 |
Евгений Топчиев
РассказКупить в журнале за май 2016 (doc, pdf): 
Совещание продолжилось, учёные вновь заспорили, теперь они составляли программу исследований и даже начали делить неполученный грант, – а Андрей всё думал о черноволосой девушке в халате лаборанта, что, войдя, бросила на него взгляд, от которого застучало сердце и заныло где-то на линии, связующей пупок с пахом. Была ли она красивой? Наверное! А может, и нет. Невысокая и фигуристая, со смешной размашистой походкой и хвостом… Красивая? – пожалуй. Да и до красоты ли тут, когда в нём всё перевернулось от её вида и взгляда, и даже во рту сделался кислый металлический привкус? В следующий раз Андрей увидел её в автобусе, что вёз их с работы. Было начало марта, сумерки. Снаружи доносился скользкий шелестящий шум от автомобильных шин, лижущих мокрый асфальт. В автобусе было темно и шумно: трещала надрывным хрустом трансмиссия, казалось, фантастический невидимый робот-великан ломает пальцы другому такому же трансформеру. Она вошла в автобус, когда мест уже не было. Ну не может быть, чтоб так везло! Садитесь… Спасибо… Она поглядела с удивлением и признательностью; лицо её поморщилось от удовольствия – мордочкой какого-то невозможного милого зверя. Девушка была в сером блестящем плаще, талию перетягивал поясок. Та же странная походка, чуть размашистая. Хвост тёмных волос перепадал то на одну, то на другую сторону, когда крутила головой. Она была совсем не высокого роста, не хрупка, в ней было что-то упруго-гимнастическое. Артём проследил взгляд Андрея и усмехнулся. – Секси! – сказал он на ухо Андрею, – Notusual, amigo![1] – друзья общались на их собственном языке – смеси русского и любых других языков мира. – О да! Veritas![2] – ответил Андрей. Почувствовав, что говорят о ней, девушка вопросительно воззрилась на Андрея. Тот наклонился к ней, чтобы не кричать сквозь шум: – Мы говорим, что вы… то есть ты… заслуживаешь внимания! Сердце опять принялось глухо биться, а во рту поселился металлический привкус. – Вот как? – она сдержанно просияла и уставилась в сторону. – Как тебя зовут? – продолжал Андрей. Она повернулась и посмотрела на него задумчиво. – Лена, – наконец ответила она. – Меня – Андрей. – Очень приятно. Автобус шумел. Андрей выпрямился и начал болтать с Артёмом, не слыша ни себя, ни друга. В голове его воцарилась тишина, и сквозь неё – гул, как в морской раковине, когда её подносишь к уху. Что-то происходило. Эта Лена была в его вкусе. Он никогда не понимал, что значит быть в чьём-то вкусе. Это он только думал, что понимает. Но не понимал, конечно! Нос и губы её словно были связаны ниточками: когда она говорила, то нос двигался как у кролика. Когда улыбалась, то глаза щурились, а вокруг носа собирались морщинки и складочки, моментально вызывающие привязанность на каком-то глубинном, животном уровне. Автобус подъехал к «Киевской». – Пойдём с нами, пивка выпьем, – решился Андрей. Она улыбнулась и отрицательно помотала головой. Если она сейчас уйдёт, они могут и не встретиться больше. Пока выходили, Андрей шёл рядом, быстро соображая. – Скажешь свой номер? Она вскинула удивлённые глаза на него. Андрей на неё не смотрел, а нажимал кнопки на телефоне, готовясь записывать. Тогда она начала диктовать глухим голосом. Записал? Да. Ну пока. Селивёрстов и Андреева стояли поодаль и наблюдали спектакль. – Да-ла!? – аж присела Вероника. – Дала, – огрызнулся Андрей. – Ну, амиго! Ну, чёрт! God-Damn-Mother-Fucker!
Андрей позвонил в тот же день и предложил Лене встретиться следующим вечером. – Где? – спросила она. – Ты где живешь? – В Марьино. – Ты во сколько с работы? Сотрудников института после работы подвозила до какого-то богом забытого метро «газель». – Мы у метро обычно в семь-полвосьмого. – Ну и давай тогда на Таганке, например. – Хорошо, – она помолчала немного. – Андрей… – А? – Ты во всём такой нетерпеливый? – Почему? – Подождать не мог, сразу звонишь. – Жизнь идёт. Чего ждать.
