След внебрачного сына Сергея Есенина, Александра Есенина-Вольпина, в Казахстане

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за март 2024:

 

На чтение потребуется полчаса | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Есенин-Вольпин был и в тюрьме, и в лагере, и в сумасшедшем доме, то есть прошёл семь кругов ада. Если коротко: Александр Сергеевич Есенин-Вольпин – человек удивительной судьбы и выдающихся способностей: математик, философ, поэт и один из первых правозащитников в СССР, сподвижник академика Сахарова. Хотя по паспорту он вплоть до эмиграции числился только Вольпиным, но окружающие знали, что перед ними внебрачный сын знаменитого поэта. Не забывал об этом и сам Есенин-Вольпин, который ещё в студенческие годы по совету академика П. Александрова взял двойную фамилию своим псевдонимом. Им написано не так уж много стихов, а опубликована всего одна книга под названием «Весенний лист», и та вышла в Америке в 1961 году.

«Я был арестован органами МГБ в Черновцах 21 июля 1949 г., доставлен на Лубянку 24 июля, в Институт Сербского – 13 августа; там пробыл до 29 октября, а затем через Лубянку направлен в ЛТПБ (Питер), где сидел с 21 октября 1949 по 14 октября 1950, а затем отправлен в ссылку в г. Караганда, Казахстан, откуда вернулся в Москву 29 апреля 1953 г…». (А. Есенин-Вольпин)

 

 

 

Предисловие

 

 

Сергей Есенин был женат четырежды^[1] – на Анне Изрядновой, Зинаиде Райх, Айседоре Дункан и Софье Толстой. Поэт любил женщин, они отвечали ему взаимностью. Он оставил после себя четверых детей, их он, видимо, очень любил, но сложная судьба лишила его настоящего семейного счастья. И был ещё один внебрачный ребёнок. Его родила Надежда Вольпин, поэтесса и переводчица, 12 мая 1924 года в Ленинграде и назвала Александр, но все его звали Алек. В юности Алек был очень похож на своего отца, но с возрастом изменился. В 1946 году, когда Алеку стукнуло 18 лет, он призадумался насчёт отца, написав эти строки:

 

От отца родного ли рождён,

Или непосредственно от славы,

Любопытством тонким наделён,

Презирал я детские забавы.

В девять лет я знал, что на Луне

Солнце днём горит на небе чёрном.

Часто думал: Вот куда бы мне...

С этой целью стать решил учёным,

И, презренья к жизни не тая,

Лет в пятнадцать мыслил только строго...

Для таких неистовых, как я,

Кантором проложена дорога.

...Переменны ранние мечты:

– Лет в семнадцать (это было летом)

Полюбив доступность пустоты,

Я едва не сделался поэтом,

– Но язык мой беден и смешон,

А движенья вычурно-корявы...

От отца родного ль я рождён

Или непосредственно от славы?

 

Много позже Есенин-Вольпин скажет: «Мои детские обиды уже не имеют большого значения. Ведь сейчас я понимаю, что папа всегда был самостоятельным человеком. До самой своей смерти он кормил нашу семью и не вёл себя по отношению к нам как чужой. Хотя я, конечно, не могу похвастаться воскресными выходами всей семьёй в парк или ещё куда-нибудь. Прежде всего, я мамин сын… В моём метрическом свидетельстве записано: «Гражданин Вольпин Александр Сергеевич. Отец – Есенин Сергей Александрович, мать – Вольпин Надежда Давидовна».

А ещё позже: «Думаю, что у меня в характере многое от отца. Но совершенно преломлено. Он не был рационалистом, как я. Был по натуре драчуном, а я не драчун, я спорщик. Но самое главное: он мыслил образно, а я – точечно, предельно конкретно». Совсем поздно Александр Есенин-Вольпин в одном из интервью скажет о родителях: «Он её любил. Это верно. Но он любил не только её, даже в то же время. Я произошёл от непонятно какой, то есть очень даже понятно какой связи». Александр не обижался на отца, подчёркивая, что у отца было много женщин, одна из них его мать, которая говорила: «Я не хотела, чтобы мой сын пошёл по стопам отца. Я видела, что практически все честные писатели, которые не были связаны с НКВД, подвергались репрессиям, расстрелам. Какая мать хочет пожелать своему ребёнку несчастья? Поэтому я со школьных лет привила сыну ненависть к литературе, гуманитарным наукам… Я думала, что технарям легче жить, они не размышляют о власти, не лезут в грязную политику». Но их сын Александр, закончив МГУ и, став математиком, пошёл по стопам отца… став и политиком, и поэтом сразу.

