Стресс

 

 

 

– Зинка, где мои черные шорты?

– А я знаю?

– Новые. Мэйд ин Ю эС эЙ.

– «Мэйд ин Чина», ты хотел сказать. Я не знаю.

– Так найди их.

Зина чертыхнулась и побежала искать шорты. Черные «мэйд ин Чина» валялись под креслом на балконе.

– Держи свою пропажу, – кинула она шорты в брата.

– Где нашла?

– На балконе, под креслом. Там еще и трусы твои валяются, и носки. Голым загорал, что ли?

– И загорал. И что? Не имею права позагорать в неглиже на собственном балконе?

– Да загорай бога ради. Мне-то что? Только чтобы соседи не увидали. А то позора не оберешься.

– Ма, – подал голос из спальни Зинин сын Антон. Зина метнулась туда: – Что, сынок?

– Дай шестьдесят рублей, я пойду, диск возьму в прокате. Новую игру хочу установить.

Зина вздохнула. До алиментов оставалось еще три дня, а в кошельке всего сотня. Последняя сотня, между прочим.

– Может, обойдешься, сынок? Возьмешь игру на следующей неделе?

– Издеваешься? Еще мать родная. Имею я право в каникулы поиграть в новые игры, или не имею?

– Имеешь, сынок. Возьми сотню в кошельке, на сдачу купи буханку черного и батон. Что останется, положишь обратно в кошелек.

– Ничего не останется, – пообещал сын и пошел за кошельком.

Брат в найденных шортах и новенькой футболке, подаренной Зиной к его недавним именинам, тщательно расчесывался перед зеркалом. Верный признак, что идет на свидание.

– Ты что это, в шортах пойдешь на свидание?

– И пойду. А что?

– Я так понимаю, что с Аленой, так же, как перед этим с Наташей, с Милой, с Олей и кто там еще, я уже и забыла, у тебя все. Значит, у тебя очередная новая девушка, так?

– И что? Имею право. Я парень свободный и собой видный.

– Я не об этом. Я о том, что неприлично на первое свидание надевать шорты. Надень джинсы, хотя бы.

– Может, еще и костюм натянуть? И галстук? И ботинки начистить? В петлицу розу вставить?

– Костюм бы не помешал. И галстук. И ботинки начистить. Роза в петлице – это лишнее. Розу надо не в петлицу вставлять, а девушке подарить.

Брат только махнул рукой, отмахиваясь от Зины, как от назойливой мухи. Через секунду он уже выскочил из квартиры, хлопнув дверью. Раздался шум лифта, а через минуту под окном загудел мотор старенькой шестерки, увозившей брата на свидание. Зина вздохнула. Может, хоть на этот раз ему наконец-то встретилась хорошая девушка, которая сможет взять его в оборот. Остепенится, возьмется, наконец, за ум.

 

Зина вернулась на кухню, где у нее томился в духовке плов, а на плите варился борщ. Натерла на терке свеклу, положила на сковороду, поставила тушить. Когда свекла была готова, добавила в нее ложку уксуса, перемешала и вывалила в борщ. Нарезала лук и укроп, отправила следом за свеклой. Выключила и духовку, и верхнюю плиту. Обед готов.

Затрезвонил мобильный телефон.

– Да, слушаю.

– Зина, ты обед уже сготовила?

– Да, мама.

– Что там на обед сегодня?

– Плов и борщ.

– Зина, ты издеваешься, что ли?!!

– Ой, мама, я совсем забыла! Сегодня же пятница, у тебя постный день. Я сейчас тебе овсянку с изюмом сварю на кукурузном масле.

– Ладно, вари овсянку, а то я голодная, как бездомная собака. Еще вишневый компот хочу и пару блинов, разумеется, постных.

– Хорошо. Будет сделано.

Едва Зина расправилась с овсянкой, блинами и компотом, как из церкви после службы пришла мать. Переоделась, съела свой постный обед и пошла отдыхать в спальню. Зина замочила грязное белье в тазу. Надо будет все перестирать сегодня вечером, а то завтра какой-то большой религиозный праздник и поэтому стирать грех. В воскресенье, в любое воскресенье вообще, стирать грех. Сама Зина не придерживалась всех религиозных ритуалов и правил, но не хотелось расстраивать мать. Поэтому со стиркой надо расправиться сегодня. Зина съела тарелку борща, отлила борщ в маленькую кастрюлю, еще в одну положила немного плова, сложила кастрюли в пакет, одела сарафан и пошла навещать отца. Отец жил в соседнем доме в однокомнатной квартире на первом этаже. С матерью они разошлись пять лет назад, и с тех пор он жил один, мать ушла жить к сыну и дочери с внуком.

– Привет, дочь! – бодро поприветствовал Зину отец, когда она вошла, открыв дверь своим ключом.

– Здравствуй, папа. Как дела?

– Отлично! Как всегда, отлично!

– И, слава богу. Я тебе пообедать принесла. Ешь, пока еще теплое. Борщ и плов.

