HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Владимир Орданский

Картофельное пурэ

Обсудить

Повесть

 

Правильно поступает тот, кто относится к миру, словно к сновидению. Когда тебе снится кошмар, ты просыпаешься и говоришь себе, что это был всего лишь сон. Говорят, что наш мир ничем не отличается от такого сна.
«Сокрытое в листве»

 

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 10.11.2010
Оглавление

6. Глава 6
7. Глава 7
8. Эпилог

Глава 7


 

 

 

 В отеле стал присматриваться Николай к балконам, пожарным лестницам и всяким иным путям эвакуации, но сопровождавший его мрачный охранник от Владыки порекомендовал вообще забыть тему сдернуть, а лучше приналечь на икру и телятину с черносливом; не возбранялось и соточку, но без злоупотреблений. Нажраться до поросячьего визга, мол, тоже не дадим, ты у нас под колпаком. Но не шла еда, а на саке в черной бутылке вообще не мог смотреть Пурэ. Попытался соснуть часок-другой – тоже не выходило. Как только закрывал он глаза, вставали перед ним старики-родители в новых кимоно и с транспортной картой в руках и кланялись, кланялись…

Включил было Николай телевизор, да на всех каналах бубнили лица различной значимости и всё об одном: замедление темпов ускорения падения основных показателей достигло небывалых величин. На евроньюсе только, в no comment, показали Преосвященного, лобызавшегося троекратно с почтенным бразильским пастором-трансвеститом, а затем со сдержанным достоинством исполнявшего вместе со всеми народный танец самбу.

Так промаялся Пурэ до вечера, и настала пора третьей, последней службы. Недобрые предчувствия томили душу возмужавшего за последние дни молодого самурая, но рассудил он, что все равно никуда не денется с подводной лодки, а раз так, чего горевать да печалиться. Стал он вдруг весел, хватал всех за руки и пытался рассмешить, изображая в комических красках повадки Ильича, но чем больше шутил он и смеялся, тем испуганнее становились лица и ректора, и коменданта, и обритого теперь вовсе наголо советника, и всей прочей братии. Долго еще не мог Николай успокоиться и все балагурил, фамильярничая и юродствуя, и никто не остановил его, не устыдил, да и вовсе не сказал ему ни слова, хоть бы даже в напутствие и утешение.

Явившись же, наконец, к месту прохождения службы, с немалым удивлением обнаружил он, что весь ущерб, нанесенный интерьеру зловредными бесами, устранен – трещин на полу и разбитых окон как не было. Решив обновить круг безопасности, изрядно затоптанный ремонтниками, потяулся Пурэ за мелом, но нигде не мог отыскать его. Видно, недоглядели охранники, и какой-нибудь из таджиков сунул мелок от нечего делать в карман, да и поминай как звали. Начал Николай колотить в двери, что было сил, но никто и не подумал отпереть, а когда оглянулся он назад, то увидел, что Ильич уже уселся в гробу, сдвинув кепку набекрень, и бормочет свое.

Делать нечего, пришлось Пурэ вставать в круг и браться сразу за требник.

– Убойся, бежи, бежи, разлучися, демоне нечистый и скверный, – начал он звучным голосом, и сразу же обнаружилось действие творения Петра Могилы. Ильича скрутило так, что, казалось, его разбил паралич. Глаза его сделались стеклянными и недвижными, руки повисли вдоль туловища и слюни побежали струйкой из пасти.

– Или сам еси Вельзевул или сотрясаяй или змиевидный или звероломный, – продолжал свое Николай, воодушевленный произведенным эффектом, а демон просто сыпался на глазах. – Или любонеистовый или звездоволхвуяй или домоволшебник, – повысил голос Пурэ, предвкушая скорую победу над упорным духом, но тот, напрягая последние силы, исхитрился достать из-под атласной подушечки свое чернокнижие и заплетающимся языком прошептал несколько слов, из которых Николай разобрал лишь «соединяйтесь». Не сразу догадался он, что за инвольтацию применил отчаявшийся демон, а когда понял, то весь похолодел: этим заклинанием призвал Ильич все исчадия ада к себе на помощь, а взамен отдавал им навсегда свою волшебную силу.

