Дурацкий стакан

 

Маловероятное происшествие

 

Купить в журнале за сентябрь 2017 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 27 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Всё шло по порядку.

Делегаты расселись по рядам, члены президиума за длинным красным столом разложили перед собой свои бумаги, музыканты сыграли гимн, и вот уже Иванов постукал по столу отчетным докладом горкома комсомола, выравнивая стопку листов, не спеша встал, вышел на трибуну, отпил глоток воды из стакана, поставил стакан на бортик трибуны и поправил микрофон.

– Товарищи делегаты! – сказал он и вздрогнул. Стакан, украшенный золотой каёмкой, бесшумно сдвинулся с места, быстро съехал на край трибуны, накренился, и в его стеклянном боку блеснули огоньки огромной люстры. Полторы секунды Иванов тупо следил за ходом событий, потом сделал отчаянное движение, но было поздно. Стакан упал на ковровую дорожку между трибуной и столом президиума, глухо звякнул в тишине и весело покатился, испустив на ковер свою воду. Иванов смотрел на стакан застывшими глазами.

По залу прошёл ропот... Пауза росла.

Что делать? – думал Иванов и не замечал, что уже произносит первые слова отчётного доклада.

Чёрт с ним, со стаканом, – думал Иванов, читая доклад.

Пусть полежит, – думал он через минуту, цитируя директивный документ.

Подумаешь, стакан упал, – думал опять Иванов, приступая к вопросу о научно-техническом творчестве молодёжи.

Тоже мне, первый секретарь, – думал в это время Леонид Максимович Водовозов, представитель горкома партии, сидевший за столом президиума почти по центру, рядом с пустующим стулом Иванова. – Тоже мне, сопляк, стакан уронил.

Может, встать поднять? – думала Нина Мешкова, секретарь по школам. Её место было на самом краю длинного стола, ближе всех к лежащему на ковре стакану. Нина думала так уже минут десять и никак не могла решить, что делать. Скосив глаза, она следила за тем, как на ковре увеличивается мокрое пятно и тонкая струйка воды ползёт к ребру сцены, желая стечь вниз, к делегатам. – Хоть бы уж всю воду выпил, идиот, – думала Нина Мешкова.

 

Как раз в это время Иванов сказал:

– Товарищи делегаты! Городской комитет комсомола заверяет вас, делегатов двадцать пятой отчётно-выборной конференции...

Нина Мешкова быстро написала на бумажке: «Леонид Максимович! Может быть, мне следует поднять упавший с трибуны стакан?»

Представитель горкома партии прочёл записку, повернулся лицом к Нине Мешковой, долго и внимательно смотрел на неё поверх тяжёлых очков, недвусмысленно сдвинув брови... Нина покраснела.

И вот уже целый час стоял на трибуне Иванов, а Нина Мешкова с красным лицом сидела на своём месте и не шевелилась.

Чего он бровями-то шевелил? – думала Нина. – Старый хрыч. Чтобы подняла или чтобы не поднимала? Чёрт меня дёрнул записку писать. Что мне, больше всех надо?

Ну ладно, ладно, – думал Иванов, читая доклад. – Чего зря психовать? Подумаешь, стакан упал. В прошлом году на пленуме один делегат вообще со сцены грохнулся. Зацепился ботинком за ковёр, с кем не бывает. А тут стакан какой-то дурацкий. И зачем его на трибуну поставили? Я и пить-то не хотел. Так, для солидности только...

– И сегодня, – говорил Иванов в это время с трибуны, – мы должны со всей строгостью и объективностью...

Труба... – думал второй секретарь райкома комсомола Витя Ягельников. – Ну, хана... – думал он и рисовал на бумажке зловещие знаки. Изредка Витя поглядывал вправо, на Леонида Максимовича. Представитель горкома партии то расправлял, то нахмуривал густые брови. Вот он медленно повернул голову, посмотрел влево, и тотчас же к нему наискось, через пустующее место Иванова, протянулся Сухошеев из крайкома комсомола. Леонид Максимович что-то сказал Сухошееву, тот выпрямился и быстро-быстро закивал, глядя на Леонида Максимовича круглыми глазами, потом открыл записную книжечку и что-то записал. – Труба... – подумал Витя Ягельников.

 

Когда Иванов начал читать последнюю страницу отчётного доклада, он уже почти совсем успокоился. Последний абзац в отчётных докладах полагается читать на взлёте, оптимистическим голосом, и голос Иванова не подвёл своего хозяина, зазвучал смело и высоко:

– Комсомольцы города и района отдадут все свои силы, все свои знания и энергию, чтобы достойно встретить... – Это была уже последняя строчка в докладе. – Слава богу! – пронеслось у Иванова в голове.

