Сказ о войне

 

Купить в журнале за апрель 2019 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 15 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Было совсем темно, когда они доехали до Смелово. Дорога, пропитавшаяся осенней слякотью, словно держала своими липкими пальцами колёса газика. В наступивших сумерках сквозь ресницы низко плывущего тумана нельзя было рассмотреть даже очертания изб. В своей типично окрестной низкорослости они, казалось, были слеплены из той же грязи, которая налипала бесформенными многокилограммовыми кусками на сапоги. Какой-то великан стряхнул эти куски со своих подошв, а люди как муравьи заселили их, покрыли кто шифером, кто соломой, да и стали жить, прячась от холода и дождя в их песчаных утробах. Не слышно было даже собак, и лишь одинокие, мерцающие сквозь окна огоньки выдавали в этой поре чьё-то словно потустороннее присутствие.

− Приехали, − устало сказал председатель. – Поздно уже, до города ещё далеко. Если застрянем в лесу − ночевать будем с медведя́ми на валежнике.

− Придётся тут остановится до утра, Палыч, − водитель, молодой и краснощёкий Митька, огляделся вокруг сквозь запотевшие окна. − А завтра чуть свет – и в дорогу.

− Да, уж. Придётся. Здесь-то и людей осталось всего ничего. Глушь совсем. Проедь-ка вон туда, метров сто до опушки леса, и становись возле крайней избы. Там лесник ихний живёт, Иван. Если не помер, конечно…

 

С трудом переколачивая колёсами жижу, они добрались до окраины леса. Ветхий забор отсвечивал выбитыми рёбрами. Ветер свободно проходил сквозь эти прорехи и, издавая протяжное уханье, прятался за огромными деревьями, словно сорванец, укравший из кармана отца медную монетку. Ни одно окно в доме не горело, не было слышно ни единого звука.

− Посиди в машине, а я пойду узнаю, как обстоят дела.

Накинув плащ, председатель быстрыми шагами направился к крыльцу. По-молодецки, стараясь обойти особо глубокие лужи, он пробежал подворье и на носочках легко прыгнул к двери. Постояв на последней ступеньке несколько секунд, он громко и отчётливо постучал. Прислушался, пытаясь уловить движение. Постучал снова.

− Хто там? – раздался зычный голос из-за двери. Между рассохшихся сосновых досок, покрашенных дёгтем, блеснул едва заметный лучик керосиновой лампы.

− Иван?

− Но?

− Лесков я. Председатель ваш. Узнал?

− Никита Палыч? Ты, чё ль?

− Я. Вот едем в город. Да не рассчитали время. Места у вас трудные. На поночёвку не пустишь?

− Один ты?

− Нет. Водитель со мной.

Раздался скребущий звук толстой деревянной щеколды. Дверь немного приоткрылась, но не из-за осторожности хозяина, а потому что висела на полностью прогнивших завесах и при любом движении почти сразу же упиралась в бугристый пол. Хозяин плечом до хруста надавил на неё, приоткрывая ещё чуть-чуть, и вышел на улицу. Приподняв лампу над головой, он прищурился и вгляделся в ночного гостя.

− Точно. Лесков, − он криво улыбнулся. – Давай, зови шохвера свово да заходите в дом.

Председатель повернулся и крикнул в темноту:

− Митька, возьми корзину на сидушке сзади − там моя наготовила − да дуй сюда!

 

Наклонив пониже голову, чтобы не разбить затылок о притолоку, он вошёл в небольшую как коробка комнату. Шедший, заметно хромая, впереди хозяин дома поставил лампу на сбитый из ящиков стол и повернулся к председателю. Мерцающий лунный свет ночника осветил его острый нос и всколоченную бороду. Это был мужичок лет так далеко за шестьдесят, с необычайно ясными глазами и прямыми бровями с перегибом. Когда-то броскую мужскую красоту портила борода лопатой ниже груди да болезненная бледность. Одет он был в латанную, словно лоскутное одеяло, рубашку да военные кальсоны, давно не видавшие воды с мылом. В комнате было сыро, и запах этой сырости, словно огуречный рассол, пропитал каждую щель, каждое окошко, две широкие деревянные лавки вдоль стен да небольшую мазанную печку, стоящую в углу раскрыв рот. Лавки были покрыты плохо выделанными волчьими шкурами, а прямо посреди стены на огромном гвозде висела потрёпанная двуствольная курковая «тулка». Под лавками были разбросаны пучки трав да несколько завязанных мешочков.