Они встретились в метро на «Таганской». Пока ждал Лену, разглядывал группу японцев. Затем начал рассматривать красивый орнамент на ярко-голубом. Потом подъехал поезд, и он боковым зрением, даже не глядя на людской поток, выхватил её из сотни пассажиров – по тем особым колебаниям, которые производил серый треугольничек её пальто. Поцеловались в щёку. Она была с работы и пахла духами и чем-то медицинским. – Ну, куда идём? – спросила Лена. – А куда ты хочешь? – Не важно. Мне везде хорошо будет. А тебе – не знаю уж! – лукаво засмеялась она. В ближайшей кофейне они сразу погрузились в какую-то тёплую субстанцию и начали плавать в ней, как плод в утробе матери. – Почему ты думаешь, что тебе везде будет хорошо? – Ну, или везде плохо. Зависит от тебя. Если ты сделан примерно из того же теста, то будет хорошо, а если мы из разного, то куда бы ни пошли – плохо. – Ты похожа на какого-то зверя. – Какого? – Не знаю. Детёныша какого-нибудь пушистого кошачьего. – Это потому что я работаю со зверями. – В смысле? Коллеги звери? – Нет! – она рассмеялась, – В прямом! Я в лаборатории доклиники[3] работаю. Кролики, морские свинки – это мои подопечные. Они сидели в кофейне и пили «ирландский кофе», с рыжей пеной и щедрым виски. Лена была родом из Саранска. Отучилась на ветеринара, поработала на родине, сюда приехала недавно, устроилась в научный центр. А кем работает Андрей? Ей не надо было разжёвывать. Он говорил схематично, крупными штрихами; она ловила жадно и с полуслова. Лена хорошо слушала и хорошо понимала. А ещё она смотрела на Андрея какими-то обалдевшими, почти влюблёнными глазами, и кончик её носа дрожал как у кролика. Видимо, он тоже смотрел на неё необычно, потому что она спросила: – Чего ты так на меня смотришь? – Как? – Как голодный пёс. – Видимо, ты похожа на кость. – На кость? – Нет, извини, на голодную суку. – Суку? – Ну, ты же сказала, что я пёс. – А что, мне нравится! Андрей чувствовал, что у него через пупок и промежность как будто протянута к ней под столом медная проволока, за которую она нечаянно задевает то коленом, то рукой, ёрзая на стуле. И больно было, и сладко. – Я где-то слышала, что в некоторые периоды суки думают о кобелях семь раз в минуту. – А кобели всегда. – Интересно, а как часто люди нашего возраста думают о сексе? – задумалась Лена. – Слушай… – она схватилась за нос. – Ты сейчас подумаешь, что я озабоченная! – Это ничего. Это хорошо. – Нет-нет, что-то я распустилась! – Мне нравится. – Ты тоже озабоченный? – Да. – Слушай, я же не спросила… Спрошу уж, для приличия… У тебя кто-нибудь есть? Жена, например. – Нет, жены нет. – А кто есть? Видно же. – Ну, девушка есть. – И давно есть? – Пять лет. – Ого! – присвистнула Лена. – Значит, ты погулять решил? Приключений ищешь? – Я просто тебя увидел и не смог пропустить. Я не думал. Точнее, я подумал, что можем больше не увидеться. Ты мне очень понравилась. – И ты подумал, что лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал? – Я так длинно не думал. – Я-ясно всё с тобой, – протянула она нараспев. – Ясно, что ничего не ясно. После кофе съели по сэндвичу со сладким чаем. Потом выпили по две порции белого рома. В какой-то момент у Андрея зазвонил телефон, и он вышел на улицу. Звонила Катя. Андрей что-то ей наврал. – Девушка звонила? – поинтересовалась Лена. – Да. – Спрашивала, где ты? Андрей не успел ответить. Лена быстро спохватилась: – Извини, я не буду всё это спрашивать. С моей стороны это детский сад какой-то! Всё, я молчу, – она закрыла губы белой ладошкой. – Пригласил в кофейню, напоил, накормил вкусно, я рада! Правда, мне очень хорошо! – добавила она, опустив глаза. – А тебе хоть легко, хорошо? – Ты не видишь? – Вижу… что ты обалдевший какой-то… – улыбнулась она. – Ну конечно, ты распустила свои липкие нити с привязанными бритвами, вот я и попался. Ещё тогда, когда в институте ты вошла во время совещания. Лена посмотрела с уважением: – А ты молодец, всё понимаешь… как мы действуем!
