Поющая девочка

 

 

 

В качестве эпиграфа к своему рассказу «Маленькая девочка, моя душа» Виктория Алейникова выбрала две строчки

«Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече…»

из стихотворения Александра Блока «Девушка пела в церковном хоре…» Я приведу здесь это стихотворение полностью, потому что оно очень точно передаёт настроение самого рассказа и во многом перекликается с ним, являясь своеобразным интертекстом, с помощью которого автор вводит нас в мир своих героев.

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.

Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам, – плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.

1905 г.

 Если читатель поленится и не прочтёт его полностью, то сказочное начало рассказа введёт его в заблуждение. «Дождливым осенним вечером в дверь маленького деревянного домика, что стоит одиноко прямо у проселочной дороги, летом спрятанный от любопытных глаз густой зеленью белой и лиловой сирени и невесомыми хлопьями вишневых цветов, а зимой укрытый пеленой снега, спящего в кроне старой липы, раздался негромкий, но настойчивый стук». Но чувство, что сказка, ещё толком не начавшись, переходит во что-то другое, более прозаическое, уже присутствует (стук негромкий, но настойчивый). Дальше нотки тревоги усиливаются (дверь распахнулась, а не открылась; фигура пришедшего была смутно различима во мраке и припорошена сморщенными листьями). И тут же резко обрываются отчаянным запахом свежей осени и описанием внешности девочки, в чём-то неуловимо напоминавшей ангелочка – «глаза ее были большими и грустными, светлые волосы свободно падали на узенькие плечи и нежно переливались медью, кожа слегка светилась в темноте, а на губах дрожала теплая улыбка». Светлое и сказочное настроение ещё более усиливается, когда автор «оживляет» дом, наделяя его человеческими переживаниями («Дом словно преобразился, наблюдая за тем, как Алеша запирает за собой дверь <…> вновь обрел хозяина, посветлел, выпрямил спину и сладко захрустел бревнами позвоночника») и описывает эпизод с принесёнными в рюкзаке листьями («…красные, зеленые, бордовые, с голубым и черным отливом, они взлетали в воздух и, плавно кружась, падали на землю (в доме не было пола), в раскрытые ладошки маленькой девочки, на плечи и голову Алеши»). Затем опять приглушает звук праздника в следующем абзаце, когда девочка укололась кожурой каштана, завершая всё это странной фразой: «Это же совсем не может быть больно!» И тут начинаешь вспоминать, что почему-то у девочки нет имени (в то время, как герой им наделён – его зовут Алёша), она не разговаривает, а поёт, и становится понятным, что это совсем непростая и необыденная история. Хотя и не сказка тоже… Дальше по тексту практически не встречаются вот эти радостные вкрапления, завязка закончилась, началось повествование о жизни деревенской семьи, которая начиналась при трагических обстоятельствах (при родах Алёши его мать умирает, отец отдаёт его в детдом и женится на другой женщине), трагедией продолжилась (новая жена уговорила отца забрать Алёшу из детдома, но глядя на мальчика отец всё время вспоминает его мать, так горячо им любимую; это приносит ему невыносимую боль и он подолгу живёт в лесной избушке, где и происходит роковое убийство – Алёша застрелил отца, когда тот рассказал ему правду о смерти матери) и трагедией закончилась (Алёша, уже поседевший человек, умирает в болезненном сумасшедшем бреду и, вместе с ним, умирает его мачеха, которая любила его даже больше собственных сыновей).

Сюжетная линия рассказа поделена на временные отрезки. Начало – описание встречи с безымянной девочкой (впоследствии мы понимаем, что это душа Алёши и их встречи – это ничто иное, как болезненные кризисы, которые происходят с ним каждую осень, являясь своеобразным наказанием за убийство родного отца). Вторая часть повествования – рассказ о жизни Алёши и его семьи до момента убийства. Третий отрезок – описание недельного пребывания мальчика в избушке отца-лесника и перипетии рокового разговора между ними, закончившегося выстрелом из охотничьего ружья и смертью отца. Четвёртая часть – окончание первой, уход Алёши из дома, где живёт девочка-душа. В последнем, пятом, эпизоде читатель получает ответы на вопросы, которые у него возникли при прочтении четырёх первых.

