Играй, люби, живи

 

 

 

Марина приехала из затянувшейся командировки рано утром. Дома первым делом затеяла генеральную уборку, вытерла везде пыль, вымыла полы, вытряхнула половики. После вынужденных отъездов первые сутки давались девушке очень тяжело. Как будто её квартира – это не её дом, а заброшенная нежилая постройка, где всё незнакомо и чуждо. Обычно в таких случаях она вытаскивала подружек в ресторан или кафе. Вечер, проведённый в узком кругу близких людей, приятное общение, вино, танцы, может даже лёгкий, несерьёзный флирт с кем-нибудь – всё это помогало сгладить странную неприкаянность и привыкание заново к собственному жилью, укладу, режиму.

Сегодня фокус с выходом в свет не прошёл. Катька работала в ночную смену, У Вальки заболел малой, и ей не с кем было его оставить. А Валерия и вовсе оказалась в больнице. Сначала Марина даже рассердилась про себя на девчонок. Ну надо было им всем в одночасье так озаботиться личными проблемами!?! Правда, спустя несколько минут девушка уже укоряла себя в эгоизме и чёрствости. Она решила навестить Валерку в больнице, накупить ей кучу гостинцев и подбодрить. А уже потом, после больницы съездить к Валентине, поухаживать с ней за малышом, помочь по хозяйству и между делом выпить по парочке бокалов винца.

 

Лерку отпустили всего на полчасика – потом у неё назначены были капельница, уколы, ещё какие-то процедуры. Сгрузив гостинцы на кровать, подружки поспешили улизнуть из мрачноватой палаты в больничное кафе-закусочную. Тоже не место для нормального общения, если разобраться. В стены намертво въелись запахи подтухшей капусты, варёной рыбы, картофельного пюре, пригоревшего лука и вездесущей хлорки. Липкие столики, потолки с потёками; полы с выщербленной плиткой. Но всё получше палат, фойе и коридоров с их атмосферой страха и грусти; дурных предчувствий и ожидания беды.

Марина поразилась тому, как Лерка изменилась к худшему. Вроде бы беременные должны, по идее, расцветать (так, по крайней мере, пишут в популярных журналах), но тут в глаза бросался явный регресс. Валерия погрузнела, выглядела опухшей и одутловатой, кожа жирно блестела, волосы поблёкли, на лице проступили незаметные ранее морщины. И настроение под стать внешности – раздражённое и подавленное. На вопрос, как у неё дела, как самочувствие, Лера отделалась ничего не значащим – «Нормально». И поспешила перевести разговор на Марину: что нового у неё.

Наверное, у всех бывают в жизни такие моменты, когда сидишь с другом, а у того нет настроения, и надо из вежливости что-то болтать, чтобы заполнять пустоту в общении. Когда один делает вид, что ему интересно, о чём рассказывает собеседник, а другой притворяется, что ему очень нужно поделиться какими-то ничего не значащими пустяками. Пришлось Марине ненадолго стать «гвоздём программы», раз уж она пришла морально поддержать беременную подружку. Да и мало ли какие там у этих беременных заскоки и психи – что ж теперь, обращать на это внимание?

 

– Ну, слушай… В командировку съездила. Ничего интересного, просидела за бумажками, никуда не ходила. Да и куда пойдёшь – я там не знаю никого, а одной влом как-то. Квартира съёмная – кошмар. Ванна битая, вода ржавая, кровать скрипучая, соседи жлобьё. Вырвалась пару раз, по городу прошла – тоже ничего особенного. Развалины и стройки; архитектура – мрак: пейзажи третьей мировой. Ну, по магазинам прогулялась – сумочку вот кожаную взяла с кармашеками и стразюлечками, интересненькую, хотя цены там непомерные.

Лерка индифферентно хлюпала соломинкой в стакане сока.

– Что же ещё такого рассказать тебе… Приехала сегодня, дома тоже скучища, тоска. Вот, думала вас всех в кабак вытащить, развеяться, поплясать, пивка попить. Рому, может, твоего послушать – он же вроде пятницу, субботу, воскресенье в ресторане играет, да? А вы все не при делах. Валька с ребёнком, ты тоже с ребёнком… будущим… Я иногда даже вам, «женатым и с детьми», завидую. Я вот биснесвумен, вся из себя, и пока на работе – вроде при деле, и всё интересно, и так, как нужно. А дома места себе не нахожу. А у вас-то точно, наверное, нет времени на скуку. Я даже думаю – может, мне тоже пора уже личную жизнь устроить?

– Не советую, – угрюмо пробурчала Лера.