 

 

 

Гражданская жена Сергея Есенина-Надежда Вольпин

 

 

В ноябре 1919 г. в «Кафе поэтов» на вечере в честь второй годовщины Октябрьской революции Надежда, маленького росточка, с детским кукольным личиком и сильным мужским характером, обратилась к Сергею Есенину с просьбой, чтобы он прочитал свои стихи. «Вот так оно и завязалось, наше знакомство», – вспоминала Н. Д. Вольпин. Надежда влюбилась «сразу и окончательно», хотя и сознавала, что он, по существу, – «безлюбый», внутренне холодный человек. «Я с холодком», – любил повторять Сергей Есенин Надежде Вольпин. Они были совсем разные: Сергей-хулиган и Надя-барышня, но их соединили, видимо, стихи. Они стали часто встречаться. Надежда Вольпин выступала на поэтических вечерах, её стихотворения публиковались в сборниках Союза поэтов. Она активно сотрудничала с имажинистами, посещала «Зелёную мастерскую» Андрея Белого. Она сразу влюбилась в Есенина, но почти год не допускала Есенина к себе, думая, что она одна из многих…

«…В августе 1923 года Надежда поняла, что беременна и сообщила об этом Сергею: «"Не будете ли вы против, чтобы я родила?". Есенин сперва ответил, что любому мужчине лестно, когда женщина хочет иметь от него ребёнка, но потом спохватился и принялся уговаривать её сделать аборт. Есенин был потрясён, узнав, что Надежда хочет оставить ребёнка. «Что ты со мной делаешь! У меня уже трое детей!» – воскликнул он. Тогда оскорблённая Надежда Давыдовна подхватила свой живот и, никому ничего не сказав, сбежала в Петроград, не оставив ему адреса. Есенин рванул вслед за ней, но не нашёл, общих друзей она попросила скрыть свой адрес… Роды были очень тяжёлыми, Алек долго не появлялся на свет, кесарево делать было поздно, и кто-то из врачей, ознакомившись с документами, решил: безотцовщина, спасаем мать. Собирались пробить ребёнку головку и вытягивать его из утробы по частям. А пожилая акушерка сказала – нет, нет, нет, попробуем, этого ребёночка очень хотят. Ну и тут, видимо, Алек поднапрягся и всё ж таки появился на свет. Такую светлую головушку хотели пробить… Кстати, головушка была златокудрой.…» (12). Алек родился в 1924 году, в год смерти Ленина.

 

 

 

Детство Алекса без отца

 

 

В Ленинграде Надежда Вольпин прожила с 1924 по 1933 гг., 1 января 1933-го вернулась в Москву, где и жила постоянно, за исключением военных лет, когда она эвакуировалась в Ашхабад. Оказавшись во время эвакуации в Туркмении, Н. Вольпин выучила туркменский язык и много переводила классическую туркменскую поэзию, фольклор и стихи советских поэтов. В 1933 году Надежда переехала с девятилетним сыном из Ленинграда в Москву. Зарабатывала на жизнь переводами. Она переводила без подстрочника европейскую классику и современных ей писателей (Вальтера Скотта, Конан Дойля, Мериме, Голсуорси, Ф. Купера и других), блестяще воспроизводя индивидуальный стиль авторов. В 16 лет Алек дал себе клятву никогда не врать и с каждым годом становился всё более замкнутым, сосредоточенным на математике. Его показывали врачам, и известный психиатр сказал, что это следствие общей одарённости, граничащей с гениальностью. И правда, Алек легко поступил на механико-математический факультет МГУ.

 

 

 

Учёба в МГУ… Война и Лубянка

 

 

Александр поступал в университет летом 41-го года. «Мне было 17 лет. Призывным годом был тогда 23-й год рождения, а я – 24-го. Я подавал ещё до войны: за два дня до войны. А начало войны не вызвало такой реакции, чтобы у абитуриента брать медицинскую справку. Так что я прошёл в университет, но предполагалось, что через год меня загребут. Но меня не загребли…». Ещё в студенческие годы он стал известен как талантливый поэт, неоднократно выступал публично с чтением стихов: «Алик читал свои стихи. По ощущению яркости то был один из самых счастливых моментов моей жизни. Молодой, красивый, очень кудрявый человек. Звенящий голос. Сын полузапрещённого Есенина. И совершенно необычные стихи, тогда так никто не писал» (из воспоминаний математика Вл. Успенского). Александр легко окончил МГУ, потом так же легко окончил аспирантуру НИИ математики при МГУ. Кандидатская диссертация у него была по математической логике. И ещё он писал стихи. В 1949 году, после защиты диссертации, Есенин-Вольпин по распределению поехал на Украину в Черновцы, и там его почти сразу арестовали, обвинили в антисоветской агитации и пропаганде. В Черновицком университете тогда разоблачили подпольную организацию «Братство нищих сибаритов», Александр несколько раз приходил к ним, читал свои острые стихи. «Арестовали, главным образом, за стихи «Никогда я не брал сохи» и «Ворон». Об этих стихах донесли в органы госбезопасности...

