальной обречённости. Но вскоре Сведенборг понял причину тревоги – Луна меняла свой цвет с бледно-жёлтого на оранжевый, а чуть позже стала кроваво-красной. Теперь ужас, показавшийся из глубин сознания, как вор, обнаруженный на месте преступления, улетучился в неизвестном направлении.

– Ты это видишь, София?

– Да, Свен.

Послышался далёкий звук – это в Замке, стоящем поодаль от жилищ, с грохотом опустился мост. Сведенборг и София вгляделись, но в наступившей тишине по-прежнему ничего не происходило.

Наутро они отправились на мельницу, которая находилась на отшибе, по левую от поселка руку. Её легко было узнать по белому цвету известняковых стен и широким, лениво вращающимся лопастям.

– Пусть сны ваши будут добрыми, – крикнул Сведенборг, заметив старика, везущего мешок муки на деревянной тачке.

– Если вы думаете, что перед Рагнарёком у меня найдётся еда для детей греха – вы ошибаетесь, – в голосе худого, но жилистого мельника, казалось, не было злобы, только усталость.

– Мы пришли не за едой. Вы – Моррис?

– Допустим.

– Нет ли у вас на мельнице фермера Джошуа?

Мельник скривился.

– Фермера? С каких пор так называют позор чьих-то седин, не сумевших усмирить свою плоть?

– Он не виноват в том, что появился на свет, – не удержалась от замечания София.

– Виноват, не виноват – он – порочная душа.

– Пусть будет так, – Сведенборг нервно прикусил губу, – где он?

– Две Луны назад я обнаружил это отродье шатающимся неподалеку. Хотел прогнать, но язык его оказался ловким, как у демона. Отрок упросил меня дать ему немного еды, за что обещал работать на мельнице. Эй!

На окрик в дверях мельничного хранилища появилась старая женщина, в белом от муки крестьянском платье.

– Мэри, тут этот… как бишь его там?! Тут его товарищи ищут.

– Сейчас посмотрю!

– И скажи, если не закончит работу, ничего не получит, ни лепёшки. Хочет встречать Рагнарёк на пустой желудок – его дело.

– Нет его в хранилище! – послышался голос женщины.

Мельник вздохнул и отправился внутрь, после чего послышалась громкая ругань, сопровождаемая звуком затрещин, и взлохмаченный мальчик с красными ушами выбежал на улицу.

– Джошуа ждал! – крикнул он, и чуть не кувыркнулся от подзатыльника фермера, выбежавшего за ним.

– Проклятые выродки, так и норовят засунуть свои грязные пальцы куда не следует! Вот пожалеешь такого, а чуть отвернись – нагадят! Вот как, объясните мне, как этот протухший початок нашёл журналы? Я сам не помнил, где их спрятал, а он, разорви его душу Хозяин, сидит, листает! И это перед сменой цикла! Забирайте, чтоб глаза мои его не видели.

– Чета Моррис была добра к Джошуа. Мельник давал работу и еду, – рассказывал мальчик на пути к лесной стоянке, – перед Рагнарёком все немного на взводе. Джошуа не сердится.

– Гигантский замок рядом с фермой – это и есть Дазайн? – спросил Сведенборг.

– Угу, – кивнул мальчик.

– Фермеры посещают его?

– Нет, Хозяин никому этого не позволит до Рагнарёка. Это все знают. Луна стала красной, скоро прибудут всадники.

– Джошуа, снаружи воздух и вода ядовиты, а существа, обитающие там, опасны. Тебе лучше рассказать нам, что было в журнале Карлоса, и остаться здесь.

– Джошуа всё обдумал. Либо он идёт с вами, либо ищите своего Карлоса сами.

– Ты погибнешь в муках.

– Джошуа видит людей, утверждающих, что пришли из внешнего мира. Они живы и собираются снова туда отправиться.

– Долго объяснять, но мы не совсем обычные люди.