Тут зашумело и загрохотало со всех сторон, будто стучали сапоги тысячи солдат, и скрипели колеса множества повозок, и цокали по камню копыта лошадей. Затем увидал Николай то, что мало кому из обывателей доводилось видывать, да лучше и не знать этого совсем и не воображать себе, что такое возможно, иначе может потом присниться в ночь на святки, и увидевший этакий сон навсегда становится другим человеком: грустит без всякого повода, и не радует его уже ни чарка доброй горилки, ни бойкая дивчина с татуировкой на причинном месте. С ужасом глядел Пурэ, как вновь по каменным полам побежали трещины, зазвенели разлетающиеся стекла, и отовсюду полезло чертово отродье в мерзких своих обличьях и отвратных нарядах, наполняя Дворец зловонием.

Хлопая в ладоши, Ильич радовался, как малое дитя, смеялся и кричал:

– Повесить, непременно повесить, чтобы на сотни верст народ видел, трепетал, знал, кричал: душат и задушат кровопийц попов!

Первым, с маузером в руке и с ледорубом в башке, катился на чем-то вроде дрезины крупный бес в мелких кудряшках, туго накрученных на перманент. Заросший подшерстком длинный подбородок изверга никак не вязался с надетым на него русским сарафаном, подол которого к тому же был задран совсем уж до неприличия.

За ним ковыляли двое, сросшиеся, подобно сиамским близнецам, и нужно сказать, что, несмотря на полное отсутствие внешнего сходства, были эти двое положительно неотличимы один от другого. Грубо намалеванным макияжем, а также непристойными женскими платьями и чулками, годными разве что для дрыгания ногами в парижском шантане, напоминали они старых, вышедших в тираж проституток, и только весьма дотошный наблюдатель сумел бы понять, кто из них кто, да и то лишь по звукам «Интернационала», каковые невыносимо фальшиво насвистывал один из них, обреченный на эту вечную муку, хотя, по правде говоря, навряд ли сей признак возможно было счесть порядочным основанием для идентификации.

Еще двое, покрытые с головы до ног зеленой плесенью, местами топорщившейся уже подобно мху, тащили на спинах, охая и отдуваясь, увесистые мешки с немецким золотом, никаким способом не имея возможности избавиться от тяжкого сего бремени. По пути пытались они проковырять своими потрескавшимися черными когтями дырочку в подгнившей рогоже мешков, чтобы хоть малая толика тускло мерцавших сквозь мелкую ячею рейхсталеров высыпалась на землю, однако с каждой выпавшей монетой в мешках прибавлялось по меньшей мере две новых.

Строевым шагом маршировал некто хвостатый в военной форме и противогазе, на который нахлобучен был остроконечный шлем с пентаграммой. Военный все пытался стащить с головы опостылевшее резиновое изделие, но видно было, что это у него никогда не получится.

 За военным поспешал, спотыкаясь, лысоватый черт в залитом кровью пенсне, намертво приросшем к переносице, так что снять его было никак нельзя, а разглядеть что-либо через стеклышки невозможно. Сопровождали его, держа под руки, две омерзительного вида ведьмы. Кривляясь и вертя тазобедренными костями, пытались они оттереть шелковыми платками кровь со стекол, однако без видимого успеха.

 Ползла длинноносая чертиха с сине-зеленой гниющей мордой, вымазанной в кладбищенской земле, и с увядшим розаном в петлице рваной кожанки, а перед ней катилась маленькая, величиной с детскую игрушку, тачанка, запряженная тремя разноцветными коняшками. Игрушечный пулеметик, установленный на тачанке, постреливал белым порошком, который сыпался на пол неровной дорожкой, а извивавшаяся по-пластунски ведьма все старалась подцепить пальцами щепотку зелья, и иногда ей это удавалось, однако острые, загнутые крюками когти на трясущихся мелкой дрожью лапах мешали отправить добычу в поросшие сизой шерстью ноздри.