В Черновицкой тюрьме в день своего ареста 21.07.1949 г. Александр писал:

 

Как ни стараться зачинить разрыв,

Чулок не станет прежним после штопки –

Но не боюсь ни карцера, ни встрёпки!

Всё что во мне – со мной!..

Я буду жив!

...И сразу – прозаический призыв:

«Впредь не икать от запаха похлёбки!» –

И я, как муха в спичечной коробке,

Через минуту буду молчалив…

 

В Москве на Лубянке следователь подробно интересоваться здоровьем Александра, не болит ли сердце и как с психикой. А затем прямо заявил ему, что Алек очень болен, сказав при этом: «…Тебе нужен санаторий, чтобы просветить голову, чтобы ты не писал больше никакие стихи-пасквили на советскую действительность, – и ехидно добавил: – Мы тебе такой "санаторий" устроим, что ты вообще перестанешь писать!». (5)

 

Я вчера ещё резвился на полянке,

Засыпая, я не думал про тюрьму –

И, однако, я очнулся на Лубянке,

До сих пор ещё не знаю – почему…

(Июль 1949 г.)

 

Весенний лист, подарок непогоды,

Влетел, кружась, в тюремное окно...

Не я ли говорил, что для природы

Жить больше дня не стоит всё равно?..

(22.07.1950 г.)

 

9 сентября 1950 года было принято постановление: «Приговорить Есенина-Вольпина к пяти годам ссылки как социально опасный элемент в Караганду».

 

 

 

Жизнь на поселении в Караганде 1950–53 гг.

 

 

В Караганде в 50-х годах в среднем на одного жителя приходилось около 7 квадратных метров зелёных насаждений. «…К тому времени Караганда как бы распрямляла свои опущенные было плечи. Уже появился Новый город, продолжалось строительство жилых кварталов по улицам Джамбула, Ленина, Чкалова, Сакена, бульвару Мира, проспекту Сталина. Были возведены благоустроенные жилые дома, здания облисполкома, горного техникума, кинотеатра «Октябрь», заложен парк культуры и отдыха… Народ прогуливался по скверу у памятника Орджоникидзе, где было много деревьев жёлтой акации, тополей, карагача… Правда, вначале народ принял фигуру Орджоникидзе за Сталина, те же грубые сапоги, огромные тараканьи усища, курительная трубка в руке… Да, скульпторы в Караганде были не на высоте, памятник Пушкину на бульваре Мира и памятником-то язык не поворачивался называть…». (7)

«Тогда мне заменили психушку. Особое совещание решало, и как социально опасный элемент выслали в Карагандинскую область, – вспоминал Есенин-Вольпин. – Почему-то сослали в Караганду! Ну ладно!». Ну, просто, потому что в этой местности прорастал низкорослый кустарник караганы с жёлтыми цветами, в просторечии часто именуемый «жёлтая акация». И добирались ссыльные в Караганду так, как описала в своих воспоминаниях Ольга Адамова-Слиозбер: «В середине декабря 1949 года меня отправили по этапу в ссылку в Казахстан. До Куйбышева везли в «столыпинском» вагоне, а в Куйбышеве я попала на пересылку в очень тяжёлые условия: камера, рассчитанная на 200 человек, была наспех переделана из конюшни. В ней стоял неистребимый запах лошадей и навоза, что в сочетании с вонью параши и огромного количества скученных, немытых и больных тел создавало страшную атмосферу… Со ссылкой мне повезло: я попала в Караганду, где можно было найти работу и где было много интеллигенции из ссыльных…».

 

 

 

Учитель математики и его друзья…

 

 

