Шел дождь...

 

 

 

 

Шел дождь. Неторопливо, неспешно. Плавно шествовал по дорожкам, вздувал пузыри на лужах, морщил пейзаж за окном.

Снова дождь. Кто он на этот раз? Меланхоличный усталый прохожий?

Или бодро стучащий по клавишам окон и крыш пианист?

Дождь всегда знает твое настроение. Извлекает его из глубины души, из самых потаенных ее закоулков, и превращает то в барабанную дробь грозы, то в нежный шорох серебряных струй. Настроение его мелодий всегда созвучно твоему.

Именно поэтому дождь не только лучшее лекарство для души, но и лучший друг.

Он всегда знает, что таится в глубине сердца, ему не нужны слова, но он всегда готов тебя слушать…

Каждый день, спеша с работы домой, Она видела этого сутулого человека с грустными глазами. А у его ног всегда сидел такой же грустный шоколадный спаниэль.

Она мысленно называла его – Он. И думала, как однажды узнает его имя. Остановится и просто заговорит о чем-нибудь. Странно, что она вообще так много думала о Нем. Всего лишь странный человек, гуляющий со своей собакой по вечерам. Но что-то тянуло ее к Нему. Что-то заставляло придумывать истории о Нем.

Проходили дни и недели. Каждый вечер она замедляла шаг, пробегая мимо них.

Спаниэль поднимал одно ухо и вопросительно смотрел на Нее. Он грустно провожал ее взглядом. Как будто хотел что-то сказать.

Или может, Она просто придумывала себе все это? Чтобы не чувствовать себя такой неизбывно одинокой…

Однажды они робко кивнули друг другу при встрече, а потом привыкли говорить «Добрый вечер». На то, чтобы сказать больше, не хватало смелости.

А может, чего-то еще…

Она не помнила, кто поздоровался первым, помнила лишь облегчение и восторг. Они больше не совсем чужие друг другу. Она больше не совсем одинока.

И вечерами, суетясь на кухне, Она несколько раз выглядывала в окно, чтобы посмотреть, стоят ли еще под фонарем Он и собака. Теперь она хорошо знала расписание их прогулок. Но даже себе боялась в этом признаться. Словно подсматривала за чужой жизнью, в которую ее не просили войти.

Каждый раз Он произносил свое «добрый вечер» очень серьезно и невыразимо печально. И ей хотелось остановиться, сказать что-то такое, от чего бы у него зажглась в глазах радость.

Чуть позже Она узнала, что спаниэля зовут Роберт, что ему почти десять лет.

А как зовут хозяина, спросить было неловко.

Ведь Он сам не спрашивал ее имени.

Еще через время они стали говорить друг с другом. Так, ни о чем. Какие нынче погоды. Какое небо. Что осенью темнеет раньше. Что желтые листья прозрачны в вечернем тающем свете. Что фонари загораются нынче позже обычного.

А иногда просто уютно молчали. И сверху на них смотрел старый покореженный фонарь. Свидетель их знакомства.

Берт сидел рядом и изредка бросал вопросительные взгляды на эту странную молчаливую пару. Иногда лизал Ее руку, словно подтверждая, что признал за свою.

Излюбленной их темой стал дождь. И Он, и Она, любили его. Поэтому самыми наполненными стали для них те встречи, когда от любопытных глаз их укрывала завеса дождя. И можно было мечтать, говорить и смотреть друг на друга. И слушать дождь.

 

Однажды Он признался, что давно заметил Ее в толпе. Тогда тоже шел дождь. Она прошла мимо, опустив голову, и придерживая ладонью мокрые волосы. И Он обратил внимание, что дождь совсем не раздражает Ее, а даже напротив, радует. Несмотря на испорченную прическу, мокрую юбку и капли воды на щеках.

И с тех пор Он всегда ждал вечера, когда Она проскользнет мимо него к черной пасти подъезда. Он все не решался заговорить с Нею. Да и о чем они могли говорить?

Разве что о дожде…

Только проржавевший фонарь терпеливо выслушивал все его мысли, зажигая тусклый желтый огонь по вечерам.

Она призналась в ответ, что никак не решалась подойти.

Что Она могла бы сказать им? Им, одиноко и грустно стоящим под фонарем?

Но они всегда вызывали интерес. Настолько, что Она даже придумывала о них истории. Почему-то всегда грустные, и это неправильно.