Последние клиенты, они вышли, когда кофейня уже закрывалась. Лена только успела вдохнуть уличный воздух, как Андрей её обнял и поцеловал в губы. Девушка ахнула. – Ну ты гад! Гадёныш… – часто дыша, прошептала она. Целуясь, они чуть не уронили раскладную конструкцию, на которой были закреплены цифры с курсами валют. Потом Андрей зарылся в неё и быстро обнюхал её волосы и шею. Это был тот случай, когда духи очень шли девушке. Аромат распускался, как привлекательный и плотоядный цветок, который манит насекомых, чтобы пустить их в пищу.
– Сколько тебе лет? Они ехали в метро, стоя друг напротив друга. Когда вагон качало, они соприкасались. Вагон качало сильно. – Двадцать пять, – сказала Лена и сощурилась. – А тебе зачем? – Двадцать пять! – удовлетворённо повторил он. – Это хорошо! – ??? – Ну, ты не юная соска! Мне всегда нравились постарше. – Ты младше меня, что ли? – На два года. – Дела… – Как сказал один писатель, молодые девушки пахнут мылом и леденцами. – А я – чем? – Ты… не буду говорить. – Ну скажи! – взвилась она. – Что ли, той, кто не пользуется мылом? Он задумался. – Ты пахнешь травой в лесу, на которую, присев, помочилась такая же красивая девушка, как ты. – Ты меня шокируешь! – Это самый желанный запах для мужчины. – Нет, я догадывалась, конечно… Но ты мне открыл глаза!.. А волосы мои чем пахли, когда ты ими занюхивал? – она показала, смешно сморщив нос. – Дай-ка ещё раз… – Ну, чем? – Дёгтем как будто… Еле-еле. – Да-а! – торжествующе сказала Лена. – Вчера мыла чёрным шампунем! – Зачем? – Тебя отпугнуть. Или приворожить. Сама не знаю. – Ты с кем живёшь? – спросил Андрей, когда вышли из метро. – С сестрой. Снимаем. Ты, гад такой, хотел в гости? – Ну… Я этого не говорил… – Без гостей! – Хорошо, но проводить-то – провожу? – Давай, буду рада. Тогда нам на автобус. Бежим! Они зашли в подъезд, и тогда он решил проводить до двери. Поднялись на этаж. – Пойдём на лестницу, – потянул Андрей. – Что, хочешь когти подрать? – Это что значит? – Сейчас узнаешь! Она обхватила его и жадно стала целовать, моментами задыхаясь без воздуха и тогда переводя дух. Ладонями она ухватилась за его голову; ногтями стала несильно и поступательно царапать затылок, шею, плечи. – Вот это и есть – когти драть! Нравится? На лестнице было темно. Он видел её лицо очень близко, отчего оно расплывалось перед глазами; губы сочились любовной жидкостью, как раздавленный виноград или дыня. Руками он полез ей под кофту, добрался до грудей, они были мягкие и нежные, с выраженным, словно резиновым, шипом соска. Он закатал её кофту наверх, и припал к ним губами, и стал как ребёнок сосать, захлебываясь. Лена тяжело дышала, и держала его голову, и иногда говорила тихо: – Не надо. Хватит. Давай я пойду, по-хорошему… Тогда он останавливался, и они отдыхали, и о чём-то говорили, а потом начиналось всё снова. Он проник под её брюки, мял её мягкий прохладный зад и гладил пальцами по мокрому белью между ног, а она кусала его губы, тихо смеялась, трогала его через брюки. Потом опять вырывалась. – Как же так! Гад! У нас же отношений нет. Ты меня тут до белого каления доводишь, а я даже не знаю, позвонишь ли ты завтра! – Ты прекрасно знаешь, что позвоню. Я без ума от тебя. – Давай отдохнём. Дай мне покурить. Хочу покурить в подъезде! Андрей дал ей сигарету. Она чуть-чуть покурила, сидя на ступеньках, растрёпанная, белая, с ярким пятном губ. У Андрея всё ныло между ног и пело в сердце. Он наклонился и потёрся своей щекой и носом о её лицо. Сквозь дым, который она выдыхала, Андрей почувствовал, что её лицо всё пахнет слюной и страстью. Он взял у Лены сигарету и запустил свои пальцы ей в рот, по одному, потом сразу все. Она их облизывала, постанывая, умудряясь при этом смотреть на него снизу вверх беззащитным зверем, оголившим живот перед человеком.
