Евлампий

Шли дни. Жизнь шла своим чередом. Всё налаживалось. Нашёл мусорку за речвокзалом и три недели сибаритствовал. На четвёртое воскресенье пришли три бомжихи и били его кирпичами, а также длинными железными прутами.

– В печень не бейте, – кричал Евлампий и плевался зубами, – Последняя.

Не послушали. Били и в печень, но когда упал, сжалились.

– Убили, бабоньки, – крикнула та, что с прутом.

– Та не-е жив-о-о-й, – охнула другая, выбрасывая кирпич.

И слышал Евлампий, как тонет звук «о-о» в её гнилых внутренностях. Тогда же обнаружил он странную вещь. Левый глаз его видит не только поверхность вещей, но видит и нутро. Видел Евлампий как бултыхались кишки бомжих, как текла по их телу «Зелёная марка», пожирая эпителий тканей. Видел, и ужас холодной, железной рукой сдавливал всё сильнее его горло.

– Ты умрешь через три дня, – проскрипел он бомжихе с кирпичом, – У тебя тубик лёгкие съел.

А левый глаз его неотрывно смотрел на бронхиальное дерево, по которому сыпалась сажа.

– А ты через месяц, – сказал он той, что с прутом и, шаркая разлезшимися ботинками, отлез к стене автовокзала, – В желудке у тебя дырка.

– Чё несешь? – закричала та, что с прутом и зловоние забило ноздри Евлампию. Он испуганно подтянул под себя непослушные ноги и тихонько заскулил. Чёртов левый глаз неумолимо скользил по протухшему желудку и остановился на каком-то листочке под ним. Листочек гнил и расползался на глазах.

– И поджелудочная у тебя наебнулась, – наконец выдохнул Евлампий и закрыл глаз.

– Ах ты, сука бородатая! – в воздухе, рассекая зловоние, засвистел железный прут.
– Стой! – крикнул голос третьей бомжихи и прут остановился в полуметре от Евлампиевой головы, – А я как?

Евлампий разлепил левый глаз и одними губами сказал:

– А ты – Лида!

Почему он это сказал, Евлампий не понял.

– Она Машка! – рявкнула удовлетворенно бомжиха с прутом и, с видом на славу поработавшей барыни, присела на перевёрнутый ящик от помидоров – А ну вали отсюда пока живой!
Тем временем то ли Машка, а то ли действительно Лида, зарыдала-заплакала и отвернулась. Пользуясь смятеньем во вражеских рядах, Евлампий сделал ноги.

Три дня отходил от побоев. Читал «Дао дэ Цзин» и тихо стонал, когда на выдохе нож внутри распаривал исходивший зудом желудок.