– Джошуа тоже другой, его не должно здесь быть – а он есть! Джошуа идёт с вами, или унесёт свою тайну в Регенератор.

– Я дам тебе время подумать.

– Нет времени, надо уходить. Луна совсем красная, нужно успеть.

 

Когда начало смеркаться, ночное светило вовсю полыхало кроваво-красным пятном. Компания сидела у костра, поедая маис, и Сведенборгу с Софией наконец удалось разговорить упрямого отрока. Он рассказал, что борнботы приносят фермеров уже бородатыми, а их женщины начинают цикл с полными грудями и широкими бедрами. Журналы заполняются неохотно, и записи, как правило, делаются, если семейная пара надеется сохранить союз в новом цикле. Дети считаются проклятьем и угрозой для жителей, но существует строжайшее правило, запрещающее прерывать их цикл. При этом Джошуа заметил, что почти все люди, рождённые другими людьми, пропадают в лесу и впадают в холодный сон либо от истощения, либо от руки фермеров, втайне нарушающих правило. Знания о том, попадают ли незаконнорождённые в следующий цикл, занимая чьё-то место, весьма неточны и обрывочны, а ненависть к детям греха существует больше на почве распространённых суеверий. В конце цикла происходит массовый контакт с Эгрегором, в результате которого все жители впадают в холодный сон. Но в отличие от фермы Сведенборга и Софии, Хозяин не контактирует с фермерами лично, а доверяет знаменательное событие слугам – всадникам, где каждый наделен конечностью своего властелина – дланью Эгрегора. Джошуа видел их изображения на посуде: вместо руки у всадника имелся длинный хобот, что жалит в пупок фермера. Джошуа признался, что боится Рагнарёка, и предпочтёт впасть в холодный сон во внешнем мире, безразличном к его существованию. София сочувственно гладила отрока по голове, отчего тот вскоре расслабился и уснул.

– Мы уйдем без него, – сказал Сведенборг, укладываясь на флягу, – не хочу, чтобы по моей вине ещё кто-то… умер.

София в ответ глубоко вздохнула, и дыхание её стало размеренно ровным. Как часто хочется сбежать в сон от трудных ответов, туда, где спящий смешивается с пространством и временем в одну густую массу, замысловато выстраивающую события, но, чтобы ни произошло, участник этого танца смыслов никогда не несёт ответственности за тот выбор, что постоянно вынужден делать бодрствующий. Во сне водоворот реальности запускает глубинная суть человека, наделяемая жрецами Та-Кемет тайным именем, сокрытым даже от его носителя, – эта часть души искусно прячется от пытливого, вооружённого наукой лукавого ума так, что в поздние эпохи её стали считать лишь глупым мифом.