Андрей уехал в четвёртом часу. Вместе привычного адреса назвал таксисту адрес пустой квартиры в спальном районе на другом краю Москвы. В детстве он жил там с родителями, теперь же частенько ночевал – то с Катей, то один, то с друзьями после гулянок. Там, улёгшись на сломанном диване, попытался заснуть, но не смог. Его не покидало ощущение нереальности происходящего. Даже просто дыша, он до сих пор чувствовал её запах, видимо, по частичкам слюны, оставленным на его губах и под носом. Невидимые молекулы торпедировали обоняние и не давали уснуть. Стоило поднести к носу руки, как перед глазами появлялось её белое лицо с цветком лобзающих губ. Стоило пошевелить пальцами, как он чувствовал на подушечках её марсианские соски. В семь за стеной проснулись соседи; Андрей слышал, как они ходят по кухне, смотрят телевизор, бормочут и кашляют. Он лежал на диване и смотрел из-под полуприкрытых глаз на рассветное бледно-жёлтое солнце, сочащееся сквозь занавеску. Солнце вставало над рекой и над старой деревней с кладбищем, что были видны с балкона. Он лежал и представлял этот вид, который хорошо знал и любил. Сквозь панельные стены было слышно, как соседи щёлкают замком и выводят собаку, и как она нетерпеливо перебирает лапами по линолеуму; как едет, скрипя, лифт и гудит воздух в шахте. Он вспомнил себя мальчиком, который слышал этот… вот именно этот звук поднимающегося лифта. Он знал, что в этом лифте едет отец. Слишком часто скрип поднимающейся кабины и вот это… хлопанье двери на лестничной клетке означали приближение наказания. Он вспомнил, как вздрагивал от звуков лифта, когда однажды погнул раму у нового велосипеда и ожидал «разбора полётов». Но – прочь. Прочь пропитанное щемящими звуками детство. И всё же пустая квартира создавала ощущение одинокой капсулы во Вселенной, внутри которой оказался Андрей. Капсула летела навстречу будущему и скоро должна была войти в плотные слои атмосферы, где был риск сгореть. Её корпус постепенно раскалялся.
В последнее время Андрей успел понять, что есть девушки – и их немало, – которые нравятся ему больше Кати. Не какие-нибудь бесплотные лебеди, а те, на чью любовь он вполне может рассчитывать. И что причина влечения не только и не столько в новизне, а банально в качестве, в сорте, в генах. Смотришь на такую – и хочется с ней делать всё, что предусмотрено природой для продолжения рода. Но с Катей Андрея связывало столько лет и так много общего, что он никогда всерьёз не думал о разрыве. В их любви, такой искренней и яркой в первые годы, теперь было что-то от большой и ценной куклы. Куклы, у которой много платьев, игрушечных домов и прочих аксессуаров. Куклы, в которую они играли – Катерина всерьёз, Андрей по привычке. В душе постепенно выросли боязнь и неприятие разрыва, страх боли и дискомфорта, которые придут вместе с ним. Будучи не в силах смириться сердцем, разумом он уже давно смирился, что останется с Катериной на всю жизнь. Значит, такая судьба. Бросить он не в силах. Это сломит её, его доверчивую девочку. И постепенно, по мере того как росло неприятие разрыва, в душе у Андрея выкристаллизовалось понимание, что он не сможет жить без измен. Мир женщин, в котором он не успел побывать, существовал и манил, он был слишком, болезненно желанным! И возможность путешествовать в этом мире оставалась. Свободы у Андрея было предостаточно. И тогда он принял для себя расхожий принцип: изменяешь – будь добр, делай так, чтоб никто не догадался. А догадались – не признавайся. Приключения, которые случались до сих пор, и изменами-то назвать нельзя. Флирт и дурачество одно, и пьяные поцелуи. Но вот – ждал и дождался – трескучей шаровой молнией прокатилась эта ночь с Леной через сухой валежник его души и объяла его всеразрушающим пламенем.