 Предивной процессией шли они, и бежали, и ползли по внешней стороне круга, и всё новые чудища, одни ужаснее других, которое с выжженным сердцем и отмороженной головой, которое с чугунной задницей, прибавлялись к ним, вылезая с сопеньем и хрюканьем из невесть как открывавшихся щелей и прорех в керамограните и гипсокартоне. Уже казалось, что вся адская братия слетелась во Дворец держать совет. Бесы и бесенята вертели головами, принюхивались и щупали воздух перед собой, стремясь увидеть, и полуистлевшие, покрытые гадкой слизью пальцы их проникали уже внутрь запретного круга там, где стерся меловой след, но не было у них силы, чтобы пересилить японскую силу.

Тогда Ильич передернулся весь, сбросил остатки личины и, представ чисто скелетом в гороховом галстуке, вскричал жутким голосом, от коего не только стали дыбом совсем поседевшие у Фукуды за третью ночь волосы, а жалобно застонал и заохал целый чертовской синклит:

– Позовите Кобу!!!

– Ко-о-обу! Ко-о-обу! – загудело под гулким куполом, и стая неизвестно откуда налетевших ворон и летучих мышей разом снялась и исчезла, втянувшись, как в воронку, в короб воздуховода, примыкавший к центральному кондиционеру.

Услыхав сей клич, от коего кровь стыла в жилах, Николай, не прошедший еще курс демонологии России, читаемый у них на четвертом году диаконом Андрианом Курицыным, возомнил, следуя некоей цепочке ассоциаций, что Кобу – это дух с родных его островов, прибывший, быть может, для согласования позиций сторон из бывшей имперской столицы, где, как наверняка помнит читатель, произошел некогда весьма неприятный инцидент с одним юным самураем, впрочем, благополучно разрешенный прапрадедом нашего героя ко всеобщему и полному удовлетворению.

Но раздались грохочущие в тишине шаги, все затряслось и зашаталось, словно приближался какой-то исполин, и из тьмы, окутавшей внутренность Дворца, медленно появилась самая страшная фигура, какая только могла привидеться бедному Пурэ. Была эта фигура как будто и невелика ростом, ежели смотреть на нее отдельно, но в то же время возвышалась колоссом над всеми остальными демонами, некоторые из которых вроде бы значительно превосходили ее в высоте. В ширину объявившийся на зов Ильича дух тоже был не более обыкновенного, в меру упитанного обывателя, а, однако же, вследствие какого-то необъяснимого параллакса, заслонял собой весь Дворец и был, казалось, разом везде – и спереди, и сзади, и слева, и справа.

Лицо Кобы (а догадливый читатель, в отличие от иностранца Пурэ, конечно, быстро смекнул, кого привлек Ильич для решения своего вопроса) можно было, впрочем, назвать лицом только с очень большой натяжкой. То есть, были у него глаза (пока что плотно закрытые морщинистыми веками), были губы, уши и нос, но все это положительно не складывалось в то, что привыкли мы именовать лицом, и даже густо росшая шерсть между губами и носом никак не хотела называться усами.

 Имелись у него, как у большинства людей, две руки, но если правая и напоминала своим видом человеческую, то левая, согнутая в локте и свисавшая из рукава плохонького залатанного френча, была, скорее, лапой какого-то доисторического звероящера: зеленая, костистая и покрытая мелкой чешуей, имела она четыре невероятно длинных пальца с тонкими и острыми, наподобие иголок, когтями.

Промеж когтей этой самой зеленой лапы помещалась курительная трубка, чубук которой Коба незамедлительно засунул себе в ухо и начал ковырять в нем, отчего по Дворцу разнесся явственный запах серы. Здесь надобно сказать, что если бы Николай разбирался в курительных принадлежностях и не находился сейчас в состоянии глубокого аффекта, то наверняка заметил бы, что трубка была не английская пенковая, как воображают некоторые, мыслящие пошло и поверхностно, а совершенно простая, выделанная из черного дерева, которую может позволить себе зауряднейший государственный чиновник, пожалуй, даже 17-го разряда.