– А что? Найти себе какого-нибудь денежного хомяка, пусть бы он меня развлекал, баловал, ублажал. А я бы выкобенивалась всячески. Кстати, давно хотела спросить – так, на будущее себе – как вы с Валькой так выдрессировали своих мужиков? Они у вас шёлковые просто! Особенно твой Ромка, в последнее время на себя не похож – такой положительный, такой заботливый, такой предупредительный, прям душка!

Лерка снисходительно хмыкнула.

– Да легко. Не знаю, как Валька – а я своего приворожила. У меня бабка знакомая есть, сделала приворот на менструальной крови.

Маринка ошеломлённо раскрыла сразу и рот, и глаза.

– Да ну! Ты что, серьёзно? А как это?

– Да я в детали не вдавалась. Ведьма эта сказала мне крови нацедить. Менструальной. А это уже само по себе непросто, можешь мне поверить. Ну пошептала она, поколдовала над ней что-то. Меня заставила какую-то считалку выучить, я уже не помню сейчас дословно. Потом надо было это ему в питьё или в еду добавлять, и наговор этот повторять. И так с неделю, ежедневно. Вот и весь обряд…

– Ну ничего себе… Беее. – Сквозь удивление Марины проглядывала тошнота. – Вот это, я понимаю, магия… Никогда бы даже не представила себе такого. А как ты поняла, что этот твой приворот работает… ну что он действительно в тебя влюбился?

– Да элементарно. Он стал тряпкой. Раньше он просто пользовался мной, как хотел. Брал, то, что хотел. Разрешал быть с собой рядом. А после моих манипуляций изменился. Стал просить разрешения уже у меня, а я решала – осчастливить его собой или нет. Для пробы стала ультиматумы ему предъявлять. Я – или твои хобби. Я – или друзья. Я – или твоя музыка. Догадайся, что он выбирает неизменно? Я играю им, как марионеткой, извлекаю выгоду для себя, унижаю, смеюсь, вытираю об него ноги; его уже презирают даже близкие люди. И знаешь что… – Марина смотрела на неё с опаской и недоверием. – Мне это нравится, – подытожила Лерка.

– А зачем тебе это всё? Ну, то есть я думала, ты это от большой любви…

– Да какая тут любовь? Мне всего лишь хотелось отомстить. Вся эта компания – кем я для них была? Наивная, послушная и докучливая дурочка. Временная попутчица, тень, фанатка. Как они свысока ко мне относились… А ОН мои чувства, которые я ему чуть ли не в стихах изливала – ОН посмеивался надо мной терпеливо и пользовался только телом. Как же: кто я и кто он, они… Я бездарь, ничтожество, бесталанная серая мышка. А теперь всё наоборот. Я – центр вселенной. И теперь всё будет так, как хочу я. А любовь – это всё детские шалости. Слабость, благодаря которой тобой пользуются. Никогда Никого Не Люби, слышишь? Никогда.

 

Ни за что Марина не подумала бы, что её беспечная подружка может быть такой грубой, безжалостной стервой. Признаться, она и сама относилась к ней с изрядной долей терпеливой насмешки. Почти так же, как, по Леркиному описанию, к ней относились Рома со товарищи. Только, разумеется, с поправкой на давнишнюю дружбу. Сейчас же, слыша её откровения, оставалось только глупо хлопать глазами и натянуто улыбаться. Как будто маленькая девочка с бантиками вдруг заговорила пропитым и прокуренным голосом на жаргоне проститутки со стажем. Марине захотелось закурить. А лучше выпить и закурить. А ещё лучше – выпить и закурить где-нибудь подальше отсюда.

Лерка вызвалась проводить Марину через запасной выход, как покороче. Видно, пациентке окончательно наскучило общение, и она просто стремилась выпроводить гостью прочь. Хорошо хоть, их желания совпадали. Стоя на крыльце, Лерка залезла под халат и достала спрятанные в трусиках сигареты и зажигалку.

Марина с укоризненным вопросом смотрела, как будущая мама закуривает, жадно затягивается, с удовольствием выпускает дым.

– А не вредно это малышу?

– А ты не верь всяким докторам. Если их слушать, так всё вредно. А по мне – так херня это, страшилка для лохов. Моя мать курила и ничего, как видишь, я нормальная родилась. И не болела в детстве, так, как Валькин малой, хоть та и все предписания докторов во время беременности соблюдала. Всё в порядке. Не беспокойся за меня.

Марина торопливо попрощалась и побрела домой. Идти к Вальке почему-то расхотелось. Как-то развлекаться – тоже. Дом уже не казался чужим и неприветливым. Одинокий вечер виделся скорее не наказанием, а освобождением от всего и всех.