Наследник проклятого трона

 

Lənətlənmiş taxtın varisi

 

Heir of the cursed throne

 

 

 

 

Смерть

 

 

– Мальчик! У госпожи родился сын! – чей-то ликующий голос звонким эхом пронесся по полутемным мраморным коридорам дворца, по стеклянным галереям и затих, достигнув порога комнаты, посреди которой стоял неподвижно высокий молодой мужчина. Услышав эту весть, он вздрогнул и отнял руки от лица. Лихорадочное напряжение и непонятный страх сквозившие во взгляде юноши исчезли, уступив место радостному облегчению. Все то время пока роженица кричала от боли, мучаясь в тяжелых родовых схватках, он слушал ее крики и, казалось, страдал вместе с ней, непроизвольно вздрагивая и кусая себе губы при каждом ее стоне.

Но когда в покои тихой крадущейся походкой вошел евнух в разноцветном полосатом халате, то молодого господина он здесь уже не нашел. Озадаченный слуга растерянно огляделся по сторонам и несколько раз еле слышно произнес:

– Повелитель! Я принес вам добрую весть!

Но комната оставалась пуста и нема, только тонкие занавеси на окнах колыхались от легкого майского ветерка. Евнух вдруг почему-то украдкой заглянул в смежную с опочивальней его господина комнату. Видимо, надеялся что найдет его там. Но господин Абуль Садж в это время уже мчался на коне по широкой песчаной дороге, по обочинам которой ровными рядами высились стройные пальмы. Спустя некоторое время завиделись перед ним стены рабада^[113] халифской столицы Самарры. Наконец всадник достиг деревянного моста, перекинутого через глубокий ров и, вскоре скрылся за высокими железными воротами.

Утруджа лежала без движения, бессильно раскинувшись белым нагим телом на усыпанной розовыми лепестками постели. Две молоденькие сирийки-рабыни окуривали комнаты душистым можжевельником и мятой, прогоняя с их помощью злых духов. Над колыбелькой новорожденного копошилась повитуха. Затем она приблизилась к роженице и, наклонившись над ней, что-то ей сказала. Утруджа тут же вытолкнула языком изо рта маленький камешек желтого цвета. В течение родов она продержала его под небом. Это был сердолик. По обычаю, женщины во время родов клали его себе под язык. Они верили что сердолик облегчит им боль и ускорит рождение младенца.

Повитуха заботливо укрыла молодую женщину одеялом из тонкой верблюжьей шерсти, хотя на улице светило яркое весеннее солнце и было довольно жарко. Одна из служанок поднесла госпоже запеленутого новорожденного.

– Посмотрите-ка только на этого пехлевана! Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! Пусть Аллах дарует ему долгую и счастливую жизнь! – проговорила она воркующим тоном, укладывая малыша рядом с матерью.

Утруджа с немым недовольством в глазах взглянула на рабыню и повитуху. Все эти месяцы она жила лелея в себе ненависть к этому ребенку, испытывая к нему отвращение и виня его во многих своих неудачах. Ведь он, думала она, зачат против ее воли и желания, от немилого и ненавистного ей человека! Разве могла она полюбить его? И все же дочь Ашинаса промолчала, когда младенец оказался возле нее, и не приказала тотчас же убрать его подальше от ее глаз. Возможно, ею владело обычное любопытство или она хотела поближе увидеть «чудовище», девять месяцев прожившее у нее под сердцем. И Утруджа приоткрыла на миг зажмуренные глаза и с опаской, смешанной с раздражением, взглянула на копошившийся возле нее розовый комочек живой плоти. Ее взору предстало прелестное создание с крошечными ручками и ножками, с круглыми и полными щечками и маленьким алым ротиком, жадно ищущим материнскую грудь. Дочь Ашинаса не вытерпела и коснулась ладошкой лица младенца и, вскрикнула от неожиданности! Крепко ухватившись своими ручками за материнский палец, дитя с волшебной молниеносностью что есть силы потянул его себе в рот.

– Наш маленький повелитель проголодался! – ласково защебетала старая повитуха. Осторожно взяв ребенка на руки она передала его женщине, стоявшей рядом с ней.

– Кто это? – утомленно откинувшись на подушки, спросила Утруджа повитуху.

– Эта женщина отныне будет кормилицей нашего маленького принца.

– Но кто привел ее во дворец?

– Ваш муж и господин Абуль Садж.

«За все эти месяцы он ни разу даже не навестил меня», − вспыхнуло тоскливой мыслью сердце девушки, но она подавила вырвавшийся было из груди вздох, и знаком подозвала к себе кормилицу своего сына.

– Откуда ты родом?

– Я родилась и выросла в Уструшане, в Бунджикенте.

– А где сейчас твоя семья? Твой муж?

– Господин Садж, да будет доволен им Всевышний, на прошлой неделе назначил его садовником в этот славный дворец.

Утруджа замолчала, и повитуха кивнула головой кормилице.

– Покорми ребенка.

Женщина быстрым, опытным движением расстегнула ворот своего полотняного одеяния и вытащила наружу большую грудь с темными крупными сосками. Дочь Ашинаса невольно вспомнила о своей кормилице. Бедная тетушка Нудхар! Как же не хватало сейчас Утрудже ее милого ворчания, ее мудрости, ее забот! Вот уже месяц, как она умерла по вине Закии. Эта завистливая и продажная рабыня подсыпала яд в вино, которым любила побаловаться по вечерам бедняжка Нудхар. Никто так и не догадался бы о злодеянии Закии, если бы один из слуг совершенно случайно не заметил, как проклятая рабыня подсыпала яд прямо в кубок кормилицы. Но прежде, чем опешивший от неожиданности слуга успел криком предупредить тетушку Нудхар, та уже выпила все содержимое чаши. Яд подействовал в считанные минуты. Подоспевшим врачам ничего не оставалось, как только развести в бессилии руками.

– О несчастная! – обнимая бездыханное тело кормилицы, кричала Закии Утруджа, − Что ты натворила!