− Ну, здравствуй ещё раз, Иван, − председатель, улыбнувшись, протянул руку.

− Здарова.

− Как ты здесь-то?

− Да, помаленьку. Живём.

В сенях раздался громкий глухой стук, будто ударили кулаком по железному баку. Держась за голову и наклонившись в три погибели, в комнату вошёл Митька, волоча корзину с харчами. На глазах у него были слёзы.

− Сюда надо на четвереньках заползать, − зло промямлил он и огляделся вокруг.– Куда выкладывать-то?

− Давай прямо на стол, − улыбнулся председатель. – Ничё, до свадьбы-то заживёт.

Они выложили на стол большую банку говяжьей тушёнки, варённые вкрутую яйца да пироги с капустой. Нашлась даже походная армейская фляга с водкой.

 

− Небогато живёшь, − вздохнул председатель, постучав по дырявому, как мукомольное сито, подоконнику.

− Дык, − улыбнулся беззубо Иван. – Мне хватает. А кому хватает на жизнь − тот и не бедно живёт.

− Оно-то так, − вздохнул председатель. − Садись, хозяин, да отведаем с дороги. Тебе, Митька спиртного не предлагаю, ещё учует начальство в городе, скажет − какой я председатель, если меня всякая пьянь да рвань возит.

Митьку не нужно было долго упрашивать. Он быстро открыл ножом банку и, намазав кусок хлеба, стал молча и по-молодецки уплетать.

− Выпьем, Иван, − сказал председатель да налил в кружку.

Помятая и оловянная − она была одна во всём доме. Иван выпил не поморщась, передал дальше. Председатель налил себе, посмотрел, как в колодец, будто увидеть чё хотел. Подождал чуток.

− Ну, за встречу.

Привычно потекло горячее в желудок и вроде как сразу чуть в голову дало с голодухи.

− Закусывай, Иван.

− Спасибо, я уж ел сегодня, − улыбнулся тот. – Вы посидите, а я пойду прилягу. Устал очень сегодня, чёт нездоровится. Почти всю зиму прокашлял. А вы сидите…

Взял изодранный тулуп, бросил его на дальнюю лавку. Прилёг, сопя и вздыхая. Покрутился чуть и почти сразу захрапел.

 

− Намаялся, − хмыкнул председатель.

− Чудной он какой-то, − Митька продолжал жевать. – Нелюдимый больно. Даже пить не стал. Больной?

− Ну и чё? Ежели не пьёт – так больной сразу? – председатель достал папиросу, постучал о стол, запалил спичкой и смачно вдохнул. До краёв.

