HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Джон Маверик

Вдали от моря

Обсудить

Сказка

Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 10.05.2012
Оглавление

3. Глава 3
4. Часть 4
5. Эпилог

Часть 4


 

 

 

Теперь скомканное письмо ворочалось у него в кармане, как полудохлый лангуст, обжигая сквозь ткань, проедая насквозь и делая прозрачной одежду, делая его голым и виноватым. Оно сообщало пару никому не нужных деталей, но умалчивало о главном. Свершилось ли чудо? Да? Нет? Судя по тону письма – вряд ли, да и не верил Йорг в счастливый исход. Слишком много он видел горьких и страшных не-чудес. Собраться с мыслями удалось, лишь опрокинув пару стопок яблочного шнапса в ближайшей кнайпе, которая по недоброму совпадению называлась «Флирт». А потом ещё пару, и ещё... Лёгкий фруктовый аромат, деликатный вкус. Уж если что и умеют делать материковые провинциалы, так это готовить шнапс.

Он видел, как подростки под предводительством Гельварда гурьбой продефилировали по центральной улице, а взрослые шаумбергцы разошлись по домам после рабочего дня. Когда бармен закрыл кнайпу, пожелав запоздалым гостям спокойной ночи, Йорг Шеффлер, порядком одурманенный и почти спокойный, отправился в путь.

Хрустальные свечки в окнах отплясывали хип-хоп в такт его походке. Грунтовка уходила из-под ног и раскачивалась, будто навесной мост. Пока Йорг добрался до парка, проплутал по нему с полчаса и упёрся в кладбищенские ворота, хмель из его головы почти выветрился, и звёзды перестали казаться несущимися в пике самолётами. Домик Феодоры сам вышел ему навстречу из леса, неся в протянутой руке ярко-жёлтый фонарь. Любопытный дом вытягивал шею, нетерпеливо раскуривая толстую кирпичную трубу, и вставал на цыпочки, точно избушка на курьих ножках из русской сказки. Он ждал Йорга – в этом не было сомнения. Полусорванный с петель ставень яростно хлопал на ветру. Светильник над деревянными ступеньками расплёскивал масло, или уксус, или вино, или что там наливают в ярко-жёлтые фонари.

 

Йорг постоял несколько минут у крыльца, борясь с тошнотой. Он чувствовал себя неготовым к разговору, слабым и разбитым, но деваться было некуда. Наконец, собрал невеликие, прямо скажем, остатки мужества и постучал. Вернее, хотел постучать – дверь от его прикосновения распахнулась сама, и резкий, злой свет ударил по глазам. Йорг зажмурился.

– А кто это к нам пришёл? – приветствовала его Феодора, приподнимая край скатерти, отчего Шеффлеру почудилось, что разговаривает она с кем-то, спрятанным под столом. – Ну-ка, ну-ка! Полюбуйся на молодца.

«Ну, вот, – подумал Йорг обречённо. – Этого следовало ожидать. А кто бы не спятил на её месте?» – спросил он себя.

– А ты совсем не изменилась, – сказал осторожно, хотя на самом деле переменилась она сильно. Побледнела, запечатала свою нежную красоту горькими складками у рта. Высохла, как стрекоза на булавке. Только волосы остались прежними – яркими, такими яркими, что озаряли всю комнату. – Рад тебя снова увидеть.

– Врёшь, – возразила Феодора. – Совсем ты не рад. Боишься просто. Знает кошка, где подхарчилась.

– Вру, – согласился Йорг. – Не люблю ворошить прошлое. Воспоминания, даже самые прекрасные, блекнут, если слишком часто извлекать их на свет. Как фотографии в альбоме. Так что ты хотела? Зачем меня позвала? Извини, я присяду.

Он опустился на стул и словно прирос к нему, так тяжело, гневно надавила на плечи застоялая духота. То ли запах какой-то разлит в воздухе, густой и неприятный, то ли кислорода не хватает.

– Хочу показать тебе кое-что, – усмехнулась Феодора. – Фотографии, говоришь? Представляю я твой альбом. Что ж. Люка, выходи. Познакомься.

 

Она вторично приподняла скатерть за уголок. Излишняя мера. То, что выползло из-под стола, оказалось низкорослым – размером с трёхлетнего ребёнка – и передвигалось на четвереньках, низко пригнув чересчур большую голову к полу, точно собиралось бодаться. Надо лбом у него, правда, торчал не рог, а длинная, собранная в пучок щетина, похожая на антенну. Йорг брезгливо разглядывал уродливое существо: пунцовый затылок, черепашью, в грубую складку, шею, маленький и бесформенный, словно медуза, горб над правой лопаткой, кривоватые ноги-ласты и руки с длинными, сухими, как древесные волокна, пальцами. Оно все время силилось поднять голову и посмотреть вверх, но только неловко елозило на месте, как полураздавленный жук. От уродца исходил тошнотворный запах бессилия и бездумного, насекомого любопытства, такой острый, что Шеффлеру сделалось совсем худо. Голова закружилась, и – точно алкоголь снова воскрес в крови – смазались и потекли все предметы в комнате.

– О, чёрт, – простонал Йорг. – Что это такое?

Тонкие паутинки-пальчики оплели его ботинок. Мягко нажимали, но не могли продавить искусственную кожу. Теребили носок и брючину.

– Твоя дочь, – коротко ответила Феодора. – Люка. Прошу любить и жаловать. А ты, как будто, не очень-то удивлён? Ты ждал чего-то подобного, да? Недаром ведь ты так поспешно смылся, точно за тобой сотни бесов гнались на вонючих кобылах? Ты ведь всё знал наперёд, правда?

Йорг молчал.

– Ну, что же ты, милый? Язык прикусил? Изреки.

– Чёрт, – тупо повторил Йорг. – Какая ещё, к чёрту, дочь?! Я не понимаю, почему ты... Феодора, почему ты не уничтожила это? Да не знал я ничего, просто надо было уехать. Я всегда в пути – работа такая. Приходится гастролировать. Я и так слишком задержался тогда в Шаумберге. О, Господи, Феодора, скажи этому... скажи ей, чтобы она перестала! Мне больно! – взвизгнул он истерически.

– Люка, отпусти, дай папаше объясниться. Никуда он от нас не денется. Вот у него уже задница приклеилась. Продолжай, ну?

– Ну зачем ты так? Феодора, неужели ты не видишь, что это не человек? Надо было сразу придушить. Я... ты моложе меня и, наверное, не помнишь... Но читала, наверняка, или слышала. В **** году случился выброс в море какой-то дряни, не скажу точно чего, я не химик, а ты и подавно, но все жители побережья облучились. В генах произошли мутации. С тех пор начали рождаться такие вот, а чаще – губить матерей ещё до родов. Они ядовиты, эти плоды, и сильно разрастаются. Ну, как раковые опухоли. Многим из нас запрещено иметь детей. Нас обследуют раз в три года, в смысле мужчин. Ну, и женщин – само собой, каждый год.

– И тебе запрещено?

– Нет, – солгал Йорг, боясь, что она на него донесёт.

– Я бы тебе запретила даже смотреть на женщин, – прошипела Феодора.

Йорг беспомощно улыбнулся.

– Тесты не всегда показывают... – он понимал, что несёт чушь, что вместо того, чтобы оправдаться, сам себя обличает, но ничего не мог поделать. Мысли ворочались, как мельничные жернова. Ступни горели, точно вся кровь прилила к пяткам, а в голове – наоборот – остались только пустота и звон. Щёки холоднее, чем у покойника. Череп точно пустая кастрюля. – Прости, мне очень жаль, что так получилось. Честное слово, клянусь, мне очень-очень жаль.

– А уж как мне жаль. Йорг, ты не представляешь себе, каково это – выносить в своём чреве чудовище. Любить его, разговаривать с ним, ощущать его движения внутри себя, мечтать о нём – а потом произвести на свет и увидеть. Урода. Монстра. Крошечного и беззащитного, но – не человека. И всё равно – часть себя. Ты представляешь, каково это – жить с ним под одной крышей? Ты говоришь – уничтожить. Но оно... она... в ней есть что-то такое детское... Йорг, она, Люка, играет. Как обычный ребёнок. Я наняла мальчика из местных, чтобы приходил, занимался с ней и учил немного. Буквы показывал, но буквы она не запоминает, а вот башни из кубиков строит. Низенькие, ей трудно головку поднимать. У неё шейные позвонки срослись, – голос Феодоры прервался и точно заблестел от слёз. Не глаза – глаз её Шеффлер не видел, потому что смотрел в пол, – а голос, и этим блестящим звуком она как будто разрезала духоту. Она словно расстегнула молнию и скинула чёрные одежды, всего лишь на миг представ такой, как раньше – доверчивой и беззащитной, до кончиков ногтей полной виноватой нежности.

 

Йорг содрогнулся и, точно сказочный Кай, чуть не выронил из сердца ледяной осколок. Ему стало легче, и, слегка расправив плечи, он опустил руку в карман. Оружия там не было («Хоть бы нож захватил, идиот», – выругался про себя), но пальцы нащупали баллончик с пеной. На три четверти пустой, предназначенный к выбросу, однако разок пальнуть в уродца сумеет.