Сведенборг поднялся посреди ночи, разбуженный толчком вдруг проявившегося инстинкта. Луна беззвучно кипела кровавыми разводами, наполняя лес ощущением иррациональной магии. Энергия, витающая в воздухе, заполняла пространство, создавая ощущение, что сон никуда не ушёл и будет продолжаться вечно. Ни Софии, ни Джошуа рядом не было. Фермер вскочил на ноги и бродил среди деревьев, вслушиваясь в треск качаемых ветром ветвей. Он замер от нахлынувшей тревоги, но вскоре почувствовал некий флюид, струившийся в поднимающемся влажном тумане, и распознал его, как узнают знакомый ингредиент в напитке или блюде, не пробованном ранее – это была страсть. София делала то, для чего была предназначена: увидев отрока, не познавшего хобота Хозяина, она как профессиональная актриса вошла в привычную роль. Сведенборг подумал, что на родной ферме он мог не вспоминать Софию в неизменной череде Лун, считая её фактически природным явлением, приходящим и уходящим по расписанию – событием, однажды обжигающим, поднимающим ввысь и затем тихо прячущимся в рощах и растворяющимся в трудовых буднях. Теперь же под откровенным светом красной Луны он чувствовал её оголенными нервами, свою навсегда и вечно ускользающую наяду. «София – тайна, которая принадлежит многим, но чувствовать её душу могу только я, – подумал Сведенборг и горько усмехнулся, – наверняка так думает каждый, кого коснулись её чары». Зачем Эгрегор замыслил её, такую непохожую на всех и столь невыразимо близкую каждому? Нужна ли наяда, чьё существование стыдливо умалчивается, на пути достижения Гармонии? Пытаться понять мысли Хозяина противоречит правилам, и всё же как объяснить эту яростную ноту диссонанса в выдуваемой хоботом совершенной мелодии? Если смотреть поверхностным взглядом, девушка казалась препятствием на пути отроков к совершенству, искусительницей, чьи умелые ласки не дают слиться с мыслями Эгрегора, оставляя где-то в области забываемых снов мечту или червоточину, как её ни назови, обрекающую каждого фермера попадаться в умело расставленные метафизические ловушки. В мире одноцикловых женщина обладала способностью, по сравнению с которой любой, самый изощрённый, изобретательный ум проигрывал в масштабности – её тело было способно к рождению новой жизни, к призыву души из-за той завесы, которую никогда не приоткроет ни один учёный. Кто бы ни создал человека, похоже, именно в женщине он спрятал величайшую тайну Вселенной, ключ от бытия, недосягаемый для мужчины, пытающегося при помощи логики препарировать мир и разложить по полкам. Вот только полки эти покрываются пылью и падают, а на их месте строятся новые, обречённые стать таким же ветхим мусором.

Сведенборг шевелил веткой почти угасшие угли костра, когда парочка вернулась. У парня были округлившиеся глаза, он дрожал от возбуждения, страха и смущения. София выглядела озадаченной.

– Извини, Свен.

– Не надо, в этом вся ты, София. Нельзя осуждать птицу за полёт, рыбу за съеденного червя, а кошку за убитую мышь.

– Всё хорошо, спи, – девушка легонько толкнула растерянного Джошуа, который послушно улегся на траву и свернулся клубком.

– Свен, – София придвинулась вплотную к фермеру и зашептала на ухо, – с этими детьми греха что-то не так. Я была с ним, и поверь, почувствовала нечто вроде Дара. Как такое возможно?

– София, не надо ничего выдумывать, – сказал Сведенборг, злясь на себя за назойливые укусы ревности.

– Я сделала это, чтобы увидеть его изнутри. Поверь мне, в Джошуа скрыт секрет. Кто-то посторонний без его ведома, тайком, заложил в отрока стремление к определённой цели. Мне не удалось рассмотреть подробно, что хранит сознание мальчика, будто эту цель надёжно спрятали от любопытных глаз. – София безучастно посмотрела в темноту леса и добавила. – Только одно существо способно на подобные фокусы.

– Оказывается, ты используешь глаза, когда проникаешь кому-то в голову?

– У меня, как и у фермеров, есть третий глаз, только у вас он расположен в пупке, а у меня чуть ниже. Услышь, мы должны взять отрока с собой.

– Прервать его цикл во сне будет большим актом милосердия, чем это.

– Вспомни свои видения. В Деймос-Индастриале и Пипл-Море самые жуткие душегубы не проливали крови. Они заявляли, что желают добра, комфорта и всеобщего процветания. Чистые руки и дорогие костюмы – более жестокий инструмент, чем мотыга. Преступник ли тот, кто позволяет умереть другому человеку, когда мог бы спасти? Этот парень скорее всего обречён, если останется тут. Дай ему шанс помочь нам и выжить самому.

– Не я придумывал правила, почему я должен решать, кому жить, а кому умирать?

– Потому что теперь ты – особенный и неповторимый. И как любой смертный, ты не можешь избежать вопросов: кто ты и какие права имеешь в этом заражённым временем мире? Это боль быть человеком, и от нее не скроешься ни на какой ферме.