− Я тебе историю о нём расскажу. Тогда и говори, − налил ещё водки в кружку, выпил, вытерся ладонью. − До войны дело было. Аккурат ранней весной сорок первого. Мне тогда и десяти годов не было, да и не здешний я, потому знаю эту историю лишь по рассказам отца. Иван этот был единственным ребёнком у своих родителей, да померли они рано. Парень вырос он статный, ладный, бабы на него заглядывались. Работящий, понятно, не баловень. Ох, песни здорово пел. Как затянет печальку вечером у реки − девки-то и сохнут. Один недостаток – кривой на ногу был с детства. Упал как-то с дерева, долго лежал дома, не вставал. Какие тогда доктора? Почти полгода лежал. Думали − не будет ходить вовсе. Но оклемался помаленьку, да с тех пор на один бок и косил. И вот весной той шёл он с ружьишком по лесу, вдруг, видит − баба идёт. Молодая совсем. Сарафан на ней тёмно-красный. Да бусы синие-синие, платочек на плечах. С цветной котомочкой, чемоданчик маленький. Стала она, смотрит на него, да и говорит: «Как зовут-то тебя, парень?». А сама улыбается. Глаза бездонные и улыбка, что ярче солнца слепит. Такой красоты не видел он никогда. Бабы здешние всё больше сухонькие были, а эта ладная, с толстой косой ниже пояса. «Иван», − он ей. «А меня Стешкою величают. Проводи-ка ты меня, Ваня, до дороги. Дорога у меня дальняя, да путь короток», − смотрит на него весело. Ну, пошли они. Пока шли, незаметно рассказал он о себе, о том, как живёт, люди здесь какие. И всё смотрел на неё. Слышал, ежели долго смотреть на полную луну − можно с ума сойти? И с Иваном, видать, такое приключилось. Вроде и в роду у него таких не было. Дед-то у него даже писарем в приходе был. Грамотный... Так вот, за день до этой встречи нашёл он в горнице материнское кольцо, которое когда-то скатилось с её пальца. «К любви», − говорят у нас. Влюбился, не влюбился, а вдруг понял он, вроде и искал её всю жизнь. Вроде ждал её. Будто знает он её много лет. Родная будто она ему. Как дошли к его дому, повернулся он к ней, да и говорит: «Оставайся здесь со мной, ежели тебя больше никто нигде не ждёт. Будешь со мной как за стеной. И любить, и уважать я тебя буду. Никому тебя не отдам. Ни словом, ни в обиду». Она смотрит на него да и говорит печально: «А не пожалеешь ли ты, Ваня? Подумал бы?». «Не пожалею, жизнью клянусь!» − схватил он её за руки. Долго она на него глядела. «Ну что ж, раз от сердца зовёшь, − вздохнула. – Значит и быть по тому». Время было такое. Сходились люди, расходились. Да и у Ивана-то и хозяйство, да и парень ладный. В общем, стали жить они. Да скоро слухи поползли − неспроста эта баба пришла. Может, завидовали люди красоте ейной, может, не давало им покоя видимое счастье их. Оно-то всем глаза застит. Но Иван и внимания не обращал. Жил для неё. Так полюбилась она ему − ни с кем не говорил, только с нею. Воду пил из её рук. Волосами её укрывался. Дрожал весь, когда касалась она его. Да только закончилось всё скоро. В одночасье печальною стала, всё металась по комнате и руки ломала. Глядела всё в окошко, будто ждала кого. Ивана не обижала, жалела, наверное. К началу лета − засобиралась она. «Пора мне, Ванечка, пора». Узелок собрала, одежду там, пачпорт. «Не пущу!» − кричал он, умолял, плакал как дитё. А она: «Надо мне, надо». А у самой слёзы на глаза. Он и слушать не хотел, стерёг её комнату с ружьишком. Но заснул однажды ночью, спохватился − а её уж и нету. Только маленькие золотые серёжки оставила на столе. Вроде, на память. Искал он её долго. Пил много, будто утопнуть хотел. Оно ж без разницы − что в реке, что в водке. Да тут вскорости война и началась. Многие на фронт ушли. Ну а он, калека − в колхозе остался, зверька постреливал. Чтоб потеплее одеть тех, кто в боях. И тут стали совсем громко говорить старые люди, что не простая баба-то была − а сама война приходила. Вспомнили случай, когда она с Иваном ещё жила. Шла она как-то с ведром от колодца. Парни молодые, четверо друзей, пристали к ней, мол, давай поговорим, встретимся. В армию нас забирают, говорят, так где нам тебя сегодня ждать? Смеются. Она посмотрела так печально, да и говорит: «Любы вы мне все. Подожду вас всех четверых возле Лиды. Там и встретимся». Пошла себе дальше, не обернулась. А хлопцы стали головы ломать, возле какой Лиды ждать-то её. С таким именем никого и не было в селе. Вроде, бабка жила Лидия, да померла давно, и дом её развалился. Посмеялись, махнули рукой…

 

Председатель замолчал и посмотрел в окошко. Всё, что он видел − лишь отражение их комнаты, словно весь мир сжался до размера этой деревянной коробки, далёкий отсвет огонька в печи и он сам, смотрящий на себя с той стороны.

− Чё дальше-то было? – спросил Митька, жуя кусок тушёнки.

− Летом похоронки на всех четверых пришли. Лежат они вместе, в братской могиле возле небольшого белорусского городка. Знаешь, как называется? Город-то?

− Не-ет, − Митька открыл рот.

− Лида. Лида... [...]

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в апреле 2019 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за апрель 2019 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению апреля 2019 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.