Дача

 

 

 

У терапевта Савушкина Владимира Кирилловича было все: четко нормированный рабочий день, четырехразовое питание, молодящаяся жена в утягивающем нижнем белье, взрослая дочь (настолько взрослая, что Савушкин не мог отличить: где бюстгальтер жены, а где дочери). Имелись трехкомнатная квартира, подержанная иномарка и простатит. Одним словом, жизнь удалась.

С понедельника по пятницу он равнодушно выслушивал жалобы больных, рассматривал их рыхлые, нафаршированные гноем миндалины, изучал показания градусника и тонометра и выписывал похожие один на другой рецепты.

Жена его, Наталия Евгеньевна, преподавала вокал в музыкальном училище, где, демонстрируя своим ученикам верхнее «си», заставляла прохожих, идущих мимо распахнутых окон ее кабинета, мучительно морщиться и затыкать уши.

Дочь Галина пошла по стопам отца – училась в мединституте. Она встречалась с очень картавым и близоруким парнем из хорошей семьи. Уже шли разговоры о свадьбе.

По вечерам Савушкины собирались за ужином. В ожидании пока остынет горячий борщ, Владимир Кириллович экзаменовал Галину по венерическим болезням и предлагал ее жениху угоститься ветчиной. Тот благодарил, сослепу путал тарелки с закусками и втыкал вилку в рыбное филе. Потом Наталия Евгеньевна поила всех чаем, играла на фортепиано и пела романсы, не давая смотреть телевизор.

В выходные ходили в оперный театр, после которого наполовину оглохшего близорукого парня бережно, под руки выводили на улицу, или же навещали тещу – Агнию Львовну, давно и безобидно прозванную Савушкиным Агонией.

Для полноты картины «Семейное счастье» не доставало только дачи: уютной, с домом, обвитым густым плющом, с сиренью, с ухоженной лужайкой, креслом-качалкой и мангалом с головокружительно ароматным бараньим шашлыком. За ужином посоветовались и решили: даче быть! Всю зиму Савушкин бегло осматривал больных и тщательно исследовал объявления в газетах. Нужный вариант нашелся к марту. Правда, из всего вышеперечисленного был только дом, да и тот без плюща, но Савушкиных это не смутило – долго ли посадить сирень, принести кресло-качалку и поставить мангал.

Покупку решили обмыть как следует: пригласили нескольких сослуживцев и Агнию Львовну, замочили шашлык. Гости явились не с пустыми руками – подарили хозяевам лопаты, грабли, тяпку, пакетики с семенами, длинный зеленый, похожий на ядовитую змею поливочный шланг. Владимир Кириллович смеялся:

– Что вы?! Зачем?! Мы сажать ничего не будем, засеем неприхотливой газонной травкой и все. Это для отдыха.

Сослуживцы успокаивали: ничего, мол, это вы сейчас так думаете, а потом еще и спасибо скажете. Агния Львовна угрожала разбить грядки.

– Хоть лучок и кинзу посадите, какой шашлык без свежей зелени?! – вещала она.

– Ну что тебе стоит?! – уговаривала жена. – Всего две грядочки, зато маме будет приятно.

Когда сошел снег, Савушкин вскопал жирную землю, перерубая лопатой розовых дождевых червей, и разрешил теще воткнуть лук-севок. Жена с умильным видом разбрасывала семена укропа и петрушки. Дочери с женихом доверили посадку сирени, он, напоминая подслеповатого крота, очень старался и, желая угодить, вырыл огромную яму.

Газон планировали засеять в конце мая. Савушкин присмотрел в «Комиссионном» кресло-качалку.

Однако из-под Ростова пожаловали родственники жены. Узнав о приобретении Савушкиных, они привезли полмешка семенного картофеля, саженцы «Белого налива» и «Уэлси» и посоветовали купить навоз. Отказывать родне было неловко. Все выходные копали, удобряли, высаживали. После пили чай из термоса, ели бутерброды, вдыхали тяжелый запах, исходивший от навозной кучи, и говорили друг дружке: «Ах, какое раздолье!».

Ночью Владимир Кириллович потирал натруженную поясницу и сетовал:

– Мы же не этого хотели, а просто – для отдыха.

– Ничего, зато все свое, без нитратов. Мне соседка по даче клубнику предлагала, говорит крупная, ранняя. Взять? – переводила разговор жена.

– Бери, чего уж теперь, – махал рукой он.

Первый урожай не заставил себя долго ждать.

– Ну! Попробуй! – нахваливала суп Наталия Евгеньевна. – Где ты на рынке такой щавель купишь?!

Савушкин черпал ложкой кислющий бульон, кривился, но соглашался: да, свой куда лучше.

Прошло несколько лет.

Упоенные победой теща и супруга заставили Савушкина сколотить теплицу под огурцы, сделать лунки для помидор, посадили несколько рядов «Башкирской» малины, выписали садоводческие журналы. На семейные ужины и походы по театрам не оставалось времени, после работы всем семейством неслись поливать, полоть, окучивать.