И так от этой мысли стало хорошо, так спокойно, что он сразу как-то забыл и про дурацкий стакан, лежащий на ковре возле трибуны, и про то, как успокаивал себя во время доклада. С лёгким сердцем, и даже усмехнувшись чему-то, Иванов сложил аккуратно листы, шмыгнул носом и зашагал на своё место в президиуме.

Собственно, он только собирался зашагать. Он сделал только первый шаг – и увидел круглые глаза Нины Мешковой, и не успел ещё ничего понять, как услышал звонкий хруст, и кровь бросилась ему в лицо.

На стакан наступил! – понял Иванов.

И тотчас же вместо счастливого облегчения душа его наполнилась смертельной тоской. Он остолбенел в неестественной позе и уставился на сверкающие обломки тонкого стекла...

 

Наверное, долго простоял бы так Иванов, но до его сознания донеслись какие-то голоса из зала, а в репродукторах грянул бодрый голос Вити Ягельникова:

– Товарищи делегаты! Приступаем к обсуждению отчётного доклада! Слово для выступления имеет Татьяна Быкова, учащаяся девятого класса школы номер четыре, секретарь комсомольской организации!

Иванов ощутил себя сидящим на стуле. Сухошеев что-то прошептал ему в ухо, Иванов не расслышал, но два раза кивнул и увидел, как по проходу между рядами к нему приближается девочка в школьной форме.

Это была Таня Быкова из четвёртой школы. – Что-то я её не знаю, – машинально подумал Иванов. – Наверное, недавно выбрали... – Он вздохнул осторожно, мельком глянул на Леонида Максимовича, потом опять на Таню Быкову. На ней был парадный белый фартук, и лёгкие крылышки из белого ситца при каждом шаге вздрагивали на плечах.

Таня Быкова подошла к ступенькам, ведущим на сцену, отбросила назад косичку с белым бантом, и вот уже белые босоножки – топ-топ-топ – пересчитали ступеньки, вот уже идут они по ковровой дорожке, вот...

Иванову показалось, что раздался оглушительный треск.

На самом же деле звук был вовсе не оглушительный. Просто слабый звякнувший хруст.

– Ой, – тихо сказала Таня Быкова.

Иванов увидел сбоку её сморщенную гримасу. Нина Мешкова приподнялась со стула и протянула руку в сторону делегатки, но та уже взошла на трибуну и положила перед собой исписанный листок. Из зала донёсся ропот недоумения, но Витя Ягельников легко вернул тишину, постучав требовательной авторучкой по графину.

– Чёрт знает что, – прошептал Сухошеев Иванову в самое ухо. – Теперь у нас все будут об эти осколки спотыкаться.

Дурак, – сказал самому себе Иванов и кивнул Сухошееву. – Ну и дурак же... проще простого было сразу же убрать этот проклятый стакан. Или вообще не ставить его на трибуну. Что за мода?

 

Таня Быкова, вся вытянувшись к микрофону, звонким голосом читала своё выступление – про военную игру «Зарница», про художественную самодеятельность, про макулатуру и металлолом. Косичка с белым бантом вздрагивала и как бы дирижировала её словам.

Хорошо говорит, молодец, – подумал Иванов. – Наверное, за это и выбрали.

И тут Сухошеев положил перед ним сложенный вчетверо листок бумаги. «Иванову», – прочитал он, узнавая почерк Нины Мешковой.

«Сергей, кажется, она порезала ногу, что делать?»

Иванов моментально вспотел. Он наклонился к столу, чтобы увидеть лицо Нины Мешковой, но в этот момент Леониду Максимовичу как раз пришло время подпереть увесистый подбородок волосатыми кулаками, торчащими из толстых чёрных рукавов. Иванов отклонился назад, выглядывая из-за тощей спины Сухошеева. Нина сидела, напряжённо выпрямившись, и смотрела в сторону от Иванова. Она смотрела вправо и вверх, на Таню Быкову. Иванову было не видно трибуну, но по голосу выступающей делегатки можно было понять, что всё идет как обычно – голос был звонкий, настоящий комсомольский голос.

– Регламент, – услышал Иванов голос Вити Ягельникова. Постукивая по часам, Витя толкал Иванова в бок. – Перебор, – говорил Витя. – Четырнадцать минут.

– Пусть заканчивает, – услышал Иванов шёпот справа. Сухошеев тоже постукивал по часам.

Иванов привстал к микрофону и начал прислушиваться к Тане Быковой.

– ...наша добрая традиция, комсомольское шефство над пионерами и октябрятами...

– Ваше время истекло, заканчивайте, – сказал Иванов в микрофон.