…Но моё солнце Лопнуло бомбой, А небо сгорело, Как «Граф Цеппелин»…
Лёжа на сломанном диване, он напевал «Крематорий» и лениво глядел на разводнённое, белёсое мартовское солнце. В груди сладко ныло от мнимого, до сих пор ощущаемого присутствия Её – Лены. Лена… Какое у неё лицо? Странное дело, ещё недавно он отчётливо помнил его, теперь же наступила необъяснимая реакция: никакие усилия не помогли ему вызвать в памяти милое лицо, это показалось ему до того абсурдным, что он даже рассмеялся. Нет, правда, ну какое оно? Но решительно никакой картинки не получалось.
На выходные Лена ездила к себе в Мордовию, на свадьбу младшей сестры. Будь она в Москве, он вытащил бы её из-под земли, так скучал! Едва дождался понедельника, сразу же позвонил, но она отвечала, что на неделе встретиться не сможет. – Давай хоть на час. Я приеду, погуляем и всё. – Андрюш, ну хватит торопить меня, – её голос был до боли близким и нежным по телефону. – Судя по первой нашей встрече, «на часик» у нас не получится. Ну как я поеду на работу «никакая»? Меня спросит Валерия Всеволодовна: Елена, вы о чём задумались? Вы вообще – что ночью делали? И почему у вас губы синие? Что я ей скажу? Так что давай на пятницу. Как раз успеешь соскучиться. – До пятницы… Я не знаю, как дожить до неё! Мне кажется, ты растаешь, и тебя уже не будет! Я даже не помню, как ты выглядишь! – Ну… я такая… представь… как в анекдоте про птичку. – Какую ещё птичку? – Ты не знаешь? Ну, мужик загадал что-то золотой рыбке. Ну вот – звонок в дверь, он открывает: стоит цапля с мокрой кошкой под мышкой. «Ты кто?» – говорит. – «Ну, как кто? Птичку на длинных ножках с мокрой киской заказывали?». Андрей рассмеялся. – Мне только и остается – золотую рыбку ловить. – Давай в пятницу, Андрюш. – Я не знаю, в пятницу смогу ли… – А-а, понятно… – Что понятно? – Ничего, – безмятежно сказала Лена. – Так когда? – Давай в четверг. Хотя бы на чуть-чуть. – Ты приедешь? – Да. – Хорошо, – кратко и как-то бесцветно согласилась она, – приезжай вечером в четверг. – Лен… – Что? – Почему такой голос? – Тебе показалось, милый. – Я милый? – А тебе не нравится? – Нравится. – Милый гад, – выдохнула она.
– Привет. – Привет, – Лена деловито взяла его под руку возле метро и кивнула вперёд, – хочешь есть? Пойдем поужинаем где-нибудь? Тут есть кафе, где я была пару раз, там хорошо. Она была в красивых кожаных сапогах на невысоком каблуке; за одни эти красноватой кожи сапоги её можно было полюбить – так они были сексуальны. Чёрные волосы её, некогда собранные в хвостик, теперь каскадом падали вкруг её головки, залезая на лицо, и доходили до воротника её серебристого плаща. – Ну что, захотелось девочку? «Я в пятницу не смогу, ты давай-ка в четверг уж расстарайся!» – передразнила она досадливо. – Конечно, я-то могу! Хорошо ещё, что время точное не назначил, типа: с восьми до десяти буду у тебя. – Зачем так? Лен, ты чего? – Ладно, извини, – она неожиданно и щекотно, быстро просунув руку, ткнула его щепоткой пальцев в ребра с противоположной стороны. – Ты подумал, я любительница выносить мозги? Я не такая. – Мне захотелось не абстрактную «девочку», а одну-единственную, конкретную и ни на кого не похожую, ту, что идёт рядом. – Ах ты… – она нырнула под его руку и вдруг встала на пути, шагая теперь задом, движением головы откинула волосы с лица и, приподнявшись, встретила его поцелуй. Но не остановилась, а продолжала отступать, выпрастывая плечи из его рук и фыркая довольно.
