 |
Деян Стоилькович
Рассказ
Джимми знает: когда страх готовится взять за горло, лучше всего укрыться за гитарой. Ведь там, за ширмой, поджидает громогласная армия девушек-подростков, жаждущая в миллионный раз слышать, как он споёт «You are beautiful». Они станут пожирать его горящими от обожания глазами, повторять за ним каждое слово и каждый куплет, будто концертный зал – это некая церковь, в которой он сам – мессия и создатель. Они будут хватать его за рукава выцветшей чёрной футболки, касаться шрамов и татуировок на его руках, умолять выйти на бис, визжать в экстазе… И снова потребуют, чтобы он спел им «You are beautiful». А он вместо этого исполнит другую песню, которую написал, ещё когда был солдатом, а не поп-певцом. Джимми знает: среди них нет той симпатичной молодой брюнетки, которая нынче утром на его официальном профиле в Фейсбуке оставила сообщение. «УМРИ». Так написала она. Только это. Одно слово. «УМРИ». И не на английском. Она не написала «DIE». Нет. Там не было написано «DIE, JIMIE, DIE». Было написано «Умри». На языке, которого он не знает. На сербском. «УМРИ». После того как капитан Джеймс Блант, бывший командир в Life Guards, элитном подразделении армии Её Величества, а сейчас поп-певец мирового масштаба, был гостем у Джереми Кларксона в его шоу «Top Gear» и исповедовался ему, рассказав о своём военном опыте в Косово, на него обрушилась лавина ненависти и злобы. Он сказал: «Мы бомбами изничтожили сербов». И сербы сошли с ума от злости. Джимми знает сербов. Знает он и албанцев. Некоторые из них защищают его от сербов. Может быть, как раз те самые, которые не так давно писали на развалинах сербских домов и церквей в Косово: «УМРИТЕ». Умрите, сербы. Джимми не хочет, чтобы его защищали такие люди. И он не беспокоится по поводу таких сообщений, хотя его менеджер рвал и метал, когда выяснил, что их нельзя удалить с профиля. Сербы имеют право на свою злобу. Так же, как и он имеет право говорить то, что думает. НАТО действительно изничтожило сербов бомбами. И тут нечего добавить или вычеркнуть. А он не имеет права лгать об этом. Бомбёжка Сербии 1999 года действительно была именно такой – опустошительной и варварской… И он, в отличие от многих любителей выказать себя умниками здесь, в Королевстве, убедился в этом лично, когда был командиром подразделения, которое одним из первых перешло границу с Косово после подписания мирного соглашения в Куманово.
Они ехали словно сквозь какие-то гротескные сны, те, после которых просыпаешься весь в поту, словно сквозь пейзажи с картин Иеронима Босха ехали они, солдаты Её Величества, оседлавшие броневики и танки, остерегаясь пуль и наземных мин, не зная, что их ожидает, когда они углубятся в неизведанную балканскую глушь. Перед ними – лишь выжженная земля и обгоревшие чёрные стены убогих домишек. Позади них босоногие дети, бегущие следом за колонной полков возглавляемой им Королевской конницы, – улыбающиеся, восторженные, словно и не видевшие лица войны. А потом на одной из магистралей вдруг появились колонны сербской армии, о которой их командиры в штабе НАТО говорили как о полностью уничтоженном явлении. Один за одним двигались танки, грузовики, броневики, гружённые солдатами… Онемев, он стоял и смотрел на дефиле армии, которой не должно было быть. Сербские солдаты казались ему призраками. Один из десантников приданного им подразделения, бывшего также под его командованием, процедил сквозь зубы: «И мы должны были сразиться со всеми ними?». Второй прикурил сигарету и добавил: «Не переживай, братишка, бой нас точно ждёт!». «Что ты имеешь в виду?» – повернулся к нему первый. «Русские захватили Приштинский аэродром, капитан».
