HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Станислав Мозохин

Хуторянки-хуторяночки

Обсудить

Повесть

На чтение потребуется 5 часов | Цитата | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 1.05.2011
Оглавление

11. Глава одиннадцатая. Фермеры
12. Глава двенадцатая. Наезд


Глава двенадцатая. Наезд


 

 

 

Приехав однажды из города раньше обычного, Любава сразу отправилась искать Милену. Обнаружив ту возле фермы, она предупредила подружку:

–  Завтра к нам на ферму иностранная делегация приедет, встретить бы ее по уму надо, чтоб не осрамиться.

–  А что надо сделать-то?

–  Ферму нам всем привести в порядок следует. Ну, и себя показать. Если все пройдет удачно, то от таких делегаций спасу не будет. Желающих много, успевай только на стол накрывать. И себя приведи в порядок, не в этом же замызганном халате гостей встречать будешь.

–  Ну, я им всем покажу, где в России раки зимуют, – оживилась Милена. – Я хоть и не шопоголик, но цену себе знаю. Грехи-то мои все в перебор идут, дивизионами мужики в плен сдаваться будут. Она провела рукой по груди, прошлась как на подиуме, и, повернувшись к Любаве, добавила: – Что поделаешь. Роковая наследственность наружу прет. Да и душа, в которой постоянно горит пламя любви, – огромная сила.

–  Давай, давай, покажись во всей красе – это тебе полезно будет. Только смотри, чтоб за кордон не увезли, в капкан не попадись.

–  Только этого мне и не хватало. Меня больше устраивает неторопливо текущая деревенская жизнь. Здесь настоящее спокойствие, настоящий русский бренд. Жизнь-то должна быть просторной, да и свежим воздухом дышать на хуторе легче.

–  Нравиться тебе здесь, значит?

–  Не то слово. Я ведь всю жизнь мечтала перебраться в деревню, но почему-то не сложилось. А тут случай помог. Как говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Благодарна я тебе, Любава, очень. Ты ведь не только мою жизнь спасла, но и сына моего. Всю жизнь помнить буду об этом.

–  Неужели в город совсем не тянет?

–  А чего я в этом каменном мешке не видела? Вспомнить даже нечего, кроме постели, да мужиков полупьяных и потных. Поэтому у меня к нему никакой привязанности нет и не будет. Да и пропасть там между богатыми и бедными уж очень велика. А это меня в бешенство приводит. Забыли все почему-то о наших национальных ценностях. Ну, а наш хутор, словно Святой Грааль, – источник силы, радости, духовного восторга. Он же с людьми чудеса творит, доброту с добродетелью плодит, целомудрие хранит. Где ты еще такое увидишь?

–  Ну, а о жизни нашей что думаешь?

Милена отвечала, даже не задумываясь:

–  У нас-то хорошо, слов нет. А вот у других – жизнь пакостная. Если бы я была при власти, то взяла бы назад в руки общества все, что дает возможность присваивать нечестным людям чужой труд. Созидательная деятельность самого народа куда эффективней, чем нашей власти.

–  Почему?

–  Да их непрофессионализм из всех щелей вылезает. А мы все наивные. Нам бросят очередную кость, мы и рады-радехоньки. Но ведь это скоро надоедает. Сколько же можно играть на бедности людей? – Милена глубоко вздохнула и добавила: – Да, и хрен то с ними, все равно ничего не изменишь. Пусть тратят свои денежки на баб и на танки, лишь бы нам досталось на повидлу детям.

–  Странная у тебя, однако, философия, подружка. Словно масло на бутерброд намазываешь. То брезгливость к власти испытываешь, то безразличие к ней. Общество-то наше все загазовано этой гадостью, а потому и живем с ней в разных плоскостях. Определись, наконец, останься сама собой, сохрани свою личность. Ты же не безвольная, а сильная и умная баба.

–  Да, все я понимаю, Любава, и полна ненависти к этой власти. Но слова-то на нее не действуют, а силы ее сломить у нас нет. Потому-то, как сказал поэт, все мы холопского звания и чем сильней наказание, тем милей господа.

–  Нет, сегодня ты мне совсем не нравишься. Воспитанием твоим придется заняться. Тебя и тебе подобных власть на дух не переносит, даже чуть не убили, собственной мысли лишили, а тебе трава не расти. Ждешь, когда к самому краю подойдешь? Нет уж, голубушка, извини – подвинься, ничего из этого не получится.

–  Не делай только из меня себе подобную. Одна-то умная баба среди нас – это уже удобрение, а когда нас куча – навоз.

Любава вспыхнула мгновенно, глаза ее заблестели и, сорвав в негодовании крупный стебель какого-то растения, бросилась на Милену:

–  Ах ты, паршивка этакая! Мы, значит, навоз, а не удобрение. Ну, я тебе покажу!

Милена, видя серьезные намерения подруги, тут же снялась с места и побежала от нее в глубину двора. Пробежав, однако, немного, она остановилась, подняла руки кверху и милостиво изрекла:

–  Сдаюсь, сдаюсь, подружка. Но все равно из меня такой, как ты, не получится.

–  Это почему же? – поинтересовалась Любава.

–  Ни университетов, ни академий я не кончала, одна школа за плечами. А это не багаж, а так, слякоть какая-то. Таблицу умножения еще помню, а все остальное – сплошной туман. А селу праведник нужен, причем грамотный, иначе оно не выстоит.

–  Хорошо, что напомнила о своей тупости. У нас же теперь с Иваном свое представительство московского вуза. Вот в нем и будешь учиться, заочно, конечно. А через год и Аленка к тебе присоединится. Кстати, где она?

–  В школе еще, скоро подойдет. А что?

–  Кафе ей надо привести в порядок. Завтра же гостей принимать будем. Задача у нее на завтра ответственная – переводчиком у гостей будет. Если первой ее увидишь, передай: пусть меня найдет, где бы я ни была.

