HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Роман Оленев

Фестиваль польского кино

Обсудить

Стенограмма программы "Стоп-кадр"

На чтение потребуется полчаса | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за февраль 2015 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2015 года

 

Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 8.02.2015
Иллюстрация. Название: «Фестиваль польского кино». Автор коллажа: Вероника Вебер. Источник: http://newlit.ru/

 

 

 

Здравствуйте, дорогие друзья. Как вы понимаете, всё указывает на совсем необычный формат передачи «Стоп-кадр». В данном случае это не просто общение, но ещё и прямой эфир – опыт для меня, если честно, новый. А мои собеседники – это те, кто, пожалуй, лучше всех сможет открыть нам глаза на проходящий сейчас фестиваль польского кино, ну и в целом раскрыть секрет того возрождения польского кинематографа, который наблюдается за последние годы.

 Итак, гости студии – пан Мечислав Кузьмицкий, директор Музея кино в городе Лодзь, и пан Лех Дыблик[1], актёр, сыгравший одну из ролей в фильме «Плохой дом»[2], фильме, представленном как раз на этом фестивале.

Господа, знаете, с чего бы, хотелось начать нашу беседу – даже не прямо с темы фестиваля, а немного коснуться истории польского кино. Какие у вас в целом впечатления, какие бы вы фильмы хотели бы выделить именно из этих девяти работ, которые представлены на фестивале?

 

Мечислав Кузьмицкий: По-моему, это самые лучшие картины из нового польского кино. В этом просмотре есть одна старая картина, двадцать девятый год, «Сильный человек»[3]. Мы каждый год показываем одну старую картину. Я начинаю от старого, потом, может, немножко о новом кино. Старая картина – никто не знал, что она ещё существует. Нашли её в Голландии, в Амстердаме. И сделали новую копию. Это была немая картина – двадцать девятый год. Звук, музыку, наложили туда. Почему мы хотим её показать? Во-первых, для нас это как бы новая картина, она существует только два-три года. А во-вторых, в этой картине играет известный международный актёр, космополит, актёр, корни которого на Украине. Это Григорий Хмара[4]. Он играет главную роль, и это может быть интересно вашим зрителям, может быть, кто-то его вспомнит. Может, надо его вспоминать. Я вижу в Одессе памятник Вере Холодной[5], памятники других – Утёсов, Уточкин[6], люди кино. Значит, тут ценят настоящих артистов. По-моему, Хмара – это настоящий актёр, которого все забыли. Теперь мы его, можно сказать, привезли в этой роли.

 

Роман Оленев: Скажите, а ведь это уже не первый фестиваль польского кино в Одессе. По-моему, одиннадцатый по счёту. О какой динамике можно говорить, о тематической динамике, стилистической? Как меняется польский кинематограф? И, может быть, мы вообще имеем право говорить о том, что сейчас формируется новая волна в польском кино? Ведь кинематографическая активность всё усиливается и усиливается в Польше, как вы считаете?

 

Мечислав Кузьмицкий: Да, мы так думаем. Теперь очень сильная группа молодых режиссёров. Но не только молодых. Старые тоже держатся, но молодые очень сильно идут вперёд. И на этом фестивале – картины разных режиссёров. Но я особенно хочу обратить внимание на картину «Ноль»[7]. Это молодое кино. Автор этой картины – это непрофессиональный режиссёр, он по образованию художник. Он несколько лет работал критиком. Но его работа – это не просто писать статьи. Он рисовал рецензии каждую неделю в одном из больших и известных журналов, […]. Давал рецензию на новую картину – просто рисовал своё отношение к картине. А теперь сам написал сценарий и сам режиссировал, сам сделал картину, по-моему, на самом высоком уровне.

 

Лех Дыблик: У нас в Польше в последние годы [снято] много дебютных фильмов. Очень хороших. И я задал себе вопрос: почему так получается? Но это хорошо, что есть возможность сделать первый фильм, потому что это всегда большая проблема. Но у нас несколько лет тому назад изменился закон финансирования кино. У нас есть такой институт фильма[8], который разделяет деньги там. У них часть этого бюджета [предназначается] для дебютов. Это по закону. Что надо несколько фильмов ежегодно сделать дебютантам. Мне это нравится.

 

Роман Оленев: Скажите, само понятие новой волны в кино предполагает определённый конфликт с устоявшимися кинотрадициями. То есть, вырабатывается настолько новый киноязык, что он часто и непонятен, а иногда и неприятен режиссёрам старшего поколения. Ну вот в российском кино так происходит. Что в этом плане, как у вас в Польше? Есть ли это расхождение между поколениями, и если да, то что конкретно польским киномэтрам не нравится в фильмах режиссёров нового поколения? В чём [состоят] критические замечания?