Путь от границы до Приштины был прогулкой, пересекающей излучины ада. У него было двое переводчиков, оба – албанцы. Один из них бегло говорил по-английски, практически без какого-либо заметного акцента. Этот парень рассказывал, как десять лет назад он ездил в Будапешт на концерт Guns’n’Roses, и что его любимый писатель – Джозеф Конрад. Время от времени он доставал из-под джемпера крестик на серебряной цепочке и целовал его, а после аккуратно прятал обратно. Второй говорил о преступлениях, о бомбардировках НАТО, из-за которых погибали как сербы, так и албанцы, о массовых захоронениях, кровной мести… Он не выказывал любви ни к музыке, ни к книгам. Предположительно, не жаловал он и англичан. И тогда Джимми думал о музыке. Понимая, что она не сможет заглушить весь ужас того, через что ему пришлось пройти. Никому здесь не станет легче, если он сыграет свою версию «Let it be». И особенно – хмурому подростку, все английские слова которого имеют ударение на последнем слоге. Старая разбитая акустическая гитара, которую он привёз с собой из Лондона, ехала на танке рядом с канистрой для топлива. Он брал её в руки всякий раз, когда являлась возможность. Албанцы и некоторые из его солдат удивлённо слушали в его исполнении песни Битлов, Элтона Джона и Боба Дилана.
Они уже приближались к Приштине, когда колонне внезапно пришлось остановиться. Они наткнулись на большую группу солдат. Недалеко от дороги стояла церковь. Он взял бинокль и долго и пристально рассматривал человека, который наверху молельни в гневе ломал золотой крест. К ним подошёл довольно пожилой мужчина в форме. Джимми спросил о его чине. Переводчик сообщил, что это племенной старейшина. «Мои солдаты и я не будем смотреть, как погибнет эта церковь», – сказал он пришедшему. «Тогда отведите взгляд», – ответил тот. «Я приехал сюда не для того, чтобы отворачиваться». «А зачем вы тогда вообще приехали, если не хотите отворачивать голову?» – ехидно спросил второй переводчик, тот, который не любил книг и англичан. «Если я не отвёл взгляда, когда ты показывал мне то массовое захоронение недалеко от твоей деревни, то не отведу его и когда ты и твои люди будут рушить церковь». «Ну что ж… И вы, англичане, ведь христиане?!» «Я верю, что прежде всего – мы все люди». «Нет, – процедил тот сквозь зубы. – Нет, капитан!». «Прикажите ему спуститься», – обратился он снова к человеку в форме. Первый переводчик повторил его слова старейшине, а тот лишь покачал головой. «Велите ему слезть – или я прикажу снайперу снять его оттуда». Старейшина разразился целым букетом громких непонятных гортанных проклятий, но один только взгляд на снайпера, уже взявшего на прицел человека на куполе церкви, уверил его в решимости Джимми. «Джед!» «Да, господин капитан», – отозвался снайпер. Джимми показал на человека на верхушке купола. «Убей его!» «Есть, господин капитан!» «Wait[1]…», – сказал переводчик. Старейшине пришлось увести своих людей, включая и безумца на крыше церкви. Они разбили лагерь около храма, образовав вокруг него живое кольцо. Той ночью больше никто не появился.
Приштина, на которую он смотрел через стёкла бинокля, напомнила ему города на севере Англии… Манчестер, Лидс или Ливерпуль где-то поздних семидесятых, перед тем как Тэтчерка провела свои реформы, а богатые арабы стали покупать футбольные клубы. Он ощущал себя так, словно вовсе не проезжал через опустошённую войной землю, а путешествовал во времени. Город был словно укрыт серой мглой и подавлял мрачным видом, как проклятые города из библейских притч. Албанцы встретили их с осторожностью, но при этом и гостеприимно. Было что-то гротескное в этой смеси любезности и осторожности. Тем не менее, в тот вечер перед самым въездом в столицу Косово у них была крыша над головой. У одного из переводчиков здесь жил родственник, который пригласил офицеров переночевать в его доме.
