Ещё раз о происхождении русского счёта

 

Купить в журнале за январь 2021 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 18 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Revisiting the origin of the Russian numerals

 

 

В статье делается попытка этимологизации русских числительных исходя из предположения о наличии в названиях количественных числительных послания, подобного имеющемуся в славянской азбуке. Автор делает вывод о наличии такового, реконструирует его и приходит к заключению, что названия числительных были заимствованы в индоевропейские языки именно из славянского источника, в котором единственном содержится смысл.

 

Basing on assumption that nomination of the Russian numerals is based on a message similar to that contained in the Slavic alphabet, the author makes attempts to define the etymology of the Russian numerals. Analysis reveals such a message in the numeral order, it is reconstructed, and a conclusion is made that by the time the initial message had been lost the names of the numerals entered the Indo-European languages from the Slavic source.

 

 

*   *   *

 

По одной из версий происхождения русской азбуки считается, что в названии русских букв заключено некое послание изучающим эту азбуку: «Азъ буки веди глаголъ добро есть живите зело земля и иже како люди мыслете нашъ онъ покой рцы слово твердо…». Далее следует смесь русских и заимствованных греческих и еврейских букв, введённых в разное время для чтения христианской литературы, смысл в которой (в смеси), к сожалению, усматривается слабее. Но примерно до середины списка букв, до «твердо», он имеется. Видимо, расположив буквы именно так, наши пращуры стремились донести до нас некое сообщение, но позднейшие вставки из других алфавитов (спасибо множественным реформаторам) не дают возможности дочитать его до конца.

Какова же ситуация с русскими числительными? Названия чисел, как нам говорит индоевропейская теория, происходят от некоего общего источника (из гипотетического праиндоевропейского языка), и в разных индоевропейских языках имеют более или менее схожее звучание. В том числе и по этой схожести их звучания определяется родство этих языков, поскольку они составляют их ядерную лексику. А ещё по названию числа «сто» в этих языках родственные индоевропейские языки подразделяются на две группы, «кентум» и «сатем» [1]. Например, славянские, иранские и индийские относятся к языкам «сатем», а германские и романские – к «кентум».

Но никто и никогда (за исключением некоторых корявых попыток, граничащих с лингвофричеством [например, 2, Абрашкин, 2016, С. 84-91], не задавался целью объяснить, почему числительные называются именно так, как они называются. Сделать это оказалось в разы проще, чем разгадать послание азбуки, поскольку чисел не так и много, всего десяток, да и лежит всё на поверхности, что ниже мы и попытаемся показать. Заменять и делать вставки в числительные христианские реформаторы азбуки сочли не нужным, и тем сохранили для нас почти незамутнёнными начальные формы.

В языках за редкими, единичными исключениями существует всего десять слов, числительных, из которых составляются все остальные. Среди этих единичных примеров – это английское eleven ‘одиннадцать’, от прагерманского *ainlif– ‘один сверх (десяти)’ [3, eleven], но и оно всё же входит в систему десятичного исчисления. Другой пример – язык южноамериканского народа пирахан, в котором, по мнению одних исследователей, числительных нет вовсе, а, по мнению других, присутствуют числительные «один» и «два». Но это частные случаи, и, поскольку среди огромного количества земных языков пирахан представляет уникальный случай, то им вообще можно пренебречь, если учесть, какую высокую устойчивость демонстрируют обычно числительные.

Определённая часть словарного состава любого языка наименее других подвержена изменениям. Эта ядерная, или базовая лексика, помимо таких пунктов, как местоимения, части тела, основные географические и метеорологические понятия, и т. д., включает в себя и числительные [4, Gudschinsky, 1956, p. 613, para. 7]. Более того, там же говорится, что коэффициент сохраняемости базовых лексем не изменяется со временем, и априорно утверждается, что этот коэффициент одинаков во всех языках [ibid., para. 8]. Бурлак и Старостин: «К базисной лексике обычно причисляют слова, по возможности не зависящие от конкретной культуры и исторической эпохи и присутствующие в любом языке: основные термины родства, названия самых элементарных и универсальных явлений природы и природных объектов,.. названия частей тела, числительные (по крайней мере, самые первые)…» [5, Бурлак, Старостин, 2005]. В рассматриваемой нами ситуации нас интересует только один разряд этой лексики, числительные.

