Сожги свою жизнь, мальчик

На чтение краткой версии потребуется 5 часов, полной – 5 часов 20 минут | Цитаты: 1, 2, 3 | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за сентябрь 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

В августе на несколько дней зарядили ливни. Люди сначала вздохнули с облегчением, а то же дышать нечем всё время, да и поля выгорели, чтоб всем пусто было. Никакой зелени, всё ломкое, жёлтое, погиб урожай, только воронье там дерётся да соколов гоняет. В горах леса тушить не успевают, в дополнение к остальной напасти гари нанесло в город. Дурное лето.

Пришли дожди, как всегда, с гор, долго грохотали там, по ущельям, и все примолкли. Город будто вымер, такая в нём установилась тишина. И пешеходы встречались на улице, и транспорт ездил, но беззвучно – будто уши всем заткнули плотным куском ваты; только небо стало совсем белым, и оттуда яростно палило солнце, словно предчувствуя свой близкий конец и желая напоследок всё сжечь, и от него не находилось спасения ни под деревом, ни у воды, ни в церкви.

Несколько часов город пребывал в странной, неестественной неподвижности, потом всё сразу переменилось: налетел вихрь, прогнал по улицам смерчами пыль, ударил в колокола набатом раз, другой, разбил окна в мэрии, метко кинув в них сломанной веткой, и взял крепость без боя. Мамы хлынули густой толпой из парка, и когда они забегали с детьми в ближайшие подъезды, по улицам уже хлестал дождь, а ветер выл и бесился, будто выпущенный из подземелий Титан. Он пронёсся, хохоча, по городу и улетел в степь, где смёл всё вороньё, и безжалостно посёк градом остатки высохших посевов, и сгинул где-то там, в дали дальней, но успел изрядно насолить: повалил тополя, сорвал несколько крыш. Ущерб от урагана определила на следующий день специальная комиссия.

И всё-таки люди были довольны. Духота исчезла, никто не пострадал, теперь хоть дышать можно; а крыши починим, даже не станем компенсаций ждать, всё равно ведь до нас не дойдёт. Урожай вот, правда, погиб, так он здесь через год не вызревает, края у нас такие. Чёрт с ней, с пшеницей.

И вот, пока люди дышали полной грудью и примеривались к починке своих кровель, всегда в августе спокойная река изменила цвет и стала сначала совсем коричневой, а потом вздулась и пошла вверх и вширь, да так быстро, что и глазом никто моргнуть не успел. Мутная и грязная вода вечером залила кусты, которые назывались парком, и нельзя стало водить туда девушек.

Парком река не ограничилась, как бывало в прежние годы, прошла дальше, задержалась у моста, будто примериваясь, и внезапно одним рывком перехлестнула через него, съела и не подавилась; хлынула к церкви, не обращая внимания на встречавшего её на крыльце батюшку с крестом, вырыла новую яму у автовокзала, в аккурат на прежнем месте, и пошла завиваться водоворотами у деревьев и утонувших машин.

Колькино хозяйство ушло под воду по второй этаж, дом деда Лексея торчал из воды наполовину, всё-таки повыше стоял. По двору плавали какие-то деревяшки, тряпки, другой мусор, всё это в ленивом вальсе кружилось от дома до забора, от забора до беседки, от беседки до туалета. Вода убывала медленно, нехотя, как будто хозяйство пришлось реке по вкусу и она не хотела его оставлять.

Дед Лексей впал в старческое слабоумие: когда его примчались эвакуировать, вцепился в крыльцо и вопил что было сил слабым тонким фальцетом, что никуда не поедет.

– Да пропади вы все пропадом, – ругался он, – эка невидаль – вода высокая! Нешто вы понять можете? Река уйдёт скоро, а кто смотреть будет? Дрова, дрова покрадут! Уж на зиму-то... Отстань, Колька, вона ужо спадает! На чердак пойду...

Деда сгребли в охапку и временно поместили у Натальи, в комнате Олега, который домой носа не показывал: все считали, что он пропадает в своём подвале, где тоже ликвидировали последствия наводнения. Дед сидел надутый, ворчал, матерился, жевал булки и приставал ко всем, чтобы его немедленно отвезли на кладбище к бабке Марье, а то поди там всё залило, убрать-то некому, негоже так. От деда отмахивались, доказывали, что наводнение до гор не добило и ничего могиле бабкиной не сделалось, и обещали, как только, так сразу.