Он сказал, что на самом деле у них с Бертом вовсе не грустная история, а очень даже хорошая. Ведь теперь они не одиноки так, как раньше.

Дни сменяли друг друга. Иногда шел дождь, а иногда обманывал ожидания.

И Он, и Она все чаще думали о том, что могли бы разделить жизнь так, как они разделили дождь. Но не решались говорить об этом. Страшно было, что повиснет вдруг неловкое молчание, и разобьется хрупкая трогательность вечерних встреч. Оба боялись разрушить непрочный мост, возникший между ними, благодаря любви к дождю.

Никто не ждал их в прежней жизни. Разве что одиночество стерегло дни и ночи.

Она думала о том, что теперь ее вечера не так пусты. Есть на кого взглянуть в окно и мысленно пожелать доброй ночи. Он вспоминал, как блестели Ее глаза, когда Он рассказывал о прошлогоднем дожде на набережной у моря.

Их отношения медленно, но продвигались вперед. Теперь они робко учились рассказывать друг другу о проведенном дне, внимательно наблюдая за реакцией и в любой момент готовые остановиться.

Спасительной темой все еще оставался дождь. И всегда можно было замолчать, погладить Берта, спросить, как он кушал сегодня и не был ли слишком вялым. Посетовать на то, что старость настигает всех, даже собак.

Этот шаг стал свидетельством нового доверия. Или может быть веры. Веры в то, что ты небезразличен другому человеку, кому-то интересны твои мысли и чувства.

Она думала, что Он старше ее. И сотни раз мысленно проговаривала, что для Нее это не имеет значения. Но слышал ли Он отзвуки ее мыслей?

Он хотел сказать, как рад Ее видеть. И что Она так красиво поворачивает голову, а волосы блестящей волной скользят по плечам.

Она знала, что Он одинок. И никто, кроме Берта, не разделяет его любовь к дождю.

Он думал о том, как чудесно было бы не расставаться возле подъезда, а подниматься втроем домой. В спокойное тепло общего дома. И зажигать свет. И пить чай. И молчать или неспешно говорить. Обо всем. Не только о дожде.

Она хотела сказать, что весь день ждет вечера только для того, чтобы обменяться несколькими фразами с Ним и погладить Берта. И что она стала готовить еду на троих. Правда, потом все приходится выбрасывать, потому что Она так и не решилась пригласить их на ужин.

Скоро выяснилось, что оба любят читать. И обсуждение прочитанных книг вызывает почти восторг.

Он представлял, как было бы здорово бродить вместе с Ней вдоль книжных полок и выбирать книги, которые они вместе прочтут. Она, покупая новый роман, думала, что Он сказал бы о ее выборе.

У Него были такие понимающие внимательные глаза. И потрясающе добрая улыбка. Почему-то она была уверена, что он способен понять и принять в ней все.

И это, конечно, было самым важным.

 

Приятие.

Когда тебя принимают таким, каков ты есть.

Их отношения развивались неспешно и размеренно. Они ничего не просили друг от друга. А может быть, ничего и не ждали. Поэтому притворяться просто не было смысла. В мыслях они наполняли свою жизнь присутствием друг друга. Но продолжали прощаться у подъезда по вечерам, стараясь не обращать внимания на недовольно повизгивавшего Берта, не понимающего, почему они расстаются.

Что останавливало их у этой черты? Что не позволяло сказать вслух то, о чем мысленно они говорили бесконечно?

Предыдущий опыт и разочарования. Страх, что снова будет, как тогда…. Застарелая боль, притаившаяся глубоко в сердце.

Неважно, что давно наступило «Сейчас». Память прошлого заставляла держать дистанцию и неловко прощаться, с надеждой гладя в глаза. А вдруг…

Почему мы так не решаемся совершить то, что для нас является самым важным?

Почему так боимся сделать первый шаг?

Кажется, что впереди еще много времени.

И конечно, будет другой момент. Более удобный.

Никто никогда не думает, что другого момента может не представиться.

Потому что жизнь не всегда и не равно со всеми бывает щедра.

Прошел почти год с момента их первой встречи. Никто не решался сказать, сделать первый шаг и соединить два одиночества. Но каждый продолжал мечтать, что однажды это произойдет.

А потом наступила зима.

Они грустили о дожде. Представляли себе, как он пойдет в апреле или в мае. Гадали, прогремит ли гром вместе с первым дождем, и увидят ли они радугу. Строили планы на летние дожди. И ловили в ладони снег. Белые пушистые хлопья летели с неба, сверкали под ногами, медленно таяли в руках. Снег ведь тоже дождь. На время ставший ледяными кристаллами.