– Ну, как свадьба-то? – спросил Андрей, когда они сели в кафе, – Посмотрел там на тебя кто-нибудь? – На меня? Да я была там королева вечера! Шучу… Был там один… Представляешь, приехал из Москвы, такой белобрысый и в то же время харизматичный, твёрдый такой паренёк, пил как сапожник, потом приставал, потом нажрался и спал на мешках с сахаром на балконе. – Понравился? – Он – мне? – она взглянула на Андрея. – Эй, ты чего? – Ничего. – Ты что, ревнуешь? Я после пятницы так тобой прониклась, что ни до кого мне теперь… – она подняла глаза. – Правда! А я, видимо, такая офонаревшая после пятницы была, что этот паренёк сразу смекнул, что вот надо брать её теплую… Ладно, прекращаю! – видя, как глаза Андрея наполняются идиотской ревнивой тоской, она ударила себя по губам. – Дай руку, – она потянулась через стол, взяла его ладонь и прислонила к своей груди в месте, где надлежало быть сердцу. – Слушай: это сердечко стучит от тебя. Он сквозь её свитер широкой вязки чувствовал её тело и биение сердца; любовь сдавила ему горло. Заведение, куда они пришли, было таким, как любил Андрей, – воплощением русского понимания слова «кафе». Тут была домашняя еда, тут пили холодную водку, тут бедовые официантки-разведёнки открывали с хлопком советское шампанское и подавали армянские коньяки, разлитые по-кавказски – по конусовидным рюмкам. А после первых часов застолья люди шли танцевать под эстрадную и шансон. Женскую слезу, обильную, горячую, тут лили под бабские баллады Булановой. Хриплые и романтические голоса русских робин-гудов пели про белого лебедя на пруду, про «там для меня горит очаг» и прочие катализаторы русской души. Эти всё потерявшие и всё теперь кладущие у чьих-то ног, эти слышащие воронов и колокольный звон и обнимающие старушку-мать дядьки… И сама собой пилась «горькая» из пузатых, как колбы, графинчиков, и крутился шар светомузыки, и вращалась с ним катушка времени, и вставали в памяти подвиги и ошибки, взлёты и падения, восторги и разочарования жизненного пути. Это было русское кафе, в каких они так любили бывать с дружком Владом, и которых становилось всё меньше и меньше в столице. Они заказали брют «Абрау-Дюрсо» в ведёрке льда и две порции запечённой на углях речной форели. Когда девушка с именем Светлана принесла тонкие бокалы и разлила холодное вино, и когда их бокалы соприкоснулись тонким звяком, то Лена, отпив с блаженством, облизнулась и произнесла нараспев: – «Солнце жизни, светлый Феб, как жила я без тебя...» – Что? Ты знаешь эту песню? – Андрей был изумлён, изумлён приятно. – Да-а, а что, ты её слышал? – You ask me? Это ты меня спрашиваешь?! Да это мой любимый мюзикл! – И мой! – просияла она. Вот уже несколько лет в Москве не проходила мода на мюзиклы. «Собор Парижской Богоматери» был несравненной и недостижимой вершиной жанра. Яркий шедевр, он стоял особняком, – вне моды и времени. Андрей ходил на него шесть раз и многие сцены знал наизусть. – Это же, кажется, ария Эсмеральды к Фебу. – Да-а, – утвердительно, как экзаменатор, кивнула Лена, – правильно помнишь. – А что – своим даром заводить мужчин ты могла бы посоперничать с Эсмеральдой! – Да, но у неё судьба грустная… Феб остался с Флёр-де-Лис… – тихо улыбнулась Лена, покачав головой. – А её, цыганскую девочку, повесили… Андрей на это промолчал, ковыряя в форели вилкой. – А я тебя правда завожу? Я очень рада! – Ты правда чем-то похожа на маленькую цыганку. Только там она как-то плоско описана. Это не про тебя. – Да? Я не плоская? – Лена одними глазами показала на свою грудь. – У тебя… груди… как солёно-сладкие фрукты! – Ты меня… возбудишь сейчас… Придётся тебя опять в подъезд звать. ... – …Есть мнение, что любовь это химия. Что тела, оказавшись друг от друга на расстоянии нескольких метров, начинают бомбардировать друг друга своими молекулами. Так и возникает любовь, – всё это он проговорил, закурив и откинувшись на спинку стула, задумчиво глядя на Лену. – Наверняка это так и есть, – решила Лена. – Я вот никогда не думала, что ты мог бы быть в моём вкусе. Нет, ты, безусловно, классный! Симпатичный, светлый, весёлый… Умный (а это самое важное!)