 

Мечислав Кузьмицкий: По-моему, это сложная проблема. Я сам не мог бы разделить так просто. Если у кого есть талант, если он молодой – ну, хорошо. Но если это старый режиссёр и снял картину хорошую – всё в порядке. На этом фестивале есть картина самого старого режиссёра, который работает в польском кино. Януш Моргенштерн[9], ему [почти] девяносто лет. Его картина «Меньшее зло»[10], по-моему, является… как [будто] это сделал молодой режиссёр. Кажется мне, дело не в том, что молодые и старые, а дело в том, кто сильнее чувствует тему, которую делает. Или у кого лучше тема, сценарий и обработка. Молодые, конечно, если это дебютанты, они все силы свои вкладывают в то, чтобы сделать хорошо, но остальные – тоже.

 

Лех Дыблик: Мне кажется, что очень важно, зачем – когда ты режиссёр, например, – зачем тебе кино. Ты хочешь что-то сказать, что для тебя важно, или ты хочешь сделать карьеру в шоу-бизнесе. Это простой вопрос. Если у тебя есть что сказать, какую историю рассказать, что у тебя в душе болит, если вообще является какой-то проблемой души – это хорошо. Говори, парень, продолжай. Но когда это всё касается только [того, чтобы] стать известным режиссёром, то всё. Закончилось.

 

Мечислав Кузьмицкий: Наш режиссёр – на следующий год будет пятнадцать лет его смерти – Кшиштоф Кеслёвский[11] сказал: «Не важно, где поставишь камеру, важно – зачем».

 

Роман Оленев: Вы сами упомянули Кшиштофа Кеслёвского. Для всех великих мэтров в целом польского кино всегда было свойственно ну если не открыто, то подспудно критиковать ложь и фальшь социалистического режима. То есть, в целом это был кинематограф сопротивления тоталитарной системе и её, скажем так, моральному уродству. А вот нынешнее поколение режиссёров, сформировавшееся как творческие личности уже при демократических ценностях – что им не нравится, что они критикуют в современном обществе сегодня?

 

Лех Дыблик: Это моя любимая тема. Потому что нам казалось двадцать лет тому назад, что когда уже не будет коммунизма, мы будем свободны. Двадцать лет спустя – ну и что? – у нас демократия, но мы совсем не свободны! Вы знаете, мы теперь… приходит время, когда мы узнаём, что свобода это не вопрос коммунизма, тоталитаризма или режима. Свобода – это вопрос души. Это что-то внутри. И в теме молодого кино – что для меня интересно. Что эти режиссёры некоторых фильмов пытаются рассчитаться с историей. Что это значит? Они не свою жизнь, конечно – свою юность провели во время Советского Союза. Но они теперь пытаются понять, что это было такое. И что мы потеряли через это. «Плохой дом», «Реверс». Эти вещи мне интересны.

 

Роман Оленев: Такая интересная вещь получилась. В этом году проходил фестиваль – Московский тридцать второй международный кинофестиваль. И там, не мне вам рассказывать, было три фильма: «Реверс», «Розочка», «Катынь». То есть, острые такие фильмы. И в целом Москва оказалась в ситуации бомбардировки фильмами Восточной Европы, и ей приходилось оценивать художественные достоинства целого ряда лент, несущих в себе острейшую критику ещё Советской России. Я даже слышал, что этот фестиваль назвали самым антикоммунистическим в истории, и как раз во многом благодаря этим трём лентам, которые одесские зрители смогут увидеть. Так вот, в чём мой вопрос. Как вы думаете, насколько долго вот этот советский след и тема обиды на Советскую Россию будет сохраняться в польском кино?

 

Лех Дыблик: Это не обида на Советскую Россию, я думаю. Это сложный вопрос, потому что… сегодня никто не виноват. Никто не виноват, но это было. И надо просто… просто хорошо рассчитаться с этими вещами. Посмотрите, например: после Второй мировой войны немцы потратили много денег, они извинились перед всеми за то, что произошло. И теперь нет вопроса, что германцы были такие злые, потому что мы уже с ними рассчитались. Но эти вещи с коммунизмом, с Советским Союзом – мы не рассчитались. Теперь в Польше, например, мы пытаемся рассчитаться с историей – с Катынью. Хорошие вещи произошли в этот год. Но это надо просто признать. Признать, что это было, кто виноват, просто окончить эту историю. Потому что надо жить будущим, не прошлым.

 

Роман Оленев: Одна из картин называется «Меньшее зло». Такое название в целом меня наталкивает на размышления, связанные не только с этим фильмом, а в целом, что касается очень сложной истории Польши в двадцатом веке. Ведь действительно, она перед самым началом Второй мировой войны оказалась как бы между двумя злобными монстрами – сталинской Россией и гитлеровской Германией.

 

Лех Дыблик: Как всегда.