Таня Быкова посмотрела на Иванова, потом долго-долго вниз, себе под ноги. Чего это она? – подумал Иванов.

– Ой, мама, – отчётливо произнесла Таня Быкова и пошатнулась. У Иванова потемнело в глазах. Он сел.

А Витя Ягельников встал и, глядя на Леонида Максимовича, громко провозгласил:

– Объявляется перерыв на двадцать минут!

 

Делегаты столпились у выхода.

Нина Мешкова уже была рядом с Таней Быковой и держала её под руку. Таня стояла, приподняв одну ногу. В руке она сжимала измятый листок с текстом своего выступления.

Иванов подбежал и увидел: учащаяся девятого класса школы номер четыре, секретарь комсомольской организации Татьяна Быкова стоит на одной ноге. А из другой ноги, из белой босоножки, капают в красную лужицу красные капли.

– Скорую помощь, немедленно! – услышал Иванов голос Леонида Максимовича.

Проклятый стакан! – подумал Иванов. – Проклятый дурацкий стакан! Какая чушь, ёлки-палки...

 

 

*   *   *

 

Утром Сухошеев провёл в горкоме аппаратное совещание и укатил в аэропорт.

– Слушай, – сказал Иванову Витя Ягельников, когда все ушли из кабинета. – Надо позвонить.

– Позвонить? – сказал Иванов. – Куда позвонить?

– В больницу, куда же ещё.

Иванов помолчал, глядя в настольный календарь 1975 года. Постукал пальцами по красной обложке делегатского блокнота. Медленно пододвинул к себе пачку «Опала», вздохнул и достал сигарету.

– Вот же невезуха, да? – сказал он Вите Ягельникову.

– Да ладно, ерунда, – сказал Витя. – Но позвонить надо.

– Знаешь что, – Иванов закурил. – Позвони ты?

– Вот ещё, – хмыкнул Витя. – При чём тут я? Ты же... это самое... ты и звони.

– Позвони-позвони, – сказал Иванов. – Позвони и всё. Куда её отвезли?

– Сначала в травматологию. А потом, вроде бы, в городскую, в первую городскую.

– В городскую, – сказал Иванов. – В городскую, в городскую... – он открыл телефонный справочник и долго искал номер.

– Ладно, – сказал Витя Ягельников бодро. – Могу и я позвонить, но вообще-то должен ты. Непонятно, чего ты боишься.

– А чёрт его знает, чего я боюсь. – Иванов подчеркнул карандашом нужный номер в справочнике. – Вот, городская номер один, главный врач. – Он передал Вите справочник и повернул к нему белый телефон.

 

Витя пожал плечами, сказал: «Пожалуйста», и в этот момент сам собой загремел другой телефон, красный, стоящий на другом краю стола.

– Водовозов, – сказал Иванов и снял красную трубку.

– Ну и что ты теперь собираешься делать? – прозвучал голос Леонида Максимовича.

– Доброе утро, – поздоровался Иванов.

Телефонная трубка так рявкнула ему в ухо, что даже Витя Ягельников подскочил на стуле и вытаращил глаза.

– Я спрашиваю, какого чёрта ты теперь собираешься делать! Тоже мне нашёл доброе утро!

– Извините, Леонид Максимович, – сказал Иванов, собирая в дрожащий кулак всю свою волю, – я не... совсем понял, что вы имеете в виду. – Он посмотрел на Витю, тот пожал плечами.

– Ах вон оно что, – сказала трубка. – Значит, ты до сих пор не удосужился позвонить в больницу.

– Нет, – сказал Иванов. – Только собирались.

– Собирались, – сказала трубка. – Долго же вы собирались, друзья секретари, понимаешь, горкома.

– Леонид Максимович, мы... – начал Иванов, но трубка его перебила.

– Сопляк, – сказала она. – Ты должен был ещё в девять утра позвонить в больницу и узнать, что ваша Таня или как там её... ваша Быкова скончалась от заражения крови.

– Почему же наша, – со страху сказал Иванов. Он побледнел, зажмурился и не услышал, что ещё сказала трубка. А трубка посоветовала ему крепко подумать, обещала сегодня ещё позвонить и принялась втыкать в ухо Иванову короткие гудки.

– Положи трубку-то, – сказал Витя.

Иванов не глядя положил трубку на красный аппарат.

– Умерла, что ли?

– Умерла, – сказал Иванов. – От заражения.

– Хана-а... – сказал Витя и сгорбился.

 

«Да, труба», – говорят не только фигурально, но и прямо, оценив преимущества полиэтиленовой трубы. Шутка ли – полвека гарантии! Компания Инжпласт ТД продаёт трубы ПНД диаметром от 20 до 63 мм высокого качества – быстро и под полную комплектацию трубопроводов.