Сведенборг задумался. Кровавая Луна заставляла звучать внутри гудящие струны безумия, они петлями охватывали мозг, спускались вдоль позвоночника, ветвились к конечностям. «Мы в ответе за тех, кого приручили». – Кому и на какой войне пришла в голову эта появившаяся из глубин памяти мысль? Грусть пилота, управляющего смертоносной железной птицей, эхом пролетела через эпохи, хоботы Эгрегора, и теперь принадлежала растерянному фермеру, как драгоценный камень, закатившийся под спину во время сна. Эта мысль причиняла неудобство, но бережно хранилась в памяти.

– Я решу утром, что нам делать, – тихо сказал Сведенборг, – эта Луна… такая чужая.

– Она чужая до тех пор, пока ты не сделаешь её своей, – шепнула София.

Они уснули рядом с отроком, улыбающимся, несмотря на пугающее, туманное будущее.

Утро так и не наступило, энергию начинающегося рассвета вобрало в себя взбесившиеся красное светило.

Хмурый Джошуа сидел и смотрел в сторону поселения.

– Что происходит? – спросил Сведенборг, протирая глаза.

– Рагнарёк. Мы опоздали.

Жители не спали. Многие бежали в сторону леса, в надежде спрятаться от неминуемого конца.

– Они боятся. И Джошуа боится, – сказал мальчик, чуть не плача. Сведенборг взял в руки мотыги и почувствовал, как они налились яростью, давая ощущение весёлой решимости.

Из замка огромным пятном, похожим на растекающиеся чернила, разливалась бесформенная масса, затопляя пространство фермы.

– Я хочу видеть и знать волю Эгрегора, – тихо сказал Сведенборг, но голос его прозвучал как приказ.

– Джошуа хочет спрятаться, – сказал мальчик.

– Ты пойдёшь с нами, как и просил!

Путники отправились в деревню. София держала дрожащего Джошуа за руку. Они проходили мимо колодца, когда увидели вестников Дазайна вблизи. На самом деле это оказались не всадники, а гибриды двух существ: насекомое с туловищем многоножки, отливающее тёмным металлом, изгибалось и переходило в вертикальный человеческий торс. Эти люди-многоножки были чернокожими, лишёнными волосяного покрова, с ослепительными белками глаз без зрачков, а там, где должна быть кисть левой руки, красовался живой, извивающий хобот – длань Эгрегора. Смена цикла напоминала неспешную расправу. Всадники были спокойны и торжественно неторопливы, как землепашцы, вышедшие на жатву.

Жители воспринимали происходящее по-разному, кто-то спокойно выходил навстречу неизбежному, иные прятались в домах или бежали в лес, но конец был один. Всадник Рагнарёка точным броском впивался в пупок жертвы, и та падала в конвульсиях. Всадники-многоножки с нанизанными фермерами, живыми скульптурами замирали по всей площади деревни. К Сведенборгу, Софии и Джошуа никто не подходил, словно они были маисовым кустом, растущим у дороги, который уставшие жнецы срежут последним, перед тем как отправиться отдыхать домой. Перепуганный Джошуа уткнулся в грудь Софии, она же обнимала мальчика и смотрела на Сведенборга, глаза которого ритмично пылали зелёными вспышками.

Далее происходило что-то уже знакомое: подержав жертву на хоботе, всадник клал тело на землю, засасывал его брюхом, открывающимся среди многочисленных конечностей, а затем сыто удалялся в сторону замка-Дазайна.

Но вот один из жутких гибридов заинтересовался любопытной компанией и, приблизившись, замер.

– Я – фермер Сведенборг, а это мои спутники. Мы не жители этой фермы и скоро уйдем во внешний мир…

Хобот со свистом метнулся, перебивая оратора.