 

Роман Оленев: Как вы чувствуете изнутри польского общества, в польской среде кинематографистов, соответственно, есть это понимание, какое из этих зол всё-таки меньше? Потому что ведь в целом сегодня в Европе принято уравнивать эти два режима. Вот в Польше как обстоят дела на этот счёт?

 

Мечислав Кузьмицкий: Одна часть истории, по-моему, [уже] закрыта. Эта часть, которая касается наших отношений с немцами. [А вот] вторая часть ещё не закрыта. [Но] это не означает, что она [остра]. Пока до конца всё не будет открыто, не будет ясно, подписано, подчёркнуто – она будет существовать, и она будет являться нам в современной истории. История пока ещё не запломбирована в сейфе, она современна. Эта часть истории для нас ещё современна, она ещё жива, можно так сказать. Картина «Меньшее зло», я знаю, что вы об этой картине говорите, – моя любимая картина. Мне нравится. Просто история [представлена так], как мы [её] переживали – мы в таком возрасте, что всё это наша история, наша современность была, наша реальность. Мы в этом жили. [С тех пор] тридцать лет прошло. Ии как это видят другие? Я уже сказал, режиссёру этой картины [почти] девяносто лет. И это не его молодость. В период, который он показывает в своей картине, он уже был [пожилым человеком]. Но он показывает молодых людей из этого времени, для которых это была вся жизнь. Для него это уже не было всей жизнью. Он [к тому времени уже успел пожить на свете]. Это интересно, интересная точка зрения. А ещё, что касается заглавия этой картины, – «Меньшее зло». Это [ведь] философическая тема. Зло есть или нет, может быть [меньшим или нет]. У нас Ярузельский[12], когда началось военное положение, этот период назвал «меньшее зло». Никто не сказал, что такое «большее зло». Но нам казалось, что большее зло будет в том случае, когда наши соседи, а особенно Советский Союз, хочет нам помогать – [так], чтобы не сошлись дороги [с Западом]. Поэтому это «меньшее зло» было такое.

 

Роман Оленев: Само это название – «Меньшее зло» – подчёркивает этот момент выбора, да?

 

Лех Дыблик: Конечно.

 

Роман Оленев: Что есть возможности. Для польских режиссёров всегда было свойственно ставить киногероя перед проблемой выбора, причём, чаще всего, в контексте современности. И наше время, сегодняшние польские фильмы показывают, что эта тема выбора, в общем, никуда не ушла. Но при этом нельзя не заметить, что герои осуществляют этот выбор не в условиях сегодняшней Польши. То есть, всё-таки в шестидесятые, восьмидесятые годы, как в фильме «Меньшее зло» – режиссёры сознательно уходят во времена социалистического режима. А вот как вы думаете, наше, всё-таки, демократическое время не ставит перед человеком также остро эту проблему этического выбора?

 

Мечислав Кузьмицкий: Ставит, ставит, да. Но пока, я повторю, пока история не закрыта, до конца не открыта, не рассчитана, она всем нам является реальностью, современностью. И эти режиссёры, конечно, так это видят. Не только режиссёры – сценаристы.

 

Лех Дыблик: Я хочу что-то в этой теме сказать. Всегда мы, в нашей польской душе, сами себе являлись такими бойцами свободы. Всегда война: враг на западе, враг на востоке, и мы всегда богатырски боролись за свободу. Но и в фильме «Плохой дом» есть такая вещь, для меня возникает из этого фильма – что мы не были такими хорошими, как мы хотим себя видеть. И эта вещь относится к современным людям. Просто чтобы мы забыли про то, что мы такие чистенькие, хорошенькие. Они были, когда мы жили в это время. Никто не мог остаться таким чистым, добрым и хорошим. Надо было как-то пережить. Надо было делать [тяжёлый] выбор. И человек был вынужден делать вещи, которых не хотел. Но был вынужден: надо было жить. Что-то есть, работать, не знаю… И в этом фильме сказано, что богатырей нет. Героев – нет. Просто.

 

Мечислав Кузьмицкий: Если войдёшь в болото – как в этой картине – то не можешь выйти чистым.

 

Лех Дыблик: Да, да. Потому что я так думаю, так, когда говорю с людьми, чувствую себя тоже, чтобы мы хотели быть такими и такими. Бойцы свободы. Но в этом фильме так тонко показано, что… что мы не бойцы, мы просто люди. Но – в сложной ситуации…

 

Роман Оленев:  Заложники.

 

Лех Дыблик: Заложники. Вы хорошо сказали.

 

Роман Оленев: А вы знаете, этот фильм, «Плохой дом», мне очень напомнил, и не только мне, картину режиссёра Алексея Балабанова «Груз 200».

 

Мечислав Кузьмицкий: Конечно, то де самое время.

 

Роман Оленев: А можно ли в таком случае говорить, что вообще российское кино сегодня, ну или отдельные российские режиссёры, оказывают мощное влияние на польских режиссёров, как-то их заряжают идеями?