– Жезл железный и пещь огненная и тартар и скрежет зубный, отмщение прослушания тебе ожидает, – сипло шептал Фукуда, сбиваясь и путаясь, и сам язык его стал сух и неповоротлив, как проволочная щетка, какой отскребают ржавчину от простоявшего до весны под снегом трактора. Но все замолкло, и наступила гнетущая мертвая тишина, когда раздался страшный голос Кобы, сравнить который можно было, пожалуй, только со скрипом ржавых петель на медленно отворяющихся изнутри дверях пахнущего гнилью кладбищенского склепа в ночь перед Иваном Купалой:

– Карла, табаку мне!

Крысоподобный Карла, радостно кланяясь на все стороны, вертя толстым мохнатым хвостом и облизывая раздвоенным языком покрытые струпьями губы, поднес Кобе табакерку червонного золота с искусно изображенной на крышке козлиной мордой, равно напоминавшей как всебесовского старосту, так и наглого козла Борьку, принадлежащего Анжелке, невестке ректора отца Лупиана, муж которой окормляет приход в небольшом сельце под Головоломском. Прославлен же козел Борька тем, что без устали сует нос где ни попадя, чем нередко причиняет своей хозяйке сугубые огорчения. Так, третьего дня, оборвав привязь, рогатая бестия направилась не куда-нибудь, а к соседнему забору, ограждавшему садовый участок, любовно лелеемый супругой Юрки Жихаря, служащего в Головоломске смотрящим. Просунув бесстыжую морду в проход, прорытый под металлической сеткой шкодливой Юркиной чихуахуёй, нахальный Борька, не теряя ни минуты, начал безжалостно поедать рассаженные вдоль забора цветы бугенвиллеи, завезенной добросердечной владелицей участка непосредственно из Доминиканы. Та, завидев творимое бесчинство, прервала немедля поучение, каковое вполне заслуженно воспринимали от нее садовник Бахтиёр совместно с сожительницей, спалившие при топлении бани палисандровые балясины, заготовленные Юрком для будущей лестницы между вторым и третьим этажами, и, ухватив первую давшуюся в руки клюшку для гольфа, принялась лупцевать по морде пучеглазую скотину. Борька же, будучи существом реально безмозглым и лишенным воображения, никак не ожидал такого оборота дела. Задергав во все стороны тупой своей головой, он запутался длинными рогами в рабице, лишив себя всякой способности к почетному отступлению, и заблеял диким голосом, призывая на помощь бедную Анжелку, aka матушка Ангелина, которая, впрочем, и так уже обнаружила пропажу беспокойного питомца.

– Что ж вы, матушка, так херово следите за своей живностью? – с некоторым волнением в голосе обратилась потерпевшая к попадье, заметавшейся бестолково вокруг застигнутого в довольно постыдном положении козла. Не измыслив достойного ответа, дородная Анжела тщетно пыталась высвободить отчаянно лягавшегося Борьку, тягая его то за шею, то за задние ноги. Предложение матушки расчленить удерживавшие безобразника ячейки при помощи каких-нибудь пассатижей было с негодованием отметено. Ничего не оставалось ей, как, понурив голову, метнуться домой и повиниться во всем супругу, спавшему сном праведника в гамаке по случаю праздника. Разбуженный батюшка, натянув шорты и поминая вполголоса нечистого, поспешил на место происшествия с бензопилой на плече. Почуяв неладное, Борька завыл каким-то совсем уж потусторонним воем, но было поздно: батюшка, памятуя прошлогодние дебаты с Юрком по поводу неудачного месторасположения наружного сортира на своем участке, а, особливо, неприятный исход оных дебатов, произвел крестное знамение и двумя уверенными движениями отчекрыжил Борису рога под самый корень.

Вот на этого-то Борьку, натурально, еще в бытность его рогатым скотом, как две капли воды походил бы изображенный на чертовой табакерке Бафомет, когда бы не стразы от Сваровски, ловко вставленные мастером вместо глаз.