Во время ужина, накрытого в комнате, напоминавшей квартиру типичного представителя среднего класса, живущего где-то неподалёку от Лутона годах так в шестидесятых, хозяин открыл бутылку коньяка «Скандербек» и предложил гостям. «Хочет выпить за победу», – сказал переводчик. «Какую победу?» – спросил наивно Джимми. Хозяин наливал коньяк в рюмки и непрерывно что-то вещал, первый переводчик усердно переводил, а второй лишь морщился, уставившись в стол. Оказалось, хозяин рассказывал о великом албанском герое Скандербеке, по имени которого и был назван напиток, Джимми и два его лейтенанта не особо вникали в смысл повествования, но коньяк оказался удивительно хорошим. «Как вы относитесь к этой войне?» – спросил его хозяин неожиданно, предлагая ещё жареной козлятины. «Кто?» «Вы… англичане». «Не могу отвечать за всех моих сограждан, – начал задумчиво Джимми, – но что касается меня… Война – это безумие. И если люди творят это безумие, значит, они совершенно неразумные существа». «Легко говорить это, восседая на башне миротворческого танка, – сказал второй переводчик. – Подходящие слова для того, кто не навоевался». «Я бы так не сказал, – парировал Джимми, – так как это не мои слова, а цитата Толстого…» «Восхитительно! Англичанин цитирует русского в доме у албанца, на куске земли, которая когда-то был сербским государством», – с иронией заметил переводчик. «А кто ваши враги? – снова спросил хозяин. – Я имею в виду, враги англичан… британцев…» «Все!» – воскликнул молодой лейтенант-десантник и пьяно захихикал. «А друзья кто?» – спросил первый переводчик. «Все», – сказал Джимми и присосался к горлышку бутылки. «Значит, у тебя, капитан, врагов нет?!» «Верно». «И друзей тоже?» Джимми пожал плечами и поднял стакан, чтобы его наполнили снова.
В конце ужина и перед концом бутылки коньяка в комнату вошла брюнетка средних лет, но всё ещё достаточно хорошенькая, и предложила гостям кофе и пирожные. Первый переводчик объяснил ему, что это дочка хозяина. «Сербы убили её мужа и сына». Когда они выходили из дома, второй переводчик добавил: «Может, из-за этого она стала ведьмой».
В ту ночь он не мог заснуть. Поэтому решил прогуляться, осмотреть окрестности и с какого-нибудь возвышения ещё раз взглянуть на аэродром, на котором сейчас уже были российские войска. Он знал, что его командиры всё ещё не пришли к единому мнению по поводу этой неожиданно возникшей ситуации, но понимал, что приказы непременно последуют. Русские пришли из Боснии, миротворческий контингент просто-напросто исправил маркировку SFOR[2] на KFOR[3] и внезапным броском занял один из наиболее важных объектов в Косово. В соответствии с первыми полученными докладами, на аэродроме в данный момент находилось 250 российских солдат. Он вернулся туда, где были припаркованы броневики, и снял с танка свою гитару, сел рядом с колодцем во дворе и стал её настраивать. В этот момент он услышал голос. «Я видела твоего врага, молодой капитан…» Он вздрогнул и встал, а из темноты возникла фигура – это была дочь хозяина. «Ведьма…» – пронеслось в его голове слово, сказанное вторым переводчиком. «Я не знал, что столько людей здесь говорят по-английски», – ответил он, прислоняя гитару к стенке колодца. «Я была учителем в средней школе до войны. Окончила факультет английской филологии в Белграде». «Ох… а теперь уже нет? В смысле, больше не учитель?» «Нет, – сказала она, – теперь я вдова и мать мёртвого сына. И дочь. Ей я, кажется, никогда не перестану быть. Мой отец верит в традицию, умеющую найти место женщине, даже когда она теряет всякую цель для жизни». «Мне очень жаль…» – пробормотал Джимми. «Ты не ответил на мой вопрос, капитан…» – она подошла ближе, чтобы прочитать фамилию на нашивке над левым карманом его формы – «…Блант». «Какой вопрос?» «Прости… я тебе его не задала. Мы… ведьмы… иногда говорим неявно». «Почему тебя так называют?» Женщина вздохнула и опустила голову. Потом подняла её, и лицо её осветилось бледным лунным светом. «Потому что я видела некоторые вещи… Вначале неопределённые, а потом ясные. Как отражение на воде. В деревне из-за этого одни считают меня ведьмой, а другие – просто сумасшедшей».