Зимой 1950 года на улицах Караганды появился светловолосый худощавый молодой человек несколько болезненного вида. Это был Александр Есенин-Вольпин, он уже мало был похож на своего отца Сергея Есенина. Несмотря на молодость, а ему было 26 лет, он был уже кандидатом физико-математических наук. Его вечно всклокоченный вид и неприспособленность к жизни лишь дорисовывали классический портрет чудака-учёного. В Караганде Есенин-Вольпин начал работать учителем математики старших классов в вечерней школе, объясняя великовозрастным ученикам, что такое натуральный ряд чисел. «…Я занимаюсь теорией доказательств. Имеются в виду математические доказательства. В МГУ я защищал диссертацию по топологии, но меня всегда больше интересовала логика. У меня были и собственные концепции. Они до сих пор есть, но людям лень ими заниматься. Я очень не согласен с тем, что натуральный ряд – 0, 1, 2, 3 и так далее – един. Дело в том, что неизвестно, как далеко он длится. Ведь вы не можете досчитать до триллиона. Значит, это «и так далее» не включает в себя триллион. Если математический ряд не един, то каков он? Дискретен? Он дискретен, конечно. Ну, вы понимаете?...». Его, конечно, никто не понимал, а Есенина-Вольпина это мало интересовало, так как он всецело был занят совсем другой математической задачей… Многим он казался странным, чудаковатым и мало приспособленным к жизни, особенно к ссыльной. Друзья, которых и так было мало, с ужасом ожидали, что на сей раз он выкрикнет в сторону советской власти или вождя Сталина, что может обернуться для них большими неприятностями или новым сроком. У Есенина-Вольпина был небольшой круг знакомых, в основном, тоже из ссыльных. Это Валерия Герлин, жена поэта Юрия Айхенвальда; Ольга Адамова-Слиозбер, поэт Наум Коржавин (Эмка Мандель). Юный поэт Эмка Мандель решил, что лучше самому уехать в Караганду, чем ждать, когда его отправят туда по этапу. Ольга Слиозберг предоставила юноше кров и стала ему, по сути, приёмной матерью. Только забота о Манделе вернула её к жизни. Позднее Наум Коржавин – а это был именно Эмка Мандель – напишет предисловие к первому изданию воспоминаний Ольги Слиозберг «Путь»: «И везде были люди, везде было страдание. И на всё она смотрела с человеческой точки зрения, глазами не политика, а просто человека».

«…Очень много было в городе военнопленных – и немцев, и японцев. Я видел их и, сравнивая их жизнь со своей, радовался тому, что у меня получилось лучше устроиться. Я начал усиленно заниматься наукой, расти в профессиональном плане. Стремился к развитию, много занимался математической логикой, искал в библиотеках интересные книги, общался с людьми. Местное население немного осторожничало, особенно когда узнавало, что я ссыльный. Я видел, что местные казахи хотели меня поддержать. Чувствовалось, что со мной хотят поделиться опытом и знаниями. Я носил фамилию Вольпин, поэтому многие не знали, что я сын поэта Сергея Есенина. Тем не менее, я очень сдружился с Наумом Коржавиным, он работал в «Социалистической Караганде». Он даже пытался взять меня на работу в газету. Но мне, конечно, больше нравилось в школе преподавать, нежели работать в этом коммунистическом издании. «Что я буду делать в вашей коммунистической газете, в которой вы кроме отчётов с партконференций ничего не печатаете?» – отшучивался я, когда он настаивал».

«…Александр Сергеевич Вольпин, помимо математики и юриспруденции, большое внимание уделял поэзии. Его стихи привлекали своей необычностью, игнорирование общепринятых догм всех шокировало, а яростный максимализм поражал. Ноты пронзительной искренности, болезненного надрыва роднили его со стихами отца, поэта Сергея Есенина. И, естественно, при встрече в Бостоне я не мог не спросить: «А вы в Караганде писали стихи?». – «Да, – ответил он и перечислил: – "Разбитое сердце", "Весенний лист", "Я когда-то стоял дугой", "Я вчера ещё резвился на полянке", "Не играл я ребенком с детьми", "О сограждане, коровы и быки!" – все эти стихи я написал в Караганде». (Газета «Казахстанская правда» 29.05.2015 г., статья Дмитрия Гука «До свиданья, друг мой, до свиданья…»)

Есенину-Вольпину как ссыльному официально полагалась комната в бараке, которую ему предоставили уже в начале декабря 1950 года, но в ней не было ни кровати, ни постельных принадлежностей, ни посуды. И поэтому в декабре он ещё вынужден был снимать комнату у пожилой пары. Зарплата в вечерней школе составляла 615 руб., что было немного для математика из Москвы. Зато у него было много свободного времени. И он занимался научной работой по тем книгам, которые ему присылали из Ленинграда друзья и мать из Москвы. Она постоянно посылала ему деньги и вещи, которые он не в состоянии был купить сам. Складывалось такое впечатление, что он был «маменькиным сынком», не испытавшим отеческого воспитания и ремня… Хотя на самом деле так и было.