Когда вода ушла окончательно, съехались приводить в порядок участки – деда Лексея и Кольки, осмотрели дома, выяснили, что ничего непоправимого не сделалось (так казалось). Просушить как следует, проветрить, и все дела. Взялись за лопаты – выгребать дерьмо, мусор и ил со двора, река много нанесла, жирно получилось.

А там и солнце появилось, но прежней жары уже не принесло, осенью от него уже веяло, прохладой. По вечерам оно становилось огромное и красное, как кровь. Обычное дело в августе.

Закончив работу, решили устроить праздник. Стол накрыли у деда Лексея во дворе, накупили мяса, зелени, фруктов. Три женщины с полудня готовили на кухне. Вернее, резали, чистили и мыли Полина и Вера, а Наталья, постаревшая и ставшая ко всему равнодушной, большей частью сидела в углу, молчала, глядя перед собой бессмысленно, и лишь иногда делала странное движение головой, будто у неё случился тик, даже не стараясь обозначить своё участие. В её присутствии остальные чувствовали себя неловко и оттого тараторили больше обычного, обсудили уж и последнюю моду, и телепрограммы, и новости, и покрой нового Веркиного платья, которое она собиралась надеть вечером.

Мужчины расположились в уже привычной диспозиции: Илья, который в дом заходил только ночевать, бродил по двору, стараясь не показываться на глаза; Владислав, Колька и дед Лексей уселись у уцелевшего в наводнение телевизора, постелив клеенку на влажный ещё диван, смотрели какой-то нудный сериал.

Только Олег не сразу показался, его даже сначала не могли найти. Вера, услышав о наводнении, примчалась, жутко взволнованная, и тут выяснилось, что она давно не может связаться со своим женихом, даже обиделась слегка. И точно: начали звонить, а у него «абонент отключён или временно недоступен». Наталья вяло махнула рукой, мол, взрослый парень, своим умом теперь живёт. Уезжает, слова не говорит. Куда, зачем? Всё едино теперь.

Пошли к Олегу в подвал, там застали человек пять, таскавших на улицу сушиться маты, стулья и иконы. Юра руководил. Он стал мощным парнем, голову побрил по примеру шефа, бицепсы выпирали из-под майки. На Верку он смотрел нахально и призывно, а на Пальцевых – с превосходством; так глядят люди, когда они что-то знают и им до смерти хочется, чтобы их спросили, но Пальцевы не знали, о чём спрашивать. Впрочем, до кое-каких объяснений Юра снизошёл:

– Дела у нас. Срочно пришлось отъехать. Скоро будет.

И неохотно обещал передать Олегу, что его разыскивают родные.

И точно, Олег вскоре появился, усталый, измазанный в чём-то чёрном. Заглянул к деду Лексею, всем сделал ручкой, Верку поцеловал и обещал скоро вернуться, а то надо ещё кое-какие «хвосты зачистить».

– От него гарью пахнет, – равнодушно сообщил Илья.

Вера с тревогой глядела на него. Она побаивалась Ильи; он оказался единственным человеком из семьи Пальцевых, к которому она испытывала неприязнь. Такое отношение характерно для людей, ещё не изведавших горя, когда они вынуждены общаться с теми, кто уже пережил потери, но не только поэтому Вера опасалась Ильи: она будто чувствовала, что от этого родственника придёт нечто ужасное, тёмное, разрушительное – то, о чём она и думать не хотела; то, что она отвергала всем своим существом.

И тем острее сейчас ёкнуло у неё в груди, что Вера про себя решила, надувшись на Олега за долгое отсутствие и соскучившись по нему: если он вечером опять заведёт разговор о женитьбе (а она не сомневалась, что без этого не обойдётся), она ответит «да». «Да, глупый, да».

Она яростно, сама не понимая, что на неё нашло, схватила нож и принялась кромсать помидоры, так, что брызги полетели во все стороны, и опомнилась только тогда, когда заметила, что Полина удивлённо глядит на неё, перестав помешивать в кастрюле с супом.