Допустим, что десятичный состав чисел со своим уникальным именованием каждого числа универсален для языков всего человечества. В любом языке имеются слова «один», «два», «три», «четыре», «пять», «шесть», «семь», «восемь», «девять» и «десять», и слова эти входят в ядерную лексику любого языка, наименее всего подверженную изменениям. Следовательно, по тому, насколько эти слова связаны со словами других языков, определяется степень их родства или отсутствие такового.

Из этого вытекают вопросы, первый из которых: как возникли лексемы, обозначающие числительные? Это никак не мог быть произвольный набор звуков, которым первые люди «договорились» обозначать что-то в речи, как считает де Соссюр в своём принципе произвольности знака [6, Звегинцев, 1964, стр. 372], ибо во всяком именовании знака должны быть логика и смысл, который мы видим в тех же названиях букв русской азбуки. Отчего бы подобный смысл не поискать и в числительных?

Второй вопрос: как определить, какой язык послужил источником появления названий числительных, во всяком случае, в индоевропейских языках?

 

 

*   *   *

 

В некоторых языках, например, семитских, буквы алфавита также называются словами, но слова эти, в отличие от славянской азбуки, не строятся в распространённые предложения, а просто обозначаются существительными, форма которых напоминает или напоминала в прошлом форму этих букв: «бык» (алеф), «дом» (бет), «верблюд» (гимель), «дверь» (далет), «крючок» (вав), «оружие» (зайн), «рука» (йуд), «кисть руки» (каф), «рот» (пе), «глаз» (айн), «голова» (рейш), «зуб» (шин), «крест» (тав), либо обозначающие их слова начинаются с этих букв. Связный текст, как мы сказали, они не образуют, но лишь пиктографически обозначают или обозначали в прошлом предметы, на эти буквы похожие. Эти буквы были названы по форме, напоминающей некие объекты. Во многих языках, в том числе в современном русском, буквы алфавита названы слогами: «бэ», «вэ», «гэ», «дэ» или в английском: «би», «си», «ди», «джи». Сейчас, после многовековых манипуляций, смысла в этих слогах не найти.

А как же названия числительных? Как объяснить, почему числительное три имеет именно форму «три», а четыре называется «четыре», а не как-то иначе?

Как возникло, например, слово пять в славянских языках? В самом авторитетном и полном этимологическом словаре русского языка Фасмера в статье «пять» этимология слова не разъясняется, а лишь перечисляются его балто-славянские когнаты и родственные формы в других индоевропейских языках [7, Фасмер, т. III, с. 426, «пять»]. Какой этимон был первым и почему пять было названо именно так, Фасмер разъяснить не берётся, отсылая в конце статьи к другой своей же статье: «Ср. тж. пясть», намекая на то, что пять связано с пясть, с пятернёй.

В статье «пясть» в том же словаре говорится, что «праслав. *pęstь родственно д.-в.-н. fûst "кулак", англос. fýst (из *funhsti-)...», совр. англ. fist, а лит. kùmstė "кулак", др.-прусск. kuntis» связывается с лтш. kàmpt "хватать" [Фасмер, т. III, с. 423, «пясть»], которые восходят к праиндоевропейской основе *kap- ‘хватать’. Такая параллель «пясть-пять» усматривается не только в славянских, но и в германских:

 

Язык	Числительное «пять»	«Пясть» (кулак, сжатая кисть руки)
Др.-английский	fif	fyst
Др.-саксонский	fif	fust
Др.-фризский	fif	fest
Др.-верхне-нем.	funf	fust
Прагерманский	*fimfe	*funhstiz

 

Все они восходят к праиндоевропейской основе *penkwe- «пять, пятерня», другими словами, основа у обоих этимонов общая, – «пять» и «пясть», – хотя сама эта гипотетическая форма не бесспорная.