 

Лех Дыблик: В теме «Груза 200» и «Плохого дома» – Войчех Смажовски[13] не смотрел «Груз 200». Я ему сказал про этот фильм, и он после премьеры «Плохого дома» посмотрел этот фильм. Он ему [понравился]. Но [получается], что это проблема не только наших режиссёров. Тот же Балабанов, например, говорит про это.

 

Роман Оленев: То есть, это неслучайное совпадение?

 

Лех Дыблик: Думаю, что да. Просто эта проблема существует. И когда мы показывали «Плохой дом» в Москве, мы говорили с российскими критиками. И российские критики сказали, что «Груз 200» это неправда, это невозможно, чтобы так было во время… Это же происходит во время Советского Союза, ещё восемьдесят пятый-шестой годы. Это было невозможно, такие вещи. Но сказали про «Плохой дом», что – да, что они верят, что это правда. Но для меня это не проблема. Или восьмидесятые годы, или годы девяностые. Они были тоже ужасны. Они были ужасны в России, на Украине, в Польше. Когда свобода, каждый мог зарабатывать деньги, и эти все вещи – мафия и этот криминальный фольклор – мы все это имели. И «Груз 200» – для меня это просто метафора такой жизни. «Плохой дом» тоже. Потому что это название «Плохой дом»: кажется, что дом был плохой. Нет, это ирония. Это не дом плохой – люди в этом доме.

 

Роман Оленев: Мне кажется, что если думать о каких-то главных темах польского кинематографа, то можно выделить три исторических зоны интереса польских режиссёров: это восьмидесятые годы («Плохой дом» затрагивает это время), шестидесятые годы (тоже время пробуждения нации, и в то же время жёсткое подавление системой) и период самого начала Второй мировой войны. То есть, в польском кинематографе всегда была острая политизированность.

 

Лех Дыблик: Да, да.

 

Роман Оленев: И у меня есть такое чувство, что сегодня политизированность остаётся не менее, а может быть, даже более острой. Это чувство правильное, как вы считаете?

 

Лех Дыблик: Думаю, что да. Потому что у нас никогда не было такой… демократии. Никакой Америки в Польше не было. Никакой Африки, никакой Америки. Просто двадцатый век – это были всегда проблемы, войны и покоя, политика независимости.

 

Роман Оленев: При этом у меня есть такое ощущение, что при этой политизированности некоторые темы, которые поднимаются в фильмах – тоталитарного прошлого, тема КГБ, давления советского режима – они осваиваются режиссёрами как некий киногеничный материал. Нету в полной мере искренности переживания и авторского высказывания. Я хотел бы подтвердить эту мысль. В фильме «Реверс»[14]. Фильм блестяще стилизован. И в то же время вот этот, совершенно очевидно, стилистический уклон в такую криминальную – вернее, даже не криминальную, а тарантиновскую – историю, или в чёрную комедию с последующим растворением трупа кагебешника в ванне с кислотой, вот эти все художественные ходы, они, мне кажется, свидетельствуют, что эта тема тоталитарного прошлого в какой-то степени уже глубоко осмыслена. Раз такие приёмы используются. А может быть, даже исчерпана. И в этом смысле это растворение трупа кагебешника в ванне [выглядит] символично. Как вам кажется?

 

Мечислав Кузьмицкий: Можно так эту картину объяснить. Каждый может…

 

Роман Оленев: То есть тема-то серьёзная, а превращается в повод для иронии и стилистических таких находок.

 

Мечислав Кузьмицкий: Есть [такое], но…

 

Лех Дыблик: По-моему, по режиссёру это видно, смотря эту картину, что режиссёр очень молодой. Что он ничего не прожил. Скажу так: он говорит просто не о своих проблемах. Это получилось так, но… У меня дочка, несколько лет тому назад она меня спросила: «Папа, а что [такое] колхозы?». Я себе подумал: девочка, какая ты счастливая, ты просто не знаешь, что [такое] были колхозы. Она много не знает про эти вещи, о которых мы говорим. Таково молодое поколение. Для них это [слишком далёкое прошлое], эти восьмидесятые годы.

 

Мечислав Кузьмицкий: И раньше, пятидесятые года – начало этого периода, сталинизма в Польше. Это очень короткий период – пятьдесят второй, [пятьдесят] первый год. В пятьдесят шестом уже окончилось – [точнее], не окончилось, но такого террора уже не [было]. А колхозы – да, польские колхозы – тоже не польские проблемы. У нас, если точно понимать [термин] «колхоз», [то] колхозы существовали у нас до пятьдесят шестого года.

 

Лех Дыблик: [У нас было] другое название, это на русском языке просто…

 

Мечислав Кузьмицкий: Да.

 

Лех Дыблик: …зрители не поймут этого названия.

