Мелхиседек. Время

Чтобы до конца это понять, давайте проделаем следующее – исключим из вселенной наблюдателя. Представим себе, что человека во вселенной нет. Что будет? Не будет движения и не будет времени. Поднимите тех, кто упал в обморок от возмущения, и продолжим дальше. Возьмем хоть ту же Луну, хоть атом, хоть морскую волну. Кто сказал, что они двигаются? Заглянем на долю секунды, на самую малую долю секунды, на самую малую долю этой доли секунды, на самый короткий миг в эту вселенную и тут же скроемся назад. Что мы видели? Мы видели, что Луна стояла в таком-то месте, атом находился в таком-то зафиксированном состоянии, волна застыла вздыбленная на такую-то высоту. Кто сказал, что до этого было что-то другое и что-то не так, как мы видели? Где можно увидеть предыдущее положение Луны, прежнее состояние атома и нарастающий объем волны! Ничего этого уже нет! Кто создаст такому миру картину движения в прошлом? Нет человека, нет наблюдателя, который рисует эту картину в своей голове – нет и прошлого состояния мира без этой головы, есть только его нынешнее состояние. Теперь предположим, что все-это, все-таки, двигается и изменяется. А относительно чего? Нас нет, нет и регистрации изменения. Относительно своего прежнего состояния? А где оно – это прежнее состояние, если его никто не зарегистрировал в сознании?. Ведь в природе-то его нет! И это не фантазия и не игры в логические парадоксы – их ведь действительно никогда нет этих прежних состояний, есть только нынешнее! Что связывает все эти стоп-кадры состояний в единый вид движения? Только наличие субъекта, наблюдателя, который записывает все это способом времени. Следовательно, время всегда субъективно.

На самом деле все, конечно же, двигается и изменяется, даже если нет человека. Но тогда систему регистрации этих изменений без человека пусть и создают "не человеки", и пусть ее даже "временем" назовут. Нас это трогает? Нам это нужно? Мы ведь не ведем ни к чему не обязывающего разговора в виде философии высшего этапа, которая, оторвавшись полностью от задач решения какого-либо конкретного вопроса, все рассматривает "вообще", вне применения к реальной системе ориентации в данном мире, то есть даже и к собственной голове. Мы ведем разговор как продолжение главы "Человек" с ясно поставленным перед собой вопросом, который выглядит, как мы помним, следующим образом – где у нас уверенность в том, что после нас не будет совершен акт творения какой-нибудь другой особи, еще более развитой и мощной по возможностям своей программы, чем мы?

Нарисованная нами ситуация пугает своей взаимной противоречивостью. Это так. С одной стороны каждое состояние природы является единичным собственным моментом физического мира и в этом же физическом мире мы не найдем никакого другого состояния, которое говорило бы, что было что-то другое, что был другой момент и произошло изменение. А с другой стороны этот собственный момент постоянно другой, и ни на какой краткий миг не остается самим собой в неизменном виде. Как это соединить? А это и не надо соединять. Если мы хотим знать не что-то одно, упуская другое, а знать все, ничего не теряя из поля мысленного зрения, то у нас так и будет всегда получаться. Когда из одной логической цепочки закономерно получаются два вывода и при этом они не являются вариантами друг друга, а полностью исключают один другого (как в нашем случае), то это означает, что мы подошли вплотную к истине и она выглядит именно так. После Нильса Бора это называется "принципом дополнительности". Правда, намного раньше к этому пришли первые христианские теологи, разработав концепцию трехкомпонентного единства ипостасей Бога, но тема была непопулярной в научно-философских кругах, и эти круги ее не осилили. Нильсу Бору было проще – он показал это на примерах физического мира. Ему поверили и дали название. Теперь и мы видим, что Бор был молодец. Совсем как первые христианские мыслители.

И что дальше? А дальше вот что. Почему из всех ритмов, осуществляющихся в природе, человек избрал именно данный, основывающийся на фазах Луны, то есть равномерно-плавный и непрерывный для создания своей системы регистрации событий? В физическом мире этот вид движения не то, чтобы не популярный, а, пожалуй, даже и исключительный. Неужели нельзя было привязаться к какому-либо другому ритму? Как так получилось? Ответ, думаю, всем уже ясен – потому что этот ритм соответствует ритму нашего внутреннего времени. Говоря по-другому, время – это ритм нашего восприятия действительности. В том ритме, в котором мы воспринимаем свою внутреннюю реальность, мы воспринимаем и внешнюю себе реальность. Воспринимаем, значит – распознаем. Именно в данном ритме. Исходя из этого мы окунаемся в новое неприятное предположение – а не получается ли из этого такое, что все остальное, происходящее в иных характеристиках ритмов, мы не осознаем или осознаем недостаточно качественно? Давайте посмотрим – получается или не получается.