Так они и сидели. Сигарета у Иванова погасла, он шевелил её в пальцах и разглядывал. Дверь в кабинет открылась и закрылась. Витя встал, сказал: «Да, труба», – и вышел из кабинета. Иванов сидел не двигаясь и вглядывался в мутную картину, плавающую в голове: Таня Быкова стоит на трибуне и что-то говорит, вытянувшись к микрофону, а Нина Мешкова ползает по полу возле трибуны и грязной тряпкой вытирает красную лужу. А Таня всё говорит, говорит... А белые бантики на тонких косичках вздрагивают, вздрагивают...

– Всё равно придётся с ними объясняться, так давай уж лучше я поеду, – сказала Нина Мешкова, сидя на том стуле, где только что был Витя Ягельников.

Мутная картина растворилась, Иванов услышал Нину Мешкову и увидел её.

– Куда ехать? – сказал он.

– К родителям Тани Быковой, господи. – Нина только теперь заметила пустоту в глазах Иванова. – Сергей, – сказала она. – Да успокойся ты, пожалуйста.

– Да, – сказал Иванов. – К родителям.

– Давай я поеду? Прямо сейчас.

Иванов подумал и сказал:

– Нет. Я сам.

Нина наклонилась к нему и заговорила быстро-быстро:

– А ты посиди пока тут вдруг звонить будут успокойся Сергей ты ещё наговоришь там лишнего чего-нибудь они же рёвом ревут их успокоить надо я сумею!

– Нет, – сказал Иванов. – Я стакан уронил, я и поеду.

– А я его поставила.

– Кого?

– Да стакан же, господи. На трибуну тебе.

Иванов рывком встал и уставился на Нину дикими глазами.

– Какого чёрта, – прошептал он. – Просили тебя? Ну кто тебя просил?

– Водовозов просил. Не забудьте, говорит, стаканчик с водичкой на трибуне установить. Для ораторов.

– Стаканчик, – сказал Иванов и сел. – С водичкой.

– Да господи, стакан-то при чём?

– При том! – сказал Иванов красному телефону. – Стакан упал, чёрт подери! А если бы он не упал, она бы не умерла!

– Если бы ты его не свалил, – сказала Нина и осеклась, потому что Иванов вдруг так трахнул кулаком по столу, что красный телефон подскочил, а настольный календарь рухнул вниз.

– Чтобы мне больше никаких стаканов! – заорал Иванов, тараща глаза. – Где машина?!

– Да у подъезда стоит, чего разорался-то. Сначала стаканы роняет, потом орёт.

 

Иванов сверкнул глазами, вскочил и вылетел из кабинета. Нина тоже встала и направилась к двери. Перед самым её носом дверь распахнулась, и влетел Иванов. Нина отскочила в сторону.

– Адрес давай! – рявкнул Иванов и повторил дрожащим голосом: – Нина, я прошу адрес Тани Быковой, то есть бывший... то есть её родителей...

– Ну и пожалуйста, – сказала Нина. – Пионерская, шесть.

Иванов моментально исчез.

– Дурак, – сказала Нина в открытую дверь.

 

 

*   *   *

 

Иванов опустился на сиденье и хлопнул дверцей. Не глядя на шофёра, он сказал, выковыривая из пачки сигарету:

– Давай на Пионерскую. Дом шесть.

Первый же перекрёсток встретил их красным сигналом. Постояли. Иванов закурил. На втором перекрёстке издалека светился зелёный, шофёр газанул, чтобы успеть, но не успел. Иванов дёрнулся вперёд, уронил на брюки пепел. Шофер покосился в его сторону и ничего не сказал.

Иванов протянул руку и надавил красную кнопочку под самым стеклом. С лёгким звоном сработала пружина, под руку к Иванову выскочил зелёный ящичек-пепельница, одно из многочисленных изобретений шофёра Миши Коноваленко. Миша вообще любил мастерить, и старый горкомовский газик был напичкан всевозможными усовершенствованиями – от системы кондиционирования воздуха до оригинальной конструкции противоугона со светозвуковой сигнализацией. Иванов стряхнул пепел в пепельницу и поправил галстук.

– Не везёт, – сказал Миша.

Иванов промолчал.

– Хреновые дела, – сказал Миша.

И этот всё знает, – с досадой подумал Иванов, коротко глянул на шофёра и отвернулся.

– У нас во второй квартире, – сообщил Миша, – бабуся живёт, соседка. У ней внучка тоже в девятом учится.

– Да? – сказал Иванов и стряхнул пепел.

– Ага. В той же школе. – Миша переключил скорость и прибавил газу. – Только в другом классе. В параллельном.