В германских и славянских логическая связь «пять-пясть» очевидна. Более того, связь в них такая, что можно говорить об общем источнике их происхождения. Однако в других языках группы «сатем» (фарси, санскрит) связь «панч» и «мушт(и)» (пять-кулак) менее выражена, хотя также имеется. При всё ещё схожей фонетике изначальный общий смысл в них уже не просматривается.

Таким образом, лексема «пять» может быть связана с корнем «-я-» в элементе «-ять», который во «взять», «приять», «отнять», «приять», «объять» и др., т. е. пять – это *п(о)ять, взять. Тот же корень, но с назальной вставкой, например, в словах обнять, отнять, поднять, понять и др.

 

Вернёмся к началу счёта, один. По теории чередования матерей чтения звук [о] произошёл из слогового [в], то есть из согласного и следующего за ним гласного: [ва], [ве], [ви], [во] или [въ], как мы видим в, например, соль < *сварь (возможно, *изварь. Выпаривание, вываривание, – основной способ получения соли. Она так и называется, поваренная), обоняние < об(в)оняние (в котором слоговой [в] выпал, оставив лишь огласовку [о]), сосулька < *свесулька (слово происходит именно от понятия «свисать», а не от «сосать»), отчизна < вотчина (отчий, отец образованы от понятия «водить», *водчий, *водец).

Почему бы, следовательно, не допустить, что в лексеме один в начале также присутствовал слоговой [в]? Самое простое обозначение числа один – поднятый кверху указательный палец, и этот же палец, повёрнутый горизонтально, выполняет роль указателя направления. Ведущий указывает ведомым направление движения перстом (кстати, в связи с перстом, не мешало бы пересмотреть происхождение герм. форм числительного «первый»: first, fuirst, furist, fyrstr, første, ferist, vorste, которые якобы от прагерм. осн. *furista-, которая традиционно не содержит никакого смысла, но почему не от др.-рус. пьрстъ или ст.-слав. прьстъ ‘перст’?). Один, следовательно, это *ведин или *водин, тот, кто ведёт, вождь.

Мы не заявляем, что в названии числительного один содержится имя германо-скандинавского бога Одина. Достаточно предположить, что один-водин – это любой вождь или ведущий. Впрочем, и имя самого Одина вполне могло возникнуть по той же логике, водин > Один (о чём говорят его варианты с сохранившимся слоговым «в» – др.-анг. Woden, др.-в.-н. Wuotan, др.-сканд. Óðinn, из прагерм. *Wōđanaz или *Wōđinaz), – что даёт основания полагать, что корни этого имени следует искать в славянских языках.

 

Два. Ныне эта лексема односложная, – слоговая структура в ней ССV (где С согласная, а V гласная), – как и в лексеме пять (СVС). Однако в лексеме пять нам уже удалось обнаружить, как нам представляется, исчезнувший слог «по», *п(о)ять, СVVС. Почему бы и здесь не предположить полногласие в первом согласном ССV, и получить СVСV, *дава ([дъва < дʌва] по закону А. Гавлика), тем более что «шва» в др.-русск. дъва закономерно перешёл в «о», то есть огласовка первого слога в любом случае была не редуцированная?

 

Три. В ряде индоевропейских языков, в частности, в германских, начальный звук [t] в когнате «три» озвончается до [d] или [þ] (др.-анг. þreo, др.-сакс. thria, др.-фриз. thre, ср.-голл. и голл. drie, др.-в.-нем. dri, нем. drei, др.-норв. þrir, от прагерм. *thrijiz). Здесь мы видим все основания предположить начальный звонкий [d], *дри, а из схемы «согласная + согласная + гласная» (ССV) вывести полногласную схему «согласная + гласная + согласная + гласная» (СVСV), дары. В предударной позиции гласный первого слога мог редуцироваться до нейтрального: [три < търы < дъры < дʌры].