… Но я думала, что мне понравиться может только чёрненький, кареглазый, жилистый… Мой любимый актёр, знаешь, какой? Хабенский! – Хабенский?! – Ага! – с шутливой мечтательностью прикрыла она глаза. – А теперь я от тебя, Андрей, начинаю… прямо тащиться, – она посмотрела на него весёлой ведьмой. Её женская манера смотреть, словно пчела хоботком, сладко и жадно тянула из него душу. – А я не думал, что у меня такой вкус на девушек, пока не встретил тебя. А теперь мне кажется, что я всегда любил таких, как ты. Теперь мне именно такой сорт подавай. – «Сорт подавай»! Ну сволочь! ... – Тебе надо ехать? – А что? – Ответь. – Ну… – он секунду помедлил, потом выдохнул: – Нет, не надо. – Мы можем пойти ко мне. Они стояли на лестничной площадке возле лифта. Их тела, спокойные снаружи, внутри знобило от страсти.
Дома у Лены было просто и чистенько. Все было устроено, как устраивают опрятные девушки в маленьких съёмных квартирах. Они сели на кухоньке и открыли купленное по дороге шампанское. Оно ещё шипело, разлитое, а пузырики ещё бежали резво в старомодных хрустальных фужерах – от ножки дружно вверх, – когда он начал её трогать и ласкать через одежду. Она, порывисто дыша, откликнулась, покрылась мурашками, заструилась к нему вся – быстрорастущим, увеличивающимся на глазах плотоядным растением, раскрыла многослойный, свёрнутый тугим бутоном цветок губ навстречу его губам. На локтях, на коленях, как пауки или крабы, они уползли к кровати. Там Лена, вяло вырвавшись, обречённо вздыхая, откинула покрывало, скинула одежду и скрылась под одеялом, только груди да белые трусы сверкнули. – Иди сюда, гадёныш, – сказала она со смешной хрипотцой в голосе, закрывшись одеялом. ... Они лежали на боку, прижавшись друг к другу. Лежали тихо, замерев, впечатав тела в простыню как в гипс, словно хотели сделать слепок с этого момента. Одеяло валялось на полу возле кровати. Он водил носом по её коже. Ему казалось, по этой белой коже размазана и в эти поры втёрта вся любовь и весь секс этого мира, заранее собранные по крупице отовсюду в один волшебный пузырёк, который случайно достался ему, чтобы быть опорожненным здесь, в эту минуту и в этой комнате. Со стены, с узорчатого коврика, на них ласково смотрела лань и тянулась к ним носом, словно наткнулась в лесу на этих странных обнажённых сплетённых людей и желала обнюхать их. – Ты знаешь, я же, когда в Саранск ездила... Не знаю, интересно это тебе будет… – Чего? – звук у него вышел сиплый, сонный. Лена тихо засмеялась: – Ты чего охрип? Ты что, кричал? Я что-то не слышала… Может, чего-то не помню? – Долго не разговаривал. Так что ты начала рассказывать? – Когда я была дома, серьёзно поговорила с одним человеком, с которым у нас были отношения. Точнее, игра в одни ворота. Ну, он просто за мной долго ухаживал. Мужчина один. Юра. Хороший, старше меня, правильный. Сначала у нас что-то было: я тогда, год назад, переживала разрыв с первой любовью, и тогда меня Юра вытащил из депрессии. Я его не любила, но… ну, ты знаешь, как это: вроде думаешь, что любовь и не к месту сейчас… что главное – это хороший человек рядом… Вот я ему и уступила. А потом, по мере… «выздоровления»… начала понимать, что чего-то у меня к нему нет. Ну, ты понимаешь… Влечения нет, любви, страсти как к мужчине… Как к тебе, например… Уехала в Москву. Он – там. Ждёт. Меня это гнетёт. Вот