Солнца не надо, или Материалы для ненаписанного романа

По весне зашевелилась и милиция. Это увидели по тому, как вереницей пошли новички, уже и койки для них с трудом подыскивали. Поэтому, видно, и выписывать стали чаще, и выгонять. Выгнали Жука: попался на пьянке – и Сичкарь не стал церемониться. А в другое время за первую такую провинность мог и простить, ну, серу назначить – этого не избежишь. Шрамов сначала не понимал, почему надо бояться быть выгнанным. Ну, выгнали – и выгнали. Справку для работы в любом случае дают одинаковую – без оплаты. А для неработающих и того не надо. Но скоро разъяснилось: на выгнанных материалы передаются участковому, а тот уже начинает крутить по-своему – на ЛТП готовит. Есть чего бояться.

Многих привозили ненадолго – на недельку, дней на десять – на обследование, как говорили, перед отправкой на ЛТП. Как-то в коридоре Шрамов нос к носу столкнулся с давним собутыльником по прозвищу Анфиса. Вместе они не один литр выпили, а больше друг о друге ничего особенного вроде и не знали, но встретились как закадычнейшие друзья – даже обнялись.

Анфиса синий с глубокого похмелья, натянутый, как струна, дрожащий и растерянный.

– Хоть ситра у тебя нет? – жалобно спросил он у Шрамова. – Все нутро горит…

– Нет! Какое там ситро! – разочаровал его Шрамов, и желавший бы поддержать старого собутыльника. – Здесь ни ситро, ни квас не проходят – какие-то градусы там, говорят…

Печальному Анфисе сделалось по-настоящему плохо, он покачнулся, придержался за стенку, замер с испуганными глазами. Шрамов провел его к себе на койку – место для Анфисы выделить еще не успели, усадил и сам присел рядом. У Коли Ткаченко кстати нашелся какой-то кисленький компот, и он угостил их, и Анфисе немного полегчало.

– На ЛТП иду! – с отчаянием сказал он. – Повязали, гады! И кто сдал – родной папаша!.. Ну, это ему припомнится!..

Об Анфисыных распрях с отцом Шрамов что-то краем уха слышал. Они жили вдвоем, а папаша тоже не дурак был выпить, но с сыном не пил и не делился, а пил похитрее Анфисы – втихомолку, ни с соседями, ни с ментами историй не имел. А Анфису каждая собака в округе знала и долгом своим почитала тыкать в глаза, какой он нехороший. И отец вечно Анфису попрекал, себя в пример ставил. Из-за женщин еще какие-то склоки завязывались. А в общем, не уживались они в одной квартире, как два медведя в берлоге. По пьянке до мордобоя доругивались, то один, то другой фонарями светили. Теперь вот на ЛТП Анфису сбагрил.

– Одеколон у него свистнул! – жаловался Анфиса. – Он и взъерепенился, накатал ксиву участковому, а тот только ждал…

Через несколько дней Анфису в воронке, как опасного преступника, отвезли на суд и вкатали полтора года.