Их вечерние беседы стали более короткими. Мороз не позволял долго стоять под полюбившимся фонарем. А иногда и жгучий ветер загонял их в теплое укрытие.

Она почти набралась смелости пригласить его на чай. Пообещала себе, что завтра непременно скажет об этом вслух. Но на следующий вечер Его и Берта не оказалось на месте. Впервые за последний год они не встретили ее после работы.

Почти всю ночь Она не спала, страшные картины мелькали в воспаленном мозгу. Под утро она уговорила себя, что завтра найдется какая-нибудь простая и даже смешная причина этому отсутствию. Они будут пить чай у нее дома и снова все станет хорошо.

Но и на следующий вечер фонарь сиротливо светил на дорогу. И свет его был еще более тусклым, чем обычно, как будто и он был расстроен, что встреча не состоялась.

По сути, Она ничего не знала о Нем. Ни имени, ни фамилии, ни номера телефона. Она могла бы перечислить названия всех его любимых книг и процитировать на память стихи, которые Он Ей читал. Но все это бесполезно, если надо найти человека, затерявшегося в огромном городе. И помочь, если с Ним случилась беда.

Утром Она не пошла на работу, твердо решив узнать у соседок, где живет мужчина с шоколадным спаниелем. Ведь кто-то должен это знать? Не Она одна видела его каждый вечер под старым фонарем.

 

Во дворе первое, что увидела – упирающегося, жалобно скулящего Берта, которого незнакомая женщина волокла на поводке к зарешеченной будке.

– Простите, куда Вы ведете эту собаку?

– А тебе, милочка, какое дело до этого пуделя? – недружелюбно ответила та.

– Это спаниель, – машинально поправила Она, обнимая Берта, кинувшегося навстречу.

– Да собачка и правда тебя знает!

– А где его хозяин?

– Ой, такое горе, такое горе, – вдруг запричитала женщина. – Павлушу-то позавчера отвезли в реанимацию. Говорят, долго не протянет. А ведь у него и нет никого. Жил бобыль бобылем. Вот собаку с соседями решили сдать в приют. Кто за ним смотреть будет, когда хозяин того? Концы отдаст?

Она обмерла, онемевшими пальцами вцепившись в шелковистую шерсть скулящего Берта.

– А давно его забрали?

– Да два дня уже прошло. С сердцем плохо стало. И не знал бы никто. Да собака выть стала за дверью. Я и вызвала из ЖЭО мужиков, чтобы они дверь сломали. Мало ли, может, помер он там, – женщина затараторила, сунув Ей в руки собачий поводок, чтобы было удобнее жестикулировать. – Еще на похороны денег собрать надо. Вчера объявление повесили. Пока из больницы дадут знать, чтоб мы из морга забрали тело, глядишь, и соберем денег.

Она не желала слушать о смерти, перебила.

– В какую больницу его увезли?

– По скорой, в дежурную.

– А фамилию Вы его знаете?

– А как же? Липецкий Павел, 42 лет от роду… А ты-то, милая, кто ему будешь?

Она не ответила, побежала к остановке. Забыв о том, что у нее в руках собачий поводок, и рядом изо всех сил старается поспевать Берт.

На углу дома перед ней выпрыгнул из машины с будкой небритый водитель.

– Ну, и кто будет платить за ложный вызов? – он небрежно сплюнул себе под ноги. – Я вижу, хозяйка нашлась?

– Сколько стоит вызов? – Она машинально полезла в кошелек.

– Триста рублей, – он заинтересованно следил за тем, как она дрожащими пальцами вытягивает мятые купюры из кошелька.

– Вот, возьмите. Отпустите нас, пожалуйста, – Она не замечала, что по щекам у нее текут слезы. Рядом с ней нервно переминался с лапы на лапу Берт.

– Эй, дамочка…

Она оглянулась, испугавшись, что могла не досчитать денег второпях. Слезы застилали глаза.

– Эй, – водитель махал ей рукой. – Тебе в больницу, что ли, надо?

Она кивнула, сглотнув ком.

– Давай довезу, – он замялся. – Бесплатно.

Она снова кивнула, думая о том, что невозможно, просто невозможно, чтобы Он не встретил вместе с ней первый весенний дождь…