в таком состоянии ты меня и нашёл. С коровьими глазами. В глазах написано, наверное: озабочена. Или лучше: недотрахана. Да? – Да. – Ах ты скотина! Ну вот: в этот раз поехала я на свадьбу – и поговорила с ним. Порвала. И вещи забрала. И знаешь… тут дело не столько в тебе, сколько в том, что я наконец получила ту решительность, которой мне не хватало. Теперь, даже если ты со мной разделаешься и исчезнешь, я, по крайней мере, знаю, что… мне нужна любовь, тёплая и чувственная, и я её буду ждать. И хорошо, что я с Юрой сейчас порвала, чем это было бы позже… или никогда. Надеюсь, это к лучшему. Андрей расслабленно молчал, играя завитками волос на кромке её белой шеи. – Давай-ка чаю попьём! – Лена встала с кровати, накинула рубашечку и босая прошла в кухоньку. Из-под рубашки виднелась её полуприкрытая попа, разрезанная прекрасной стрелкой; её движения были весёлыми, простыми и быстрыми. Она хотела сделать чай, но Андрей, видя, как она собирается это сделать, пришёл на кухню сам и взял приготовление напитка в свои руки. – Чай должен быть хорошо заварен. Кипятком. В ёмкости с тонкими стенками. Фарфор есть? – Вот – держи. Я, оказывается, не умею? Ну-ка, ну-ка! – Лена смотрела на него со смешком в глазах и с женской податливостью. Она включила в комнате телек и уселась с чашкой в кресло, скрестив по-турецки ноги. На экране пела Валерия. – Смотри! Песня, которую я бы тебе спела! Ты слышал её? – Нет. – «Девочкой своею ты меня назови… – начала подпевать она, грызя сушку и смешно покачивая головой. – …Ни о чём не жалей и люби просто так!» Часы показывали час ночи. Они сидели в этой маленькой квартирке в Марьино, два чужих и близких существа, словно выхваченные лучом прожектора акробаты под куполом цирка. Ничего друг о друге не знающие, кроме того, что было минуту назад. Наглотавшиеся соков, гормонов, запахов друг друга. Надышавшиеся любовным газом до передозировки. Он вышел на балкончик. За окном была ночь, пахло весной – неразборчивой и какой-то… отчуждённой весной огромного спального района. Его дом и места обитания были очень далеки отсюда. Кроме расстояния, дальность усугублялась большой ложью, которую он выстроил, чтобы иметь эти встречи. Его телефон давно был выключен. Что бы там ни происходило – он оставался в неведении до утра.
«Вот сейчас она пойдёт гладить, включит утюг, а я подойду и скажу, что я ей изменил», – думал он. Волнение удушьем заполнило грудь. И сладко ныли руки и ноги. – А я твою майку надела! Ничего? Как мне? – Катерина в длинной белой майке и без штанов ходила по его квартире, готовя одежду на завтра. Она приехала переночевать, а утром им двоим на работу. – Ты знаешь, я тебе изменил, – вырвалось из его рта, как будто не сам Андрей, а кто-то чужой это произнёс. Андрей увидел себя и Катю со стороны, из-под потолка, куда почему-то взлетело его сознание. То, что только что было произнесено, было настолько невозможно между ними, что ему казалось – это сон. – Чего? – чуть помедлив, дрогнув губами, тихо переспросила девушка. – Я тебе изменил, и лучше нам не встречаться, – выпалил он из последних сил. Катерина... [...]
[1] Здесь: «Необыкновенная, друг!».
[2] Здесь: «Воистину».
[3] Лаборатория доклинических исследований.
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за май 2016 года в полном объёме за 197 руб.:
|
 Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсы Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:
Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 22.04.2024 Вы единственный мне известный ресурс сети, что публикует сборники стихов целиком. Михаил Князев 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 
 |
|||||||||||
| Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|
|||||||||||