 

Роман Оленев: И для режиссёров нового поколения это всё интересно. Если всё-таки продолжить тему новой волны, пусть и не сформировалась она ещё в польском кино, но формируется, ведь так?

 

Мечислав Кузьмицкий: Формируется, но это название не [употребляют]. Нет такой группы, нет местной программы. Они делают картины о том, что их интересует, мне кажется. Или темы – эта точка зрения может быть интересна – темы, которые являются модными. И если одна картина получила приз, и зрители ходили в кино смотреть её, значить можно повторить [снова и снова]. И такие повторяющиеся темы в нашем современном кино можно отследить.

 

Лех Дыблик: Это искусственно. Кто-то сделает что-то интересно – и потом копируют.

 

Мечислав Кузьмицкий: Например, тема молодёжи. На нашем фестивале она не [представлена]. Я не взял [ни одной такой] картины. Но за последние годы появилось несколько – пять, шесть – [таких] картин. Разных режиссёров, разных поколений. О молодёжи, о молодых проститутках, и мужчинах, и женщинах, и о девушках, которые работают в больших [торговых] центрах, или других, которые уезжают в Германию, где работают. Эта проблема существует в нашем кино. У разных режиссёров разного поколения. Может, эта проблема существует, может, она важна.

 

Лех Дыблик: Там такая, мне кажется, большая проблема наших дней [в том], что мы имеем демократию. Мы имеем право зарабатывать деньги. Нам не нужны визы, чтобы уезжать за границу. Но мы не имеем никаких ценностей. Просто традиционные ценности [куда-то] ушли. Есть такие понятия, что когда ты работаешь восемнадцать часов в сутки – ты просто грешишь. Люди забывают [обо всём, думая] о деньгах, о работе, чтобы [заработать] чуть больше – всего: новую машину, сменить квартиру. Знаете, и ценности уходят, для них нет никаких других ценностей. И это большая беда нашего времени, [оборотная сторона] нашей свободы.

 

Роман Оленев: Наверное, это беда и польского кино. Ведь, насколько я знаю, польский кинематограф – это кино морального беспокойства. Всегда отличалось именно тем, что посылало к зрителю серьёзные моральные послания. А теперь получается эта ситуация, [когда], как вы говорите, исчезли серьёзные ценности, и по-прежнему довлеет в европейской культуре постмодернизм, когда всё не совсем по-настоящему, всё не совсем серьёзно, всё как-то относительно. Получается, [что] это, может быть, и не даёт сформироваться в полном смысле новой волне в кино? Вот эта ситуация затянувшегося постмодернизма и когда отсутствуют вот эти вот – не то чтобы нивелированы, но уходят на задний план – вот эти вот непреходящие ценности. Ведь действительно, для польского кино это было всегда очень важно. Вот эти этические моменты.

 

Лех Дыблик: Да. Да, это было, но я жду такой картины, такой книги, которая начнёт говорить про это: кто мы сейчас. Потому что эта жизнь, которую мы смотрим по телевизору или в магазинах, в прессе – это мне неинтересно. Вы знаете, мне деньги нужны, но я богатым не хочу быть. Во всём этом что-то не так. Я, например, [какое] лекарство себе нашёл: русские блатные песни, одесские. Ну, потому что мы в Одессе, я скажу слово про это. Что меня увлекает в этом. Что в этих песнях есть несогласие: я просто не согласен. Поэтому я этими вещами занимаюсь[15].

 

Роман Оленев: Именно одесскими?

 

Лех Дыблик: Да, именно одесские, именно одесские, потому что у меня есть друг из Одессы, который мне рассказал, как это было с этим городом, почему он такой уникальный. Я эти вещи из истории Одессы знаю. Мне это очень нравится, потому что, когда я пою эти песни в Польше, я не говорю про Одессу (люди немного знают про Одессу), но я говорю про свободу, про несогласие! Знаете, как-то хочется высказать. Можно и так. Я жду такого фильма тоже. Чтобы было показано это несогласие, эта ситуация, что ценности больше не существует. Это надо признать, сказать, что так есть.

 

Роман Оленев: А вот фильм «Ноль», я так понимаю, единственный фильм из всех картин, которые затрагивают современную Польшу. Можно говорить, что там всё-таки есть некий протест, некое осмысление сегодняшнего польского общества? Вы как-то выделяете эту картину?

 

Мечислав Кузьмицкий: Точно, об этом эта картина, точно касается этих проблем. Может, не до конца. Она [оправдывает ожидания того, кто] хотел бы увидеть польскую картину, где несогласие. В этой картине не так поставлена проблематика, но эта картина о том, как мы живём, и в каком-то…

 

Лех Дыблик: Мелочь жизни.