Бабуся какая-то... – подумал Иванов. – При чём тут бабуся... Ну не везёт так не везёт, да что же это такое в самом деле... – Он умял сигарету в пепельнице, задвинул её на место. Красная кнопочка щёлкнула, зажглось миниатюрное световое табло: «Дышите свежим воздухом». Миша Коноваленко сам был некурящий и с помощью своего изобретения иронизировал над курильщиками.

 

«Газик» подрулил к двухэтажному дому и остановился у подъезда под деревом.

На скамеечке сидели две старушки в одинаковых бесцветных платьях, в тёмно-синих платках и в кожаных тапочках с меховой оторочкой. (Близнецы, что ли? – подумал Иванов.) Он спросил у старушек, где квартира Быковых, и те сообщили, что Марья Сергеевна ещё с вечера в больницу убежала, а Павел Афанасьевич поехал договариваться с кладбищем.

Иванов сел обратно в газик и поехал в горком, в свой кабинет с красным и белым телефонами.

 

 

*   *   *

 

Водовозов позвонил ровно в два часа.

Он говорил теперь спокойнее. Вслух пожалел, что прикрикнул утром на Сергея, поделился подробностями из больницы, которые знал сам, и только после этого поинтересовался, что же Иванов надумал делать.

– Я съездил к родителям, – сказал Иванов с чувством постепенного облегчения. Видно, спокойствие Леонида Максимовича как-то передавалось по телефонному проводу, и уверенный баритон, дружелюбно мурлыкая в трубке возле уха, располагал к неторопливому разговору.

– Ну и? – спросил баритон.

– Да понимаете, – сказал Иванов, ещё больше успокаиваясь, – неудачно съездил. Не застал.

– Ничего, – сказал баритон. – Это не самое главное.

– Да, конечно, не самое главное, – повторил Иванов почти с удовольствием.

– Конечно, конечно, – пожурчало в трубке. – А что же ты всё-таки надумал делать, товарищ первый секретарь горкома? – в ровном журчанье баритона Иванов с тайной тревогой уловил твёрдые нотки. – Как ты вообще собираешься отреагировать на всё это? – уточнил баритон.

Внутренний сторож толкнул Иванова локтем в бок, чтобы тот приготовился к чему-то неприятному. Но Иванов подумал секундочку и решил, что сторож напрасно струсил, тем более что в трубке опять зажурчал ровный баритон старшего товарища Леонида Максимовича Водовозова:

– Ведь вы же понимаете, надеюсь, что на это дело надо отреагировать, что отмалчиваться здесь будет... – Водовозов помолчал, подбирая слово, – отмалчиваться будет неправильно, недипломатично...

 

– А может, замнём это дело? – сказал Иванов, не думая о последствиях.

– Что замнём? – тихо и ровно спросил баритон.

– Ну... это дело, – сказал Иванов. – Там похоронят...

– Я тебе замну! – ворвался резкий фальцет, ничем не напоминающий тот дружелюбный баритон, к которому Иванов уже так привык. – Я тебе замну! – орал фальцет.

– Да нет, Леонид Максимович, я же...

– На глазах у трёхсот делегатов! Ни в чём не повинная девочка! Наступает на какой-то дурацкий стакан!

– Двести шестьдесят, – брякнул Иванов и втянул голову в плечи.

 

– Ну вот что, – услышал он в трубке прежний баритон... Но нет, это был уже другой баритон, не похожий на тот, первоначальный. В этом втором баритоне было спокойствие, но не было уже дружелюбия. – Выкручиваться тут нечего, – продолжал второй баритон. – Я понимаю, что всё это довольно глупо... Кой чёрт дёрнул тебя воду пить, тоже мне оратор! Цицерон хренов! – ворвался опять резкий, неприятный фальцет.

– Я думаю, что... – сказал Иванов, не зная, что сказать.

– Ладно, слушай сюда, – фальцет уступил место второму баритону. – Не суетись... Когда похороны?

– Точно не знаю.

– Вот узнай точно. И чтоб венок от горкома комсомола был, пошли кого-нибудь. Или лучше сам сходи. Или нет, сам не ходи, пошли кого-нибудь. Ясно?

– Понял.

– И некролог чтоб в газете был. Всё же это дело такое... Понимаешь меня или нет?

– Так... Ясно... Будет сделано, – сказал Иванов и записал в календаре: «Венок, некролог».

Водовозов положил трубку.

 

 

*   *   *

 

Иванов сидел за столом уже часа полтора и смотрел понемногу то на красный, то на белый телефон, то на чистый лист бумаги, то на авторучку в правой руке, то на сигарету в левой. На листе сверху была написана и зачёркнута одна кривая строчка: «Из наших рядов выбыла комсомолка Таня...»