Заполучив в руки табакерку, Коба засунул свою трубку за сияющее голенище мягкого сафьянового сапога, щелкнул золотым замочком, и резная крышечка ловко отскочила вверх, открыв содержимое. Многие подумали бы, что табак, коим доверху была наполнена сия драгоценная вещица, происходил из сладкой Виргинии или, на худой конец, был добыт из папирос сорта «Герцеговина Флор». Ничуть не бывало! Табачок этот был в свое время посажен как раз в Японии одним бедным красноволосым иммигрантом, въехавшим на острова под видом духовного лица и впоследствии лишившимся своей табачной плантации из-за неудачного пари.

Принюхавшись и одобрительно крякнув, Коба принялся вытаскивать когтями табак и запихивать его в свои глубокие шерстистые ноздри. Кажется, сколько может поместиться табаку в ноздрях человека, даже если это и не человек вовсе, а сами не знаем что такое? Однако Коба все тискал и тискал табачинки в нос, и скоро уже заблистало золотом днище самой табакерки, а в носу еще оставалось достаточно места. Наконец, опорожнив табакерку и небрежно швырнув ее через плечо прямо в руки вовремя подоспевшему на своих коротких ножках угодливому Карле, Коба принялся втягивать носом воздух. Словно ветер пошел по Дворцу: заметались и погасли огоньки свечей, заволновались церковные занавеси, с кафедры у Пурэ унесло шпаргалки и мелкие брошюры и потащило в ноздри адского принципала. Все тянул и тянул Коба воздух, и вот уже не ветер, а целая буря поднялась внутри Дворца: в бездонные ноздри летели, срываясь со стен, иконы, туда же неслись шляпы и картузы в ужасе присевших и закрывших головы руками бесов, падали и разбивались бра и люстры. Сорвало одну из боковых дверей и в проем вынесло боком стол зеленого сукна с колесом рулетки, и все это в мгновение ока исчезало в дьявольских ноздрях.

Лишь Ильич сидел себе в своей кепчонке, опершись локтем о бортик гроба, как таксист, который спокойно ожидает у ресторана, пока вдоволь накуражится вызвавший его разгулявшийся гость: счетчик ведь включен, и спешить некуда. Бушевавшие вокруг вихри, казалось, вовсе не беспокоили его, обтекая аккуратно стороной: видно, сила была еще пока при нем, и право собственности на сей товар переходило к купцу только после оказания перечисленных в договоре услуг.

Когда бы не попорченный меловой круг, глядишь, ничто не грозило бы и Николаю, но через образовавшиеся пробоины в защитной оболочке задувал вовсю дьявольский сквозняк, и только кафедра с изображением животворящего креста стояла непоколебимо, как утес посреди бури. Схватившись за нее обеими руками, Пурэ, лишившийся, благодаря демонскому вдоху, всех своих справочных пособий, молился наизусть, пытаясь перекричать воющий вихрь, а крест на его шее, дарованный Владыкой, развевался в воздухе, пребольно ударяя то в лоб, то по затылку.

– Устыдися образа рукою Божию созданного и воображенного! Убойся воплощенного Бога подобия! – взывал слабым голосом Николай, но еще громче раздавался визгливый крик Ильича:

– Повесить! Сто тысяч баксов за повешенного!

Тогда вспомнил Пурэ про спасительную мобилу и, достав ее из-под рясы, стал жать что есть силы три семерки. Но каждый раз являлись на экранчике цифры 666, и автоматический женский голос повторял язвительно:

– Вызываемый вами абонент сейчас о-очень занят!

Вдруг, как по мановению руки, все стихло. Прекратилась буря, и попрятавшиеся по углам демоны начали уже робко вылезать, отряхиваясь, вертя головами и ковыряя пальцами в ушах, которые заложило от страшного напора ветра, когда побагровевшая от натуги и распертая втянутым воздухом физиономия Кобы страшно перекосилась, и он, хрипло ахнув, чихнул. Пустяком показалось только что пережитое торнадо всем, кто был в тот момент во Дворце: дьявольский чих, как цунами, сметал все и вся, ломая колонны, руша балки и выбивая остававшиеся еще целыми последние окна и двери. Алтарь работы знатного богомаза Омлетова разодрался надвое и рухнул. Загремели по колокольне падающие колокола. Бесовская братия вжималась в колеблющиеся уже стены, плющась наподобие мультяшного американского кота, попавшего под асфальтовый каток. Оглушенный, сидел Пурэ у своей кафедры, почти уже ничего не чувствуя и не понимая.