– Феодора, пойми, – Шеффлер пытался говорить спокойно, – это не человек, это мутант. Ее нужно убить, ну, вот как клопа раздавить – и всё. Она внесена в какие-нибудь бумаги? Свидетельство о рождении есть? Запись в мэрии? Всё равно, даже если так, ни один суд не признает её человеком. Ты, конечно, не знаешь, но есть закон...

– Так ведь и ты мутант, Йорг. Что же тебя не убили? – губы Феодоры презрительно скривились, и доверчивая девочка исчезла, так и не успев достучаться до заколдованного сердца. – И, между прочим, зря. Но ничего, это легко исправить.

Снова навалились тяжесть и тошнота, живот болезненно скрутило, а сведённые судорогой пальцы выпустили баллончик. Йорг полувисел на стуле, беспомощный, словно кусок мяса на разделочной доске.

– Открой окно, мне плохо. Пожалуйста.

– А, ты уже чувствуешь? – Феодора, вдруг сделавшись высокой и твёрдой, как скала, нависла над ним. – Чувствуешь её ненависть? Да, она ненавидит тебя, и я тоже. Только её эмоции в сотни раз сильнее и могут разрушать. Этот мальчик, Франтишек, который приходит к нам, он очень чувствителен. Видел бы ты, как его здесь крючит. Но Люка его любит, этого мальчика, и не хочет убивать, а тебя убьёт. Всё, Йорг, твоя песенка спета. Получи, что заслужил.

Она пухла и раздувалась, всё больше чернея, колыхалась на сквозняке. Хотя какой сквозняк – окно-то закрыто. Это ветер ненависти дул с пола, терзал ботинки, полз по ногам. Йорг уже ничего не видел – только громадную волну с яростным пенным гребнем. Он тонул в море, а вокруг плавала мёртвая треска и сельдь, и щупальца дохлых кальмаров оплетали ступни, подобно гигантским бесцветным водорослям. Кругом была смерть и ничего кроме смерти. Однако Шеффлер знал, что в глубине, куда он медленно и неотвратимо опускался, таится источник света – рыба-удильщик или просто отражение солнца, упавшее когда-то в воду, да там, на дне, и заснувшее. Теряя сознание, он продолжал цепляться за что-то холодное и цилиндрическое в своём кармане. Потом волна обрушилась и перевернула Йорга на спину, а может, и не его перевернула, а злого уродца по имени Люка. Море загустело, ветер поднялся до горла – и вот тогда свет воссиял.

 

Франтишек мог поклясться, что не взбунтуйся в нём в тот момент пыль – отвратительная, мерзкая, одуряющая пыль, – он поговорил бы со своим кумиром и, вероятно, отважился бы задать ему пару вопросов. Да хоть автограф попросил бы. Ведь приберёг за пазухой ручку и блокнотик. Да какое там – зашнурованная гортань не пропустила ни звука. Спасибо, что дышать удавалось – пусть и с болью, короткими, хриплыми затяжками. Пришлось изображать из себя немого, улыбаться, насколько позволяли отвердевшие губы, и кивать, как китайский болванчик. Франтишек ненавидел себя – свое засорённое страхом, непослушное тело, неловкость и деревянность жестов. Его взгляд пугался и съёживался, натыкаясь на чьи-то глаза, а несоразмерно большие руки во время любого, чаще всего вынужденного, разговора хотелось, но некуда было спрятать.

Не только во сне, но и наяву он всё чаще задумывался о противоречивой сущности мира – внутри белого, а снаружи красного – и, сам не понимая, что это значит, мечтал её выявить. Сперва рассекал ножом паприку и редиску, но это казалось ему чересчур примитивным, хотя в паприке всякий раз обнаруживалось много косточек, и все они определённо имели некий смысл.

Если разрезать человеческое тело – косточек будет ничуть не меньше. Внутри оно не белое, так ведь и паприка внутри не белая? Оно и снаружи не красное, значит, для модели мира никак не годится. Редиска годилась бы, но косточек в ней почти нет. Получается замкнутый круг. Франтишек сознавал, что сходит с ума. Из-за астмы и социофобии он полгода не мог ходить в школу, да и раньше-то учился с трудом, но условился сдать экзамены экстерном. Бесполезная затея. Всё чаще ему приходило на ум, что толку от формул и правил – никакого, и что недалёк час, когда мучимый безумной дилеммой, он выявит себя самого. Порой, сидя над опостылевшим учебником, Франтишек доставал из кармана складной нож и делал длинный надрез на руке, от локтя до запястья. Убеждался, что внутри у него не белое, и подставлял под струйку крови чистую страницу библиотечной, между прочим, книги. Это доставляло ему странное удовольствие. Через пару минут он спохватывался, вырывал перепачканные листы, бинтовал раненую руку и со стыдом в сердце шёл в граффити-парк, поливать из баллончика трухлявые пни, ржавые балки и наспех скрученные проволочные каркасы.