 

Запущен протокол APC 17-57-39-84/2 Загрузка Narrative 370/04-83 – Unknown Time.

 

Ребе Лут сидит в камере, слушая чарующие звуки варгана, доносящиеся из колонок музыкального центра. Несмотря на опалу и заключение, опричники не решились оставить его в тишине, то ли из уважения к его способностям, то ли из страха, что внимание духовидца, надолго оставленного в материальном мире, разрушительно повлияет на соглядатаев. На выходе из транса остаётся послевкусие возвышенного состояния, мрачный пафос которого не омрачает даже боль от электрических наручников. Дверь с лязгом открывается. Вот откуда у этой братии такая тяга к архаичному антуражу? Какое-то генетическое расстройство, свойственное всем правителям Северной Страны. В камеру входят два крупных казака. Их лоснящиеся румяные лица, холеные белые руки заставляют вспоминать о пирожках с луком и яйцом, запрещённом синтетическом контрафакте, в употреблении которого замечена почти вся гвардия Императорского Дома. Собираясь вечерами в тавернах, они уписывают пирожки, запивая контрабандным молоком, на легальность которого закрывают глаза обитатели придворных территорий, а потом танцуют вприсядку, крутя ногами вензеля и опасно раскручивая острые шашки, копии нелепых древних артефактов. Визитёры снимают и мнут в руках округлые каракулевые шапки с красным суконным верхом, поверх которого нашито белое перекрестье. Одинаковые лица придают казакам выражение зловещей анонимности. Ребе видел демонов, видел страдающие души – зрелища иного мира, способные поразить воображение неподготовленного визионера разрушительной болезнью; он был китом в опасном, но всё же родном океане, но вид двух одинаковых дебелых молодцев с пристёгнутыми к ремням муляжами пёсьих голов заставляли чувствовать шаткость окружающих каменных стен и жестокий абсурд, растворённый в спертом воздухе императорских застенок. – «Товарищ Лут, Совет Императоров желает видеть вас у себя», – говорит один из казаков, поигрывая ногой, так что жёлтый лампас кажется узнику ползущей по штанине узкой змейкой. – «Без наручников и в добром здравии. Вы должны умыться и выпить молока», – вторит другой. – «Никакого молока, – хрипит ребе, ощущая, как от ярости покрывается пятнами, – с какой стати императорские псы нарушают федеральный закон, получив прямой приказ?» Молодчики снимают наручники, и ребе идёт с ними по длинному коридору, через каждые двадцать шагов замыкаемом толстыми решетчатыми дверьми, запертыми навесными музейными замками. Лут улыбается, видимо, его считают настолько опасным, что Совет и опричники не доверяют электронике. Коридор, имитирующий пыточные Схоластиума, заканчивается скоростным эскалатором, возносящим ребе и конвой в просторный зал с высокими колоннами и красной ковровой дорожкой, уходящей в стрельчатую арку, изрытую декоративными барельефами. Процессия движется по многочисленным обширным залам, похожими один на другой, так что ребе Лут уже не разглядывает колонны и картины, наслаждаясь тем, как расслабляются затёкшие в камере ноги. Наконец они подходят к залу с широкими воротами, по обе стороны от которого в почётном карауле стоят другие два опричника. – «Грянул гром, чашка неба расколота», – говорит пароль конвоир. – «Тучи рваные кутают лес», – вторит ему товарищ. Караульные кивают с предельно серьёзным видом. В уголке рта у одного заметно торчит крошка яичного желтка. – «На подвесках из лёгкого золота[19]», – слизывая крошку, говорит охранник отзыв. – «Закачались лампадки небес», – отвечает его напарник. И вот он – небольшой круглый зал Совета Императоров. Полное собрание. Ближе всех Император Волдимер; на нём дорогая шуба, из ворота