Поездка к сыну

 

 

 

Этого старика я заприметила ещё на екатеринбургском железнодорожном вокзале. Мой поезд отправлялся в два четырнадцать ночи по московскому времени, в четыре четырнадцать – по местному. Самый сон. С восемнадцати часов я болталась то по вокзалу, то по его окрестностям. Дело было вечером, делать было нечего. В десять вечера мне уже страшно хотелось спать, что, учитывая две предыдущие практически бессонные ночи, было нормальным явлением. Я нашла пустое кресло (если так можно назвать железный абсолютно жёсткий стул, соединённый в общий ряд с двумя десятками таких же стульев) в одном из залов ожидания. Народу было прилично. Июль – пик отпусков и школьно-студенческих каникул. Пристроив пустую дорожную сумку в ногах (даже если и сопрут – не жалко), я обняла свою дамскую сумку, хранящую мои сокровища – билет на поезд, кошелек с минимальной суммой, обеспечивающий мне проезд из Казани, куда довезёт поезд, до родного города, и паспорт, – и закемарила. Понятно, что это не было сном в его полноценном понимании. Так, полудрёма, полубодрствование. Один раз я, видно, всё же заснула, да так основательно, что проходивший мимо патрульный разбудил меня, тронув за плечо. Убедившись, что я ещё не померла, а просто уснула в неестественной позе, патрульный махнул ладонью, мол, спите дальше, дамочка, и прошествовал дальше. Но спать дальше я побоялась. До поезда оставалась около двух часов, телефон мой разрядился, и я не могла установить на нём звонок будильника. Боясь проспать, я решила прогуляться. Вышла на свежий ночной бодрящий воздух, в который раз полюбовалась вокзалом и гостиницей напротив и отправилась делать очередные круги почёта по этажам вокзала. Около светового табло я и увидела этого старика, несколько отличавшегося от остальной массы приезжающее-уезжающих. Про себя я назвала его «таджик». Был он довольно почтенного возраста, но ещё крепкий, смуглый, с небольшой бородкой клинышком, плотного сложения, в чёрных широких штанах, тёмной рубашке в полоску, поверх которой была накинута безрукавка, и с тюбетейкой на голове. Был он явно один, в руках держал небольшую чёрную болоньевую сумку. Немного растерянно озирался по сторонам. Я встретила его там же спустя полтора часа, когда выглядывала на табло, на какой путь прибудет мой поезд. В общем, ехать нам со стариком довелось в одном поезде и даже в одном плацкартном купе – я на верхней полке самого купе, он на верхней боковой полке. В поезде был полумрак, люди, естественно, спали (пятый час ночи). Я помогла старику сориентироваться, получила постельное бельё и для себя, и для него, постелила и ему тоже. Даже помогла в меру своих слабых дамских сил подняться наверх.

Слава Богу и нашей российской железной дороге! Наконец можно уснуть. И я провалилась в сон.

 

Утром я проснулась в девятом часу. Я бы ещё поспала, но внизу шло бурное обсуждение некоей ситуации, что меня разбудило окончательно. Полежав ещё минут пятнадцать с закрытыми глазами и прислушиваясь к тому, о чём говорили внизу мои соседи по купе, я въехала в суть.

Таджик оказался вовсе не таджиком, а узбеком. Ехал он со своего Узбекистана в далёкий Саратов к родственникам. Так как по-русски он говорил плохо и ориентировался тоже неважно, то, встретив на вокзале двух молодых таджиков (соседи, почти земляки!), попросил их купить ему билет до Саратова. Дал свой паспорт и деньги на проезд. Билет они ему купили, но не до Саратова, а до Сарапула, что меньше половины пути, взяв деньги за полный проезд, то есть все, что были у старика. Проезд прибывал в Сарапул в десять утра, через полтора часа. До Саратова оставались ещё сутки пути.

Появилась проводница – мужеподобная женщина с крупным квадратным лицом и бульдожьей челюстью. Ей вкратце описали ситуацию.

– А я что могу поделать? – ещё больше выдвинула вперёд нижнюю челюсть проводница. – В Сарапуле как раз его и высажу. Без вариантов.

 

После ухода проводницы страсти накалились ещё больше. Я чуть придвинулась к краю, тихонечко глянула вниз. Внизу сидели:

Мужчина за пятьдесят в клетчатых шортах, красной майке и с массивной золотой цепью на шее.

Молодой человек лет двадцати восьми.

Сухонькая строгая женщина, возвращающаяся, как выяснилось в процессе разговора, домой в Казань. Женщину я мысленно нарекла: «представительница Татарстана».

Сам старик, напуганный и потерянный.

На нижней боковой полке на ещё несобранной постели сидела полная дама приятной наружности.

Все, кроме старика, обсуждали проблему и выдвигали версии её решения.

– Давайте пригласим начальника поезда, Может, он разрешит ехать ему дальше так, без билета? – предложила дама приятной наружности.

– Нет. Не разрешит, – отмёл вариант дядька в красной майке. – Он будет действовать по инструкции, как положено. То есть ссадит его в Сарапуле. Да ещё может сдать его местной полиции.

– А, может, местная полиция ему поможет? – вопрошала дама приятной наружности.

– Поможет. Местная полиция его депортирует на родину. В Узбекистан. Вот и всё.

– А если обратиться к начальнику Сарапульского вокзала? Он не сможет его подсадить на какой-нибудь проходящий поезд до Саратова? – предложила вариант представительница Татарстана.

– Он тоже его сдаст в полицию, – объяснил дядька в красной майке.

– Тем более что поезд стоит в Сарапуле всего пару минут, – подал реплику молодой человек, – мы просто не успеем ни к кому обратиться.

– Что же делать? – беспокоилась дама приятной наружности, – Неужели ничего нельзя сделать? А, товарищи? Жалко старика.

«Товарищи» дружно посмотрели на старика. Я тоже взглянула на него. Старик был настолько жалок и удручён, что сердце кольнуло. Он словно ниже ростом раза в два стал. Как будто усох. Бедный узбек.

– Старика жалко. Денег у него нет. Знакомых и родных в этом самом Сарапуле тоже. По-русски он говорит еле-еле. Старый совсем. Пропадёт дед, – объяснила представительница Татарстана то, что не требовало объяснения, а было всем очевидно.

– Что делать будем? – бросил вопрос дядька в красной майке.

В купе повисла пауза.

– Что делать… Что делать… – заворчала себе под нос дама приятной наружности, вставая с постели. Она одним движением смотала свой матрац. Вторым движением лихо, не дожидаясь помощи от мужчин, закинула постель наверх. – Вставай, дед! Пошли!

Дед испуганно глянул на неё снизу вверх.

– Куда это вы его хотите повести? – подозрительно спросила представительница Татарстана.

– Куда... Куда... – и обращаясь к деду: – Мы с тобою, дед, сейчас пойдём милостыню для тебя собирать. По всему поезду пойдём. Времени осталось всего ничего. Пошли. Я буду объяснять, а ты благодарить. И начнем мы вот с нашего купе. Внимание, дамы и господа! Вот этого старика-узбека обманули на вокзале нехорошие люди. Деньги взяли все, а билет купили только на полдороги. Помогите. Подайте, кто сколько может, ему на дальнейший проезд. А на небе вам за то зачтётся. – И она протянула вперёд раскрытый пустой целлофановый пакет. Я прикрыла глаза и чуть отодвинулась к стенке: у самой денег впритык. Самой впору идти по составу с пакетом.

 

Когда дама со стариком удалились, и все слегка успокоились, я спустилась вниз. Пока умывалась и приводила себя в порядок, пока убирала постель, вскоре вернулись и милостыню просящие.

– Ну, как улов? – заинтересованно спросил мужик в красной майке.

– Сейчас узнаем, – тряхнула пакетом с деньгами дама приятной наружности. – Нас дальше восьмого вагона не пустили. Там дорожный полицейский нас развернул. Но думаю, что хватит.

Вырученной суммы хватало и на дальнейший проезд, и оставалось ещё взять такси в Саратове.

Явился приглашённый проводницей по просьбе обитателей нашего купе начальник поезда. Выслушал молча, не перебивая, даму приятной наружности, которая и собранные деньги представила, и всё кратко и толково объяснила, да ещё подкрепила свою речь лозунгом, что человек человеку друг, товарищ и брат. Посмотрел паспорт старика – действительно, узбек, из Ферганской области. Сочувственно покачал головой: старику восемьдесят один год.

– Ладно, дед, езжай пока дальше. А вы, женщина, не в Сарапуле, там стоим всего две минуты, а на следующей остановке, это будет Агрыз, бегите на вокзал за билетом. Там стоим пятнадцать минут, так что поторопитесь. Я свяжусь, чтобы вам без очереди и быстро продали билет. Счастливого пути, дедуля.

 

Все облегчённо заулыбались. Из соседних купе приходили люди. Один парень вручил деду пятьдесят рублей. Кто-то принёс ему угощение, подкинули ещё несколько десятков. Малыш, с подсказки мамы, отдал деду стаканчик «ростишки». Молодой человек нашего купе добровольно выразил желание поменяться со стариком местом на нижней полке. Явился крупный мордастый дядька. «Что за шум, а драки нет? Чё тут у вас случилось?» В который раз объяснили и ему всё случившееся.

– Вот сволочи. Да не вы, а те, на вокзале. Уроды. А я в туалете был, наверное, когда вы по нашему вагону шли за деньгами. А то тоже бы дал. Но раз уже собрали, то давать смысла нет. А так захотелось доброе дело сделать. Но я тебя, дед, с собою в вагон-ресторан сейчас прихвачу. Как раз иду завтракать. Я люблю плотно позавтракать. Пошли, дедуль. Угощаю.

После их ухода заглядывали ещё несколько человек. Кто-то яблочко занёс. Кто-то – бутерброд. Кто-то – просто выразить своё сочувствие. И эта волна доброты и участия была всем так приятна, так сближала и поднимала настроение. Возникло чувство гордости за человечность наших российских людей, за их неравнодушие, понимание. Мужчина в красной майке пошутил: «В войну прибившегося к полку пацана все опекали и называли «сын полка». А у нас получился «вагонный дед».

Опять пришла проводница. Она была уже в курсе того, каким образом ситуация разрешилась. Принесла стакан чая и вафлю для старика. Узнав, что его повели завтракать в вагон-ресторан, застеснялась своего немудрёного угощения. «Ну вот. А я думала, что он тут голодный», – она мило покраснела своим квадратным лицом. И улыбнулась. И вовсе у неё не бульдожья челюсть оказалась. Просто прикус неправильный.