 

Итак, один, два, три – водин (вождь) давал дары.

 

Четыре. В этом числительном сейчас три слога, и здесь можно наблюдать связь с предыдущим числительным, три, поскольку конечные два слога -тыре фактически воспроизводят его название, че-т(ъ)ри.

Что даёт нам основание считать, что в четыре присутствует три? Если посмотреть этимологию лексемы полтора у Фасмера, то мы прочтём, что это слово происходит из гипотетического «*роlъ vъtora "половина второго" [Фасмер, т. III, с. 319, «полтора»]. Однако, как ни складывай, полтора – это не половина двух, полтора – это ровно половина трёх, и никаких (в)тора в полтора нет. Тор в полтора и есть три. Полтора – это ровно 1,5, но никак не *пол-двух и не *пол-втора, ибо *пол-двух это один. Это заблуждение выходит из рамок лингвистики и вносит путаницу в арифметику. Вот как важно понимать истинный смысл слова! Полтора – пол тора, половина трёх.

Кроме этого, само порядковое числительное второй содержит в себе полногласный вариант три и означает «у трёх», «у тора», то есть, тот, кто предшествует трём. Что такое тор? Вероятно, в мифологическом смысле примерно то же, что и один-водин, хотя, опять же, в настоящей статье мы не касаемся имён богов. Мы считаем, что в названии числительного четыре присутствует название предыдущего числительного три, а начальное че- могло образоваться от указательного местоимения те. Четыре – те дары.

 

Пять см. выше, *поять.

 

Шесть. Не во всех индоевропейских языках в этом числительном воспроизводится начальная [ʃ], часто, особенно в языках группы «кентум» на её месте [s], что даёт нам основание предположить, что шесть могло иметь форму *сесть, а в нашем контексте форму глагола съесть.

 

Семь. Лишь в восточнославянских языках это числительное имеет формы сiм (род. пад. семи, укр.), сем (блр.) и семь (рус.). Во всех остальных славянских в этом числительном присутствует звук [d] (болг. се́дем, се́дъм, серб. и хорв. седам и sedam, словен. sẹ́dǝm, чеш. sedm, слвц. sedem, польск. siedm, в.-луж. sedom, sydom, н.-луж. sedym, полаб. sedm), который из восточнославянских только в русском появляется при переходе из разряда количественных в порядковые, седьмой. Звук [д] в русском семь выпал, но он там имелся, что и обнаруживает порядковая форма. Это даёт нам основание полагать, что числительное се(д)мь (от ст.-слав. седмь) могло иметь форму глагола, да ещё и с местоимением «мы», седе мы. Лексема суббота (корень шин-бет-тав, Ш.Б.Т.), шаббат, седьмой день недели у евреев, день отдыха, происходит от глагола со значением сидеть (с корнем йуд-шин-бет, Й.Ш.Б.,) яшав, как, вероятно, и само число семь (с корнем шин-бет-айн, Й.Ш. ʕ.,), шева [8, Штейнберг, с. 474, «שבע»].

 

Восемь. О числительном восемь Фасмер в своём словаре пишет, что «в и.-е. *oḱtōu "8" видят форму дв. ч. от *oketā "борона", первонач. "четырех(зубая)"» [Фасмер, т. I, с. 356, «восемь»]. По его логике сперва возникла лексема, обозначающая четырёхзубую борону, затем две таких бороны соединили, а лишь потом в и.-е. возникло реконструируемое *oḱtō(u) "восемь". По мнению Фасмера, до того, как придумали четырёхзубую борону и соединили две в одну, числительного восемь не существовало.

Подобные этимологии строятся на домыслах. Как (пра)индоевропейцы считали количество зубьев в бороне? И как вообще считали после семи до изобретения четырёхзубой бороны? Какие предметы соединяли древние славяне для создания лексем «девять» и «десять»? Или борону соединяли только в случае с «восемью»? Фасмер говорит, что «…праслав. *osmъ "восемь" – новообразование от osmъ "восьмой"» [там же]. Иначе говоря, он считает, что количественное числительное возникло из порядкового, тогда как все другие порядковые числительные происходят от количественных.