 

Мечислав Кузьмицкий: Да, да. «Ноль» – значит, добро и зло, дам и возьму, и остаётся ноль, просто ноль. Значит, каждый… У картины очень сложная конструкция, [повествование её пунктирно], нам известно, что там показано: как бы вырезаны кусочки из жизни, из разных жизней, которые в одном времени, то есть [сейчас] и через несколько часов. Эта картина [вмещает в себя] двадцать четыре часа, как классическая трагедия. По жанру это не трагедия, это смешанный жар. Это тоже мода современная, жанры не [представлены] в чистом [виде]. Мне кажется, [тут добавить нечего].

 

Роман Оленев: Давайте тогда перейдём, может быть, к самому яркому фильму фестиваля – «Розочка»[16]. Безусловно, самый обласканный критикой, и много призов, на [Московском] фестивале приз, по-моему, за лучшую режиссуру. И вот, тем не менее, я, когда читал рецензии на эту картину, довольно часто натыкался на приблизительно следующую мысль: что фильм, безусловно, заслуживающий наград, и добротный, [но] в то же время снятый ну слишком уж традиционно и даже как бы по-голливудски. Если это так, то нет ли здесь каких-то опасных симптомов растворения неповторимого польского киноязыка, утраты стиля, как вы думаете? Вообще, в чём особенность, уникальность сегодняшнего польского киноязыка, можем мы говорить, если сравнивать с другими европейскими киношколами?

 

Лех Дыблик: Я не такой большой специалист, я вам скажу.

 

Мечислав Кузьмицкий: Очень трудно об этом говорить. И трудно говорить, потому что разные жанры, разные люди работают, и нет оного стиля, нет… Знаете, может, это… Можно зарабатывать деньги – значит, надо зарабатывать деньги. Если надо – значит, надо делать картины, которые люди хотят. А все люди – какие у них вкусы? Голливудские. И […] нет уже образованных зрителей. Мне жаль об этом говорить, но образованных зрителей, образованных по кино, а не вообще, по общему образованию, очень мало. И поэтому эти картины – важные картины. Автор делает так, как ему кажется, будет хорошо, будет удобно, и зрители будут идти на это. Поэтому голливудский стиль, значит, самый лучший в мире. Да? Да!

 

Роман Оленев: Ещё такая интересная вещь. Я когда сравнивал эти картины – «Розочка» и тоже очень яркая лента «Реверс». Там нельзя не обратить внимания, что какие-то вещи совпадают. А именно то, что главные героини оказываются в интимных отношениях именно с сотрудниками КГБ, с этими неприятными личностями, и вот в этой ситуации они должны делать выбор. Согласитесь, что в таких совпадениях есть некая навязчивость и даже как бы трафаретность. Или я неправ, как вы считаете?

 

Лех Дыблик: Женщина-кагебешник – интересно: красивая женщина. Я не знаю.

 

Мечислав Кузьмицкий: У каждого [есть своё] мнение, по-моему. Если вы так считаете – вы правы. Можно по-другому считать. Есть разные интерпретации. Одна моя подруга про картину «Реверс» сказала, что в этой картине нет мужчин, только женщины, и они в каждой [ситуации] побеждают. И то, последние моменты картины: приезжает сын этой уже старой героини. Сын – из Америки. И он оказался геем. Значит, тоже не мужчина. В традиционном [понимании]. И женщины победили.

 

Лех Дыблик: Польская женщина очень сильная.

 

Мечислав Кузьмицкий: Эта интерпретация [уже] немного другая.

 

Роман Оленев: Как бы там ни было, при всех этих недостатках польского [кинематографа], о которых мы сегодня говорили, он вышел из кризиса. То есть, была же на рубеже девяностых очень сложная ситуация. Сейчас и активность режиссёрская, и явное выздоровление наметилось при всех недостатках. Могли ли бы вы дать рецепт выхода из кризиса? Потому как для нас это сейчас очень важно. Украинское кино пока что в плачевной ситуации. Логику выздоровления вы как-то могли бы описать?

 

Лех Дыблик: Здоровая система финансирования кино, [распределения] денег. И что-то новое происходит в Польше, что появилась возможность кооперации с другими странами, [производства] международной продукции. Это легко сделать, потому что законы урегулированы в этом деле. Можно искать деньги за рубежом. И это важно. Потому что наша страна небогата. Но деньги есть. Деньги есть в Германии, деньги есть во Франции, в Голландии. И если эта система информации работает, можно найти продюсеров. У вас, например, хорошую картину – я там принимал участие, маленький эпизод играл в украинском фильме прошлого года – «Счастье моё»[17]. И там были деньги из Германии, из Голландии, из Франции, мне кажется. И они приготовили этот фильм, сделали всё очень удачно.

 

Роман Оленев: То есть, финансирование, вы считаете, на первом месте?

 

Лех Дыблик: Наверное, просто без финансирования не поделаешь ничего.

 

Мечислав Кузьмицкий: Книгу можно написать, картину – [нарисовать], а кино – это деньги, деньги. Это фабрика, завод.