Он отложил сигарету и открыл телефонный справочник. Полистал, придвинул поближе белый аппарат, набрал номер. На дальнем конце провода потянулись гудки, потом щёлкнуло, и мужской голос произнёс: «Слушаю Бутыров».

– Здравствуйте, это Иванов говорит из горкома.

– Добрый вечер, а... какой Иванов, простите?

– Из горкома комсомола.

– А, Сергей... слушаю тебя. – Иванов явственно представил себе, как директор школы перекладывает трубку с одного уха на другое, прижимает её плечом, и закуривает папиросу.

– Я по поводу Татьяны Быковой.

– Да-да, слушаю.

– Видите ли, – сказал Иванов. – Я хотел... уточнить, когда похороны.

– Пока не известно точно. Может быть, в четверг, это зависит от... А что, будут ваши представители?

– Конечно.

– Не надо, Сергей, – сказал директор. – Лучше не надо.

– Думаете, не стоит?

– Уверен, – сказал директор и поспешно добавил. – Нет-нет, я ничего такого не хочу сказать, но...

– А что? Мать Татьяны и отец... они что...

– Поймите меня правильно, – сказал директор, переходя на «вы». – Это дело такое... странное и... неожиданное... Быкова была у нас на самом хорошем счету... Ах, чёрт, не в этом дело! Понимаешь, Сергей, – опять перешёл на «ты» директор, – я не знаю, но мне кажется, ты и сам должен понимать, почему твоё присутствие на...

– Нет-нет! – закричал в трубку Иванов. Он проглотил слюну и замешкался, отыскивая в календаре листок с надписью «Бутыров Степ Ильич дир шк 4», – Степан Ильич, я же не об этом! Разумеется, меня там не будет! Мы пришлём венок!

– А, вон что, – вздохнул директор. – Венок можно... Это правильно. Конечно, венок. Присылайте. Только вам лично не следует...

– Да нет, ну что вы! Степан Ильич, я же понимаю, в каком положении я и горком лично, то есть горком и я лично, здесь двух мнений быть не может, это понятно... Степан Ильич, у меня к вам ещё одна просьба.

– Слушаю.

– Мне... э-э... предложено…

– Да-да, я слушаю.

– Короче говоря, надо сделать небольшой некролог в нашу районную газету. Всё-таки... такой случай. Правда же?

– Некролог, вы говорите?

– Ну да, в газету. Дело в том, что... конференция, понимаете. Делегаты со всего района, двести шестьдесят человек. А Таня Быкова всё-таки стояла на трибуне, и у неё там... ну, кровь и всё такое... и всё же она, несмотря ни на что...

– То есть вы хотите сказать, что она совершила подвиг?

– Да. То есть нет. Не подвиг, конечно, но...

– Я думаю, что Быкова просто была в шоке. Мне сказали в клинике, что если бы она сразу же после того как порезалась об это стекло... если бы её доставили сразу же, незамедлительно, то её можно было бы спасти.

– Ну, не знаю... И всё-таки она сказала до конца. Ведь это было не просто так выступление, это был рапорт комсомольцев всей школы. И она сказала всё, до последнего слова... Почти до последнего.

– Вы считаете, что это подвиг?

– Нет, но... во всяком случае, об этом можно было бы сказать в газете.

– Вы что, с ума сошли?

Иванов растерялся.

– Нет, – сказал он.

 

– Сергей... – директор закашлялся и замолчал надолго. Иванов подумал, что сейчас самое время сказать что-нибудь... умное, дельное... чёрт возьми, до чего же глупо всё! Он так и не успел ничего придумать. – Сергей, – повторил директор хриплым голосом, – неужели тебе не понятно, что об этом нельзя писать в газету?

– Почему? – сказал Иванов и сморщился от стыда.

– Ты что, действительно не понимаешь?

– Нет, Степан Ильич. Я, конечно, понимаю, что... я понимаю, но...

– Ну-ну, говори, что ты понимаешь.

– Степан Ильич, – сказал Иванов. – Я ничего не понимаю. Но вы же понимаете, что такой некролог нужен.

– Какой – такой?

– Ну... я не знаю. Во всяком случае, надо сказать людям, что Татьяна Быкова была хорошей комсомолкой...

Было слышно, как директор чиркнул спичкой и закурил вторую папиросу. Вот затянулся, выпустил дым. Ещё затянулся.

– Сергей, – сказал он наконец. – Ты это сам придумал некролог написать? Мне кажется, что это не твоя идея.

– Почему же? – Иванов смутился.

– Потому что ты меня агитируешь, а сам не знаешь, кому и для чего нужен этот некролог.

– Ну хорошо, – сказал Иванов через силу. – Ну, допустим, это не моя идея. Какая разница, моя или нет?

– Большая разница. Очень большая.

– Степан Ильич... – Иванов почувствовал, что вспотел. Даже рубашка прилипла к спине. – Степан Ильич... – повторил он.

 

– Хорошо, Сергей, – сказал директор. – Что ты ещё хотел у меня спросить? Тебя интересует, чем комсомолка Татьяна Быкова отличалась от других учащихся? В чём, так сказать, истоки её подвига?

– Ну да, – сказал Иванов. – Ведь она чем-то отличалась?

– Ничем не отличалась. Ничем. Абсолютно.

– Но ведь... её же избрали комсомольским вожаком.

– Хорошо училась.

– Правильно, – сказал Иванов. – Вот видите?

– Ещё у неё были косички.

– Косички? – Иванов насторожился. – Какие косички?

– Обыкновенные. С бантиками. Как у второклассницы.

Иванов вспомнил, как белые бантики вздрагивали за спиной Тани Быковой.

– Ну и что? – сказал он. – У всех косички.

– В том-то и дело, что не у всех. Быкова училась ведь уже в девятом классе.

Иванов осторожно пошевелился за столом, покусал губу.

– Ну хорошо, ладно, – сказал он в трубку. – У меня к вам всё. Извините за беспокойство.

– Что? – не понял директор.

– Я говорю... спасибо, Степан Ильич. Больше у меня вопросов к вам нет. Извините.

– А, пожалуйста, ничего.

 

Иванов положил трубку. Дверь кабинета открылась, вошла секретарша Света Воронова.

– Там Лутошин, корреспондент, – сказала она. – Можно?

– Какой Лутошин?

– Ну, из газеты.

– Из какой газеты? – хмуро произнёс Иванов, глядя на зелёную брошку, тускло светившуюся на груди Светы Вороновой. Затем он внимательно посмотрел на часы. Так и не поняв, сколько времени, медленно проговорил. – Да... Лутошин... Какой Лутошин?

Света помолчала, набрала побольше воздуха и произнесла, растягивая губы:

– Пришёл Лутошин. Корреспондент. Из газеты.

– Ну пусть войдёт.

Света повернулась и вышла. Вошёл Лутошин, молодой человек с портфелем.

– Меня прислали из редакции, – сказал он, усаживаясь.

– Так, – промолвил Иванов.

– Мне поручено написать о девочке-комсомолке, о школьнице... – он открыл портфель, достал блокнот, полистал торопливо. – О Тане Быковой из четвёртой школы.

– Очень хорошо, – сказал Иванов и с облегчением смял лист бумаги с перечёркнутой строчкой, бросил его в корзину. С облегчением же закурил, уселся поудобней и дружелюбно посмотрел на Лутошина. Встал, протянул над столом руку.

– Сергей Иванов.

– Сергей Лутошин, – сказал Лутошин.

 

Они снова уселись. Помолчали, улыбаясь друг другу. Иванов улыбался открыто и дружелюбно, как пьяный или сумасшедший, а в улыбке корреспондента были недоверчивость, недоумение и опасливое ожидание какого-нибудь конфуза, что ли. Лутошин разлепил губы и сказал хрипло-просительно:

– Тре... требуется узнать бы... несколько интересных фактов из жизни... – он опять заглянул в блокнот, – из жизни Татьяны Быковой.

– Так, – сказал Иванов, не переставая улыбаться. – А ты давно в нашей газете?

– Полтора месяца. – Лутошин пожал плечами. – Я на практике, собственно.

– На практике? Понятно... А на каком курсе?

– На третьем. То есть на четвёртом уже.

– А где ж ты учишься?

Лутошин назвал университет.

– Далеко забрасывают вас, – сказал Иванов.

– Да нет, ничего, – сказал Лутошин.

Оба умолкли, разглядывая друг друга – Иванов открыто и дружелюбно, Лутошин напряжённо и недоверчиво.

 

– Ну вот, значит... – промямлил корреспондент. – И, кроме того, меня интересуют обстоятельства гибели э-э... Татьяны Быковой.

– Гибели? – спросил Иванов и перестал улыбаться.

– Ну да... ведь она погибла при странных обстоятельствах, так мне сказали.

– Кто это тебе сказал? – Иванов глянул на Лутошина в упор.

– Как это кто... В редакции.

Иванов долго и как бы задумчиво смотрел на практиканта.

– Тебя разыграли, – сказал он.

– То есть... как? – не понял Лутошин. – Почему это?

– Потому что Татьяна Быкова не погибла.

– Как это не погибла? – растерялся Лутошин и снова заглянул в свой блокнот. – Вот же у меня записано, – проговорил он с обидой, – Татьяна Быкова, девятый бэ, четвёртая школа...

– Хорошо, – сказал Иванов. – Хорошо. Всё правильно. Только не погибла, как ты говоришь. А просто умерла. В больнице.

– Ну правильно! – обрадовался Лутошин. – Умерла в больнице от потери крови, а перед этим... что-то там такое случилось, и как раз мне хотелось узнать...

– Не от потери умерла, – сказал Иванов. – От заражения.

– От заражения? – Лутошин опять растерялся.

– Да, – сказал Иванов твёрдо. – От заражения. А не от потери.

– Но почему же тогда... мне сказали в редакции...

– А что, – перебил Иванов, – этот некролог... эта статья тоже пойдёт у тебя для отчёта о практике?

– Да, – смутился Лутошин. – А что?

– И ты... – Иванов наклонился к Лутошину. – И ты что же... вырежешь это из газеты? А потом что... наклеишь на белый листок и поставишь дату?

– Зачем наклеивать? Это не обязательно наклеивать... А в чём дело, собственно?

 

– Ладно, – сказал Иванов, откидываясь на спинку кресла. – Тогда пиши так... Записывай, записывай, открывай блокнот.

Лутошин открыл.

– Значит так, – начал Иванов. – Однажды комсомолка Татьяна Быкова наступила ногой...

– Зачем же ногой? Ясно же, что не рукой, – Лутошин улыбнулся и вычеркнул в блокноте слово «ногой».

– Действительно, – согласился Иванов и тоже улыбнулся. – Наступила, э-э... на разбитый стакан, заболела заражением крови и умерла в горбольнице номер один.

– На какой стакан? – не понял Лутошин.

– На дурацкий стакан.

– На какой... дурацкий стакан?

– Ну, хватит, – сказал Иванов. – Иди-ка ты домой. Ты где живёшь, в общежитии?

Лутошин одураченно смотрел Иванову прямо в глаза.

– Успокойся пожалуйста, – сказал Иванов. – Никто никуда не наступал. И никто нигде не умирал. Тебя разыграли.

Лутошин насупился, криво улыбнулся, захлопнул блокнот и спрятал в карман авторучку.

– Вот же гады, – сказал он улыбаясь.

– Весёлые ребята, – согласился Иванов. – Ты не обижайся на них.

– Да ладно, чего там, – Лутошин засмеялся, швырнул в портфель свой блокнот, встал, переступил с ноги на ногу, пожал плечами. – Ну, тогда ладно, что ж, собственно... Пойду.

– Не расстраивайся! – крикнул Иванов в спину уходящему корреспонденту. Тот открыл дверь, оглянулся, улыбаясь Иванову, постоял улыбаясь и вышел.

 

Ещё какое-то время улыбка Лутошина – недоверчивая, конфузливая, как бы извиняющаяся за недоразумение – стояла в глазах Иванова... На минуту он сам поверил в то, о чём толковал практиканту из газеты: ничего не случилось, никто не умер, всё это глупое враньё и дурацкий розыгрыш, надо рассмеяться и забыть это, и не думать об этом, и спокойно идти домой, как идёт сейчас этот Лутошин в своё общежитие... Иванов почувствовал, как внутри у него расслабилась мучительная пружина, стало легко, хорошо, беспечно...

Он выпрямился в кресле, глубоко вздохнул, с наслаждением потянулся, похрустел суставами пальцев, вынул из графина стеклянную пробку, с весёлым бульканьем наполнил водой стакан, вернул пробку на место, потянулся к стакану, зацепил рукавом настольный календарь и проследил, холодея от ужаса, как настольный календарь ткнулся в стакан с водой, как стакан вздрогнул, покачнулся, сверкнул круглым стеклянным боком и пропал по ту сторону стола... Иванов зажмурился и простонал, ожидая оглушительного грохота, огромного взрыва, когда всё взлетит на воздух – стол с телефонами, стулья для посетителей, сейф с документами, со стен сорвутся портреты и полетят, натыкаясь один на другой, на телефоны и стулья, и сам Иванов пролетит в этом хаосе по диагонали пространства, в верхний дальний угол кабинета, и врежется головой в этот угол, и рухнут стены, и взметнётся великая пыль, пыль, пыль, и закружится горький дым, дым, дым...

Но ничего не случилось.

Стакан не разбился.

Иванов не услышал ни малейшего звука.

Только вода пролилась на ковёр.

 

 

 

От автора. Текст написан в 1975 году после командировки в г. Николаевск-на-Амуре на отчётно-выборную конференцию горкома ВЛКСМ. Я тогда жил в Хабаровске и работал в краевой молодёжной газете.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за сентябрь 2017 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению сентября 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.