–  Хорошо, передам. Может, еще какие указания будут?

–  Указаний больше никаких не будет. Лучше скажи мне, как у тебя дела с Федором Ивановичем? Личную-то жизнь пора налаживать. Не ухаживает за тобой?

–  Не ухаживает, но исподтишка подсматривает за мной, словно глазами всю прощупывает. А у меня от этого только груди пухнут. Мужик-то, вроде, хороший, но уж больно робкий. Нет бы прижать меня где-нибудь, да расцеловать всю, а он мне букетики полевых цветов подбрасывает. Но мне же не этого надо, не устояла бы перед таким мужиком.

–  Смотри, подружка, не проколись второй раз, не вешай себе на грудь нашивки за ранения. Но уж, если любишь, то борись, да и под лежачий камень вода не течет. Пора бы знать, не маленькая.

–  Учту твой совет на будущее. А пока, что имеем, то и имеем: семейный детектив в стадии развития. Нутром чувствую, что наша любовь с ним зреет, набухает и вот-вот прорвется. Ну, тогда уж держись, деревенская Россия, окно-то в мир истины мы сообща все равно прорубим.

–  – Прорубим, Миленушка, обязательно прорубим. Да и есть уже на кого равняться. Марфу Егоровну-то с двумя бугаями помнишь?

–  Помню, а что?

–  – Весь свой крестьянский мир с головы на ноги поставила. Перевернула она там пирамиду власти и ввела истинное самоуправление. А живут по принципу: смерть не страшна, страшно бесчестье. Сам народ там уже осознал, что вертикаль власти, навязанная сверху, не развивает, а убивает всю местную жизнь. У всех там абсолютно равные возможности во всем. Это практически у них закон. Да и отвечают они там за все исключительно перед своим народом, а не перед каким-то начальством сверху.

–  Как же они все это сделали? Пенсии-то у всех маленькие, да и накоплений особых нет.

–  Да просто все. Вернули на место давно забытое старое, которое когда-то работало и приносило доход. Каждый самостоятельно определился с формой хозяйствования: кто в одиночку, кто кучно, землю распределили по потребности, создали кредитное товарищество и все дела – социальные и производственные – стали вести исключительно на кооперативной основе. И все у них получилось. Желание только надо иметь для этого, а не орать во все горло: нас грабят!

–  А бугаи эти тоже при деле?

–  Пашут с утра до ночи, брошенные ими же земли восстанавливают. А ты чего о них спросила-то, приглянулся, что ли, кто-нибудь? Один-то из них, как я помню, глаз на тебя положил.

–  – Только этого мне не хватало. Просто поинтересовалась, уж больно здоровы оба.

–  Металла в голосе твоем что-то не слышу. Лукавишь, может?

–  Нет, что ты, правду говорю. Романы на стороне меня не волнуют. Мне бы в родном гнезде свой довести до конца. Вот же, паразит, – оживилась Милена, – я к нему и так, и этак, а он меня словно не видит и не слышит. И грудь-то свою будто случайно обнажу, и ножку оголю, словно невзначай, а он только мычит, слюну пускает. Телок, чего с него возьмешь.

–  Любит, значит тебя, а потому и бережет тебя. Если бы не любил, то при твоем-то таком поведении давно бы уложил тебя в какой-нибудь стожок, а себе повесил бы на грудь медаль «За отвагу», за взятие неприступной крепости. Скажи спасибо, что этого не произошло. На твоем бы месте я действовала более решительно и открыто. Чего скрывать-то, если любишь? Поселились бы в старом доме, плодились бы и размножались, дело-то житейское.

–  Правда? И дом бы нам отдали?

–  Конечно, у нас уже новый есть. Других Милен и Федоров Ивановичей у нас нет.

–  Ну, тогда я поспешу. Берегись теперь, Федор Иванович, огненной женщины, склероз тебе будет по прежней жизни, – игриво произнесла Милена и расхохоталась.

За разговором женщины даже не заметили, как во двор хутора въехала машина Ивана. Иван сразу же направился к жене, протягивая ей какие-то листочки:

–  Вот возьми, почитай. Для тебя и твоей газеты это интересно.

–  А что это? – протянула руку к листочкам Любава.

–  Как мы оказались в тихой гавани на фоне кризиса.

–  А если серьезно?

–  Здесь разоблачение губернатора и его команды, всей его работы в области.

–  Да ты что?! А пишет кто?

–  Опальный депутат, которому не безразлична судьба его малой родины. Читай сама, тогда все поймешь.

–  Это не тот, против кого на телевидении кампанию развернули?

–  Тот самый. Ничего против него не могу сказать, молодец. У тебя в руках обращение к жителям области о том, как мы постепенно теряем Россию, а область превращается в депрессивный, отсталый край, как нищает население, банкротятся предприятия, уничтожается сельское хозяйство. В этом обращении много вещей, на которые вашей газете следовало бы обратить внимание. Хороший анализ, между прочим, в нем проведен: что было, что стало, кто виноват и как богатая область превратилась в пристанище бедных людей. Почитай, это интересно. Мне, во всяком случае, это обращение понравилось.

–  Почитаю, конечно, но попозже. А пока иди перекуси, переоденься и выходи помогать убирать ферму. Завтра у нас гости, делегация туристов. Нам достойно выглядеть надо.

Иван повернулся и пошел в дом. Женщины не стали дожидаться, когда все соберутся на уборку фермы, а первыми взялись за дело. Однако двоем они поработали немного. Опять послышался шум подъехавшей к хутору машины. Обернувшись, Любава проворчала:

–  Кого еще черт к нам принес, с пути, что ли, сбились? – и направилась к грузовику. – Заблудился, что ли, парень?

Спокойно, не торопясь он вылез из кабины и солидно произнес:

–  А вот и нет, – не торопясь, из кабины выбрался парнишка лет девятнадцати, – гуманитарную помощь вам привез. Сами разгружать будете, или вам помочь?