Что такое ритм? Ритм – это определенная скорость процесса с ударно знаковыми акцентами внутри данного процесса, совершаемыми с определенной периодичностью. Понятно, что если мы воспринимаем настоящую действительность в определенном ритме, то только в этом же ритме мы можем воспринимать и действительность, состоящую в прошлом. Режим восприятия один и тот же, хотя в одном случае время настоящее, а в другом – уже прошлое. Скорость нашего восприятия одна и та же. Это как мясорубка, вращающаяся с одинаковой скоростью, которая перемалывает в данном случае информацию как поступающую непосредственно, так и ту, которая уже выложена ранее. А где здесь акценты? Акценты – это моменты включения нашего сознания в ту или иную часть действительности, которую мы осознаем. Мы же не вбираем всю действительность в сознание сразу. Мы как бы перескакиваем с объекта на объект, с явления на явление, осознавая и фиксируя то, что высветило наше сознание из всего объема постоянно присутствующей информации в данный момент. Такие моменты обработки конкретных данных, даже если это и происходит машинально, мы и назовем здесь акцентами, определяющими ритм. При этом также понятно, что ритм не обязательно должен быть поступательно возрастающим, убывающим или равномерным. Ритм может быть и рваным ритмом. В зависимости от того, что и как будет предложено нашему вниманию и каков наш к этому интерес. С этим определились. Пошли дальше.

Посмотрим, как совпадают наши скорости и акценты со скоростями и акцентами внешней нам реальности. А никак не совпадают. Начнем с того, что кое-что происходит для нас слишком быстро. Это – весь микромир. Даже молекулярный срез этого мира, где происходят столь важные для нас события физики и биологии, не подвластен скорости нашего восприятия. Мы его не видим. А если и видим, то у нас перед глазами только кутерьма процессов, которые мы можем лишь смоделировать в своем сознании, но никак не можем присутствовать там в качестве реального наблюдателя. Можем ли мы говорить, что эта модель равнозначна тому, что мы это как бы и видим? Этого даже наука не утверждает. Неподвижная модель – моделью, а реальные процессы – во многом загадка. Именно отсюда для объяснения этих загадок и возникла система научных названий, определений и так называемых "демонов", осуществляющих определенные процессы неведомым для нас образом. А если мы пойдем ниже молекулярного слоя, то попадем в мир элементарных частиц, где уже такие скорости, что мы не то чтобы физическую модель не можем построить, но даже и математически не вполне правомочны это делать, о чем горько говорит нам принцип неопределенности. Здесь частица за долю секунды может облететь двадцать пять раз вокруг Земного шара и в режиме этих скоростей мы не можем ничего выдавить из нашего режима осознавания, что позволяло бы даже хотя бы приблизительно дать координаты этой частицы. Таким образом, большая и важнейшая часть нашей реальности, которая непосредственно и создает данную реальность, нами не воспринимается. Все происходит без нас.

Итак, есть то, что происходит слишком быстро и неразличимо от нас. А есть ли что-нибудь, что происходило бы слишком медленно для нас? Казалось бы, такое даже и предположить странно – чем медленнее, тем лучше, есть время увидеть и разобраться. Как же это может быть "слишком"? В свете досадных обстоятельств быстрых скоростей уже ничто не должно быть для нас слишком медленным, скорее нас расстроило бы, если бы что-то происходило недостаточно медленно. Если быстрое нам неподвластно, так на медленном мы возьмем реванш. Однако и это не так. Есть процессы, которые происходят также слишком медленно для скорости нашего восприятия, чтобы мы могли их распознавать. Примеров множество. Начнем с несколько комичного – овраги. Овраги – это ужас земледельцев, они пожирают огромное количество земли, делая ее непригодной для выращивания урожая. Как образуются овраги? А они образуются потихоньку. Маленький ручеек течет себе по склону, человек ходит мимо него день за днем, год за годом, видит перед собой крошечный ручеек, затем маленькую канавку, затем небольшую траншейку, где началась эрозия почвы, (совсем чуть-чуть так началась), затем через десять лет чуть-чуть больше стала, через пятнадцать лет уже не переступишь, что-то тут не то, а через полтора-два поколения – караул! Овраг!!! А караул-то был тогда, когда ручеек устойчиво тек под ногами. Но все было слишком медленно.