«…По просьбе сына, в начале декабря 1950 г. Надежда Вольпин переслала в Караганду 500 руб., тёплую одежду, обувь и документы об утверждении учёной степени кандидата физико-математических наук, нужные ему для устройства на работу. В письме от 13 декабря Есенин-Вольпин просил купить и прислать новые, а также уже имевшиеся в его московской библиотеке математические монографии и выпуски журнала «Успехи математических наук». Кроме того, задачей Надежды Вольпин было связать сына с его друзьями и коллегами. Друг Есенина-Вольпина, аспирант механико-математического факультета МГУ М. И. Грабарь (сын известного художника И. Э. Грабаря), должен был помогать матери ссыльного математика в поисках литературы. В конце декабря 1950 г. Есенин-Вольпин переселился в две комнаты государственного одноэтажного барака, обходившиеся ему в 12 руб. в месяц. Чтобы топить печь, математик нанял соседку, жившую в соседнем бараке. За 120 руб. в месяц она также носила ему воду из колодца, стирала бельё и мыла полы. Однако условия жизни в бараке по-прежнему казались Есенину-Вольпину посредственными: "...у меня сейчас по-пролетарски нет ни матраца, ни подушки, ни этажерки, ни рукомойника, ни кастрюли, ни чайника, ни плитки, ни даже стула, есть только железная кровать и стол". При этом экономические условия жизни в Караганде представлялись молодому москвичу удовлетворительными…». (3)

«…Это была благодать! – продолжал свой рассказ Александр Сергеевич. – Я работал со школьниками, моя жизнь начала налаживаться… Тогдашняя Караганда была очень серой, город только начал активно строиться после войны, все в основном ходили в гимнастёрках, в плохой одежде. Одним словом, у людей было тяжёлое материальное положение. Но, тем не менее, у народа было рвение к тому, чтобы наладить жизнь после войны. И моя жизнь тоже стала лучше. Получив первую зарплату, я купил железную кровать на маленькой местной барахолке, посуду и другие необходимые в быту вещи…». (Газета «Казахстанская правда» 29.05.2015 г. «До свиданья, друг мой, до свиданья…». Статья «Карагандинские страницы Есенина-Вольпина», автор Дмитрий Гук).

«…Когда в школе рабочей молодёжи появился новый преподаватель математики, поселенцы сразу занялись наведением справок. Судя по рассказам, молодой человек казался со странностями. Он приходил в класс, сбрасывал пальто, которое могло оказаться даже на полу, потом садился на стол, закуривал и начинал говорить какие-то сложные и мало кому понятные вещи. При этом лишь какие-нибудь две старательные, прилежные девочки, сидящие на первой парте, пытались его слушать, а все остальные занимались чёрт знает чем: могли перекидываться в картишки, бродить по классу, входить-выходить и бродить по коридору, могли даже выпивать, устроившись на «камчатке». А учителю всё равно, без устали проповедует свои какие-то очень заумные теории, совершенно не обращая внимания на то, понимают его или нет… Как зовут учителя? Ишь ты, Александр Сергеевич. После старожилы-карагандинцы узнали адрес загадочного преподавателя и запросто заявились к нему на квартиру в Тихоновку… Старожилы опекали Алика, нередко выручая его в ситуациях, которые грозили всем немалыми неприятностями. Он же объяснял свои поступки уроками, полученными в психушке. Первый – полная свобода поведения. Говори, что думаешь, и обязательно туда угодишь. Потому в застолье он время от времени вскакивал и во всё горло требовал: «Смерть бандиту Сталину и фашистскому Политбюро!». Как-то раз с хулиганской помпой, демонстративно сжёг на заднем дворе большой портрет Сталина. А бывало, прямо на улице вдруг начинал выкрикивать: «Да здравствует бактериологическая война!». Хорошо ещё, что со стороны весь этот эпатаж казался просто пьяным бредом… Надежде Давидовне оставалось только сетовать, что растерял Алек в треклятой Караганде свои золотые кудри из-за омерзительнейшей воды и пищи, а ведь в юности невероятно был похож на отца своей золотой головушкой…». (2)

«…1 августа 1951 года мне исполнилось 49 лет. (Ольге Адамовой-Слиозбер – прим. автора), в гости ко мне пришли Эмка Мандель, Алик Вольпин (Есенин), Валя Герлин и Юра Айхенвальд. В подарок они мне принесли бутылочку портвейна. Я совсем забыла, что Алику нельзя пить. Разлили половину бутылочки и выпили за именинницу. Второй тост захотел произнести Алик. Дело было летом, одно окно было разбито, а всегда, когда собирались четыре-пять человек ссыльных, вертухаи (сотрудники МГБ) шныряли под окнами.

Итак, тост поднял Алик.

– Я пью, – сказал он своим громким, скрипучим голосом, – я пью за то, чтобы подох Сталин!

Моих гостей как ветром сдуло. Я осталась вдвоём с Аликом.

– Замолчи! Ты же губишь и меня и себя! Замолчи!

– Я свободная личность, – важно ответил Алик, – и говорю что хочу. Я пью за то, чтобы подох Сталин!

Я хотела зажать ему рот и как-то стукнула его по губам, в результате чего он очень податливо упал на пол и немного тише, но так же чётко и раздельно повторил:

– Я пью за то, чтобы подох Сталин. Я свободная личность, вы не смеете зажимать мне рот.