Женщина подошла к колодцу, взяла деревянное ведро и опустила его в колодец. Несколькими быстрыми движениями она вытянула ведро наверх и поставила его на круглый обод колодца. «Хочешь тоже его увидеть?» Он посмотрел на неё смущённо. На её лице, бледном и грустном, до сих пор сохранялись следы увядшей красоты. Если бы он присмотрелся получше, то мог бы прочитать на нём всю историю кровавой балканской войны, стоило только захотеть. Он подозревал, что эта история будет ужасней той толстовской севастопольской весны. «Кого?» – спросил он. «Его, – ответила она, – врага». «А ты его уже видела?» «Да». «И что же? Как он выглядит? Страшный?» «Очень. Хочешь, покажу его тебе? – сказала она и быстрым кивком указала на ведро с водой. Он колебался, она заметила это и стала медленно выливать воду из ведра. «Иди спать, капитан…» «Нет, нет», – сказал Джимми и непроизвольно положил свою ладонь на её руку, держащую ведро. Она дёрнулась и посмотрела ему в глаза. Тогда он понял, что она невероятно красива. «Хочу его увидеть», – сказал он. «Ты уверен?» «Да».
Она подвинула ведро ближе к нему и сделала шаг назад. Джимми мельком посмотрел на её хрупкую фигуру, одетую в чёрное, затем склонился над ведром. Поверхность воды была мутной и тёмной, сначала ничего не было видно. Но потом, как будто это было некое миниатюрное море, на поверхности начали появляться небольшие волны, и проявился неясный облик. Вскоре стало понятно, что это человек, но человек уродливый, гадкий, злой… Призрачный полукруг месяца отблёскивал в его правом глазу. В левом же не было ничего, кроме мрака. Волны тревожили воду, и лик менялся, словно в каком-то мрачном калейдоскопе; казалось, что лицо в воде хотело что-то сказать. А потом поверхность воды успокоилась. И Джимми понял, что из ведра, словно со дна глубокой пропасти, на него смотрел его собственный лик. «Ты видишь его?» – спросила женщина в чёрном. «Да». «Ну и как он тебе?» «Страшный. Такой, как ты и описывала». «Если пошлёшь людей на войну… – голос её сделался несколько тише, словно стараясь произнести молитву, – одни из них никогда не вернутся… а другие вернутся. В глухую пору ночи. И тогда ты закричишь, но не сможешь сделать это так громко, чтобы тебя услышал Бог… там, наверху… Ни наш, ни их». Потом она отвернулась и побрела к дому. Но вдруг на мгновение остановилась и добавила: «Ни твой».
«Ты храбрый парень, капитан Блант, – раздался металлический, но всё же человеческий голос в динамике. – Я верю в тебя, ты сможешь это сделать». «Можете повторить то, что вы сказали, генерал? – попросил Джимми. – Мне показалось, что вы произнесли слово «ликвидировать». «Абсолютно верно, капитан. Что тут неясного?» «Значит, если я правильно понял, вы хотите, чтобы мы напали на русских, которые захватили Приштинский аэропорт?» «Именно, капитан. Вы нанесёте удар всеми имеющимися в вашем распоряжении силами и ликвидируете противника. Думаю, их… ну, сколько… сотни две. А в твоём распоряжении вся четвёртая моторизованная бригада». «Я должен подумать над этим, генерал». «Подумать? Послушай меня, парень, это не просьба, а приказ!» «Я должен посоветоваться со своим начальством». «Посоветоваться с… Но ведь я твоё начальство!» «Нет, вы – американец, генерал Кларк. Моё прямое начальство – британцы». «Британцы?! Тогда какого чёрта мы создавали Альянс, а? Слушай меня, парень, за такое я отправлю тебя под трибунал! Или ты немедленно выполнишь приказ и нанесёшь удар, или я…» «Мне очень жаль, генерал… – спокойно ответил Джимми, – но я не намерен брать на себя ответственность за развязывание Третьей мировой войны…»
Выключив радиоприёмник, Джимми вылез из бронемашины. Они находились неподалёку от аэропорта и могли видеть русских солдат, играющих в футбол на взлётной полосе. А также тех, кто стоял на посту в полной готовности. «Мне показалось, капитан Блант, – произнёс один из лейтенантов, – или вы только что прервали связь, разговаривая с генералом Уэсли Кларком?» «Тебе не показалось, лейтенант». «Что будем делать, капитан?» – спросил второй лейтенант-десантник. «Ждать». «Но ведь у нас есть приказ». «Какой приказ?» «Ликвидировать противника», – упорствовал десантник. «А где этот противник?» – поинтересовался Джимми. Десантник посмотрел мимо него на русских, бегающих по пояс голыми по взлётной полосе за футбольным мячом. «Вон они… русские…» «Ты хочешь напасть на аэропорт, полный русских десантников? Be my guest![4]». «Как вообще понять, за что мы сражаемся, если мы даже не знаем, кто наш враг?»