Возьмем другой пример – река меняет свое русло. Все реки меняют свое русло. Но очень медленно. Для нас незаметно. А затем целые деревни, которые по сто лет на ней стояли, сползают в обрыв с высокого берега. А ведь река все это время шла именно на эту деревню. Никуда не виляла и ни от кого не пряталась. Но мы не распознали – медленно.

Или вот стоял город Сухум на берегу Черного моря. И жили в нем люди с незапамятных времен. И дожились до того, что стали в море с аквалангами нырять. Из любви к этому делу. А в море они нашли старый город, который раньше был Сухумом, но назывался Диоскурия, потому что был греческой колонией. Как оказалась в море Диоскурия? Катастрофа произошла? Нет. Просто Черное море очень медленно, но вполне поступательно наступает на абхазский берег, а от турецкого отступает. Что-то около 14 см в год. И вот Диоскурию затопило за тысячи лет, и все забыли, что она здесь когда-то была. Как можно забыть про целый город, живя в этом городе и отступая от воды вместе с ним? А так и можно – если очень медленно это происходит. То есть, незаметно для нас. Следовательно, слишком медленное может быть таким же незаметным, как и слишком быстрое.

Да что там город! Целые цивилизации занесло песком потихонечку, и про них полностью забыли, несмотря на то, что в этих местах постоянно жили люди. Но слишком медленно угасали эти цивилизации, чтобы окружающие это заметили, вот и не заметили. Если Помпеи и Геркуланум пеплом быстро завалило, то о них помнили, и картины красивые писали. А если Шумер и Египет, в которых таких Помпей и Геркуланумов было по нескольку десятков, засыпало песком не сразу, то пока их даже еще и не засыпало, никто уже не знал, что это такое. Это даже представить себе трудно! Храм Карнак, Дендера, Вади Кардаш, Абу-Симбел, Дабау – эти архитектурные комплексы Древнего Египта просто подавляют своими размерами и суровой красотой даже сейчас, когда откопали только их останки. В Эдфу лепесток, украшающий верх колонны под сводом храма – больше роста человека, а сама колонна с пятиэтажный дом! И храм был засыпан по самую крышу! Во всей архитектуре нет ничего более торжественного и величавого, чем постройки Древнего Египта, а люди рядом жили, ходили мимо караванами, прятались от солнца, торговали, разбивали на ночь лагеря, а песок все засыпал и все засыпал, и люди стали смотреть, в конце концов, на это, как на детали пейзажа, которые затем совсем исчезли. Кроме пирамид и Сфинкса. И про тех уже ничего не знали. Солдаты Наполеона в Сфинкса из пушек палили – интересно было, что получится. А из песка только голова торчала, и никто не знал, что ниже – стоит там человек во весь рост, или только одна голова. Оказалось совсем не человек и не голова, а бог, оберегающий фараона, крошечная фигура в камне которого когда-то располагалась между лапами. И эта картина была забыта?! Все было забыто. Под песком исчезло все, целый мир человечества, совсем другой мир, непонятный и торжественный, со своей космологией, со своей логикой связи с инобытийным, с высоким знанием, опередившим в некоторых моментах нынешнее знание, со своей эстетикой и тщательными культами. Все исчезло. Потому что медленно. Если бы быстро, то все осталось бы с нами – все понимали бы, что это надо сохранить в памяти, потому что событие исчезновения стояло бы перед глазами. Но оно произошло медленно, и его просто не заметили.

А еще раньше был великий Шумер, не менее, а даже более великий, чем Египет, и мы это утверждаем на основании отрывочных данных, которые открыли для себя люди в XIX веке, проведя раскопки. То, что там открылось – не вмещается ни в какие концепции истории и ломает все традиции трактовок Древнего Мира. В настоящее время раскопки проведены на территории Древнего Шумера, составляющей 1% (один процент) от его тогдашней территории…

Вот вам и медленное, на которое мы по-хозяйски хотели положить свой глаз. То же самое происходит и сейчас – с экологией. Медленно происходит. Но когда произойдет, мы не заметим, как это случилось.