которой торчат три крупные головы: одна с аккуратной бородкой и хитрым прищуром, другая – лысая, с одухотворённым задумчивым взглядом, а третья – самая маленькая, что спит, упав на плечо, в шапке из драгоценностей с соболиной опушкой. Дальше, развалившись на узорчатых подушках, восседает грузный и внимательный император Ци Коб Йос с длинными, ветвящимися до полу усами, в неизменном мундире цвета хаки; на одном глазу у него то появляется, то исчезает красное бельмо. Дальше в позе лотоса сидит император Алрайт с неизменной белозубой улыбкой. – «Такое могущество, а никакого чувства стиля», – думает ребе Лут и склоняется в небрежном поклоне. – «Ты знаешь, почему попал в темницу?» – говорит лысая голова Волдимера. – «Наступил не в те петли политических игр», – говорит ребе. – «Товарищ, разве можно проявлять недальновидность в таких вопросах?» – берёт слово Ци Коб Йос. – «Там, в управляющем центре, вопрос государственных границ и национальной идентичности выглядит, э-м-м, совсем по-другому», – мнётся недавний узник. – «Мы прекрасно вас понимаем, уважаемый ребе, – сияет улыбкой Император Алрайт, – все мыслимые границы стираются: что ранее считалось государством, постепенно теряет географические границы с характерными соседскими связями. Когда-то мы владели внушительной частью мира, а та часть, что принадлежала врагу, от нас зависела. И вот наступил момент, когда ситуация меняется с немыслимой скоростью, те, что были ферзями, валяются пешками на свалке истории, и сама игра, прежде волновавшая великие умы, стала жалким атавизмом, лишь подчёркивающим ничтожность человеческой породы. Возможно, у нас остались считанные секунды, чтобы поменять правила и сделать последний ход». – «Благополучие планеты по-прежнему зависит от вас», – замечает ребе. – «Именно этим мы и хотим воспользоваться», – заворочался Ци Коб Йос. – «Да, пора заканчивать с безнадёжным проектом», – говорит голова Волдимера, та, что с бородкой. – «Чем могу быть полезен столь могущественным господам?» – нервничает ребе Лут. – «Расскажи новости горнего мира, – с расстановкой говорит Ци Коб Йос. – Вирус, что забрал у людей власть, распространяется и эволюционирует со скоростью света, он уничтожил понятия добра, зла, подвига, справедливости, наконец, Бога, – всего того, за что мы веками несли ответственность. Сила, что так неразумно была призвана прогрессом, уже вышла за пределы человеческого разума и стремится в метафизические сферы, у которых до сих пор имелся единственный законный владелец – мы». – «Что наверху, то и внизу, – добавляет лысый Волдимер, – мы помним эти важные, хоть и забытые правила. Понимаешь, к чему мы клоним?» – «Не совсем». – «Не надо с нами играть, – улыбка сходит с лица Алрайта, – нам нужна информация. Что известно о перспективах нового заседания Страшного Суда?» – «Я всего лишь человек, а люди больше не владеют информацией», – возмутился ребе. – «Они и раньше ей не особо владели, тем не менее, кому-то же удавалось пробиться за грани здравого смысла». – «Последний известный учёный, что высказывался по этому поводу, был Эммануил Сведенборг, как по мне – безумец и шарлатан», – притворно кривится Ребе. – «Швед», – насмешливо бормочет, не открывая глаз, голова Волдимера, но рука Императора властно бьёт её по шапке, заставляя замолчать. – «Ребе Лут, – берёт слово бородатый Волдимер, – пойми, мы тут все немного на взводе, – он закатывает глаза и достаёт из недр соболиного одеяния пластиковый пульт с единственной полусферической красной кнопкой. Император дрожащей рукой гладит кнопку и дрожит от сексуального возбуждения, даже его спящая голова постанывает и пускает слюну. Ци Коб Йос и