–  Какая еще помощь, мы ничего не ждали, – изумилась Любава.

–  Батя мой с Тимофеем Минычем прислали. Сказали, что у вас сирот много, помочь решили. Да и имя у вас громкое, на всю округу известное, авторитетное, можно сказать. Вы же, как я понимаю, Любава Павловна?

–  Павловна, Павловна, милок. Только вот в авторитете у нас уголовники ходят, а мы люди мирные, совестливые, на воровской поступок не способные. Заруби это себе на носу. Правда, у вас еще один авторитет есть – Федор Лукич, может, дорогу перепутал?

–  Сказала тоже. Ему мой батя и кости для собак не даст. Да и не авторитет он вовсе, а так, место пустое.

–  Ладно, с авторитетами мы разобрались. А что привез-то?

–  Батя мой свинину вам послал, а Тимофей Миныч овощи всякие. Много всего, полный кузов нагрузили.

–  А зовут-то тебя как?

–  Денис. А что?

–  Денис Владимирович, значит. Мужик похоже, а если мужик, то помогай разгружать. Не бабам же такую тяжесть таскать.

Пока Любава болтала с Денисом, к машине подошла Аленка, вернувшаяся из школы. Мельком бросив взгляд на Дениса, она поинтересовалась:

–  Может, и я чем могу помочь?

–  Без тебя обойдемся. Лучше позови сюда отца да Ивана, одним нам не справиться. Здесь одной картошки на тонну.

Заметив Аленку, Денис сразу преобразился. Из напыщенного, будто бы разбитного парня он сразу превратился в обаятельного парнишку. Нервно засуетился, пятерней поправил свой вьющийся чуб, стряхнул с одежды пыль и, открыв от изумления рот, уставился на деревенскую красавицу. Похоже, что девчонок, подобных Аленке, встречать ему в своей короткой жизни не приходилось. Чувствовалось, что она ему понравилась, и ему очень хотелось себя показать. Заметив внимание к себе, Аленка улыбнулась и пробурчала:

–  Чего стоишь-то, помогай, женщин уважать надо. Тоже мне, мужик.

Денис после слов девчонки облегченно вздохнул и тут же принялся разгружать машину. Внимание молодых людей друг к другу заметили и женщины.

–  Эх, молодость, молодость, – со вздохом произнесла Милена, – мне бы их годы, может, и не было бы у меня такой судьбы, все было бы иначе.

–  Вспомнила баба, когда девкой была, – откликнулась на ее вздохи Любава. – Чего слюни-то распускаешь? Судьбы-то у тебя еще не было, вся жизнь впереди. Вот и превращай ее в судьбу. Главное – не молодость тела, а молодость сердца и ума. А этого тебе не занимать. Ну, а что погрешила раньше, так это бывает, не одна ты такая, молодая была. Подзатыльник-то в молодости иногда спасает от пинка в старости.

–  Да, я так, от зависти. А пара-то хорошая получается, и парень почтительный. Сейчас у них самая длинная и счастливая половина жизни, потому и завидую. Нам-то с тобой этого уже не видать.

–  Как знать, может, наше-то с тобой наследство и есть тот шанс, за которым наше счастливое будущее. Не задумывалась над этим?

–  Жизнь покажет, чего мы стоим, – произнесла Милена и, спохватившись, добавила: – А чего это мы стоим, черт побери, – и со смехом принялась разгружать машину.

Когда работы по разгрузке закончились, Любава подошла к Денису и сказала:

–  Отцу и Тимофею Минычу передай наше коминтерновское спасибо. Не ожидала даже, что они о нас помнят.

–  А можно я вам еще что-нибудь привезу, – ухватился за слова Любавы Денис.

–  Где возьмешь-то, у отца, что ли, украдешь?

–  Да нет, с ребятами соберем.

–  Не надо. Мы самодостаточными становимся, на все рты хватит. Так приезжай, если тебе у нас понравилось.

–  Приеду, обязательно приеду, – обрадовался приглашению Денис и, бросив смущенный взгляд на Аленку, вывел машину за ворота.

Иностранных гостей встречали с шиком. Женщины приоделись, а мужчинам приказали и носа из дома не показывать, поручив им детьми заниматься. Все дамы как на подиум приготовились: красные косынки, такого же цвета сапожки, платья и костюмы в черно-белой гамме, прически типа ой-ля-ля, я у мамы дурочка. Осмотрев всех внимательно, Любава заметила:

–  Ну что, девочки, чем мы не ансамбль песни и пляски Красной Армии? Еще два притопа, три прихлопа, и враг разбит.

Женщины рассмеялись, а Милена отметила:

–  Выражение лица изменить только надо. Мы ж бабы русские, в любую погоду самодостаточные. Сделаем вид, как будто живем-поживаем и добра наживаем. А на довольные лица, как в шахте, – обвал.

–  Это ты верно заметила. Лицо-то ведь зеркало души. А то будем выглядеть как непутевые, неряшливые бабы: спереди вроде прилично, а сзади все равно подол задран.

–  Красный-то цвет – не ярко? Может, зелененьким заменим? – засомневалась Аленка.

–  Не стоит.

–  Почему?

–  До инфаркта их надо довести своим видом, нервы им помотать. Наши-то они нам все измотали своим мнением о нас. А тут, как у нашей власти: вроде заигрывает с нами, но в любой момент услышать боишься приказ: «руки за голову, лицом к стенке».

Женщины рассмеялись и приготовились к встрече гостей. Делегация появилась около полудня. Из микроавтобуса вышло человек двенадцать. В основном это были пожилые люди, пенсионеры зарубежья, так сказать.

«Вот живут, – подумала про себя Любава. – На государственном обеспечении, а по заграницам ездят, как дорогу переходят. А нашим-до города и даже из одного его конца в другой добраться не на что. Власть, что ли, там другая?»