Ну, что ж. Быстрого не видим, медленного не замечаем, зато уж то, что происходит в соразмерным с нашим восприятием ритме, видим отлично. Этого и будет достаточно. Разве плохо? Увы, настолько плохо, что просто "плохо" – это даже хорошо. Этого все равно было бы мало, если бы это даже и было так. Но это не так. Почему? А про акценты забыли? Мы же акценты расставляем произвольно. И где у нас уверенность, что мы выделяем своим вниманием что-то важное и нужное? А вдруг для нас актуально то, чему надлежит исчезнуть? А вдруг мы упускаем то, что в будущем станем главным? Наши акценты – это наши акценты. А акценты внутреннего содержания направленности мирового процесса – совершенно свои. Они не накладываются друг на друга. По иному и быть не могло. События истории происходят по своим законам, которых мы не знаем (иначе прогнозировали бы их), а выделяется нашим вниманием из них что-то только по нашим внутренним причинам. Примеры уже наскучили, и можно просто вспомнить то, как исторический период, за который Россия из рядовой европейской страны превратилась в мощную евроазиатскую державу, называется "монголо-татарским игом". Здесь мы делаем акцент на то, что дань платили, а основное содержание этого времени от нас ускользнуло. И никого не интересует – как же так: под игом были, отброшены были на несколько веков назад, отстали и… как же тогда из ига вышли с территорией в 10 (десять раз!) большей, чем до "ига", вплоть до Западной Сибири, и сразу все вокруг считаться с нами стали? И никто не помнит, что Русь всю свою историю дань платила то печенегам, то хазарам, то половцам, то каким другим степнякам. И князья горячие ругались на советах, воевать рвались, а главные князья говорили – лучше дань платить, да делом при этом заниматься, чем воевать бесконечно и на месте топтаться. Ну, придут, ну, город сожгут. Новый построим. Лишь бы смерд землю пахал, а не мечом размахивал, а свое взять всегда успеем. А потом приходило время и приходили эти кочевники вновь за данью и видят, что совсем не туда они пришли, где вчера были – эти люди потихоньку вперед вырвались настолько за счет упорного труда в мирной жизни, что только и остается, что постоять на берегу речки, облизнуться, как лиса на виноград, да и уйти назад в степи. И за ними никто не гнался – идите с богом, нам не до вас, другие дела ждут, поважнее.

Ближе дела были – с фашизмом в Германии. Тоже акцент только на зверствах фашистов. А то, что немцев до 1933 года в Европе после их поражения в мировой войне просто с дерьмом смешали, унижали, держали в натуральном голоде и нищете, вытирали об них ноги и международными договорами отвели им на веки вечные удел третьеразрядной страны в то время, когда даже понятия такого еще не было в истории – "страны третьего мира" – этого никто не видит. А потом удивляются – как это раса философов и поэтов, добропорядочности и трудолюбия, превратилась в зверей с человечьим обличьем? А это они огрызнулись так, в угол загнанные, как зверь огрызается. Это же германцы, воины, каких мало, долго думали над ними измываться? Сейчас немцы сами в ужасе от того, что вытворили в угаре помешательства, но и они не говорят – не только мы виноваты. И у них акцент на другом – на собственном содрогании от собственной же вины. Виноваты действительно безмерно. Но ведь сдачи давали. И никто не сказал после этого – не унижай никакого великого народа, он потом и тебя кровью зальет и себя не пожалеет. А потом за это будет винить себя. Акцент у него будет такой. Но это будет потом.

Здесь о многом можно говорить, если посмотреть, как акцентируется нами совсем не то, что происходит. И о том, что главный наш акцент состоит в том, что прежние цивилизации были отсталыми, а наша передовая, хотя никто не приведет этому ни одного серьезного довода; и об Октябрьском перевороте в России, который называется "социалистической революцией", где акцент делается на марксизме и его правоспособности и жизнеспособности, а дело было вовсе не в этом, а в том, что русские в 1917 году потеряли свою страну и до сих пор не могут ее вернуть, и пока акцент сюда не сместится, октябрь продолжается; и о том, как с 1946 года унижаем арабов, а теперь говорим о них – "террористы", забыв, что государство Израиль началось с акта террора, когда евреи захватили пассажирский корабль и под угрозой уничтожения заложников потребовали от ООН положительного решения о размещении этого государства в Палестине; и о том, что всегда были модные народы (греки, испанцы, итальянцы, французы), и сегодняшняя Америка – не более чем смена моды, а не новая культура, и о многом, о многом и многом, но у нас не политологическая беседа, и нам важнее понять главное – наши акценты избирательны, мы производим их по силе собственных симпатий, и поэтому мы видим только то, что нам интересно, и это не означает, что мы видим то, что есть на самом деле.