Мы считаем, что в русском восемь чередования матерей чтения, то есть перехода слогового [в] в [о] не произошло, в отличие от тех языков, в которых начальный слоговой [в] выпал (как в *водин>один), – лит. aštuonì, лтш. astuôn̨i, др.-инд. aṣṭā́u, aṣṭā́, авест. ašta, арм. ut', греч. ὀκτώ, лат. octō, гот. ahtáu, ирл. ocht, тохар. okadh, болг. о́съм, сербохорв. о̏сам, словен. ósem, чеш. osm, слвц. osem, польск. ośm. В русском сохранилась более древняя форма, без выпадения начального слогового звука [в]. И есть причина, по которой начальный слоговой звук [в] не выпал, – это был предлог в, во сень, т.е. в сень, в тень.

Следовательно, четыре, пять, шесть, семь, восемь – те дары поять, съесть седе мы во сень.

 

Девять и десять. Гипотетическая индоевропейская основа слова девять *neun при индоевропейских формах (ср.-в-нем. neghen, голл. negen, др.-в-нем. niun, нем. neun, готтск. niun, др.-анг. nigen, др.-сакс. nigun, др.-фриз. niugun, др.-ирл. noin, валлийск. naw, др.-норв. niu, шведск. nio, а также лат. novem, греч. ennea, санскр. и авест. nava, алб. nende) более чем убедительна. Однако в славянско-балтийских формах этого числительного (ц.-слав. девети, укр. де́в'ять, ст.-слав. девѩть, болг. де́вет, сербохорв. де̏ве̑т, словен. devȇt, чеш. devět, слвц. devät', польск. dziewięć, в.-луж. dźewjeć, н.-луж. źewjeś, лит. devynì, лтш. devin̨i, devīn̨i) вместо ожидаемой *невять или *nevyni мы встречаем диссимилированные формы, в которых начальный [н] везде единообразно перешёл в [д]. Девять попало в индоевропейские языки Западной Европы и Азии когда переход [н > д], а десять лишь после перехода [н > д] (др.-инд. dasa, авест. dasa, арм. tasn, греч. deka, лат. decem, лит. dešimt, др.-ирл. deich, брет. dek, валлийск. deg, алб. djetu, др.-анг. ten, др.-в.-нем. zehan, готтск. taihun).

Тот же самый процесс произошёл, по-видимому, и в десять, причём, по нашей гипотезе это коснулось обоих числительных, *невять (девять) и *несять (десять), а в нашем контексте не въять и не съять.

 

Итак, десять русских числительных, – «один», «два», «три», «четыре», «пять», «шесть», «семь», «восемь», «девять», «десять», – дают нам... [...]

 

 

Библиография

 

1. Интернет-ресурс https://www.britannica.com/topic/satem-language-group и https://www.britannica.com/topic/centum-language-group (доступ 04.01.2021);

 

2. Абрашкин А. А. О происхождении русских числительных //Известия вузов. ПНД. 2016. Т. 24, вып. 5. cтр. 84-91;

 

 

3. Интернет-ресурс Online Etymology Dictionary. https://www.etymonline.com (доступ 04.01.2021);

 

4. Gudschinsky S. C. The ABCs of lexicostatistics (glottochronology), Word, Vol. 12, 1956. – pp. 612-623;

 

 

5. Бурлак С.А., Старостин С.А. Сравнительно-историческое языкознание. – М.: Academia, 2005. – 432 c;

 

6. Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. – М.: Просвещение, 1964. – 464 с;

 

 

7. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка» (Russisches etymologisches Wörterbuch). В 4-х томах. – М. Прогресс, 1986-87;

 

8. Штейнберг О. Еврейский и халдейский этимологический словарь к книгам Ветхого Завета. Том 1. Вильна, 1878. – 275 с.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в январе 2021 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить в журнале за январь 2021 (doc, pdf):