Прибывшие гости с интересом осмотривали округу и о чем-то возбужденн разговорили.

–  О чем это они говорят? – поинтересовалась у Аленки Любава.

–  Говорят, что здесь очень красиво, а персонал вообще прелесть, словно из сказки.

–  Скажи им, что у нас вся Россия такая, а персонала здесь нет, здесь все хозяева. А то они почему-то думают, что у нас здесь средневековье. Скажи им еще, что именно в красоте людей и природы – смысл русской жизни, а не в золотых червонцах, которых у нас девать некуда.

Аленка рассмеялась и спросила:

–  А по ферме мы с Миленой их водить будем, или вы с нами пойдете?

–  Одни идите, а я в кафе все для них приготовлю. Кстати, Светланкины-то игрушки там выставили, или мне самой их туда принести?

–  Выставили, конечно, вместе с грамотами. Очень прилично смотрятся.

–  Ну, с богом, – произнесла Любава и направилась в кафе.

Больше часа водили Милена с Аленкой экскурсантов по ферме. В кафе они зашли взволнованные, веселые и, очевидно, проголодавшиеся, ибо тут же все уселись за столики и набросились на настоящий деревенский хлеб и лосиное молоко. Ели гости эту нехитрую пищу с удовольствием, причмокивая и похваливая. Не прошло и получаса, как они смели со стола все до последней крошки.

«Прожорливые, однако», – подумала Любава и добавила им еще по крынке молока с хлебом. Понятно теперь, почему Африка голодает, а у нас на продукты цены высокие. При таком аппетите у нас скоро прилавки все опустеют.

–  Узнай, что им еще хочется? – попросила она Аленку. – Поработай на выручку.

–  Русской водочки все хотят и хлеба, – отрапортовала девочка. – . Уж очень он им понравился.

–  Водочки говоришь? Ну, сейчас я им устрою Кузькину мать, – произнесла Любава и вскоре на столах гостей появились бутылки с каким-то напитком коньячного цвета и караваи свежеиспеченного хлеба.

Гости выпили сначала по стопочке, потом по другой и вскоре разговорились. Один из них о чем-то спросил Аленку.

–  Что он говорит? – поинтересовалась Любава.

–  Спрашивает, что это за напиток. Уж очень хорош – приятен и крепок. Что мне ответить?

–  Скажи, что это спецзаказ, только для хороших людей, а называется этот напиток – «Ольга Александровна», по рецепту которой он и сделан. А вообще-то, это обычный самогон из чистого сахара, настоянный на черносливе. Только им не говори об этом. Скажи еще, что после него голова не болит и настроение поднимается. Во всяком случае, он лучше, чем коньяки, виски и бренди там всякие. Пусть пьют, не стесняясь.

Гости внимательно слушали Аленку, продолжая угощаться замечательным напитком. Вскоре компания распелась, а по мелодии можно было понять, что поют они знакомую всем песню: «Не слышны в саду даже шорохи…»

–  Ну вот, безо всякой дипломатии с заграницей друзьями стали, – произнесла Любава и рассмеялась.

Почти всю делегацию пришлось выносить на руках и персонально укладывать в кресла автобуса, ибо мало кто из них самостоятельно мог добраться до машины. Смотря на все это, Любава позволила себе заметить:

–  Говорят, что русские – пьяницы, а тут за какой-то час вся Европа спилась. Стоит ли по этому поводу влагу разводить? Справедливо ли это?

Милена, однако, с ней не согласилась:

–  Чего ты, в самом деле, о ерунде беспокоишься? Все одинаково пьют, если деньги водятся. Зато сколько бабок срубили. Все ведь подмели подчистую: и самогонку твою, и хлеб, и даже Светкины игрушки. Если так дело пойдет, то миллионерами станем.

Любава, не дослушав ее, лишь махнула рукой и пошла в дом.

Мирно текущие дни на хуторе и то спокойствие, которое бережно, любовно и настойчиво оберегали его жители, однажды враз были нарушены. По чьей-то злой воле на хуторян неожиданно обрушилась беда, которую Любава предвидела, но не ожидала, что она случится так скоро и будет такой коварной и беспощадной. И не только по отношению к взрослым людям, но и к детям, особенно сиротам. То лицемерие, которое источала власть с экранов телевизоров и в местной прессе относительно заботы о людях, лопнуло как мыльный пузырь и залило собой провалившийся в нем властный сапог.

Хутор еще спал, когда со стороны дороги послышался шум тяжелого трактора, перемалывающего своими гусеницами землю, и вой армейского, крытого автомобиля с мигалкой, растревоживших всю округу. Вся эта громада, нагло проламываясь сквозь, казалось, незыблемую в этих местах тишину, черной лавиной двигалась по направлению к хутору, подминая под себя нескошенную траву.

От этого шума и лязга на хуторе проснулись все. Дети взволнованно посматривали на взрослых, а Сашка даже заплакал. Любава выглянула в окно и ужаснулась. Толпа вооруженных людей в масках расползалась по хутору, а нож бульдозера, поднятый на предельную высоту, явно угрожал разрушением их дома. Любава сразу поняла, в чем дело, но как поступить в такой ситуации, сообразить не могла. Мысли путались, голова пошла кругом, а на языке вертелись лишь слова отца: «...ты же у нас теперь не простая женщина, а женщина-воительница». «Что же мне делать? – лихорадочно соображала Любава. – Не круговую же оборону держать?» Она быстро набрала номер телефона фермера, первым попавшегося ей под руку, и рассказала о случившемся. Потом приказала всем одеться и осторожно, без паники спуститься во двор. Сама же, набросив на плечи легкий платок, пошла навстречу толпе.

На поляне, прямо напротив дома, стояли два холеных «жеребца». Один из них был в гражданской одежде, другой в камуфляжной форме со звездами подполковника. Оба курили и разговаривали между собой, похохатывая. За спиной этих людей, в полной боевой готовности, стояли люди в масках, явно готовые к каким-то действиям. Все они были вооружены. Бульдозер стоял с работающим мотором.