Судя по названию, главной героиней рассказа является девочка-душа, хотя она и присутствует не во всех частях повествования, но неразрывно связана со своим Алёшей – человеком, вокруг которого, собственно говоря, и строится вся сюжетная составляющая. Я уже упоминал об описании её внешности вначале, вот ещё несколько штрихов к портрету: «…ты была маленькой и беззащитной – да, именно такой я впервые увидел тебя. Ты стояла рядом со мной, похожая на испуганную девочку лет четырех, и у тебя были такие же синие глаза, как и мои, только круглые. Ты плакала…», «...на сморщенную девочку с выцветшими синими глазами» Метаморфоза с цветом платья и волос девочки: платье сначала кремовое, потом синее, а в конце рассказа – белое; «белокурые локоны маленькой девочки потемнели». Понятно, что это такой приём, но вот для чего это было сделано автором – не совсем понятно. Белый цвет в самом конце сюжета, который символизирует очищение, избавление, переход в другой мир – с этим всё ясно… А вот с кремовым и синим дела обстоят не так однозначно…

Образ Алёши в рассказе – самый яркий. Он единственный из героев наделён именем. Автор не жалеет эпитетов для того, чтобы полнее раскрыть нам его суть, его характер, его переживания. «Алеша выделялся среди деревенских детей. Тонкий, худой, он, тем не менее, был широк в плечах, а его натруженные красные руки, приученные к любой работе, излучали скрытую силу. Говорил он мало, негромким сиплым голосом; горизонт его бровей ломал посередине крутой склон носа, по обе стороны от которого раскинулись синие глаза-озера – пожалуй, нельзя было их назвать иначе. Дети не любили мальчика, но считались с ним: он был нелюдим и груб, но силен, никому не давал спуску и ни с кем не общался. Он никогда не улыбался, и казалось, что это злой волчонок, случайно превращенный в человека», «…выцветшие синие глаза с горькой усмешкой изредка смотрели в звонкие глаза маленькой девочки…», «…он лежал, седой и морщинистый, на низенькой кровати, крепко закрыв глаза, и часто-часто дышал…», «Отец посмотрел в белое как снег лицо сына, в его широко открытые пустые глаза, сделавшиеся тогда будто слепыми, и почувствовал страх», «Алеша вдруг открыл глаза и… улыбнулся. Улыбнулся впервые за всю длинную, страшную, пустую жизнь, и лицо его помолодело».

Образ мачехи выписан с любовью и трогательностью, которые переходят в грустную скорбь. Она заменила Алёше родную мать и, даже узнав о том, что произошло при его рождении, он не перестал её называть матерью. Неразрывная связь между ними чувствуется на протяжении всего рассказа. «Мать любила Алешу не то чтобы сильнее, но отчаянней и глубже остальных детей (оттого ли, что он был странен, и ощущалась в нем какая-то горечь, тоска, неизбежность?) Всякий раз, когда женщина прижимала к себе коротко стриженую голову сына, вдыхая осенний запах волос Алеши, у нее нещадно щемило сердце, и мальчик это чувствовал», «А на Алешке-то, родном, весь дом держится, – прошептала женщина, испуганно и ласково улыбаясь», «Мальчишка не думал о доме – он скучал по матери, а одиночество делало его еще угрюмей и молчаливей. Нет, он подолгу проводил время один, работая, думая, и это не было ему в тягость, но физическое отсутствие матери – духовную ее близость Алеша всегда чувствовал как нечто крепкое, незыблемое – он переносил тяжело, словно стал домом, с которого ураганом сорвало крышу», «Торопливо выйдя из комнаты, врач оглянулся: мать стояла на коленях, и ему показалось, что она любуется сыном. <…> Но Алеша вдруг открыл глаза и… улыбнулся. Улыбнулся впервые за всю длинную, страшную, пустую жизнь, и лицо его помолодело. Он поднялся с кровати и тронул остолбеневшую от удивления мать за плечо. <…> – Пойдем, мама, я все расскажу тебе! – радостно воскликнул Алеша и, схватив мать за руку, заспешил к окну. А вернувшийся врач увидел на кровати два распростертых тела, одно из которых крепко обнимало другое».

