Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Джамшид ахнул и, упав на колени, принялся иступленно лобызать пыль у ног Марвана.

– О мой господин! Сжалься, пощади мою дочь! Клянусь тебе своей жизнью и жизнью моих дорогих детей, что не взял и зернышка из того, что причиталось вам! А урожай мы собрали потому, что боялись дождя. И вправду, ночью хлынул ливень. Не мог же я позволить сгнить моей пшенице!

Но Марван сделал вид, что не слышит его. Он повернулся к Джамшиду спиной и, как ни в чем ни бывало, поплыл вразвалочку к своему коню.

Басам, почесывая на ходу спину, подбежал к хозяину и подставил свою спину, на которую через секунду наступила пухлая нога Марвана.

А через мгновение маленький двор бедняка Джамшида огласился стонами и плачем. Басам и Ради схватили Симин и, связав по рукам и ногам, бросили ее в повозку, как овцу, за мешки с пшеницей и корзин с виноградом.

– Симин! Дочь моя! Симин! – хрипел ее отец, пытаясь слабыми руками остановить тронувшуюся с места запряженную мулом повозку.

Басам дал ему пинка и старик упал. Мать и младшие братья и сестры Симин подняли плач и побежали вслед за повозкой и собирателями налогов. Но безжалостные удары плетей заставили и их остановиться. Беднягам не оставалось ничего иного, как только лить слезы и кричать, призывая людей на помощь. Но соседи-сельчане не ответили на их мольбы. Страх за себя и за своих близких заставлял людей притворяться глухими и слепыми истуканами.

Так Симин попала в дом Марвана – надзирателя над сборщиками налогов.

На следующий вечер он устроил пир для своих друзей и заставил девушку станцевать перед его гостями. Сам Марван полулежал, подобно греческим богам, в надушенной благовониями белой тунике и с венком алых роз на голове. Упоенный музыкой, вином и близостью свежей, красивой и невинной девушки, Марван впервые за много месяцев внезапно почувствовал прилив мужской энергии. Схватив потными ладонями упиравшуюся изо всех силенок Симин, он не мешкая, потащил ее за занавесь, на другую половину комнаты. Музыканты тут же заиграли громче и живее, чтобы шум и крики не побеспокоили пирующих гостей. Хотя навряд ли. После основательной попойки гости Марвана даже не заметили исчезновения владельца дома. Хохот, гвалт, веселый визг рабынь, смешавшись с бренчанием чянги, уда и дефов не позволяли расслышать стонов Симин и ее мольб о помощи.

Чем сильнее кричала девушка, извиваясь от боли и отвращения, тем больше воспламенялся Марван. Придавив ее юное, хрупкое тело своей огромной, тяжелой и рыхлой тушей, он, наконец, исторг из горла свирепый, сладострастный крик и в изнеможении распростерся на ложе, широко и блаженно разинув рот.

– Матушка, где ты? – прошептала Симин, теряя сознание.

Через неделю Марван велел своему верному рабу Басаю продать Симин в публичное заведение. Он уже вдоволь насладился ею и для продолжения своего удовольствия алкал познать новых девственниц. Басай с привычной для него быстротой и послушанием кинулся выполнять приказание хозяина. Но перед тем как передать прискучившую Марвану девчонку с рук на руки хозяйке публичного дома, он не упустил благоприятного момента и затащил ее к себе в каморку. Симин выглядела подобно потухшей свечке – она была холодна, тиха и безмолвна.

Басай быстренько раздел девушку и велел ей лечь. Симин беспрекословно подчинилась, что сильно его обрадовало. Он положил свою огромную ладонь на плоский живот девушки и с наслаждением принялся целовать, безжалостно мять и ласкать ее маленькие острые грудки.

– Ах, и красотка же ты. Я давно на тебя глаз положил. И хозяину я про тебя рассказал! Расписал тебя ему в самых ярких красках! Сказал, что ты похожа на пэри! И все ради чего? А вот ради этого часа блаженства! – подминая под себя тело девушки, проговорил он, впиваясь жадным поцелуем в губы Симин.

Но Басаю не суждено было закончить начатое им дело.

За стенами его каморки послышался громкий шум, крики, бренчание оружия. Наспех накинув на голое тело рубаху, Басай кинулся вон, чтобы разузнать, в чем дело. А через несколько минут он уже лежал во внутреннем дворике своего хозяина, у небольшого бассейна с тихо журчащим фонтаном.

Его грудь была пронзена по самую рукоятку чьим-то острым клинком, и под трепыхавшим в агонии телом кровавый ручеек быстро превращался в темную, густую лужу. Одна из собак хозяина подошла к нему, еще живому, и принялась лакать его кровь. Из горла Басая исторгся жалобный стон. По его щекам потекли слезы. И в это мгновение он увидел Симин. Она стояла и безучастно смотрела на пса, лакавшего кровь и на Басая, тянувшего к ней руку. Он пытался что-то сказать ей или может быть, просил о помощи. Их взгляды встретились. И Басай понял, что настал его смертный час и что его тело сожрет поганая собака, прежде чем он испустит свой дух. И он закрыл свои глаза, чтобы не видеть злорадной и ужасной ухмылки Симин. Но это ему не помогло.

А вокруг царил хаос. Какие-то люди, по виду, обычные крестьяне, ворвавшись в дом Марвана, крушили все на своем пути.

– Смерть проклятым арабам! Смерть всем поработителям! – кричали они в исступлении.

Подвал и анбары дома надзирателя Марвана оказались битком набитыми всевозможным добром. Самого хозяина в довольно потрепанном виде несколько крестьян выволокли на улицу и под всеобщий свист и улюлюканья швырнули к ногам человека, которого они почтительно называли эмиром Абу Салих Сархастаном^[88].

Этот эмир был худ и невелик ростом, но обладал несоразмерно большой, яйцевидной головой. Вдобавок к неуклюжей внешности, его хмурое и сердитое лицо оказалось испещренным шрамами. На совершаемые перед его глазами бесчинства, словно с цепи сорвавшихся бедняков, он взирал с невозмутимым видом сидя верхом на великолепном белоснежном скакуне. Огромная толпа крестьян с победными кликами окружала его со всех сторон.

Наконец, Абу Салих Сархастан поднял вверх левую руку, призывая народ к тишине. Люди затихли, как по мановению волшебной палочки. Эмир кивнул головой глашатаю. Выступив вперед, тот встал перед толпой и, раздвинув ноги, громким и четким голосом произнес:

– Великий царь Табаристана, Руяна и Дунбаванда, Мазйяр, сын Бандархурмуза, узнал о бесчинствах мерзкого Марвана, мауля халифа аль Мутасима! Следуя злобным приказам своего господина халифа, этот червь посмел нанести оскорбление почтенному Джемшиду, сыну Аштэда. Он сделал его дочь своей рабыней, несмотря на то, что она мусульманка, как и Джемшид! Великий царь повелевает эмиру города Сарийи Абу Салих Сархастану, покарать надзирателя Марвана. Пусть этот мауля ответит смертью за позор, причиненный семье сына Аштэда! Но на этом месть царская только начинается! Слушай меня мой народ! С этой минуты я разрешаю вам убивать всех чиновников мауля и арабов, а их жен и детей превратить в своих рабов и рабынь! Убивайте и забирайте себе имения чужеземных владельцев! Отныне эти жилища и земли, и богатства вновь принадлежат славному народу Табаристана! Радостные клики людей подхватили могучим ветром слова царя и разнесли по всем окрестностям.

– Слава царю Мазйяру! Слава нашему спасителю! – заревела влюбленно толпа.