–  По какому праву и на каком основании вы на нашем хуторе, господа? – потребовала объяснений Любава, приблизившись к мужчинам.

–  На основании решения администрации области. У вас здесь незаконное строение на своевольно занятой земле. Приказано дом снести, землю освободить. Даем вам час на сборы, после этого будем дом ломать.

Любава хорошо понимала, что вся эта затея со сносом дома всего лишь повод. Главная причина была в ней самой, доставшей своей деятельностью до пяток самого губернатора. Говорить с этими людьми и убеждать в чем-то было пустым занятием, если уж перед ними поставили цель свыше. Ей оставалось всего лишь одно – потянуть время, пока не придет помощь.

Между тем, все жители хутора собрались возле Любавы. Между взрослыми сновала и детвора. Только Сашка куда-то делся. Но вот и он появился на крыльце нового дома. В руках у него была любимая игрушка – электронный болванчик. Мальчик нажал на кнопочку, и идол сразу закрутился вокруг своей оси, засверкал разноцветными огнями, произнося всего одно слово: файер, файер, файер… От неожиданности все вздрогнули, и даже бывалые омоновцы съежились от этого звука. Подполковник шагнул было по направлению к Сашке, но грозный окрик с чердака дома остановил его:

–  Еще один шаг вперед, и обе ваши башки решетом будут. Я полковник военной разведки, снайпер от бога. Советую вам лучше убраться с хутора, не доводите до греха.

–  Пускай ребят в дело, Петрович. Нечего с ними лясы точить. Выполняй приказ руководства, иначе под трибунал пойдешь.

Первой поняв, что противостояние силы против правды может обернуться не в пользу последней, неожиданно вперед рванулась Милена и, встав перед обоими мужиками, гневно произнесла:

–  Ну что, мерзавцы, на очередной разбой настроились? Не узнаете меня, девочку смазливую из притона? – Она с силой рванула на себе блузку, красивая ее грудь обнажилась и оголилось плечо, на котором красовалась наколка в виде алой розы. Зло сверкнув глазами, она вцепилась в мужика в штатском, шипя по-змеиному:

–  Вы же меня не только истязали, но и убить приказали. Память, что ли, короткая?

Мужик ошалел сразу от натиска Милены и заорал:

–  Лейтенант, уберите от меня эту истеричку, она же мне глаза выколет.

Однако реакция последнего была совсем не той, которую от него ожидали:

–  Я с бабами и детьми не воюю, – произнес он и пошел к машине.

–  Стоять! – заорал подполковник. – Под трибунал пойдешь, паршивец, в тюрьму сядешь, детей своих на голодный паек посадишь.

Но крик его на лейтенанта не подействовал. Тот лишь развернулся лицом к нему и процедил сквозь зубы:

–  Да, пошел ты… – и продолжил путь к машине.

Трудно сказать, чем бы все закончилось. Но тут все собравшиеся на поляне услышали оглушительный рев тракторов и машин, направлявшихся в сторону хутора. Это на помощь хуторянам ехали фермеры и местные жители. Взяв в кольцо военизированный отряд вместе с его руководством, вперед вышел Денисенко. Владимир Иванович оглядел толпу и предупредил штатского:

–  Советую не шутить, господин хороший. От беды никто не огражден, даже высокое начальство. Мало ли что может случиться по ошибке. Не дай бог, бунт произойдет, кто отвечать будет? Да, и народ не в себе, на вилы посадить может. Любовью-то к власти мы не страдаем.

Штатский с досадой выругался и направился к машине, Владимир Иванович подошел к бульдозеристу и, взяв его за ворот, тихо предупредил:

–  А ты, пацан, если еще здесь раз появишься, то головы тебе не сносить, поминки по тебе семья справлять будет.

Через несколько минут незваных гостей и след простыл. Когда на поляне остались только свои, Любава вышла вперед и обратилась к людям:

–  Не знаю, как вас и благодарить за то, что вы для нас сделали. Вы же жизни наши спасли, детей сиротами не оставили. Выходит, что не только мы, но и дети наши для властей обычное пушечное мясо. Низкий вам поклон от всех нас, да и побережет вас бог. – Любава низко поклонилась, и слезы ручьем потекли по ее щекам.

–  Не мы, уважаемая Любава Павловна, – поправил женщину Владимир Иванович, – а бог вас хранит. Он же вложил в вас что-то особенное, чего у нас нет. Мы же пришли сюда не только защитить вас и вашу семью, но и просить об услуге, которая вам может показаться неожиданной. Село Шахово тоже хочет стать самостоятельным, независимость свою объявило от всякой власти. Народ просит вас возглавить наше движение, помочь построить нам новую жизнь. Все мы помощниками вам будем, только не отказывайтесь. Владимир Иванович повернулся лицом к собравшимся и спросил:

–  Что скажешь, народ?

Сельский люд заволновался, зашумел, и над всем хутором грохнуло:

–  Просим, просим, просим…

Любава вытерла платком залитое слезами лицо и, глядя в горящие от ожидания людей глаза, отчетливо и твердо произнесла:

–  Согласна я, будем проводить референдум. Пора, наконец, поднять сельского человека с колен, придать жизни смысл, стремясь к идеалу. А идеал наш – это свобода, равенство, справедливость. И, конечно, над всем этим – любовь, ибо когда есть любовь, то все легко делается. Удачи нам, дорогие мои, с верой и богом мы всегда победим. А тем, кто против нас, все равно по жизни придется платить. Забвение за ними, а не за нами.

Когда народ успокоился, Мария Ивановна спросила Любаву:

–  Ну, а с домом-то и землей что делать, доченька? Все равно ведь не успокоятся, доставать будут.