После такого утешительного вывода перейдем опять к скоростям. Если все так неудачно с предыдущими нашими настройками внутреннего времени, то что-то же должно все равно этому времени соответствовать? Даже если не говорить об акцентах, которые все равно ставятся задне-избирательным числом, то хотя бы то, что происходит прямо перед нашими глазами, на этапе простого освоения поступающей информации, уж никак не может не соответствовать ритму нашего восприятия. Разве не так? Не так. Потому что ритм нашего восприятия – это всегда режим запаздывания. И вот здесь нам важна будет именно арифметическая скорость (поначалу), поскольку любая информация поступает к нам через зрение или слух. То есть через распространение звуковых и электромагнитных волн. А это распространение не происходит мгновенно. Здесь многое зависит от расстояний. А еще больше от того, являемся ли мы прямыми участниками событий. А мы не прямые участники. Мы в лучшем случае смотрим телевизор, где нам передают авторизированную версию части недавно происшедшего, или в худшем случае знакомимся с явлением или событием в печатной продукции, на типографские издержки которой также необходимо время. А еще время необходимо для усвоения информации и выработки к нему своего отношения. Пока все это произошло – событие изменилось и стало совсем другим, или вовсе исчезло. Оно уже исчезло или как-то разрешилось, а мы все еще болеем о нем. И даже при прямом соприкосновении с событием мы всегда запаздываем по формуле "время распространения информации в физической среде + время обработки информации органами чувств + время переработки информации сознанием + время выработки эмоционального отношения к полученной информации". Пока мы знакомимся с только что происшедшим, в это же время где-то вне нашего внимания происходит действительно только что происходящее. Кучер Чичикова Филимон увлекался чтением, но отдавался ему весьма своеобразно – пока он осиливал последние буквы какого-либо слова, он забывал первые. Так и читал. Так и мы регистрируем действительность – пока сообразим, что было и что есть, все вокруг уже давно по-другому.

В общем, получается – не распознаем основную зону происходящего, а то, что распознаем, распознаем с запаздыванием, фрагментарно и с произвольно-барскими акцентами своего интереса. Но все-таки, хоть фрагментарно, хоть с акцентами, хоть с запозданием – но это все равно ведь с нами. Никуда от нас не ушло. Значит, мы должны и можем бороться – от каждого по фрагменту, от каждого по акценту, вместе собрались, сложили – и вот мы объективно-точные наблюдатели. Но лучше этого не делать. Потому что в каждом из фрагментов мы уже ошибаемся, и, сложив их, сложим одну большую ошибку, ничем не лучшую множества маленьких, а запаздывание в этом процессе штука не только количественная, но и качественная. То есть отсутствует не только синхронность восприятия, но ускользает и сам смысл воспринимаемого. И дело опять все в тех же скоростях. Потому что во вселенной есть еще один Наблюдатель, (если мы про Него не забыли), и это не просто Наблюдатель, а Наблюдатель совершаемого Им Самим процесса. И это Его скорости, несопоставимые с нашими. Для Него, как мы помним, даже само упоминание о пространствах и дистанциях смешно – эти категории даже ради уступчивого эксперимента нельзя к Нему прикладывать. А ведь Он в пределах этих расстояний оперирует и руководит. Все скорости, которые для Него есть – это не просто регистрируемые, это прикладно-используемые, совсем как в том случае, когда мы используем штопор – безо всяких напряжении и с уверенно-добрым ожиданием. Поэтому когда мы вникаем в этот единый процесс лишь на участке доступных нам скоростей, то мы и видим лишь часть из общей задумки, которая где-то рядом осуществляется на совершенно не воспринимаемых нами скоростях.

Чтобы до конца осознать это, нам надо представить себе разницу между восприятием временных интервалов Творцом и между нашим восприятием этих интервалов. Неизмеримо большая масштабность Его личности по сравнению с нашими личностями, естественно, определяет и то, что время в Его представлении имеет совершенно другую скоротечность. Само понятие скорости изменений для Него и для нас несопоставимо в нашем осознании. Что такое для Него те расстояния, которые для нас непредставимы по своей громадности? Для Него их просто нет. Расстояния определяются временем движения, то есть, временем самих изменений, следовательно, то время, которое для нас – эпоха, для Него вообще не имеет никакого значения, даже в качестве понятия, поскольку наши расстояния также ничего для Него не значат – что-то такое необходимое где-то на самом низком уровне необходимости. Поэтому, находясь в данное время в общем процессе единого изменения, мы с трудом можем себе представлять саму единость этого действия, поскольку оно запущено совершенно в другом скоростном режиме, режиме не нашего восприятия. Скоростные режимы и психологическая их оценка человеком – несопоставимо разные. Мы не способны уловить истинную суть происходящего, ибо то, что для Него – единый акт, для нас – череда самозначных исторических этапов, затягивающих нас постоянно в болото актуальности именно данной ситуации, в которой мы живем, со всеми ее реальными болями и проблемами.