В отличие от мачехи родной отец мальчика ненавидит. Его ненависть настолько велика, что он вынужден прятаться от самого себя и от своих проблем с семьёй в лесной лачужке, перебиваясь охотой. Одиночеством он хочет вытеснить из своей памяти образ любимой женщины – кровной матери Алёши, которая умерла при родах. Каждый раз приезжая в деревню и глядя на сына, он переживает заново её смерть. Отец предстаёт перед нами жёстким, злым, очерствевшим человеком: «Тысячи мелких морщинок заплясали на суровом лице мужчины, а острые глаза злобно вздрогнули», «Отец продолжал говорить, неестественно сложив на столе руки и хмуря лохматые брови…», «Отец глотнул воздуху и пролаял…», «Cшибая пробку, он неотрывно смотрел на свои руки, покрытые бурыми пятнами гнева». Его смерть становится для него, в какой-то мере, даже избавлением. Очень тяжело всю жизнь носить в себе лишь злобу, ненависть и безразличие к близким.

Остальные образы в рассказе прописаны лишь отдельными штришками (братья Алёши, деревенские дети, соседи), поскольку их влияние на развитие событий в рассказе минимально и незначительно.

Чёткого временного указателя в рассказе нет. Лишь несколько раз вскользь упоминается, что «шла последняя неделя августа» или что «столько лет прошло, а он с того самого дня беспамятный стал». Также в самом начале есть словосочетание «дождливым осенним вечером». Хотя по некоторым штрихам мы понимаем, что речь идёт о недалёком прошлом. Врач работает в деревне по распределению (это, скорее всего, советские времена), также плакаты, которые рисовал Алёша «Берегите лес от огня» указывают нам на это. Вот это вот чувство вневременья ещё более усиливает палитру рассказа, выполненную преимущественно в серо-чёрных тонах и дышащую вечностью, несмотря на мотивы смерти, присутствующие здесь очень явно.

Интересна концепция автора о треугольных людях. Сначала Алёша высказывает мысль об этом в разговоре с девочкой-душой: «Мне кажется, что вместо людей по улицам ходят треугольники… – впервые заговорил Алеша. – И чем острее их сердца, тем тупее головы. Голова у них одна, а сердец-то двое, хотя раньше, мне кажется, их вовсе не было – только вялая пульсирующая мышца, гоняющая желтую кровь. Вот и сейчас, пока я бежал к тебе, за мной шел один такой треугольник. Он блаженно улыбался, ему было хорошо, а между тем у него выстукивало два сердца, и он не мог меня нагнать, потому что хромал. Ты понимаешь, о чем я говорю?» А потом уже автор даёт чётко понять для чего именно в рассказ была введена эта мысль: «А Алеша неожиданно для себя подумал, что у его отца два сердца – слева и справа, да такие острые, что чувства нанизываются на них, как маленькие насекомые – на булавку, и мгновенно тускнеют, а отец помнит о них только то, что когда-то они летали, а теперь бережно хранятся в его груди, словно диковинные экспонаты». Вот это чёткое противопоставление, противоположность двух разных героев – Алёши и отца – имеет для восприятия рассказа очень большое значение. Это не два простых антипода (плюс и минус), это два совершенно разных восприятия мира и человека в нём (герои и их поступки также противоречивы, как и вся человеческая жизнь).

Я думаю, что те, кто ещё не прочёл рассказ Виктории Алейниковой «Маленькая девочка, моя душа» должны это сделать обязательно. Рассказ многогранен, даже может показаться, что он немного сложен для понимания. Но разве Вам не хочется, уважаемый читатель, насладиться своей победой над текстом, показать всю силу своего читательского ума и эрудиции. Я уверен, что там есть ещё много интересных моментов, которые остались за рамками этого небольшого исследования.