Алрайт следуют примеру Волдимера, извлекая из складок одежды свои пульты, лаская пальцами красные полусферы и шумно дыша. Периодически кто-то из Императоров давит на кнопку, и по телу его проходит волна сладострастных судорог. – «Однажды мы сделаем это одновременно, и весь мир испытает священную водородную агонию», – урчит Ци Коб Йос, держа себя за усы свободной рукой. Император Алрайт совершает короткое нажатие, наблюдая, чтобы его движение не совпало с другими, тонко вскрикивает и заявляет: «Предвкушение Апокалипсиса – это прекрасное чувство, но я предлагаю вернуться к повестке дня, – Алрайт прячет опасное устройство. Итак, вернёмся к нашему свидетелю, Сведберг, или как его там?» – «Сведенборг, Император», – неохотно поправляет собеседника ребе. – «Мы должны допросить его!» – брызжа слюной, восклицает Ци Коб Йос. – «Допрос в данном случае не совсем уместен», – говоря это, ребе Лут с опаской смотрит на императоров. – «Полно вам, господа. Не допросить, конечно, не допросить – просто поговорить», – мягко говорит лысый Волдимер. – «Вы же понимаете, что придётся совершить ритуал коллективного откровения? Для этого используется запрещённая технология пси-проекции, выделенная, так сказать, из информационного тела… Естественно, без подключения к сети», – ребе дрожит от страха. Воцаряется пауза. – «Потому Вы и оказались в, э-м-м, неприятной ситуации, – холодно замечает Ци Коб Йос, – и по той же причине оказались на Императорском Совете. Владение куском плоти демона – это не совсем безобидное хобби». – «Я раскаиваюсь в содеянном», – склоняет голову узник. – «Мы пригласили вас не для раскаяния, – говорит Алрайт, закусывая губу, – нам нужен контакт». – «Но…» – «Наш свидетель называл дату Страшного Суда, произошедшего ещё в Ре-Элласе, нам нужны подробности по этому вопросу, – берёт слово бородатая голова Волдимера. – «Прямо сейчас», – вторит его лысый сосед. – «Для этого нужен… нужно оборудование». – «Предоставьте это нам», – дует в усы Ци Коб Йос и хлопает в ладоши. Входят два казака, сверкая золотистыми лампасами, с трудом волоча внушительный чёрный ящик. Он не уничтожен! Ребе Лут вздрагивает от шипучей смеси радости и ужаса. – «Вы понимаете, о чём просите?» – «Мы знаем, что другие правители обращались к вашим услугам, и разведка не предоставила данных, что кто-либо пострадал, – Волдимер, чешет бородку. – Объясните детали по ходу дела». – «Не делайте такие глаза, – замечает Алрайт, – мы не идиоты, и давно не доверяем спецслужбам, потому и вывели новый вид казачьих войск. Повторюсь, выбора у нас нет». Ребе Лут сжимает кулаки, унимая дрожь в руках, выдыхает и начинает представление. – «Итак, Милостивые Государи, разрешите представить вам экспериментальную разработку, представляющую купированный атавизм демона, пожирающего смысл нашего мира – Эгрегора! Он был выдернут из сети и заботливо выращен лучшими хакерами класса S2, чей мозг частично интегрирован с нейросетью. Сразу оговорюсь, вопросами безопасности занимался Орден Каменщиков, представители которого под страхом смерти не используют электронных приборов и пользуются только гужевым транспортом. Наш Эгрегор – существо, назначение которого до конца не известно, но очевидна его основная функция – связывать между собой людей и волю той самой силы, его породившей». – «Какие могут быть последствия?» – спрашивает Алрайт. – «Признаюсь честно – самые непредсказуемые. Но если мы используем технологию пси-проекций, проще говоря – задаем Эгрегору тему, результат будет положительным с вероятностью девяносто восемь процентов. – «Мы можем себе позволить такой риск?» – спрашивает Ци Коб Йос, обращаясь к присутствующим. – «В