Я опять стукнула его по губам, а он продолжал повторять свой тост, но всё тише и тише. В паническом ужасе я начала просто бить его по губам, по щекам, куда попало, а он продолжал бормотать одно и то же. Наконец встал и сказал мне:

– Я презираю вас, как МГБ, – и ушёл.

Тотчас вернулись Мандель, Валя и Юра. Оказывается, они бегали под окнами и сторожили, не появятся ли вертухаи, но таковые не появились. Потом вышел Алик. Они проследили, куда он пойдёт, и, убедившись, что он пошёл домой, прибежали ко мне. Назавтра Валя пришла ко мне и сказала, что Алика не было на работе, а когда она его навестила, то увидела, что он лежит избитый, с такими синяками под глазом и на губах, что идти на работу не может.

– Вавка, – сказала я, – иди к нему, отнеси ему от меня вчерашний пирог, который он не съел, и попроси за меня прощения.

Валя исполнила поручение и вернулась с томиком Лермонтова, который посылал Алик мне в подарок с надписью: «Дорогой Тигре Львовне, которая бьёт не в бровь, а в глаз».

Но, к сожалению, инцидент на этом исчерпан не был. Дней через пять он поправился и пошёл на работу. Его школа помещалась близко от швейного ателье, где я работала начальником цеха. Он частенько заходил за мной после конца работы, и мы вместе шли домой. Увидев, что он цел и невредим, я издали крикнула ему:

– А! Ты пришёл! Ну, ты не сердишься на меня? – на что последовал громогласный ответ через весь цех: – Неужели вы думаете, что этот подлец Сталин мог нас рассорить?

Мою реакцию можно себе представить. Долго-долго я не спала по ночам и ждала реакции МГБ на слова Алика. Никакой реакции не было. Как-то я поделилась своим страхом с одной из работниц. Она мне сказала: "Мы все слышали его слова, но сговорились молчать, как будто не слышали". Какие хорошие были мои девочки!..». (Из воспоминаний Ольги Адамовой-Слиозбер).

 

 

 

«В Караганде было скучновато…»

 

 

«…В ссылке было скучновато: в те годы в Караганде было много интересных интеллигентных людей, таких же социально опасных ссыльных, но они дружили с Есениным-Вольпиным с осторожностью. К своему первому правилу "всегда говори правду" после лечебницы он прибавил второе – "полная свобода поведения". Мог, например, закричать, когда мимо проезжал "воронок" с заключёнными: "Держитесь! Янки скоро вас освободят!". Друзья злились: "Тебя, как психа, в дурдом отправят, а нас всех посадят!.. "». (1)

C ним вообще было опасно ходить по улицам Караганды или собираться у кого-то на квартире. Иногда он вдруг становился гипнотизёром и начинал доказывать, что он таковым и является. «…Хотите, докажу? Вот видите – люди». И он указал на ближайший шалман, где сидели и попивали пиво рабочие. «Я им сейчас прикажу, и они уйдут». Он вошёл в этот шалман, и его посетителей действительно как ветром сдуло. «Что ты им сказал?». – Я сказал: «Сталин – фашист. Не верьте советской пропаганде»…». (6). Те, конечно, с испугу быстро разбегались…

 

 

 

«Солнечный академик Александр Леонидович Чижевский…»

 

 

Всю жизнь Чижевский смотрел на Солнце, изучал его, писал о нём стихи:

 

Великолепное, державное Светило,

Я познаю в тебе собрата-близнеца,

Чьей огненной груди нет смертного конца,

Что в бесконечности, что будет и что было…

 

Там Солнце чёрное на чёрных небесах

Свой испускает свет, невидимый и чёрный,

И в чёрной пустоте на чёрных же лучах

Летит в пространство весть о мощи необорной…

 

Изображал Солнце в акварелях. Доказывал, что активность светила влияет на ход мировой истории. Завистники обвиняли Александра Чижевского в мракобесии, повесив на него ярлык «солнцепоклонника». А. Чижевский был близко знаком с Сергеем Есениным и даже вёл несколько поэтических диспутов с его участием. 7 января 1950 г., после окончания лагерного срока, учёный Чижевский был сослан на поселение в г. Караганду. Ему удалось устроиться лаборантом в областной онкологический диспансер, где он проработал до 1957 г… Здесь продолжал вести научную работу по изучению свойств крови и ранней диагностике рака. В 1951 г. Чижевский разошёлся со своей первой женой и зарегистрировал брак с Н. В. Энгельгардт.

«…Были у Александра Сергеевича и другие интересные встречи в Караганде. Здесь в ссылке находился известный учёный А. Чижевский, которого называли "Леонардо да Винчи ХХ века"».