–  Не переживай, мамуля, на нашей стороне закон. Если возникнет необходимость, в суд подавать будем, вплоть до Европейского суда. Документы-то у нас все в порядке, придраться не к чему.

–  А может, нам к общественности обратиться? Есть же у нас и общественные палаты, и комитеты всякие, и профсоюзы даже. Неужели не помогут?

–  Ты что, мам. Там же все подставные, чужие нам люди. Только одно от них и слышишь: позвольте доложить, как вам будет угодно, чего изволите? Они ведь и приказ выполнят – стрелять по своим. А ты к ним с просьбой своей! Гражданское общество, дорогая моя, низы создают, а не верхи. А у нас все наоборот, так удобней и надежней. Не подведут. Своеобразно подкормленный резерв власти, а у нас любая власть схожа друг с другом.

–  Ну, ладно, делай как знаешь, тебе видней. А Милена-то где? Что-то ее не вижу.

–  Да, вон она, за твоей спиной стоит, с Федором Ивановичем о чем-то шепчутся. Похоже, у них что-то налаживается.

–  Дай бы то бог. Люди– то они хорошие, добрые, отзывчивые. Чего бы им вместе-то не жить. Да и детям бы их спокойней было, семья все же.

–  Да все у них сладится, мам. Они же любят друг друга, только признаться в этом боятся. Вон сама посмотри, как голубки воркуют.

А Милене на самом деле было не до кого. Увидев среди омоновцев своих насильников, вспомнив все издевательства над собой и финальный конец попойки этих мерзавцев, она, действительно потеряв голову, не раздумывая, бросилась на одного из них. Неизвестно, что бы из этого порыва могло быть, если бы не Федор Иванович. Могла она и на вилы посадить, ей тогда было все равно, лишь бы обидчика наказать. Увидев ее такой, Федор Иванович схватил ее за талию и оттащил от растерявшегося мужика, дав ей возможность выплакаться на своей груди. Так она и стояла все это время, горько рыдая и заливая слезами любимого ей человека. А когда все кончилось, она и глаз не успела поднять, чтобы посмотреть на своего спасителя.

–  Выходи за меня замуж, Милена, – услышала она тихие слова.

–  Она остолбенела от этих слов и еле вымолвила:

–  Но я же… Она хотела сказать, что проституткой была, но Федор Иванович прикрыл рукой ей рот:

–  Не надо, я все знаю. Ты самая настоящая женщина.

Так они и простояли в обнимку до конца всех событий, происходящих на хуторе. Видя их счастливые лица, стоявшая неподалеку от них Аленка радостно шепнула Денису, державшему ее за руку:

–  Ну, папка, созрел наконец, как я за него рада.

Не осталась в стороне от этого события и Любава. Подойдя к счастливой паре, она просто сказала:

–  Есть предложение, подкупающее своей простотой.

–  Какое? – поинтересовалась Милена.

–  Горько!

Все дружно рассмеялись, услышав этот призыв, хотя хорошо понимали, что настоящая-то жизнь для них только начинается.

–  Вот так, хорошие мои, похоже, что из отличницы легкого поведения я превращаюсь в женщину строгих правил, – с улыбкой заметила Милена. – На клеточном уровне восстанавливаем свой здоровый образ жизни. Одним словом, ухожу из большого секса на тренерскую работу.

–  Чего городишь-то, дурочка? – откликнулась Любава, с досады всплеснув руками. – Тебя что – в детстве уронили, головку ушибли? Для тебя жизнь, голубушка, начинается в любви и заботе. Ну, а уж если попала в свое внутреннее ожидание, то взрывай мост, связывающий тебя с прошлым, и действуй, как положено: сначала доверие, затем сердце, потом все остальное. По любви же на это идешь, а не от одиночества. И не жарь маленькую яичницу на большом костре – сгореть может.

–  Да шучу я, – смущенно произнесла Милена. – Просто подумала, что влюбилась без взаимности, а женщине ведь обязательно нужно, чтобы ее кто-то любил. Да и прошлая жизнь воспоминаниями достала, когда этих мерзавцев увидела. От отношения их ко мне сама себе омерзительной стала. Личная-то жизнь мимо меня прошла стороной, а от той, что была, одна изжога осталась. Да и другого побаиваюсь…

–  Чего? – поинтересовалась Любава.

–  Боюсь, как бы не разлюбил. Вдруг, сбежит от меня... – рассмеялась Милена.

–  Ой, лукавишь, Милена. Страсти-мордасти какие-то рассказываешь. Тупое биологическое прозябание тебе не грозит. В утиль-то тебе еще рановато, да и стилист тебе не требуется. Комплименты хочешь в свой адрес услышать, колкости-то кому хочется слушать. В этом вопросе, голуба моя, тебе с головой помириться надо, тогда и будешь счастливой обладательницей новой жизни. Ты лучше скажи: к свадьбе-то нам готовиться, или к чаепитию все сведете?

Милена засмущалась, нежно посмотрела на Федора Ивановича и, еще теснее прижавшись к нему, произнесла:

–  Как Федор Иванович скажет, так и будет. Он в нашем бабьем царстве хозяин.

–  Вот бабы: в сердце лето, а норовят идти по снегу, лишь бы поближе к телу, – укоризненно покачала головой Любава. – Работают в поте лица своего, а по какому курсу валют продавать себя, не знают. Биоритмы у бабы, что ли, сбились?