Наталия Евгеньевна забыла о вечерних платьях и маникюре. Напялив вытянутые на коленях трико, безразмерную футболку и широкополую соломенную шляпу, она принимала на грядках такие откровенные позы, от которых наотрез отказывалась в спальне.

Дочь заботливо кормила близорукого парня немытой клубникой и краснощеким редисом, отчего он подолгу просиживал в уличном туалете.

«Уэлси» и «Белый налив» начали плодоносить одинаковыми мелкими ранетками. Малина ожесточенно лупила по рукам колючими ветками любого позарившегося на ее скудный урожай.

Самым семейным мероприятием стал теперь сбор колорадского жука. Плотно – плечо к плечу, набирая в сандалии землю, шли они, пристально осматривая бархатные листья и складывая в банки вредоносных насекомых. Близорукий жених радостно картавил при виде богатой добычи и вытаптывал картофельные кусты.

Под чутким руководством Агнии Львовны супруга с дочерью варили густое переслащенное варенье, солили горькие непригодные в пищу огурцы, прятали зеленые помидоры в валенки.

Долгими зимними вечерами всей семьей читали вслух статьи из «Российского фермера», сколачивали похожие на гробы ящики под рассаду (близорукому парню из хорошей семьи не давали – он впопыхах бил не по гвоздям, а по пальцам).

Одним летом кто-то посоветовал Савушкиным завести несушек. Теперь даже клубника была в птичьем помете. Поглощая ведра комбикорма, куры изредка неслись мелкими, похожими на голубиные яйцами и дурно и громко кричали. Приходилось всю зиму ездить и кормить их, пока однажды, на радость главе семейства, бестолковых тварей не передушил хорек.

Дача алчно протягивала зеленые лапы к семейному бюджету, требовала мотокультиватор, оцинкованный чан для воды и открытую веранду, на которой можно было бы сушить чахлые груши.

Савушкину стали сниться кошмары: нашествие тли на смородину, черная гниль, вонзающая зубы в помидоры, слизни, атаковавшие белокочанную капусту. Все мысли его теперь занимали: ранняя осень, поздняя весна, лунный календарь, засуха или, наоборот, проливные дожди и внезапное подорожание навоза.

Жена из последних сил боролась с вздутыми крышками на банках, бережно, как фотографию любимого мужчины, хранила в конвертике семена «Бычьего сердца» и старательно консервировала хрен.

Дочь Галина, закончив мединститут, вышла замуж за близорукого парня, родила такого же, как тот, картавого и вечно щурящегося мальчугана и стала кормить редисом и клубникой и его.

Появились новые приятели – прежние ни черта не понимали в крыжовнике и в садовой вишне. Теперь они дружили только с дачниками, дегустируя на юбилеях разносолы и обмениваясь клубнями топинамбура.

Владимир Кириллович загрустил, он вспомнил времена, когда в их квартире звучала музыка, и то, как он с дочерью спорил о методах лечения геморроя, еженедельные походы в театр, дивные наряды жены, чарующе пахнущей дорогими духами. И ему так захотелось снова окунуться в прошлую жизнь, позабыв хоть ненадолго о поджимающих сроках посадки болгарского перца, что он купил два билета на «Евгения Онегина» – для себя и супруги.

В субботу вечером они с женой пошли на оперу. Стыдливо пряча за спину потрескавшиеся, с обломанными ногтями руки, Наталия Евгеньевна украдкой разглядывала ухоженных дам с узкими, не оскорбленными прикосновениями к лопате ладонями. И ей вдруг стали понятны тихие смешки коллег за спиной, которые все чаще и чаще раздавались, когда она, тяжело ступая на полную ступню, спускалась и поднималась по лестницам музыкального училища.

Дача не сдавалась так просто. Она отвлекала внимание Савушкиных, нашептывая на ухо о небывалых урожаях облепихи и чеснока, манила тенистой прохладой плохо плодоносящих яблонь, подсовывала тарелку перезревшей винно-приторной малины.

Савушкины, стиснув зубы, держались. Только один раз, во время арии Ленского, Наталия Евгеньевна не выдержала и шепнула:

– Если бы ты знал, какой замечательный способ хранения лука я слышала по радио.

На следующее день Савушкин, не обращая внимания на протесты домочадцев, поехал в редакцию местной газеты и дал объявление: «Срочно продам дачу со всем урожаем. Недорого».

Покупатели быстро нашлись. Интеллигентного вида мужчина и женщина деловито осмотрели дом, насаждения их не волновали.

– Не для этого берем. Для отдыха. Сделаем площадку для детей, поставим беседку, мангал, кресло-качалку, – объяснил мужчина.

– Дорогой, но грядочку с луком и петрушкой надо оставить, какой шашлык без зелени?! – попросила жена.

Савушкин получил деньги, облегченно вздохнул, не оглядываясь, сел в машину и уехал.