«Я ходил в гости к Чижевскому, который жил по Ленина, 17, – рассказывает о дружбе с учёным Александр Сергеевич. – Он занимал на втором этаже маленькую однокомнатную квартиру. Это был человек очень высокой эрудиции. И мои робкие попытки попасть в Учительский институт позабавили его. Мы много разговаривали на самые разные темы. Он хорошо рисовал, писал картины. Мне даже порой казалось, что это своеобразная компенсация – свою трагическую судьбу он уравновешивал своими стремлениями. Мне были близки его литературные пристрастия, и мы очень долго говорили о литературе. Был я знаком и с его женой Ниной Вадимовной Энгельгардт. Она была очень интересной женщиной»…». (Газета «Казахстанская правда» 29.05.2015 г. Статья Дмитрия Гука «До свиданья, друг мой, до свиданья…»).

 

 

 

Переписка А. Есенина-Вольпина с матерью

 

 

…В первом письме из Караганды он писал: «Жизнь здесь намного дешевле чем в Москве (напр., комнату можно снять руб. за 50-70 в месяц или купить за 400 руб.)». В конце года в письме матери Есенин-Вольпин снова описывал условия жизни в ссылке. «Продукты в магазинах есть – хлеб, колбаса, масло, сыр, конфеты – без всяких очередей; с сахаром дело обстоит хуже (хотя тоже бывает, но большей частью песок, и затем очереди, я обхожусь конфетами). В столовых можно прилично пообедать – в одних за 5, в других за 8 руб., но они здесь работают капризно, часто оказываются закрыты, надо куда-то идти искать, у всех, видишь ли, свои часы работы, и ни одна не придерживается строго никаких правил. Папирос есть сколько угодно. Но всё рассчитано на рабочую публику, от вкусов которой мне удаётся уединиться вполне только дома...»

В начале января 1951 г. Надежда Вольпин вновь прислала сыну 500 руб., посылку с постельными принадлежностями и бандероль с книгами… Барак, в котором первоначально жил Есенин-Вольпин, находился в Старом городе – районе, образовавшемся из слияния посёлков при шахтах, число которых значительно увеличилось в 1930-е гг. Старый город в основном населяли рабочие угольных шахт. Жить «на самых углях» Есенину-Вольпину не нравилось. «Район, в котором я живу, совсем похабный, – писал Есенин-Вольпин матери в феврале 1951 г., – постараюсь перебраться поближе к Новому городу, там всё-таки культурней». В Новый город, культурно-административный центр Караганды, он ездил, чтобы насладиться парками и водоёмами. Его облик казался ссыльному москвичу «совсем европейским». В Новый город входил поселок Большая Михайловка, население которого в значительной мере состояло из раскулаченных крестьян, депортированных немцев и ссыльных со всего Советского Союза…

…В феврале 1951 г. Есенина-Вольпина уволили с работы. Он увидел в этом результат интриг одного из работников школы, который метил на его место. Увольнение не привело к утрате служебного жилья, ему разрешили оставаться в нём до мая. Есенин-Вольпин считал, что имеет юридическое право жить в бараке, не имея работы.

В марте 1951 г., отвечая на вопрос Надежды Вольпин о продуктах в ссылке, он написал, что в Караганде есть сахар и сливочное масло, «сколько угодного и без всякой очереди». В этом отношении Караганда выделялась на фоне послевоенных городов РСФСР.

В письме матери от 30 апреля 1951 г. он уверял её, что его «не собираются выгонять долго – до июля во всяком случае, но кажется, что и дольше». По-видимому, вопрос жилья для ссыльного математика решался неформально. Отсутствие работы Есенин-Вольпин воспринимал как «благодать». В начале года он «целыми днями сидел дома и читал книги по топологии», выбирая научную проблему, за которую мог бы взяться. Список литературы, необходимой Есенину-Вольпину в ссылке, постоянно расширялся. В городской и областной библиотеках Караганды не было иностранной научной литературы, поэтому он полагался лишь на постоянный поток литературы из Москвы.

…В начале сентября 1951 г. Надежда Вольпин приехала в Караганду. С её помощью Есенин-Вольпин переехал в дом в Большой Михайловке. Матерью ссыльного был заключён договор с хозяйкой дома, по которому она и её родственники помогали Есенину-Вольпину по хозяйству: готовили еду, топили печь, убирались в комнате, ремонтировали одежду и обувь. Взамен Н. Вольпин высылала из Москвы нитки, постельное бельё, одежду и обувь. В сентябре Есенин-Вольпин снова устроился учителем в школу. С поиском работы математику помогали сосланные из Москвы профессор Г. Я. Хволис (он в 1950 гг. основал кафедру нормальной физиологии в открывшемся Карагандинском медицинском институте и заведовал ею в 1950–1959г. – прим. автора) и доцент Горного института Э. И. Реттер. Спустя два месяца Есенина-Вольпина снова уволили; как ему сообщили, «по сокращению штатов». После этого Надежда Давыдовна предложила сыну повременить с поиском новой работы. Досуг Есенина-Вольпина кроме книг и друзей теперь включал кинематограф. Например, в ноябре он смотрел в кинотеатре только что вышедший на экраны фильм «Спортивная честь», снятый по сценарию его дяди Михаила Давыдовича Вольпина и Н. Р. Эрдмана....