Отец с аппетитом ел, Зина мыла грязную посуду, что, по всей видимости, осталась со вчерашнего дня. Поставила кипятить чай, вывалила содержимое заварочного чайника в унитаз. Полила кактус, что пылился на подоконнике в углу. Окно грязное, надо бы протереть. Некогда. Ждет замоченное белье в тазу и куча неглаженного белья.

– Окно грязное, – перехватил ее взгляд отец, – надо бы вымыть.

Зина вздохнула и пошла за тазом. Покончив с окном, протерев заодно пол на кухне и пропылесосив палас в зале, Зина сложила пустые кастрюльки в пакет, попрощалась с отцом и пошла домой. Шла и думала о том, что вот и заканчивается ее отпуск. Наконец-то, а то устала она за этот отпуск, как собака. Очень устала, если честно. На работе лучше, там можно передохнуть, спокойно выпить чаю, между делом поговорить с коллегами, в обед или почитать, или погулять. А дома ни секунды покоя, все рвут тебя на части, целый день крутишься, вертишься, а работы твоей не видно. И спасибо никто не скажет. Чем больше везешь, тем больше на тебя грузят. И некому пожалеть, посочувствовать. Никто не скажет: «Отдохни. Ты ведь устала. Посмотри телевизор или просто полежи».

 

Едва войдя в квартиру, Зина услышала разговор Антона и бабушки на повышенных тонах.

– Отвянь, ба, не учи меня жить! Я все сам знаю! Сейчас совсем другие времена, не сравнивай свою юность с моей!

– Боже мой! И это мой внук!! А времена всегда одинаковые. Просто люди меняются. В наше время юноши и девушки были ответственными людьми, а не лоботрясами, как вы сейчас. Учиться не хотите, работать тоже! Вам интересует только пиво, развлечения да деньги. А больше вас ничего не интересует!

– Ты, ба, еще комсомол вспомни! А учусь я нормально. И пиво не пью, между прочим.

– Ты еще скажи, что не куришь!

– Курю, и что с того? Подумаешь!

– Вот и подумай! Сначала сигарета. Потом наркотики. До чего ты докатишься!

Зина вошла в комнату. Бабушка и внук стояли напротив друг друга и кричали друг другу в лицо. Зина встала между ними. «Брэк!» – сказала она.

– Зина, уйми сына! Ты его в конец распустила! Растет хамом, в голове один хлам! – сказала бабушка.

– Мать, скажи бабке, чтобы не лезла со своими нотациями. Надоела! Достала вот до сих пор! – резанул сын по горлу.

– Брэк, – устало повторила Зина и пошла стирать замоченное белье. Через час, когда она полоскала в ванной выстиранное белье, сей творческий процесс прервал телефонный звонок.

– Зинок, а это я, – «обрадовала» ее Анфиса, бывшая одноклассница и бывшая близкая подруга. С Анфисой они поддерживают отношения и по сей день, но близости в них уже нет. Анфиса несколько лет назад удачно вышла замуж, в одно мгновение превратившись из старой девы в преуспевающую даму, по поводу чего не переставала радоваться и назойливо делиться своей радостью со всеми знакомыми. – А я только что из Мадрида. Неделю там с Костиком отдыхали, – похвалилась она.

– Да, я помню, – сдержанно сказала Зина. Она себе напомнила, что надо радоваться за подругу и ее благополучие, но вместо радости в душе, как взбаламученный осадок, поднималось раздражение. – И как Мадрид?

– О! Великолепно! Так все классненько! Так все культурно! Что ты хочешь – Европа! А в какой гостинице мы жили, ты не представляешь! В общем, впечатлений – масса!..

Зина слушала восторженные вопли Анфисы, и ее душила черная зависть. Она понимала, что зависть – это плохо, это черное чувство, но ничего не могла поделать с собой. Живут ведь люди в свое удовольствие. Вволю спят, сладко едят, ездят на шикарной машине, отдыхают за границейились, тыза подругу и ее благополучие, но вместо радости в душе поднималось раздражение.. Ничему ничем не обязаны, делают, что хотят. А она... Всем обязана – и матери, и отцу, и сыну, и брату, и начальнику, и отчизне. Все от нее чего требуют, ждут, постоянно напоминают о долге. И почему-то никто ничего не должен ей, Зине. Ни сын, ни брат, ни отчизна, ни бывший муж. Никто. А она – всем.

– Ты извини меня, – прервала Анфису на полуслове, – мне стирать надо. – И с досадой бросила трубку. Полоскала дальше с закипающими на глазах слезами. Поплескала в лицо холодной водой, вроде немного полегчало на время. Пришлось еще между делом сбегать в аптеку – у матери закончились таблетки от давления, купила заодно и себе настойку пустырника. Накапала капель двадцать в стакан, выпила, прислушалась к себе. Вздохнула: нет, не помогло. Как было хреново на душе, так и осталось. Даже, пожалуй, усугубилось.

 

Явился брат. Судя по недовольному виду и по тому, что вернулся рано, свидание было неудачным. Не стала к нему лезть с расспросами.