нынешних условиях да, помните: счёт идёт на секунды», – говорит голова Волдимера; на лице её не видно и следа сна, в глазах фанатичный блеск. – «Ну что ж, – ворочается Ци Коб Йос, – приступайте, ребе, но помните, отрицательный результат будет печален для всех». Ребе Лут нажимает в правильном порядке одному ему известные точки ящика, стенки которого послушно падают, открывая существо размером в локоть, имеющее плоское, яйцевидной формы тело, состоящее из переплетённых сосудов, светящихся трубочек и множества коротких ножек по периметру. – «Это шедевр, – не сдерживает восхищения ребе, – гибрид генной инженерии с квантовым компьютером. В состоянии доступной нам научной парадигмы я бы назвал это чудом». Существо начинает светиться, выпуская из-под брюха тонкие щупальца. – «Он голоден, – восклицает с восторгом ребе, – сейчас мы сформируем пси установку, а вы, Милостивые Государи, не стесняйтесь, открывайте пупки». – «Прямо сейчас?» – волнуется Ци Коб Йос. – «Счёт идёт на секунды, – быстро говорит ребе Лут, обнажая живот. Он аккуратно берёт пальцами щупальце и подносит к пупку, проецируя в сознании Стокгольм эпохи Ре-Эллас. Десятилетия шаманских практик не прошли даром, Ребе Лут открывает дороги, связывающие прошлое с настоящим. Перед глазами проносятся коды, белая вспышка стирает пространство, и вот он стоит в старинной комнате, где из-за тонких занавесок белёсо струится утренний свет. Нервная система чувствует три неровных толчка – Императоры на месте. Спокойная обстановка всегда пугала ребе Лута при контакте. Он замечает зеркало в резной раме из красного дерева, его серебристая поверхность слабо мерцает, привлекая своей инородностью. Ребе Лут подходит к зеркалу и смотрит в отражение: перед ним стоит мужчина в белом парике, синем кафтане и такого же цвета кюлотах поверх белоснежных чулок, на ногах у него остроносые туфли с серебряной пряжкой. Крупный лоб, внимательные глаза незнакомца гипнотизируют ребе Лута, втягивая его в потустороннюю ловушку. – «Fucking bad trip!» – Напрягая всю свою волю, ребе Лут опускает глаза. Вырвавшись из липкой паутины отражения, он видит, как блестят серебряные пряжки на его туфлях. Через мгновение ребе Лут смотрит в зеркало, в большие пытливые глаза. Визитёр совпал с отражением, и теперь уже не важно, незнакомец управляет им или он незнакомцем. Человек перед зеркалом синхронно со своим двойником задумчиво гладит щёку и взволнованно произносит: «Просыпайся! Просыпайся, даже если слишком поздно!»

 

Протокол APC 17-57-39-84/2 добавлен в карантин. Narrative 370/04-83 – Unknown Time//Fatale Error/ требуется перезагрузка системы.

 

Сведенборг открыл глаза, встал на ноги, уверенным движением вырвал хобот из пупка и сжал в кулаке, другой рукой он выхватил мотыгу, отрубил по локоть конечность человека-многоножки, а следующий удар пришёлся ему в шею.

София, не имевшая пупка, рычала на растерянно бегающих вокруг слуг Эгрегора, яростно вцепившись в испуганного мальчика.

После того как убитый Сведенборгом всадник упал, остальные расступились ровным организованным кольцом. Очевидно, у людей-многоножек было коллективное сознание, и теперь рой почувствовал чужаков, не вписывающихся в привычный план.

– Передайте своему Хозяину, мы уходим во внешний мир! – взревел Сведенборг, показывая болтающуюся на хоботе отсечённую руку, – и каждый, кто с этим не согласен, отведает мотыги!

Сведенборг, София и Джошуа шли через поселение мучительно меняющих циклы фермеров, и толпа темнокожих всадников почтительно расступалась перед ними.

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в апреле 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: