Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Когда визирь удостоверился в том, что придворные не смогут увидеть будущую наложницу халифа, он снова хлопнул в ладоши, и рабы ввели в зал Нэхиду. Она была одета в великолепное белоснежное платье из тонкого, полупрозрачного шелка, блиставшего, как яркий снег на горных вершинах. Оголенную, как у простой рабыни, шею и плечи девушки украшало золотое ожерелье, а голову красавицы венчала изящная корона, отделанная бирюзой и яхонтом. Щедро осыпанные золотой пылью длинные косы царевны излучали неземное сияние. Испуганным взглядом насурмленных, подернутых поволокой черных глаз, и своей робкой, но утонченной грациозностью, эта девушка напоминала дикую, молодую газель, соблазнительную и желанную.

С нежной шеи Нэхиды свисала длинная золотая цепь шириной с дюйм. Чернокожий евнух держал кончик этой цепи в руке и, шагая впереди Нэхиды, немилосердно дергал за цепь, заставляя девушку идти за ним. Но даже эти унижения не могли пока умалить гордость табаристанской царевны. Она кусала себе губы и изо всех сил старалась не расплакаться, но голову держала высоко и ступала медленно, несмотря на боль в шее. И тут юная царевна увидела клетку, в которой находился человек с совершенно седыми волосами, но сперва не узнала его. А узнав, непроизвольно издала скорбный возглас. Ее отец выглядел немощным стариком. Он еле держался на ногах. Она не знала, что его волосы поседели в тот миг, когда он увидел ее закованных в кандалы братьев и сестер.

Во дворец Нэхиду привезли вчера вечером. Во время пути в Самарру она пыталась покончить с собой посредством алмазного порошка, спрятанного в ее перстне. Но увы, безуспешно. Ее слишком хорошо охраняли, а бдительный юноша по имени Гияс каким-то образом догадался о ее намерении и отобрал все кольца.

Евнух неумолимо потянул за цепь, и ей пришлось отойти от клетки. Безысходный, тоскливый ужас охватил Нэхиду. Конец ее надеждам на спасение! И раз отец пленен, то значит, и матушка, и братья, и сестры, и вся родня тоже в плену! Или же погибли! Слезы брызнули у нее из глаз. Единственная родная душа находилась вблизи от нее, но и она не могла, ни утешить, ни защитить Нэхиду от чужих и злых людей, от горя, пылавшего огнем в ее сердце, и от страшного, безысходного одиночества.

– Отец! Спаси меня! Отец! – не выдержав, вскричала царевна Нэхида, поворачивая заплаканное лицо в сторону клетки, но звонко брякнувшая цепь больно сжала шею и заставила ее вновь подчиниться евнуху и продолжить свой путь.

Не доходя до трона халифа, евнух почтительно остановился и бросился ниц. Во время этого ритуала он успел потянуть на себя цепь и понудил и Нэхиду преклонить колени.

Халиф аль Мутасим внимательно и неспеша разглядывал приведенную слугой девушку. Так дотошный покупатель осматривает вещь, которую собирается приобрести. Но было явно заметно, что повелитель остался доволен увиденным, и по его широким, толстым губам пробежала легкая усмешка, когда взоры халифа и юной царевны наконец встретились. Нэхида еще не сознавала истинного смысла и причин этого представления, разыгравшегося вокруг нее. Она была слишком юна, наивна и напугана. А пристальный и бесцеремонный взгляд огромного богатыря, каким показался ей сидевший на троне халиф, со стыда заставил ее потупить голову и аж зажмуриться. Во дворце отца никто бы не отважился смотреть на нее так.

«Это конец! Конец!» – билось пульсирующей волной в мозгах Нэхиды.

В эти мгновения перед ее глазами пронеслись родные места, лицо матушки и старших сестер, в наряды которых она так любила тайком наряжаться, чем вызывала их недовольство и получала нагоняи. Милые, милые мои!

«О великий, о могучий и прекрасный Ахура Мазда! – мысленно взмолилась царевна. – Я готова до конца своих дней терпеть колотушки от сестер, но молю тебя, разрушь этот дворец! Пусть все эти недобрые люди исчезнут и пусть мы с отцом окажемся на нашей родине!»

Словно откуда-то до нее, как по волшебству, донеслись голоса подруг, звавших ее поиграть в салки в огромном саду, усаженного душистыми цветами и тенистыми деревьями. Нэхида тихо ахнула и с забившимся от волнения сердцем открыла глаза. И услышала голос халифа, приказавшего подвести царевну к его трону. Ее последняя ниточка надежды оборвалась, и невинное дитя поняло, что ему придется до дна выпить чашу искупления чужих грехов.

Аль Мутасим взял ее за руки и усадил к себе на колени. Он принялся, как ни в чем не бывало, нашептывать ей что-то на ухо и поглаживать оцепеневшую девушку по спине. Зал был наполнен тишиной. За драпировками, скрывавшими халифа от придворных, не доносилось ни звука, ни движения. Афшин, визирь и верховный кади превратились в немые и слепые статуи. Сыновья амир аль момина, Но Мазйяр видел все. По его щекам текли слезы. Они капали ему на бороду, на усы, обжигали сердце и разум.

– О повелитель и господин мой! Ты прав, наказывая меня, твоего ничтожного раба! − вдруг крикнул он прерывистым голосом. – Но вспомни: … «а воздаянием за зло есть зло, подобное ему. Но кто простит и восстановит мир, поистине, тому назначена награда у Аллаха»^[98], а также «... но если вы все же простите проступки их и будете снисходительны к ним, так ведь Аллах, поистине, Прощающ, Милосерд!»^[99].

– О презренный харби, но ты не достоин прощения! О сын Ясэмины^[100], ты стал причиной джихада в тот день, когда посмел покуситься на земли «дар аль-ислама»^[101]. И твоя позорная смерть явится твоим искуплением и уроком для всех нечестивцев и богохульников, – надменным и беспрекословным тоном ответил ему вместо халифа верховный кади абу Дуад.

– Человеку свойственно ошибаться! Я червь, я раб твой, и я готов признать все свои ошибки, и готов поплатиться за них и своей жизнью, и несметными богатствами, которыми владею, но взамен молю, сжалься над моими детьми!

– Если бы те, кто не уверовал, обладали бы всеми богатствами мира и желанием выкупить себя и избежать наказания и муки в День воскресения за своё неверие, им бы всё это не пригодилось, и не принял бы Аллах от них ничего, − негодующим тоном произнес кади.

Черненые, серебряные бусины на его данийи^[102] тихо и угрожающе зазвенели.

– Эти мудрые слова взяты из священного Корана! Так как же ты смеешь, о презренный раб, прельщать самого повелителя правоверных подобными заявлениями?!

Но Мазйяр сделал вид, что не слушает кади, и отчаянно продолжил:

– О шах и повелитель мой, никто на свете кроме меня не знает, но в горах табаристанских, в одной глубокой пещере я запрятал много сокровищ! И человеческой жизни не хватит, чтобы их пересчитать! Возьми их себе, о великий из великих!