Лето в Леденецбурге

 

 

 

Репродуктор вздрогнул, и бодрые звуки «Марша авиаторов» раздались над перроном Витебского вокзала. До отправления скорого поезда «Ленинград – Одесса» оставалось десять минут.

– Будем прощаться, – сказала Лидия Андреевна. Яна бросилась на шею матери, сбивая ее шляпку.

– Ну, полно тебе, полно, – ласково сказала Лидия Андреевна, поправила белую шляпку и поцеловала дочь.

– Папа, до свиданья, – всхлипывающая дочь перешла в объятия отца, массивного и непривычного в белом чесучовом костюме, форма военврача с медалью «За отвагу» идёт ему гораздо больше.

– Янка, не грусти, мы вернёмся уже через три недели и сразу поедем на нашу дачу, – сказал Ян Михайлович, целуя дочь.

– Да, папа.

– Лина, берегите Яночку, – сказала Лидия Андреевна и подтолкнула девушку к домработнице.

– Не беспокойтесь, Лидия Андреевна, у нас всё будет хорошо, как всегда. А вы, как приедете, сразу дайте телеграмму.

Акулина Михайловна – член семьи уже сорок лет. Она вынянчила Лидию Андреевну, а когда та вышла замуж и родила Яну, Акулина Михайловна вынянчила и её. И с тех пор вела хозяйство Петерсов. Хозяйка и домработница вежливо поцеловались, Ян Михайлович торжественно пожал руку Акулине Михайловне.

– Садитесь, осталось пять минут, – пригласил пассажиров мягкого вагона щеголеватый, подтянутый проводник в чёрной форме железнодорожника. Семья ещё раз торопливо расцеловалась, и Ян Михайлович подсадил супругу в вагон.

 

Яна и тётя Лина подошли к панорамному окну мягкого вагона. Родители Яны сидели друг напротив друга в двухместном купе и счастливо улыбались. Лидия Андреевна успела снять шляпку и теперь поправляла тёмные волосы, скрученные надо лбом в два валика, как у Любови Орловой. Яна постучала в закрытое окно. Родители послали ей воздушный поцелуй и украдкой взялись за руки. Паровоз громко свистнул, окутался паром, и поезд медленно поплыл вдоль платформы. Яна и тётя Лина стояли, обнявшись, и махали вслед своим родным.

– Они до сих пор красивая пара, – сказала тётя Лина.

– Счастливые, – выдохнула девушка, – едут к морю в мягком вагоне.

– В понедельник, наверное, придёт от них телеграмма, – сказала Акулина Михайловна.

– Как бы я хотела поехать с ними далеко-далеко, в мягком вагоне, – мечтательно произнесла Яна, полной грудью вдыхая вечерний воздух. Ей всегда нравился запах на перроне – разогретый металл и горящий уголь звали в дальнюю дорогу.

– Ты забыла, что едешь завтра на дачу и будешь там всё воскресенье?

– А мы сейчас зайдем в Елисеевский? – с лукавой улыбкой спросила девушка.

– Заедем, егоза, – ответила Лина.

 

Они вышли с вокзала и сели в трамвай. Деревянные сидения тянулись вдоль всего вагона, раздался громкий звонок, и трамвай тронулся. Яна наслаждалась поездкой. Жаркий солнечный день заканчивался. Золотистое закатное сияние охватило всю западную сторону неба. Яна восторженно крутила головой налево и направо:

– Как красив наш Ленинград в такую погоду!

– У меня глаза болят, уж слишком много сейчас света, – ворчливо ответила Акулина Михайловна.

– Ну разве света может быть много?! – вскричала Яна. – Посмотрите, тётя Лина, Ленинград кажется полупрозрачным, почти стеклянным, или леденцовым, как в той сказке Гофмана. Помните, мы её читали, когда я была маленькая?

– Про Щелкунчика?

– И на балет ходили …

– Но зимой у нас холодно и мрачно, – сказала Лина.

– И вовсе нет, одеться потеплее, и на каток в ЦПКиО, или в Дюны на лыжах!

– Вставай, егоза, мы выходим!

 

На главном проспекте Ленинграда Лина и Яна постояли, любуясь закатом. Широкий проспект по всей длине залит пурпурным сиянием опускающегося за горизонт солнца, даже зелёные кроны деревьев в саду Дворца пионеров кажутся багряно-золотыми. Все величественные здания освещены одинаково, тень не отбрасывают, а в темнеющем небе ослепительно горит золотая игла Адмиралтейства.

– Завтра опять будет хорошая погода, – уверенно сказала Лина, – смотри, закат красный, а не малиновый.

Их обгоняли гуляющие, почти все были в белом и улыбались красивой девушке. Яна сегодня надела белую юбку, белую блузку с рукавами-фонариками и комсомольским значком. Белые парусиновые туфли были с вечера начищены доброй тётей Линой зубным порошком. Яна поправила белый берет на тёмных, как у матери, волосах, и потянула Лину в гастроном №1:

– Пойдёмте скорее!

– Иду, детка.

– О чем вы задумались, тётя Линочка? – ласково спросила Яна.

– Как чисто в нашем городе, безопасно, уютно, и людей сейчас немного, никто не толпится, не толкается, не кричит.

– Так было, наверное, до революции в Петербурге? – наивно спросила Яна.

– Так стало в последние два-три года, – с тихим вздохом ответила Лина. Они вошли в магазин и повернули налево. Ярко светились круглые матовые электрические лампы, отражающиеся в неровной формы зеркалах и стеклянных витринах прилавков. И кассы, и прилавки сделаны их заморского красного дерева. «Вот вам буржуазный стиль модерн во всей красе, – потрясённо подумала Яна, – и он мне очень нравится».

– Какие конфеты покупаем? – осведомилась Лина.

– «Раковые шейки», – отозвалась Яна.

– Да, твои любимые.

– А помните, как в «Хождении по мукам», в первом томе, Телегин предлагал Даше карамельки от Елисеева?

– Да, ты мне читала это место, – ответила Лина. – Что ещё берём?

– Колбасу «Докторскую»… – подсказала девушка.

Вскоре нагруженные покупками Яна и Лина вышли в коридор, разделяющий две части бывшего Елисеевского магазина.

– Зайдем сюда, – позвала Яна, поворачивая направо.

– Чего ты ещё хочешь? – вздохнула Лина, но пошла за своей девочкой.

– Я хочу кофе, – ответила она, блаженно вдыхая запахи свежемолотого кофе, копчёной рыбы и специй. «Так, наверное, пахнет во всех магазинах колониальных товаров по всему миру».

– Кофе молотый или в зёрнах? – уточнила Лина.

– В зёрнах, я его завтра сама смелю, – ответила девушка, слегка краснея.

 

Вскоре они вышли из гастронома и перешли проспект 25 Октября к остановке транспорта у Дворца пионеров. Троллейбус маршрута №5 подкатил очень быстро. Яна и Лина поднялись в салон и поехали домой к Смольному собору, в конец Таврической улицы.

– Пусть завтра опять будет хорошая погода, – шептала девушка, глядя в окно.

– А если будет дождь, ты останешься дома? – поддразнила её Лина.

– Я всё равно поеду, надену плащ, резиновые боты, возьму зонт и поеду, там же наш кот один остался.

– Не забудь дать ему докторской колбасы, – напомнила Лина.

– Ой, тётя Линочка, вы до сих пор считаете меня маленькой дурочкой, – вспыхнула Яна. Няня ответила ей спокойной улыбкой:

– Как же ты дотащишь все эти продукты, которые мы купили?

– Но вы же меня проводите на вокзал, тётя Линочка?

– Конечно, провожу и вернусь домой стирать бельё.

– А вы не поедете со мной?

– Нет, у меня большая стирка, и я приеду вечером. Но тебя же там встретят.

– Да, Егор Шестаков, мой однокурсник. Мы будем заниматься историей и немецким, – ответила Яна и покраснела.

– Ну что ж, это приличный молодой человек, – сказала Лина. – Я знаю его маму и сестёр.

– Представляете, он разгружает вагоны, чтобы купить своим сёстрам обновки.

– А учится он как?

– Почти на все пятёрки, – радостно сказала Яна. – Занимается парашютным спортом!

– Вот с парашютом ты прыгать не будешь никогда, – резко сказала Лина. Яна надула губы.

– Между прочим, многие комсомольцы у нас в университете уже имеют значок «Парашютист-спортсмен».

– С парашютом прыгать слишком опасно, – отрезала Лина. – Вставай, мы подъезжаем.

Яна легко сбежала вниз по ступенькам троллейбуса и помогла Лине вынести тяжёую сумку.

 

В просторной квартире было непривычно тихо. Яна схватила поднос с чайной посудой и понесла его в столовую, но тётя Лина сказала:

– Выпьем чаю на кухне и будем ложиться. Завтра у нас насыщенный день.

Девушка вздохнула, убрала обратно в кухонный буфет стакан отца в серебряном подстаканнике и мамину голубую чашку императорского фарфорового завода. Казалось, уехавшие родители забрали с собой уютную семейную атмосферу: громкий жизнерадостный голос мамы, постукивание её каблучков по наборному паркету, шутки, которыми сыпал отец с невозмутимо серьёзным лицом, их хохот дуэтом, дым «Беломора» – курили и Ян Михайлович, и Лидия Андреевна.

После ужина Яна ушла в свою комнату, взяла книгу из шкафа и устроилась почитать в мягком вольтеровском кресле, любимом кресле деда. Он погиб в Гражданскую войну, ещё до рождения внучки. Она раскрыла книгу, обняла коленки и уставилась в окно. Жёлтая полоса, след ушедшего за горизонт солнца, горит на севере. Книга Достоевского «Белые ночи» выскользнула из рук задумавшейся Яны и упала на ковёр. Девушка не шелохнулась. Сейчас её не занимали неожиданные повороты судьбы Мечтателя. Подумаешь, бродил белой ночью по набережной Фонтанки, разговоры вёл с чужой невестой…

Сердце Яны замирало в предчувствии собственной судьбы. Неужели это будет Егор? Девушка тихонько напела песенку из любимого фильма:

– Кто весел, тот смеётся

Кто хочет, тот добьётся,

Кто ищет, тот всегда найдёт…

 

Вот это жизнь – путешествовать на поезде, на самолёте и на пароходе, верхом и пешком, открывать новые страны, знакомиться с людьми. Девушка прикрыла глаза.

Окутанный клубами пара чёрный паровоз с красной звездой, как тот, что увёз к морю её родителей, требовательно свистнул и тронулся. Яна увидела себя на перроне Витебского вокзала, но только почему-то тёмной ночью, а не светлым летним вечером, и она отчаянно бежит, пытаясь успеть на поезд. Егор в красной рубашке тащит её за руку, Яна оглядывается и видит спешащих к ней родителей, тётю Лину, кота Барсика. Грозный отец в гимнастёрке выхватывает револьвер из кобуры. Во сне Яна плачет и кричит:

– Папа, спаси меня!

Но Егор забрасывает девушку в тёмную кабину паровоза и дёргает рычаг. Паровоз басовито гудит, набирает скорость, растерянные лица родных скрываются во тьме, а Егор оборачивается к Яне и говорит:

– Наконец-то мы одни.

Лицо его, подсвеченное снизу пламенем в паровозной топке, кажется чужим и жестоким.

Девушка в ужасе кричит:

– Нет, отпусти меня, я хочу домой! – и просыпается от собственного вопля, по щекам её текут слезы.

– Да что же это такое, вот ведь кошмар приснился, – девушка досадливо вытерла глаза, щёки, распрямила затёкшие ноги и встала с кресла. – Надо спать, мне завтра вставать рано, – приговаривала она, разбирая постель. Небо за окном потемнело.

– «Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса», – шептала Яна, ложась. Она боялась закрыть глаза, но усталость взяла своё.

И вот уже она бредёт по берегу Финского залива и пытается разглядеть Кронштадт в голубой дали между морем и небом.

 

После белой ночи утро настало слишком рано. Тётя Лина изумлённо охнула, когда умытая и причёсанная Яна вышла на кухню.

– Доброе утро.

– Ты рано встала, моя девочка, но я уже сварила твою любимую кашу.

– Манку? – радостно спросила Яна.

– Овсянку, – поправила Лина.

– А, ладно, спасибо, – девушка села за стол, няня подала ей тарелку горячей каши со сливочным маслом и чашку свежезаваренного чая. Торопливо отправив в рот две ложки, девушка отхлебнула чай, обожглась и отставила чашку.

– Ну всё, я побежала на вокзал. – Яна выскочила из-за стола.

– Погоди, егоза, я тебя провожу, – тётя Лина поправила белый платок перед большим зеркалом в прихожей и взяла тяжёлую авоську, приготовленную с вечера.

– Понесём сетку вместе, – сказала девушка.

 

Яна опустилась на деревянное сидение и выглянула в окно. Тётя Лина стояла у вагона и махала ей рукой. Паровоз свистнул и тронулся. Яна помахала няне и поехала на дачу. Погожий воскресный день только начинался. Девушка сняла соломенную шляпку и повесила её на крючок поверх авоськи с продуктами. Щурясь от солнца, Яна смотрела в окно. Зелёно-медные сосны Карельского перешейка проплывали за окном вагона, белые облака летели по сияющему небу, но маленький серебряный самолётик обогнал их, покачал крыльями, приветствуя тихоходный земной транспорт, и исчез на севере, в стороне моря. Яна проводила его долгим взглядом. Предвкушение встречи с морем наполняло её душу ликованием. Конечно, Финский залив – очень мелкое море, но погулять на пляж она всё равно пойдёт. И, может быть, однокурсник Егор Шестаков составит ей компанию. Надо же им выполнять комсомольское поручение старосты группы: Егор подтягивает Яну по немецкому, а она его – по античной истории. Он должен придти с утра на дачу Петерсов, и Яна спешила встретить гостя.

Полчаса поездки тянулись, как капли застывающей смолы по рыжему сосновому стволу. Девушка ощутила себя застрявшей во времени, как муха в янтаре. Неужели совсем скоро она увидит любимого друга? Момент, когда она впервые осознала, что однокурсник ей дорог, всплыл в памяти: морозный январь этого года, экзамен по истории дореволюционной России. Выйдя из аудитории, она очень удивилась – Егор ждал под дверью, пока она отвечала про Минина и Пожарского. Они вышли из университета, миновали оранжевую громаду Музея революции (царского Зимнего дворца до 1917 года) и долго гуляли по проспекту 25 Октября, разговаривали обо всём, ели пышки, и Егор нёс её портфель с учебниками.

Подъезжая к своей станции, Яна спустилась на подножку вагона, ведь рядом не было мамы и тёти Лины, чтобы отругать её за безрассудство, и спрыгнула на платформу, как только поезд остановился. Крепкая рука с золотистыми волосками вокруг запястья поддержала её, и девушка совсем не удивилась. Егор пришел её встретить, разве он мог поступить иначе? Он взял набитую продуктами авоську, Яна надела шляпку и поправила тёмную косу. Егор перекинул авоську в левую руку и сжал ладонь девушки движением, с середины весны ставшим привычным. Ресницы её опустились, скрывая тёплые карие глаза.

– Я скучала по тебе, – смущённо выдохнула она. Он отвёл прядь тёмных волос с её атласного виска.

– Яночка, и я.

Она вгляделась в дорогое лицо и с жалостью заметила, что тени под синими глазами никуда не делись, а щёки впали, делая худое лицо Егора совсем аскетичным, но одет он был, как всегда, аккуратно: белые брюки, белые парусиновые туфли, тенниска в чёрно-белую полоску, на левой стороне широкой груди сияет вытянутый золотисто-синий значок «Парашютист-спортсмен».

– Ты такой бледный, не выспался? – нежно спросила она.

– Глаз не сомкнул, ночью разгружал вагоны, а потом ждал, когда ты приедешь. Встречаю уже третий поезд.

– Мы с тётей Линой вчера зашли в «Елисеевский», а утром она проводила меня на вокзал.

– Вы, наверное, скупили полмагазина, – сказал Егор. – Ого, тяжеленная сетка, как ты её дотащила?

– Это наш завтрак, – скромно ответила Яна.

 

Молодые люди подошли к даче. Серый полосатый кот ждал на ступеньках крыльца. Увидев молодую хозяйку, он выгнул спину и громко замяукал. Она подхватила любимца, зарылась лицом в густую шерсть, и зверь басовито замурлыкал. Голова девушки кружилась от счастья и голода.

– Я ещё не завтракала.

– Я тоже.

Яна, прижимая к себе кота, схватила Егора за руку и повлекла в кухню. Там урчащий полосатый зверь был спущен на пол.

– Поставь сетку на стол, пожалуйста, – попросила Яна, достала оттуда кружочки докторской колбасы и выложила их на фарфоровое блюдце. – На, Барсик, ешь.

Кот подошёл к своему блюдцу и набросился на колбасу. Девушка потянулась за спичками.

– Сейчас разожгу плиту и приготовлю завтрак.

– Я помогу, – сказал Егор.

– Не надо, родители оставили растопку с прошлого воскресенья, – ответила Яна, разожгла плиту и поставила на неё старый медный кофейник. – А ты можешь смолоть кофе? Кофемолка наверху.

Егор вытянулся во весь рост и достал с верхней полки буфета дореволюционный механизм, сверкнувший медной ручкой. Вскоре бодрящий аромат свежесваренного кофе поплыл из кухни на веранду. Яна повязала нянюшкин фартук поверх своего белого платья и выкладывала из сетки на кухонный стол привезённое из города угощение: два городских батона, розовую ветчину, докторскую колбасу в верёвочной сетке, яйца, кусок жёлтого дырчатого сыра, бутылку сливок, пряники, плитку шоколада и кулёк карамелек «Раковые шейки». Опустившись на табурет, молодой человек наблюдал за проворными загорелыми руками девушки.

Наконец сетка была разгружена. Яна вскрикнула, когда Егор поставил на стол глухо стукнувший свёрток в газетной бумаге.

– Ой, что это?