Пламенную речь женщины прервал Федор Иванович, до этого молча слушавший всю перебранку. Обняв обеими руками Милену и еще теснее прижав ее к себе, он тихо, но твердо произнес:

–  Вопрос цены в нашем деле, Любава Павловна, не стоял и не стоит. Мы же живем на хуторе мечты, в котором любовь не продается ни за какие деньги. Была бы любовь, а каша в горшке всегда будет. Главное, чтобы не было гнили во взаимных отношениях, чтобы всем дышалось свободно, а интерес пищеварительного характера не подавил духовный. Но, похоже, нам это не грозит. Мы же за веру, а не за деньги, важнее-то все же личность, а не наличность. К тому же, чем больше любишь, тем дольше проживешь. А Милена для меня сокровище, которое я долго искал. Она же меня к жизни вернула. Душа-то у нее щедрая, к чужому горю не равнодушная. Лично я ею очарован до бесконечности. Шебутная, заводная, конечно, но откровенно вам скажу: это – женщина праздник, настоящая красавица, очаровательная милашка, все в ней в нужном количестве. Стервочкой, правда, иногда бывает, но не стервой, и даже в таком виде не опасна. Так что, уважаемая Любава Павловна, полагаю, что наша совместная жизнь с Миленой будет протекать без взаимных упреков и сожалений о потерянной свободе. А что свадьбы касается, то как мир скажет, так и будет. На чаепитие только не рассчитывайте, дешево не продаемся, – закончил свой монолог Федор Иванович, ласково посматривая на свою будущую жену-красавицу.

–  Свадьба так свадьба, с шиком так с шиком, – заключила Любава. – Сделаем так, что об этом вся округа знать будет. Мы же, женщины, от жалости к вам, мужикам, как солома горим. На хлеб и на воду не войдет у нас в моду, ибо любовь у нас к вам, как к лошадям, абсолютно бескорыстна. Так и быть – устроим вам коммунизм в отдельно взятом хуторе, подадим вам кофе и купим билет до Лондона.

–  И на том спасибо, хозяюшка, – съязвила Милена и на полном серьезе спросила, возвращаясь мысленно к недавно случившимся событиям: – Почему все же бандиты здесь появились, почему им вкус нашей крови почувствовать захотелось?

–  Деньги никогда не спят, голубушка. А в нашем случае им жертвоприношение потребовалось. Во власти-то все нищие духом, да и ошибки в воспитании прослеживаются. Власть-то от нас только брать научилась и ничего не давать взамен. Это у них высшей правдой называется. Только наша спина для них не поклонная, потому и бесятся.

–  Избавляться нам надо от таких паразитов, живут-то они за счет нас. Пора нам разъезжаться с такой властью, обрезать, наконец, пуповину, найти им новый адрес для проживания. Вот кому надо купить билет до Лондона, там давно их все боевые товарищи по вороватым делам. Может, там они найдут радостное и счастливое продолжение не нужного нам их дела. Мать бы их всех за ногу, только генофонд наш здесь портят. Отмиссионерить бы их всех по самое «не могу». Жить-то ведь у нас страшно и тошно становится, без динамита уже мало что можно сделать.

–  Вот и я о том же, – прервал гневную тираду Милены Павел Михайлович. – Так и хочется дать команду: «Подъем! Выходи строиться!» И увидеть грудь четвертого в строю человека. Это остается единственным аргументом в споре с властью. В нашем обществе иначе нельзя: оружием можно воспользоваться один раз в жизни, но носить его надо всю жизнь.

–  Да господь с тобой, Павлуша, – перекрестила мужа Мария Ивановна. – Пусть уж лучше наши бабы глазами стреляют, а не вы из автомата. Да и не все еще для нас потеряно. Не сопротивляться надо, а не доводить до шоковой терапии, тогда, может быть, и будет шанс умереть достойно.

–  Ты чего, мать, беленой объелась? Дружно жить с этой властью не получиться, сама видела, на какие дела она способна. Ни нас с тобой, стариков, ни мелюзгу нашу не пожалели, всех же под нож пустить хотели, а ты к ним милосердие проявляешь. Зря, значит, я тебя по гарнизонам таскал, ничему толком не научилась. Льгот ты от них за свою позицию все равно не дождешься. Чтоб их всех вирус свиного гриппа достал.

Мария Ивановна не стала больше слушать мужа и, расстроенная, ушла в дом. Укоризненно покачав головой, Любава заметила отцу:

–  Пап, маму-то за что обидел? Она же женщина, и твое – «шашки наголо» – не для нее. Да и холодной войны она не выдержит, она ее просто не заслужила. А вот со мной можешь по-всякому, мы еще кое-что значим для родины. Следы пороков нашей власти не бережем и не замазываем.

Смягчила накалившуюся было обстановку Милена, прервав разговор отца с дочерью:

–  Войной на Спарту, значит, пойдем, мирных путей не предвидится? Даже голубых касок не потребуется?

–  Поживем – увидим. Во всяком случае, обстановка такая, что или здравый смысл победит, или в разрухе погрязнем. Другого пути нам не дано. Замыленный до неприличия образ благополучной страны уже большинству не по вкусу. Даже улыбаться по этому случаю тяжело бывает. Мы же, простые люди, кругом в проблемах, которых только у нашей власти нет.

–  Ну, и что нам делать, по-твоему? – поинтересовалась Милена.

–  Нам надо научиться любить друг друга, тогда и судьба наша будет в наших руках. Надо подоткнуть подол, и наконец, начать мыть полы, а не возмущаться грязью. Тогда про нас и говорить будут по-другому. Честь и достоинство свои надо отстаивать, а пока претензий к нам нет только у ленивого. От старого-то мы легко отказались, а путного нового ничего пока не придумали.

–  А может, потеряв все, можно что-то приобрести? – снова спросила Милена.

–  Посмотри, милая, что происходит на том месте, где раньше травка росла. Сама идея построения новой России вызывает массу вопросов. Во всяком случае – это не движение вперед, а пышные похороны прошлого. Да и нетрудно понять, чьи интересы мы обслуживаем. У нас же в стране все или депутаты с администрацией, или милиционеры с прочей правоохранительной нелюдью. Остальные – мы с вами, да не оприходованные таджики с молдаванами. У нас же какие-то доли мозга не растут, по их мнению, отсюда и математическая часть мозга не включается. Зато желудочно-кишечный тракт, якобы, у нас хорошо работает, поэтому нам профилактические средства положены, как способ перевоспитания нас. Если уж у кого и заклинило, как они считают, то не их на деньги, а у нас в голове. Может, поэтому у нас и стучит в затылке? Возможно, они здесь и правы. Вкусно-то жить все хотят.