Однако праздник удался. Олег скоро вернулся чем-то очень обрадованный, чистенький и розовенький. Он восседал рядом с Верой и говорил оживлённо про ожидающее Россию светлое и счастливое будущее, и все почувствовали, что Олег, пропадавший незнамо где все дни наводнения, переменился. В нём, казалось, появился какой-то сильный стержень, уверенность, даже какая-то мудрость; по крайней мере, его речи, обычно пустые и бездушные, сегодня зажигали и увлекали за собой, рассуждения строились логично и убедительно, руки не летали в нелепых жестах, а веско подчёркивали короткими движениями сказанное, глаза сверкали – все уже забыли, как широко он может распахивать свои глаза.

Это был новый Олег – мужчина, муж, воин.

Когда он с достоинством вылез из-за стола и направился в уборную, Полина изумлённо сказала полушёпотом:

– А мальчик-то вырос!

– Гм... да, – откликнулся Владислав.

Дед Лексей как-то притих, хотя весь день радовался возвращению в родные пенаты, тряс мелко головой, кряхтел.

– Складно говорит, – прошамкал он.

Колька громоздился на другом конце стола и довольно улыбался: ему понравилась речь Олега.

– Смотри, Верка, он у тебя далеко пойдёт, – говорил он дочери. – Политиком станет, говорун, чую. Ишь, ораторствует. Глядишь, хе-хе, и депутатом изберут. Слава, переплюнет он тебя! Ты вон в местном дурдоме заседаешь, а Олежек повыше взлетит. Верку депутатшей сделает, а?

– Дай-то бог, Коля, дай-то бог, – говорил расслабленный Слава. – Я-то уже на излёте, пусть новое поколение теперь работает...

– Ну, Слава, не прибедняйся, – гудел Колька, – мы ещё ничего рысаки, попашем. А всё-таки смена хорошая растёт!

Вера краснела и полагала себя уже женой, отчего её глаза затуманились и даже слеза показалась от чувств, и за столом сделалась оживлённо, разговор пошёл в галоп, когда все разом говорят что-то хорошее, и неважно, что друг друга не слышат; вилки празднично звякали о тарелки, рюмки исправно наполнялись – у женщин вином, у мужиков – кое-чем покрепче. Колька свою настойку притащил, эх, хороша. Вещь! Пьешь её, и как будто заново родился, как сказал Слава.

А жизнь-то налаживается! Какие только мы невзгоды не переживали, рассуждали за столом – и годы бедности, и безработицу, и распад СССР, и засуху. Теперь вот наводнение – было, да сплыло. Ушла вода, в песок ушла, двор убрали дочиста, всё закончилось, всё прошло, все здоровы. Эй, Наталья, ободрись, вернётся твой Иван, будем дальше не тужить, поживать, да добра наживать. Правильно Олежек сказал: нас хорошее будущее ждёт.

Только два человека не принимали участия в общем празднике: Илья, который скромно присел с краю, наскоро прожевал кусок телятины и веточку лука и сразу отошёл куда-то за дом, и Наталья, тихо сидевшая перед пустой тарелкой рядом с Полиной, опустошенная, тусклая.

Вечером Вера и Олег пошли прогуляться, медленно брели под руку, и Олег шагал легко, временами аккуратно обнимая любимую. Закат случился замечательно красивый, хотя необычный и даже несколько зловещий: малиновый диск солнца, весь в каких-то мелких прожилках, неторопливо садился в горы, чётко темнеющие на горизонте, прямо в седловину между отрогами самой высокой сопки. Он раскидывал резкий свет августовского вечера на крыши города, пламенем отражался в стёклах и превратил жёлтую церковь в совершенно оранжевую, такую же, как и бесконечное небо, не запятнанное облаками, неимоверно огромное и страшное в своей чистоте.

А когда солнце убралось в свою нору и краски вечера погасли, Олег поглядел Вере в глаза, опять утонул в них, и вновь прошептал свой вопрос, содрогаясь и боясь услышать любой ответ. Положительно, это был его вечер, потому что ему сказали:

– Да.

И сразу добавили:

– Молчи, глупый, молчи.

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за сентябрь 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение сентября 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.