 

Лех Дыблик: У меня был такая ситуация несколько лет тому назад. Не скажу фамилии. Один известный польский режиссёр, начиная картину, был уже рад, уже оттрубил [успех], потому что он сказал, что у него есть четырнадцать, кажется, миллионов долларов на этот фильм. Картина, которую он хотел сделать, не была ему интересна. Он сказал всем зрителям по телевидению, что у него есть четырнадцать миллионов долларов. Он их нашёл. Искал десять лет. Это было так. Но их нашёл, и они у него есть. И всё. Он вот так рад. Но это начало, просто начало. Надо найти деньги и потом серьёзно отработать фильм.

 

Роман Оленев: Знаете, один из российских кинокритиков, пытаясь определить особенности польского кино, говорит, что оно в хорошем смысле возвращает нас в те времена, когда российское кино ещё не делилось на блокбастеры и артхаус. То есть, был такой спокойный очень мейнстрим и психологические драмы. Как вам кажется, действительно всё так гармонично и нет этой крайней полярности «попкорного» кино и кино для немногочисленной группы эстетов? Отличается эта ситуация? Потому что ведь в российском кино сегодня есть эта чёткая разделённость на два полюса. Или это комплимент такой российского кинокритика в адрес польского кино?

 

Лех Дыблик: Есть [разные] зрители.

 

Мечислав Кузьмицкий: Мне кажется, что у нас не так сильно это разделено. Немножко. Тут тоже есть одна картина, просто комедия. [Коммерческая] комедия: «Это не то, что ты думаешь, дорогая»[18]. Это коммерция. Но такой чистой коммерции у нас не так много. По-моему, умного [художественного кино у нас больше, чем коммерческого]. Ведь это [не слишком хороший] жанр. Может быть, [это потому], что наше телевидение делает много сериалов…

 

Лех Дыблик: Как везде.

 

Мечислав Кузьмицкий: Ну да, как везде. Все, [кому] хочется смотреть просто… [незамысловатую] жизнь, смотрят телевизор.

 

Лех Дыблик: Они живут сериалами. Сериалы есть и работают, ты знаешь.

 

Мечислав Кузьмицкий: В порядке, я знаю, что ты работаешь в сериале, но [не в таком], который убивает вообще. И поэтому, [когда я] вижу в кино актрису, и мне она очень нравится, [я спрашиваю: откуда] она, я её никогда не видел! И все мне говорят: она ж популярна, все её знают. Например, актриса, [сыгравшая в] картине «Розочка». Она играет в сериалах. Я её не видел [раньше]. Но когда увидел в кино, я [был восхищён].

 

 Роман Оленев: Ещё я думаю, сегодня обязательно надо коснуться фильма «Катынь»[19]. Картина сложная и тяжёлая. Но, тем не менее, обойти её, мне кажется, нельзя. Я знаю, что режиссёр Анджей Вайда[20], когда даёт интервью, чётко разделяет сталинские репрессии и сам русский народ. И при этом, как заметил Никита Михалков – в принципе, по-своему, интересно он обратил внимание – что то зло, которое направлено в фильме «Катынь» на польских офицеров, на их семьи, оно как бы лишено лица, конкретного лица. А зрителю хочется видеть, кто именно стоит за этими преступлениями и зачем они были [совершены]. И из-за этого, из-за того, что нет конкретного лица у этого зла, нет адресата, у зрителя может возникнуть чувство, что это антирусская картина. Что бы вы на этот счёт сказали? Может, имеет смысл как-то предостеречь зрителя от таких реакций?

 

Мечислав Кузьмицкий: Не считаем [этот фильм] антирусской картиной. По-моему это системно. В этой картине есть самое главное, что за этим злом стоит политика и…

 

Лех Дыблик: Товарищ Сталин.

 

Мечислав Кузьмицкий: …тоталитарная система. Товарищ Сталин – это то же самое.

 

Лех Дыблик: Да-да-да. Это флаг системы.

 

Мечислав Кузьмицкий: Это как символ, товарищ Сталин. Поэтому, мне кажется… мы все знаем: кого убили, из мёртвых никто его не воскресит, только Бог. А если, может, можно показать проблему, и люди могут узнать об этом, – [то это] хорошо.

 

Лех Дыблик: Я думаю, что там была такая проблема. Этот враг и исполнитель так мягко показан в этом фильме по политическим принципам. Потому что фильм был сделан во время, когда российское правительство не хотело ничего признавать. В этот год многое изменилось в этом деле, но и российское правительство сделало много, чтобы эту историю раскрыть. Я надеюсь, что будет продолжать. Я думаю, что режиссёр этого фильма просто [из-за] политкорректности [так] сказал.