Джимми поймал себя на том, что смотрит в зеркало заднего вида джипа, идущего во главе колонны. В его стекле отражалась уродливая фигура. Этот лик менялся, увеличивался и уменьшался, но по-прежнему оставался страшным. Он сейчас же в мыслях вернулся в тот момент, когда беседовал у колодца с женщиной в чёрной одежде. «Должно быть, тебя делал какой-то американский матрос в увольнении», – послышался голос второго лейтенанта. «Это не наша война, идиот». Образ в зеркале стал ясным. Джимми закрыл глаза. И открыл их снова, чтобы на гладкой поверхности стекла увидеть своё отражение.
«Ты отказался выполнять приказ? – послышался тот же металлический, но теперь явно человеческий голос, – ты очень храбрый парень, сынок». «Все мне постоянно говорят, какой я храбрый, а я лишь пытаюсь сохранить наши головы на плечах». «Ты правильно поступил, капитан», – сказал генерал Майк Джексон. «Тот янки сказал, что пошлёт меня под трибунал». «Не думай о проблеме с Кларком, Джимми… Я разберусь с этим». «Ясно, сэр». «Пусть твои парни отдыхают. Кто знает, что ждет нас завтра». «А русские?» «Русские пока останутся там, где они есть. У нас есть проблемы и посерьёзнее…»
Той ночью шёл дождь. Молнии разрезали небо над Приштиной, ветер дул так, словно предвещал конец дней. Съёжившись в углу палатки, капитан Блант перебирал гитарные струны. Аккорд, который он искал, постоянно ускользал от него. Как только он пытался извлечь нужный звук, его заглушал рёв шторма или грохот мотора сломанного грузовика, буксующего в грязи неподалёку. «Это что-то из Брайана Ферри, капитан?» – спросил один из солдат. Джимми взял медиатор, который держал в зубах, ещё раз провёл им по струнам и ответил: «Сочиняю песню…» «Как она называется?» – поинтересовался солдат. «Названия ещё нет. И слов тоже. Просто мелодия». «Как ты только слышишь эту мелодию… во всём этом шуме?» «Вот и я удивляюсь…»
«Замечательный концерт, капитан». «Я же тебя просил не называть меня так, Джед… – сказал Джимми, – мы с тобой больше не в форме». Бар был полупустым, хозяин подавал сандей роуст[5] и томатный суп, но они втроём взяли только пиво и закуски. Неподалёку от них ещё одна троица парней в футболках «Челси» громко подводила итоги вечернего матча. Один из них вдруг сказал: «Эй, гляньте на этого размазню там… это тот тип, который поет сладенькие песенки». «Эта новая песня, которую ты спел на бис…» – начал Джед. «Она не новая». «В любом случае – она мне понравилась». Голова его всё ещё гудела. Так всегда после концерта. Словно какое-то странное акустическое дежавю. Когда он закрывает глаза, перед ним пролетают все эти лица в толпе. Девушки из первых рядов выкрикивают его имя, тянут руки, зовут его… А иногда… Но только лишь иногда… Ему кажется, что среди зрительниц он видит её. Женщину, стоящую около колодца, с лицом, освещённым лунным светом, и как это лицо исчезает в ряби воды.