–  Бог с тобой, Любавушка. Ты хоть и шумная, но умная, и хорошо понимаешь, что невозможно удержать корабль на плаву, если у него ниже ватерлинии одни дыры. И неужели не видно, что в нашем обществе одно озлобление, всеобщая ненависть к власти. Мы же все в нашей стране как заключенные зоны строгого режима, заложники верности своей родине. А ты – желудочный тракт нас подводит, в затылке у нас что-то заклинило. Самую большую бы дубину о тебя обломать. Если так думаешь, то зачем согласилась возглавить мятежную деревню?

Любава поежилась от слов Милены, но боевую стойку выдержала, заметив с обидой:

–  Далеко пойдешь, отличница эротической подготовки, если шуток не понимаешь. Верхняя половина тела у тебя, как у мужика, живет дольше. Забыла даже, где здоровье продается. Похоже, что ты слишком рано перешла во взрослое состояние. Я же о власти нашей говорю, как о звере диком, который стал опасен. Лаять в спину только не хочу, боевой дух во мне еще не угас. Да и непростительные недостатки не прощают, с ними борются. А мы что делаем? Над нами же весь мир смеется, а мы даже этого не замечаем. Ну, а то, что взбунтовавшийся деревенский люд согласилась возглавить, то это, в первую очередь, крик моей совести, мой нравственный закон, который сидит внутри меня и душу гложет. Да и пример людям нужен, без него сейчас нельзя, словоблудию уже никто не поверит. Надо дать возможность людям понять, что можно жить по-другому.

– Но одной-то даже двух деревень для примера маловато, – успокоившись, заметила Милена. Надо что-то покруче, чтоб хоть уши затыкай. Это же не на свиданку сходить, а народ поднять, убедить. Пасмурная-то и дождливая погода давно всем надоела. Здесь другой рецепт нужен, но какой – понять пока не могу.

– Есть такой рецепт, даже два, если хочешь, – убежденно произнесла Любава.

– Какой? – с интересом спросила Милена.

– Надо в каждом поселении, сельском и городском, провести народные форумы без участия местной элиты и всех ветвей власти. Умными-то мужиками и бабами Россия-матушка всегда прирастала. Вот на этих форумах пусть народ сам и определит: что он хочет строить, как будет жить, с кем ему по пути, а от кого и отмежеваться надо. Во всяком случае, социальной фальши на этих форумах не услышишь, болтовни и трескотни всякой, да и бабам по вечерам от скуки умирать не придется. А после форума может случиться все, как в той сказке: в этой речке утром рано утонули все бараны. Это и будет тогда наш патриотический подарок родине.

– А второй рецепт какой? – снова поинтересовалась Милена.

– Надо привить всем бабам иммунитет на размножение. Одним словом, в знак протеста перестать рожать. Ну, а если женщины перестанут рожать, то страна рухнет. А кому это надо?

– Мама мия! – закричала Милена. – А как же мы с Аленкой? Может, мы еще детишек захотим, а нам – запрет. Не по-людски это, против веры, против бога пойдем. Здорова ли ты, матушка? – возмущенно покрутила пальцем у виска Милена.

– Здорова, здорова, деточка, – в тон ей ответила Милена. – Гнойник-то взрывать надо, иначе дурному конца не будет. Не думаю, что твой Федор Иванович на это согласится. Почеши свою репу и подумай, что тебе больше годиться: ликующая от безбашенного состояния наглота или слезы наших детей, которые и жить-то еще толком не начали. А у меня, как только об этом вспомню, пальцы на ногах холодеют, башку сносит. Потому и хочется лететь по встречной, чтоб в ушах звенело.

Опять разговор двух женщин прервал Федор Иванович, внимательно слушавший их обеих:

– Прошу прощения, но мне кажется, Любава Павловна, что при ваших должностях вам охрана нужна. Может мне вашим телохранителем стать, все надежней будет.

– Не надо мне никакой охраны. Я ни у кого не ворую, взяток не беру, никому ничего не должна. Ну, а кто на меня посягнет, тем хуже их судьба. Мы же все под богом ходим, а ему видней, кого наказать, а кого миловать. Да и муж у меня есть, наконец, с которым я ничего не боюсь. Если потребуется – защитит. И не заостряй проблему, Федор Иванович. У нас и без этого уровень привычки к насилию достаточно высок, чтобы поднимать эту планку еще выше. Ненависти-то ко всему этому вокруг давно через край. Идемте лучше обедать. С этим наездом мы даже позавтракать не успели, маковой росинки во рту с утра не было.

Расходились с лужайки молча, каждый в душе осознавал, что с этого дня их хутор, как Брестская крепость, будет держать следующий удар охмелевшего от злобы противника. Может быть, у кого-то и была мысль, что шансов выдержать этот удар у них нет, но только не у Любавы, ибо все невзгоды своего народа она рассматривала как беду личную, а ответственность за все это она возлагала только на себя, не втягивая в это дело окружающих ее людей. Она лишь постоянно повторяла про себя слова отца, услышанные ею случайно: «Настоящая казачка твоя дочь, мать, настоящая русская баба. Поклон тебе за нее от всех нас». Мир-то на земле для блаженства людей создан, а не для разборок всяких. Надо просто помнить об этом и кому-то защищать его от лиходеев. Иначе мы не люди, а обычная капуста, которую шинковать можно.

 

 

 

Москва, 2011

 

 

 


Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за апрель 2011 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт продавца»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите каждое произведение апреля 2011 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 


Оглавление

11. Глава одиннадцатая. Фермеры
12. Глава двенадцатая. Наезд

518 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 18:28 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Тэг а что такое семплер.
Поддержите «Новую Литературу»!