Записки нонконформиста

На чтение потребуется 45 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Редкий фокусник теперь сможет оживить этот предмет. Школьная парта русской средней школы второй половины двадцатого столетия. На вид она уже напоминала кабину двухместного самолёта. Такие были в парке Гагарина. Все вертикальные поверхности её были окрашены охрой, а горизонтальные – голубой или светло-зелёной краской. Поэзия возникала из самых простых вещей. Теперь коснись взглядом графики и переведи в цвет. Голубые кусты полыни в солнечной траве детства, овраги из охры, на всех – чёрные войлочные бурки «прощай молодость» и синевато-коричневая школьная форма. Наклонная, настольная поверхность парты – это отдельная тема. Ну кто в детстве на них не рисовал? И кто их потом не оттирал с пемоксолью? Насыпав её в круглое углубление для чернильницы, да? Ещё чуть-чуть, и детство прорвётся с оглушительной звонкостью. Ну, тряпочка. Да? Обычное дело: тряпочка. Бывшая чья-то маечка или трусики. Белый верх, чёрный низ, как говорится. Девочки на шариках в чешечках. Мальчики просто в маечках, в трусиках, и немножечко в бицепсах. Ну, в смысле, такая тряпочка, из того времени. В прежней жизни она соприкасалась с телом и слышала, как сердце жадно пьёт юную кровь, а теперь оттирает с этой парты чьи-то художества. Наверно, это забавно. Но пойду дальше и вспомню любимый абрис. Это, разумеется, была мужественная грудь, как у Гойко Митича. Следом рука бросалась прописывать плечо и предплечье индейца. Там дело доходило до узды и головы коня. К середине урока ни дать ни взять сам Чингачгук Большой Змей на коне отделялся от парты под рукою рисующего, и вспоминающий это готов уже сейчас тихо, по-конски заржать «от чудодейственных веществ своей памяти», либо отфыркнуться, скромно всхрапнуть… и поцеловать тебя, о моя парта, ведь ты же воскресла.

Да, просто поцеловать.

Ну, вымыть, конечно же, тебя сначала с пемоксолью, оттереть, а потом поцеловать или прижаться к тебе щекой и припомнить ещё чего-нибудь. Чисто отмякнуть. О, эти парты! И чего же там только не было. Сколько интимности. Мне иногда кажется, что Пикассо все свои темы черпал у нас. Да, да, это не шутка. Такое бывает. Человек перемещается во сне в пространстве и очухивается в советской средней школе. Ну потом, понятное дело, выставка, шумный успех, огонь, вода, медные трубы и человек возвращается с живописью, живопись просто сквозит из него. Ну с Пикассо-то, ясное дело, его ещё можно как-то понять: он – иностранец, да ещё и великий художник, а что делать с нами, с бездарями? Мы же не сделали ничего, а уже умираем. Вот и слеза катит, слёзы радости, умиленья, печали катятся без остановки. «Дайте свечу, помирать буду!». Вот – Толстой, тоже какой мужик! Экая глыба!

Парта, о моя божественная школьная парта, прости меня, что я вызываю тебя из забвения лет и пытаюсь воскресить. Ну, прости. Я больше не буду. Я единственный раз скажу и всё: иногда мне кажется, что мы только там на тебе и были-то искренними. Вспоминая тебя, я проваливаюсь в своё детство и ощущаю всю его геометрию почти физически. Прими же мой поклон и поцелуй с этого света и не поминай меня лихом.