 

 Роман Оленев: Мне очень [жаль], но, к сожалению, режиссёр подсказывает, что мы уже должны выходить из эфира. Спасибо вам огромное, что вы не пожалели времени и пришли в студию.

 

Лех Дыблик: Спасибо.

 

Роман Оленев: А мне остаётся напомнить, что это был специальный выпуск «Стоп-кадра», посвящённый проходящему сейчас в Одессе фестивалю польского кино в кинотеатре «Ю-синема», так что вы можете приходить и смотреть фильмы. И я ещё раз напоминаю, что гостями студии были пан Мечислав Кузьмицкий, директор музея кино в городе Лодзь, и актёр Лех Дыблик, актёр, сыгравший в одном из фильмов «Плохой дом», кстати, ещё и музыкант. Но это уже отдельная тема [для] разговора. Всем спасибо, кто был с нами. Всего доброго и до встречи. Спасибо.

 

Лех Дыблик: Спокойной ночи.

 

 

 

03 сентября 2010

 

 

 

Источник записи видео: сайт одесского телеканала «АТВ» (atv.odessa.ua, прекратил свою работу в октябре 2014 г.).

 

 

 



 

[1] Лех Дыблик (Lech Dyblik, род. 1956) – польский актёр, снялся в более чем 70 картинах (прим. ред.).

 

[2] «Плохой дом» (Dom zly) – фильм режиссёра Войчеха Смажовски 2009 г. (прим. ред.).

 

[3] «Сильный человек» (Mocny czlowiek) – фильм режиссёра Хенрика Шаро 1929 г. (прим. ред.).

 

[4] Григорий Михайлович Хмара (1886–1970) – русский, немецкий, французский актёр. Снялся боле чем в 60 кинокартинах различных стран (прим. ред.).

 

[5] Вера Васильевна Холо́дная (1893–1919) – российская актриса немого кино (прим. ред.).

 

[6] Павел Петрович Уточкин (1910 –?), советский оператор документального кино, лауреат Сталинской премии второй степени (1950) (прим. ред.).

 

[7] «Ноль» (Zero) – фильм режиссёра Павла Боровски 2009 г. (прим. ред.).

 

[8] Польский институт киноискусств http://www.pisf.pl/pl (прим. ред.).

 

[9] Януш Моргенштéрн (польск. Janusz Morgenstern, 1922–2011) – польский режиссёр, сценарист, продюсер, актёр (прим. ред.).

 

[10] «Меньшее зло» (Mniejsze zło, 2009 г.) – прим. ред.

 

[11] Кши́штоф Кеслёвский (польск. Krzysztof Kieślowski, 1941–1996,) – польский режиссёр и кинодраматург, номинированный на «Оскар». Широко известен по циклам фильмов «Три цвета» и «Декалог».

 

[12] Во́йцех Ярузе́льский (польск. Wojciech Witold Jaruzelski, 1923 – 2014) – польский военный и государственный деятель, в разные периоды, 1969 по 1990 гг. – министр обороны, Первый секретарь ПОРП, Премьер-министр ПНР, Председатель Государственного Совета ПНР, второй Президент ПНР и первый Президент Республики Польша (прим ред.).

 

[13] Войцех Смаржовский (Wojciech Smarzowski; род. 1963) – польский режиссёр театра и кино, сценарист (прим. ред.).

 

[14] «Реверс» (Rewers) – фильм 2009 г. режиссёра Бориса Ланкоша (прим. ред.)

 

[15] Пан Дыблик увлекается русским шансоном и авторской песней, с успехом выступает со своей программой на польских сценах. В 2010 году он впервые дал концерт в России – в рамках кинофестиваля «Висла» в московском кинотеатре «Художественный». «Блатная душа» –  его первый сборник. Информация с сайта http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3846672 (прим. ред.).

 

[16] Розочка (Różyczka) – фильм 2010 года режиссёра Яна Кидава-Блоньского (прим. ред.).

 

[17] «Счастье моё» – дебютный полнометражный художественный кинофильм известного документалиста Сергея Лозницы (прим. ред.).

 

[18] «Это не то, что ты думаешь, дорогая» (To nie tak jak myslisz, kotku) – фильм 2008 г. режиссера Славомира Крыньского (прим. ред.).

 

[19] «Ка́тынь» (польск. Katyń) – художественный фильм режиссёра Анджея Вайды о событиях, связанных с Катынским расстрелом. Литературная основа фильма – повесть Анджея Мулярчика «Post Mortem – Катынская повесть» (лат. Post Mortem – после смерти). Вышел на экраны в 2007 г. (прим. ред.).

 

[20] А́нджей Ва́йда ( Andrzej Wajda, род. 1926) – польский режиссёр театра и кино (прим. ред.).

 

 

 

(в начало)

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за февраль 2015 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт продавца»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите каждое произведение февраля 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Список бк с приветственным бонусом при первом депозите
Поддержите «Новую Литературу»!