Тогда только открылись мертвые глаза Кобы, и, поведя пустыми глазницами, сквозь которые проглядывали из немыслимой дали какие-то нездешние звезды, произнес он чуть слышно:

– Вижу, – и указал когтем своей сухой зеленой лапы прямо на трясшегося смертной лихорадкой Фукуду.

С адским воем, смехом и улюлюканьем кинулись тогда на Николая бесы, чтобы растерзать его, но недешево решил он продать жизнь самурая. Выхватил Пурэ из-под рясы данный ему советником меч, а у врагов сразу же оказались в руках у кого шашка, у кого пика, и пошла у них веселая сеча. Хорошо рубился Фукуда, но заметил он, что стоило ему распахать надвое одного супостата, как из половинок вырастали сразу двое. Тогда изменил он технику боя и стал срубать чертям головы, однако даже у отрубленной головы отрастали вдруг коротенькие ручки и ножки, и вцеплялась та голова в Николая мертвой хваткой. Что уж говорить о безголовом демоне: бился он дальше, как ни в чем не бывало.

Так нашинковал себе Пурэ еще больше противников, чем было, и повисли они на плечах его огромной кучей так, что уж не видно было самурая, и не осталось у него больше сил. Скрутив юношу по рукам и ногам, расступились бесы, пропуская Ильича, с трудом удерживавшего в руках огромный чан, из которого валил горячий пар. Поставив чан на пол и приподняв крышку, ехидно ухмылявшийся демон достал из-за пазухи половник и снял пробу с кипящего варева, одобрительно причмокивая и кивая голым черепом. Чан был полон картофельного пюре, приготовленного по японскому рецепту, только вместо виноградного сока намешана была в картошку человеческая кровь.

Раскрыв рот отчаянно вертевшего по сторонам головой самурая, принялся Ильич принудительно кормить его под одобрительные возгласы мерзкой швали, столпившейся вокруг, и, сколько не запихивал он картошки в пищевод бедняги, в чане ее вовсе не убывало. Уже раздуло Николая, как воздушный шар, во все стороны, и стал он похож на огромного надувного японца, а Ильич все толкал и толкал в него пюре.

Лишь Коба не принимал никакого участия в вакханалии разбушевавшихся бесов. Молча глядел он на происходящее, качая головой, а потом сказал негромко с заметным кавказским акцентом:

– Зэмля наша обильна, стабильно только нэт.

С этими словами начал он таять в воздухе, и уже через несколько мгновений стал частью той тьмы, которая, сгущаясь, стремительно поглощала разрушенную церковь и верещавших от радости злодеев.

Тихо пискнула по цыплячьи подсевшая Фукудина мобила, но увлекшиеся новой забавой бесы не обратили на нее внимания, продолжая потешаться над несчастным Пурэ и разорять то, что не было еще разорено во Дворце. Один, сделанный как будто из железа и похожий на очень длинный и крепкий гвоздь, ладил уже петельку, чтоб выполнить завет Ильича. Во второй раз звякнул телефон, и вновь не заметили этого слуги сатаны. Наконец, в третий раз раздался приглушенный сигнал будильника, и в тот же миг в разбитые окна полились лучи солнечного света. Дико взвыли застигнутые врасплох демоны и кинулись, кто в подпол, кто в окно, кто куда. Толкаясь и визжа, давили они друг друга, только бы избежать места под солнцем, палили один в другого из маузеров, вцеплялись гнилыми клыками в глотки. Но пробил час, и те, кто не успел скрыться в вечном мраке, остались во Дворце, окаменев и превратившись в жуткие химеры прошедшей эпохи наподобие тех, что вызывают суеверный ужас у посетителей Собора Божьей Матери в Париже.

Один только Ильич, румяный и довольный, хлебнул крови из чана, устроился поудобнее на своей лежанке, заложив руки за голову, и как будто крепко заснул.

 

 

 


Оглавление

6. Глава 6
7. Глава 7
8. Эпилог
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!