Разбрызгивал пену и формировал скульптурки, а мысли крутились вокруг столь желанного, при всей его чудовищности, самовыявления. Франтишек представлял, как будет лежать, разъятый от паха до горла аккуратным лезвием, в том лесу, где на моховой кочке два года назад нашёл череп оленёнка. Крошечный череп – с вытянутый острой мордочкой и зачатками рогов, отмытый ливнями, снегом и весенними ручьями до первозданной белизны. От возбуждения и страха дрожали пальцы, и Франтишек чувствовал себя совсем больным.

 

После разговора – а точнее, несостоявшегося разговора – с Йоргом Шеффлером он понял, что не может больше терпеть. Вначале, проверяя собственную решимость, послонялся по улицам. Накрапывал мелкий дождь. Рваные тучи то сходились, затмевая день, то встряхивались, как шелудивые дворняги, обдавая городок каплями холодной влаги, то разбегались в стороны. Солнце выглядывало на небо и рассыпалось радугами на мокрых карнизах. Франтишек ходил, смотрел и прощался с жизнью.

Про Феодору и маленькую Люку он забыл. Да и то сказать, что значит игра в зелёные кубики по сравнению с личной неминуемой смертью? Вспомнил только, когда углубился в лес и услышал зов большой Люки. Противиться ему Франтишек не мог, да и не пытался, потому что большая Люка умела причинять боль. Вот и теперь, свернув с дорожки, он двинулся сквозь кусты – рискуя лишиться штанов, а то и зрения – покорно, точно ведомый дудочкой Крысолова ребёнок.

Собственно, Люка была одна, но Франтишек воспринимал её как две сущности. Маленькая обитала в тельце больного ребенка, строила из крашеной пластмассы замки – лёгкие и затейливые, как из пены, которые то и дело рассыпались, приводя уродца в бессильное бешенство, в жалкое отчаяние. Она ласкалась и просила ласки, тычась жёсткими вихрами во Франтишековы лодыжки. Лопотала налитым кровью языком. Со слюной выплевывала только ей ведомые, младенчески трогательные и бессмысленные слова. Большая гнездилась за шишковатым лбом маленькой Люки, однако, подобно рою пчёл, витала над Шаумбергом. Она командовала строго, оценивала придирчиво и самодурно, а карала жестоко. За одну неловкую мысль жалила, как разъярённая оса, причем в самые уязвимые части тела. Это укусы потом долго болели и чесались. Заставляла цепенеть на стуле и хватать ртом воздух. Могла надавать пощёчин так, что голова запрокидывалась, словно у тряпичной куклы, а перед глазами плясали огненные круги.

 

Так что Франтишек – хоть и тискал в кармане складной нож – безропотно дал большой Люке дотащить себя до соснового крыльца. Толкнул дверь с подковой и увидел Феодору, а у её ног – опрокинутого ничком человека. Серая ветровка мужчины показалась ему смутно знакомой, но Франтишеку было не до неё, потому что рядом – на спине – багровая от напряжения – беспомощно барахталась маленькая Люка и пыталась перевернуться. Он застыл и вцепился взглядом в круглое востроносое лицо. Гладкое, как паприка, блестящее, как помидор, и чуть более тёмное, чем редиска, но всё равно – красное, красное, красное... Уродливое существо молотило ладонями по воздуху и сучило ножками-ластами, а он, задохнувшийся от жалости, ослеплённый кошмарами, замордованный большой Люкой, уже не мог не выявить нечто красное. Он просто физически не мог не выявить нечто красное, вдобавок полное косточек, и, если бы внутри она оказалась ещё и белой, Франтишек окунулся бы в нирвану.

Однако из раны хлынула обычная кровь. Маленькая Люка захрипела, забулькала и забилась в конвульсиях, а куда делась большая Люка, он так и не понял. Феодора накинулась на него, как тигрица, у которой отняли тигрёнка, кричала и плакала, и со всей силы лупила его разделочной доской по спине.

– Что ты сделал? Что ты сделал!? Ты убил её, подонок! Зарезал! Люка! Люка!

Франтишек и не думал сопротивляться. Он чувствовал себя половиком, из которого выколачивают пыль. Мягкий, бархатистый налёт оседал на столе и стульях, на буфете и разбросанных повсюду зелёных кубиках, обращая их в пепельные, на золотых волосах Феодоры, вплетая в них седину, на её карающих руках, на джинсах и ветровке незнакомца, который – к счастью – очнулся и кое-как отполз в угол. Франтишек ёжился на тигровом коврике, вздрагивая от ударов, дивился, как много в нем скопилось дряни – и с наслаждением дышал. Впервые за последние годы легко, полной грудью дышал.

 

 

 


Оглавление

3. Глава 3
4. Часть 4
5. Эпилог
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!