В ту штормовую ночь неподалёку от Приштины, когда Джимми сочинял первые строки своей новой песни, генерал Майк Джексон прибыл на вертолёте на аэродром, удерживаемый русскими. Он привёз с собой бутылку виски, которую распил в разрушенном терминале аэродрома с русским генералом Виктором Заварзиным. Они быстро договорились. Джимми не отправили под трибунал, но в ту ночь он решил покинуть военную службу. И ни разу после этого он не раскаялся. «No bravery», – произнёс он тихо. «Что?» – не понял Джед, бывший снайпер, а теперь бухгалтер в одной солидной компании в Ист-Энде. «Нет храбрости», – повторил Джимми. – Так называется песня. Я написал её в ту самую ночь в Косово». «В какую ночь?» – спросил Джед. «В ту ночь, когда мы все могли погибнуть», – ответил сидевший рядом с ним бывший лейтенант-десантник, а сейчас водитель автобуса на линии Ланкастер Гейт – Каледониан Роуд. «Да-да, – согласился снайпер Джед, – это было очень храбро, капитан…» «Что – «это»?» – спросил Джимми. «То, что ты так отделал этого генерала Кларка. Так может поступить только очень храбрый человек». Джимми пожал плечами.
Кто знает, сколько ещё раз он будет сидеть, такой бессильный против суетности мира, смирившийся с банальностью, которая его окружает. Пролетят дни и годы, лица и пейзажи проскользнут перед его взором, всё те же, но всё же другие, он исколесит города и континенты и будет петь свои песни, скрываясь за своей гитарой, какие-то девушки будут кричать его имя, другие напишут: «Умри, умри, умри…». А после свет погаснет, сцена опустеет, а он будет снова сидеть в каком-нибудь баре, где его будут хлопать по плечу и заставлять выпить с ними пинту стаута, восклицая так же, как и другие восклицали до них: «Джимми! Ты храбрый человек…» Но он никогда не забудет Косово, он не забудет хрупкую фигуру в свете бледной луны, дождливую ночь неподалёку от Приштины, человеческий голос генерала Кларка, призывающий к кровопролитию, лицо… то лицо в воде, лицо в темноте, лицо врага. Своё лицо. Потому что теперь Джимми знает. Нет храбрости[6]. На войне нет храбрости.
От автора
Рассказ основан на реальных событиях. В его основе лежит инцидент, произошедший сразу после окончания войны в Косово и агрессии НАТО 1999 года, направленной на мою страну. Первый раз я услышал об этом случае в 2003 году, когда служил в армии в Приштинском военном корпусе, где встретил немало офицеров – ветеранов Косовской войны. Джеймс Блант, на сегодняшний день известный поп-певец, прославился в 2004 году, выпустив супер-хит «You're Beautiful». И, как это обычно бывает, сразу возник интерес к его личной жизни. Таким образом, в центре внимания оказалась и его яркая военная карьера. Общественности быстро стали известны детали причастности Джеймса к упомянутому инциденту, а именно истории о том, как он отказался выполнять приказ, предписывающий ему напасть на российских десантников, занявших приштинский аэродром «Слатина», и тем самым предотвратил серьёзный военный конфликт, который мог бы иметь непредсказуемые последствия. Позже Блант отобразил свой военный опыт в пронзительной антивоенной балладе «No bravery» вошедшей в его дебютный альбом «Back to Bedlam». Мой рассказ обрёл своё название по названию этой баллады.
Деян Стоилькович
[1] Подождите! (здесь и далее прим. переводчика)
[2] Stabilization Force – международные силы по поддержанию мира в Боснии и Герцеговине, куда также была введена российская воздушно-десантная бригада.
[4] «Милости прошу!»
[5] Воскресное жаркое
[6] Слова из песни британского певца и музыканта Джеймса (Джимми) Бланта (род. 22.02.1974). Полностью строка звучит так: «Вижу я – нет храбрости, нет храбрости, взгляд твой пуст, в нём теперь лишь печаль».
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июнь 2017 года в полном объёме за 197 руб.:
|
 Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсы Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:
Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов 
 |
|||||||||||
| Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
Как создать живую изгородь из ели? . Детальная информация срочная замена замков в двери на сайте. |
|||||||||||