В августе 1952 г. Есенин-Вольпин вновь попытался устроиться на работу в среднюю школу, однако против его кандидатуры выступила руководитель областного отдела народного образования. На сей раз отказ был мотивирован неумением Есенина-Вольпина ладить с детьми, в котором он и сам признавался в письмах матери. Однако уже в сентябре ссыльный математик нашёл работу в заочной школе. Надежда Вольпин навестила сына во второй раз в октябре 1952 г. После её отъезда Есенин-Вольпин начал давать частные уроки инженерам, учившимся в заочном университете. В поиске учеников ему помог не названный в письме матери учитель, сосланный из Одессы. Репетиторство приносило математику от 15 до 20 руб. за час, поэтому он позволил себе отказаться от предложенной ему работы в другой школе.

20 марта 1953 г., спустя больше двух недель после смерти И. В. Сталина, Есенин-Вольпин в письме матери говорит о своём нескором освобождении в 1955 г. Из этого можно сделать вывод, что диссидент никак не связывал его со смертью руководителя Советского Союза. Однако 27 марта 1953 г. был опубликован указ Верховного совета СССР об амнистии. Без видимого удовольствия он писал в письме бабушке 29 марта, что «формально подпадает под действие объявленной вчера амнистии – в силу статей 1, 6 и 7». Есенин-Вольпин не был уверен, дадут ли ему право на проживание в Москве, или ему придётся поселиться на «101-м километре». Освобождение по амнистии предполагало получение нового паспорта без отметки об ограничении передвижения. Ссыльным требовалось заполнить заявление в милиции. 14 апреля Есенин-Вольпин получил справку об освобождении в карагандинском отделении МВД, а 25 апреля 1953 года покинул Караганду и через четыре дня был в Москве…». (3)

 

 

 

Эпилог

 

 

Позже Александра Есенина-Вольпина назовут «отцом правозащитного движения в СССР». Александра и Екатерина, сёстры Есенина – родные тётки Александра – опубликовали в «Правде» письмо, где старались отмежеваться от беспокойного родственника: «Если есть психические отклонения – лечите, если нет – наказывайте, но только нас не трогайте, мы к нему отношения не имеем, и вообще неизвестно ещё, чей он сын». В 1972 году Есенину-Вольпину настоятельно рекомендовали покинуть СССР. Но он и сам об этом мечтал: «А когда пойдут свободно поезда, я уеду из России навсегда!». В Америке он работал в университете Буффало, был почётным профессором Бостонского университета, писал научные работы, читал правозащитные лекции. Он прожил долгую жизнь и умер в возрасте 92 лет в Бостоне, в марте 2016 года.

 

 

 

Источники:

 

 

1. Лариса Хомайко. «Младший сын Сергея Есенина: история гениального математика и правозащитника» (Журнал «Домашний очаг» 25.05.2021).

 

2. Юрий Сушко. «Дети Есенина. А разве они были?».

 

3. А. А. Гросс. «Ссылка в Караганду в 1950–1953 гг.: случай Александра Есенина-Вольпина. Исследования».

 

4. Вадим Янков. «Алек, напомни, когда "Памятка" была написана?» (Опубликовано в журнале «Неприкосновенный запас», №1, 2002 г.)

 

5. Могильницкий Валерий Михайлович. «Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага» (сборник).

 

6. Людмила Владимировна Поликовская. Статья «Есенин – сын Есенина» («Независимая газета» от 19.05.2016 г.).

 

7. Могильницкий Валерий Михайлович. «В долине слёз. О великих узниках Карлага».

 

8. Есенин-Вольпин Александр Сергеевич. «Весенний лист» (издательство Фредерик А. Прегер, Нью-Йорк).

 

9. Надежда Вольпин. «Воспоминания о Сергее Есенине».

 

10. Вольпин Надежда Давыдовна. «Свидание с другом».

 

11. Гетманский Э. Д. «А я своих детей растерял по свету».

 

12. Виктория Борисовна Вольпин «Что-нибудь из Горация»

 

13. Андрей Гросс. Статья «Арест и заключение Александра Есенина-Вольпина в 1949–1950 гг.».

 

 

 

 

 

 

Конец

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в марте 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: