HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Юлия Рубинштейн

Нигде не пропадёт

Обсудить

Рассказ

  Поделиться:     
 

 

 

 

Купить в журнале за август 2022 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за август 2022 года

 

На чтение потребуется 14 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 25.08.2022
Иллюстрация. Автор: не указан. Название: «Люди стояли на баррикадах перед Белым домом в Москве 21 августа 1991 года». Источник: https://opc-club.ru/vb/topic/34338-90ые/page/2/

 

 

 

– Турция ещё не напала, – шамкаю я сквозь бутерброд, когда отец, застёгивая брюки, появляется на пороге кухни.

Это у нас такой обычай. Утром мы завтракаем вместе и уходим на работу тоже вместе – он в свою нефтеразведку, я на свой завод. Нам в разные концы города, но трамвайная остановка одна. И вот, когда он уходит одеваться, а я ещё не спеша дожёвываю (радио только что сыграло про союз нерушимый и читает новости), он иногда спрашивает, если ему кажется – важное что-то пропустил:

– Ну, как там, Турция ещё на нас не напала?

– Не напала, – отвечаю я.

Но в этот раз он резко обрывает:

– Не трепись, дай послушать, дело серьёзное!

Что, интересно, такого уж серьёзного? Начинаю слушать. Какое-то чрезвычайное положение. Ладно. Не ново. С апреля восемьдесят шестого. И в Казахстане было чрезвычайное, и в Карабахе, и в Вильнюсе. Что ж теперь удивляться, что оно в Москве. Других новостей нет. Всё читают и читают эту. Деревянным голосом. Скучно. Допиваю чай, говорю спасибо и тоже иду одеваться.

А одеться стоит попижонистей: Леночка говорила – мол, если хочешь, приходи на монтаж. Она корреспондент нашей многотиражки. Журналист. А у журналистов везде свои. Вот Леночка и вытащила меня на местное радио. И записали там несколько моих песенок под гитару вперемежку с ответами на её вопросы вроде того, зачем человеку быть разносторонне развитым и прочее. Песенки – того жанра, который до перестройки назывался самодеятельным – почти самодельный, как бы ненадлежащего, не заводского качества – а в перестройку начал называться авторской песней, будто кого-то наверху осенило, что у песен вообще-то есть авторы. Настоящая студия – это впечатляло. Звуконепроницаемые стены, мигание транспаранта «идёт запись», условные жесты оператора за толстым стеклом, магнитофон «STM» размером с тумбочку, с торчащим наверху индикатором уровня записи – зелёный звук словно плескался на нём, временами доплёскивая до красного проблеска ограничения. А самое красивое на студии – была работа монтажёра Юлии Чирковой. Она умела остановить здоровенную STM’овскую катушку точно на нужном слове, на вдохе – ладонью, в одно движение, останавливала, ладонью запускала вращаться вновь. Вырезать мягкий знак в слове «плюрализьм». Так говорил о высшем классе звукооператорской работы Владимир Ланцберг, замечательный бард и организатор фестиваля «Костры», на котором мне уже дважды повезло побывать. Чтобы увидеть снова работу такого качества – стоит прийти на монтаж.

И потом, честно: слава, даже очень среднего калибра – это приятно. Ту передачу слушали все заводские знакомые. А теперь ещё хлеще – то, что смонтируют, пошлют в Москву. На радиостанцию «Юность». Стоит хотя бы посмотреть на редакторшу, которая это придумала. И я одеваюсь, и мы с отцом выходим, он чего-то взвинченный, явно злится из-за этих новостей. А утро яркое, тёплое, все в летнем, как и мы – но мы молчим и не улыбаемся, он бросил пару непонятных сердитых фраз – и всё. А когда непонятно, лучше молчать. До родного КБ.

Радио мы с июня восемьдесят девятого вообще не выключаем. Тогда толпами под репродукторами стояли – слушали Первый Съезд. И теперь наши слушают. Всё ту же деревянную молотьбу про чрезвычайное положение. Оказывается, президент заболел, и в связи с этим. А ведь правда, странно. Вот предыдущие властители – да, болели, наглядно болели, еле языками ворочали – и помирали с почётом на посту. А Михаил Сергеевич говорит быстрей любого диктора, подолгу и вкусно по-южному, стоя среди народа в явно неприспособленных местах. Это вам не «Брежнев на батарейках был, а Андропов от сети». И ведь писали, что не сразу сообщили, и когда Сталин помер, и когда Брежнев. А тут заболел, на тебе. Нет, что-то не то. Вот опять начали сначала – кто-то там в четыре утра что-то объявил. И вдруг слышу из угла:

– Как в песне, да? Двадцать второго июня, ровно в четыре часа?

Это, значит, слушал человек, слушал и выдал вот такую ассоциацию. Бррр! А за окном лето, зелень, а завод-то наш, хоть в четверть силы, но плавниками ещё шлёпает – лучше буду работать, чем чернуху всякую слушать. Достаю тушь и кальки. Отключаюсь. На некоторое время. Когда радио по третьему кругу заводит про то же самое, беру пачку бумажек, которые надо отнести в цех, и иду. Солнце, фонтанчик, розы. Одиннадцатый цех. Вот тут «всё ладом», говоря по-местному. «Эхо Москвы» ведёт репортаж с какого-то митинга. Молодец Мишка Борнуковский. Это он взялся отвечать за радио в цехе. Чтобы рок крутить. «Алису», Цоя, Газманова, «Чайф». Тут всегда интересно. Хотя сейчас не особо вслушиваюсь – оставляю бумажки где надо, забираю другие – и назад. По пути надо ещё к заказчику в четырнадцатом цехе заглянуть.

Вхожу в каморку, где сам военпред сидит и штат его вольнонаёмных контролёрш, как раз когда диктор дочитывает последние слова того самого сообщения. Тишина после его слов повисает полная, и в ней – толстым голосом самая могучая телесами и не поступающаяся принципами тётка:

– Ну, теперь им всем дадут!

Им – это нам. Тем, кто за перестройку.

Как в мартовский день, когда горизонт так отчётлив, что об него, кажется, сейчас обрежешься – вот так стало перед глазами ясно.

Вот она, та самая минута. Когда надо что-то сделать. Что-то такое, что сделали бы те самые «мы». Чтобы быть с «нами» и не быть с «ними». И я молча выхожу из каморки и иду в сторону проходной. Выходить не в урочное время вообще-то нельзя, только с тех пор, как заводу дали доску на подъезд, с открытым названием и прочими делами, это стало можно, если просто назвать правдоподобную уважительную причину – хотя и не каждый раз прокатывает. Я уже не первый раз это делаю и не десятый – и всё-таки каждый раз как первый, и обломы случались, и «принесите увольнительную», и «не в свою кабину идёте» – но сейчас я иду молча, нарочно, с весёлой злостью – вы нам дадите, а мы вам не хотите? – и вахтёрша молчит, и вертушка уже провернулась. Дверь, площадь, трамвай. Шесть остановок и три квартала пешком.

«STM», естественно, на месте, Леночка тоже, ладонь Юлии Чирковой всё так же бесподобно чётко останавливает и пускает в ход катушку. Так же одухотворено и сосредоточено лицо Юлии. Лицо всю жизнь трудившейся уральской деревенской женщины. Новость про чрезвычайное положение читают по пятому разу, а в промежутках между этим играют Чайковского. Ладно, не Баха – как если бы помер кто из правителей. На меня никто не смотрит. Отводят глаза. В комнатах накурено досиня. Все обсуждают что-то околочрезвычайное скачущими, сбивающимися голосами. Даже Леночка и та ни одну фразу не может договорить до конца. «А мы голосовали… А делегатов Съезда теперь… И ни одна газета… Говорят, газеты теперь вообще…» Я здесь явно не на месте. Сижу и смотрю на Евгению Дмитриевну, редакторшу, это якобы она решила отправить мои песенки в Москву. Что-то начинаю рассказывать насчёт того, что «а я нарочно, как только сказала одна старорежимная тётка, что теперь, мол, им всем дадут – так сразу с завода сюда, чтоб они там знали». И вдруг Евгения Дмитриевна отрывает загипнотизированный взгляд от полной пепельницы окурков, тяжело глядит куда-то поверх меня, тычет рукой с папиросой в мою сторону и провозглашает:

– Вот так надо держаться!

– Ну да, это ж производственник, – подхватывает тусклый голос от двери. – Производственник нигде не пропадёт, что бы ни случилось…

– А мы… будем проводить линию… какую спустят…

– А на площади митинг… У Дворца металлургов…

– Думают, что им тут Белый Дом…

Про Белый Дом было по «Эху Москвы» в одиннадцатом цехе. Значит, недаром у Мишки Борнуковского висит в его регулировщицкой каморке галерея правителей России – СССР от Николая Второго до Горбачёва и над всеми – огоньковское фото Сахарова. Вот Мишка держится как надо, думаю я вдруг. И весь цех держит. И сотня-другая человек из «Движения за демократию», что у Дворца металлургов митингуют. Здесь, конечно, не Белый Дом. Как на ТОМ митинге Лукьянова обозвали? Путчист… Путч. Государственный переворот. Переворот переворотом, а время-то уже к пяти, и дома лучше появиться как всегда, про радиостудию лучше вовсе не рассказывать. Прошлый раз сошло гладко, даже хвалили, но сегодня, когда отец сердит из-за очередной московской глупости или пакости, с такими новостями уж точно не стоит лезть. Иду домой. Интересно, как это «вот так» надо держаться? Голова совершенно пуста, и в ней стучит слово «путч». Путч-путч, путч-путч. Пиночет. Те стреляли. Михаила Сергеевича что – убили?

На площадь я не пойду. Страшно. Слишком много плохого я знаю об ЭТИХ. И не только от чужих, вроде писателей. Товарищ, знай, пройдёт она, так называемая гласность, и вот тогда госбезопасность припомнит наши имена. Не хочу, чтобы пытали. А ещё хуже – это отец сегодня утром. И всегда-то было трудно угадать, на что он рассердится, а на что нет. А уж сегодня… Знать, что сидишь не просто против их власти, но и против него – нет, не хочу. Не смогу. Я знаю, что бояться стыдно. Листовки печатать и развешивать, чтоб голосовали за Сергея Гулина, барда и редактора перестроечного «Комсомольца Удмуртии», тоже было жутковато, но тогда был смысл бороться со страхом. Ведь отец тоже был за Гулина, не за этого обещателя-прораба Шишкина, «выберите меня, тогда я построю больницу» – мерзавец, сказал отец, есть план – и построишь, а так – это подкуп, а то и шантаж. Не выберем, значит – будем без больницы, что ль? Или открепиться от своего участка, чтобы голосовать не за кого предложено, а за Николая Николаевича Энгвера, блестящего и бесстрашного лектора, сына репрессированных родителей, инвалида (потому что родился в тюрьме) – и тем не менее пловца-перворазрядника, в своей оттепельной студенческой юности участника каких-то вольнолюбивых выступлений, отбывшего за них «ссылку по распределению» в дальневосточный Арсеньев – вообще само собою разумелось. Без минуты колебания. Даже мама со мной пошла. А теперь ничего не понятно, они там, в Москве, опять что-то решили без нас, и есть ли смысл перемогать страх, когда, может быть, Михаила Сергеевича уже… Домой. Отцу с матерью – вот кому поверю. А не первой программе радио.

За ужином я молчу. Рассказываю только про заказчицу – «им всем дадут» – и про «двадцать второе июня, ровно в четыре часа». После ужина отец с мамой, мама – член партии, она и меня могла за какую-нибудь не очень удачно высказанную мысль в антисоветчине обвинить, сидят и слушают вражьи голоса. По ВЭФу, который она папе подарила в восемьдесят восьмом, на день рождения. С тех пор мама, кстати, ничем не обозначает плохого отношения к голосам. Раньше просто отмалчивалась, прекращала разговор, если отец ссылался – дескать, такой-то говорил, что по «Голосу Америки»… А теперь – ничего.

Слушаю вместе с ними. Говорят по-русски. Я слушаю это первый раз в жизни, и даже то, что говорят по-русски, для меня удивительно. Почему-то казалось, что должны бы – по-английски, для гнилой интеллигенции, а не для масс, непоколебимо убеждённых в правоте советского строя. Слышно их хорошо, не глушат. Про Михаила Сергеевича – ничего. Что убит – не говорят. Арестован? Да, наверное, у себя на даче в Крыму. Ухожу в свою комнату – неприятно ждать важных новостей от людей, чуждых всей моей жизни, если и не враждебных, то уж точно не по-хорошему пристрастных, выискивающих дурное. Верить ли им? Отец и мать откуда угодно умеют вылавливать какие-то крупицы информации, а дальше – «вичисляют». Любимое словечко отца, именно так, ёрнически произносимое. Они тоже не знают. И готовой гипотезы не имеют. А голосам что выгодно? Чтобы убили или чтобы жив был? Или чтобы жив у них там, поливая СССР как можно и как нельзя – и поэтому давай убьём, а поливать будет наш дрессированный двойник? Или как-то ещё?

Опять выхожу – слушают. Ищут по эфиру. Потрескивание, шорох – звуки настоящего радио. Телевизор тоже включили – там «Лебединое озеро». Мама не смотрит! Это что же должно было случиться, чтобы…

А что, собственно, может случиться?

Нет, внятных мыслей нет – есть просто ощущение, слабое и смутное, складывающееся из каждодневных звуков и запахов. Вот трамвай прошёл. Они будут ходить – дадут им всем, нам то есть, или нет. Иду на кухню и беру яблоко. Оно пахнет яблоком. Яблоко всегда будет так пахнуть – буду я или меня не будет. Ведь не могут же – всех. Союз большой, люди в партизаны уйдут. Так говорил один попутчик в поезде из Казани. Это, если атомная война будет, он собирался американцев из обреза бить. Или просто сохранять родной язык и обычай. И считал, что у него есть шанс. Уж у меня-то он точно есть – ведь не атомная бомбёжка.

И я карябаю на листке то, что постепенно складывалось днём. И уже знаю, что буду делать завтра.

Завтра был плохо отпечатанный листочек с заголовком «Общая газета». Одиннадцать подписей. Виталий Коротич, Сергей Залыгин, Егор Яковлев… Не хочется писать – «и другие». Каждый в этом списке был – звезда. Даже, возможно, путеводная.

И была пишмашинка – не в родном КБ, а на другом этаже, «у вас хорошая, электрическая» – да, листок из какого-то технического тома, который надо было заменить, тоже был напечатан на ней и даже показан кому надо. Но были и мои вчерашние почеркушки. Край Ставропольский казачий, пусть донесётся с равнин древним языческим плачем: где ж ты, бедовый мой сын… И ещё пяток куплетов. К обеду это уже висело на отдельской доске объявлений. Видимо, прочли. Исчезло меньше чем через час.

И был живой Михаил Сергеевич – ещё через пару дней. И арестованный товарищ Крючков. Был! – слушай, дед мой Яков Козьмич Ермаков, «красный профессор», писавший семье в последний раз из Дудинки в сороковом, если жив ты хоть в памяти нашей, слушай, так было!

И была поездка в Одессу на научную конференцию. В свой отпуск, за свои деньги. Так пусто и тихо было вечерами в Одессе, что сказал один студент-минчанин: «Как будто здесь вчера произошла пролетарская революция». Очень по-одесски сказал – точно остался витать в воздухе некий одесский дух, осенивший его в то мгновение. И пусто и тихо было на Казанском вокзале в Москве. Пусто, тихо и страшно. Бывает такой страх задним числом – вон оно что было, оказывается… И были рассказы москвичей Бориса и Наташи Жуковых о живом кольце, в котором то стояли они сами, то носили товарищам-баррикадникам кофе с бутербродами. «Спасибо партии родной за наш трёхдневный выходной!»

– А твою запись, – сказал Борис, – когда-то там в первые дни сентября действительно прокрутили, кто-то даже слышал, кажется.

Потом он был завотделом в газете «Сегодня», потом – в журнале «Итоги».

И горько было – нет больше моей Родины, за которую голосовали в марте. И злость была – опять без нас всё решили, опять ломают через колено не спросясь. А мы не будем, как вам надо, я не стану по вашей команде любить деньги и вещи, они нужны для жизни, но люблю-то я то, что я люблю. Отца с матерью, книги, науку, песни, природу, друзей, и мы сохраним любимое – сохраним друг друга от вас! И был рюкзак с картошкой на весь срок пребывания в Ленинграде, в январе девяносто второго – опять по научным делам и опять в свой отпуск. И хватило того рюкзака, кроме меня лично, ещё десятку человек на поесть сегодня и оставить на завтра. В январе девяносто второго знать, что у тебя на завтра есть еда – это было немало.

И что самое обидное – уже в середине 90-х для того, чтобы сесть в поезд, нужен был паспорт. При самом заскорузлом «совке» этого не требовалось.

Потом – примет этой новой заскорузлости только прибывало. Заборы вокруг школ. Вокруг жилых домов. Полиция вместо милиции. Невзирая на протесты брянчан и смолян, псковичей и ростовчан. Проводница пассажирского вагона: я вас не выпущу, я за вас отвечаю! Пардон, разве мы не граждане, не сами за себя отвечаем? И буквально вчера, в 2020-м – крупные госконторы открепляли своих тружеников от избирательных участков, списками, без их присутствия даже, чтобы так же автоматом, списками, от их имени объявить «одобрямс» поправкам в Конституцию.

Прораб Шишкин скончался и был удостоен мемориальной доски.

Но мои дети, будучи пяти и семи лет, смогли... [👉 продолжение читайте в номере журнала...]

 

 

 

[Конец ознакомительного фрагмента]

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в августе 2022 года,
оформите подписку или купите номер:

 

Номер журнала «Новая Литература» за август 2022 года

 

 

 

  Поделиться:     
 
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

авиа карго из китая . вавада официальный сайт . https://f-service.su как проводится регистрация ккм. . https://3dsigma.ru 3д печать: online заказ детали заказать печать.
Поддержите «Новую Литературу»!