– Зинка, согрей плов, – буркнул недовольно.

– А самому слабо? Сунь тарелку в микроволновку и нажми на кнопку, только и делов.

– Вот и сунь, – и пошел в спальню смотреть футбол. Зина вздохнула, положила плов на тарелку, сунула в микроволновку. Через минуту крикнула в сторону спальни: «Плов согрелся». Никто ей не отозвался. Заглянула в спальню. Брат лежал на кровати, спал. Телевизор орал как оглашенный. Выключила телевизор и пошла вешать белье на балкон. Потом гладила пересохшее белье, оставшееся от предыдущей стирки. Пожарила матери на ужин картошку, сварила сыну и брату кашу и какао. С грустью выслушала авторобота, сообщившего по телефону о задолженности за месяц в 831 рубль, которую «необходимо погасить до 20 числа, иначе ваш телефон будет отключен». Опять сын и брат по Интернету шлялись. Просила ведь не лазить без нужды. Но ее просьбы, как всегда, – глас вопиющего в пустыне.

 

Поздно вечером, переделав все дела, Зина вышла на балкон, села в кресло. На ветру колыхалось выстиранное белье. Зина сидела в уголке, прикрытая висевшим на веревках по всему балкону бельем. Никто ее здесь не найдет. Здорово она замаскировалась, ни одна собака в мире ее здесь не разыщет. Она сидела и тихо радовалась тому, как она всех лихо обманула, как здорово замаскировалась.

– Ма!!! – заорал сын из зала. – Дай денег! Я завтра еще один диск возьму в прокате.

– Зинка, ты где? – подал голос брат. – Где мои наушники? Мэйд ин Джапан?

– Зина, подойди к телефону, тебе Анфиса звонит, – крикнула мать.

– А-а-а-а! – тонко крикнула Зинка диковатым голосом, сама себя пугаясь, – А-а-а-а-а!!!…..

 

...Она бежала по ночной улице куда глаза глядят. А глаза ее ничего не видели, так как в конце улицы, где она оказалась, фонари не горели. Темными размытыми пятнами вдоль дороги едва прорисовывались старые частные дома. Свет в окнах не горел. Здесь люди рано ложились спать. В тишине вякнула собака. Зина перешла на быстрый шаг, так как асфальт закончился, и под ногами почувствовалась утоптанная земля. Она шла и шла, сама не зная куда, пока не оказалась на пустыре. Домов уже не видно, ничего не видно, хоть выколи глаз, только за пустырем едва прорисовывается, нет, скорее угадывается, черная туча леса. Зина шлепнулась на большой камень, на который едва с размаху не налетела в темноте.

– А-а-а-а! – дала волю клокотавшим внутри эмоциям. – У-у-у-у! Ой-ей-ей! Ай-яй-яй-яй! Ой-ей-е-е-ей! Тошнехонько мне!!! Не могу я больше!!! Помогите, люди добрые! А-а-а-а-а-а!! ПО-ПО-ГИ-ТЕ!!! SOS!!!!!!!..

– Кто здесь?! – вдруг крикнул кто-то прямо над нею. Зина аж присела на своем камне, вжалась в него.

– Эй, кто здесь? – опять спросили неизвестным мужским голосом.

– Я, – шепотом ответила Зина.

– Кто – я?

– Это я, Зина, – еще тише ответила Зина.

– А чего орешь? – поинтересовался неизвестный.

– Мне плохо. Вот и ору, – объяснила Зина шепотом.

– А чего тебе плохо?

– Все!!! – прорвало ее. – Мне все плохо! Все от меня чего-то хотят! И сын, и брат, и мать, и отец, и начальник, и подруга! Все!! И никто не поинтересуется, а чего же хочу я!

– А чего хочешь ты, Зина?

– Я хочу тишины, покоя, свободы, понимания, любви и ласки. Хотя бы чуть-чуть. Неужели я прошу так много? – и Зина тихо заплакала.

Неизвестный молча присел рядом на камень. Зина чувствовала плечом тепло плеча неизвестного. В темноте щелкнул огонек зажигалки. Неизвестный закурил, и Зина как завороженная смотрела на тлеющий красный светлячок сигареты.

– Я тоже хочу тишины, покоя, свободы, понимания, любви и ласки, – наконец признался неизвестный, – а они все хотят от меня денег, денег, денег и только денег.

– Кто – они?

– Все. Жена. Любовница. Родители. Теща. Дочь. Родственники. Подчиненные. Даже собака.

– Даже собака?

– Даже собака.

– Не может быть.

– Еще как может.

Они сидели молча. В темноте то вспыхивала, то гасла едва заметная красная точка. Зина думала о том, как это может быть, что даже собаке, другу человека, нужны от своего друга только деньги. Ей было очень грустно и очень-очень жаль неизвестного.

Ночь задумчиво шелестела травой. По черной земле стелился молочный туман. Из-за облака выглянул краешек бледной луны.

Двое сидели в чернильной тьме на остывающем камне и молчали...