– Я купил бутылку вина «Абрау-Дюрсо».

– Зачем? – удивилась девушка. – Это же дорогое вино.

– Отметим окончание летней сессии.

– Ах, вот зачем ты вагоны разгружал, – догадалась Яна.

– Я помогаю маме, надо будет сёстрам купить зимние пальто.

– Помоги и мне, сбегай в огород, принеси укропу и зелёного луку, – попросила она, нежно улыбаясь. Егор мигом исчез, а девушка взяла миску и разбила в неё пять яиц.

– А ты хозяйственная, Янка, – выдохнул Егор, кладя на стол пахучий пучок зелени. Бархатные карие глаза девушки стали лучистыми.

– Я с детства помогаю тёте Лине на кухне.

– Это твоя тётя?

– Это моя няня и великолепная кухарка. Она научила меня готовить вкусный омлет, кашу и гренки. Любишь омлет? – спросила она ласково.

– Только омлет, – сглотнув, ответил он (в их семье предпочитали яичницу-глазунью).

 

Яна тихонько запела, накрывая стол на открытой веранде для их первого совместного завтрака. Воздух, пахнущий сосновой смолой и цветущим шиповником, вливается в лёгкие. «Почему на даче всегда хочется есть?» – удивилась Яна и ещё быстрее забегала из кухни на веранду. Вскоре пышный крестьянский омлет поднялся на горячей сковородке – кружки картофеля, залитые взбитыми со сливками яйцами, всё это посыпано стружками плавящегося золотистого сыра, мелко нарезанным зелёным луком и укропом. Девушка решила пожарить ещё и гренки. Съеденное на вокзале мороженое ненадолго приглушило её чувство голода, но здоровый молодой аппетит требовал более существенной пищи. Вскоре горка золотистых гренок выросла на фарфоровом, белом в голубые незабудки саксонском блюде. Яна торжественно поставила его в центр покрытого льняной скатертью стола и перелила густые сливки в круглый сливочник из того же сервиза.

– Будешь ветчину? – спросила она, не оборачиваясь, и так чувствовала, что Егор стоит за её спиной.

– Угу, – выдохнул он.

– На, съешь кусочек, ты что-то сегодня совсем бледный.

Егор вздрогнул, нагнулся, ткнулся горячими губами в тонкую шею девушки и вытянул из её аппетитно пахнущих пальцев ломтик розовой ветчины с тоненькой прослойкой сала.

– А сыр? – спросила она задыхающимся голосом.

– Да, и скорее.

– Сейчас, – девушка быстро разложила на тарелки ветчину, сыр, украсила веточками укропа. – Ну вот, неси на стол.

Кот, мурлыча, потерся об её ноги.

– Поел, Барсик? – нежно спросила она.

– Когда? – шутливо-обиженно протянул гость, а кот громко заурчал.

– Иди погуляй, – сказала Яна любимцу. Кот сыто потянулся, пушистый хвост мелко задрожал, зелёные глаза сверкнули в полуметре над полом. Синие и карие глаза проводили полосатого зверя на залитый солнцем двор.

– Теперь и мы пойдём есть, – позвала девушка и сняла передник.

– Ну наконец-то! После вас. – Егор галантно пропустил Яну на веранду, захватил сковороду с омлетом и разложил его на две тарелки, расписанные такими же, как блюдо, цветочками.

– Ой, я забыла вино и рюмки, – вскрикнула, вскакивая, Яна.

– Вечером, отметим окончание летней сессии, – сказал Егор, и девушка послушно опустилась на стул.

– Тётя Лина приедет в восемь часов вечера, надо будет её встретить.

– Конечно, встретим, – ответил Егор.

Молодые люди завтракали чинно, как примерные комсомольцы. Егор был непривычно молчалив, но Яна оживленно болтала за двоих: рассказывала про отъезд своих родителей на юг и сны этой ночью – один кошмар, а другой приятный.

 

После кофе гость вымыл посуду в тазу. Закончив хозяйственные дела, они взяли учебники и пошли на пляж. Яна скинула сандалии и аккуратно сняла белые носки.

– Ногам уже горячо, – радостно сказала она, зарываясь ступнями в мелкий светлый песок, перемешанный с сосновыми иглами. Прекрасное летнее утро превратилось в сияющий солнечный день, тихая вода залива блестела тысячами маленьких солнц.

– А знаешь, вчера было солнцестояние, – задумчиво сказала девушка, глядя вдаль, где тёмно-голубое море и голубое небо сливались в иллюзорной линии горизонта, совсем как в её красивом сне.

– Яна, мне нужно что-то тебе сказать, – серьёзно произнёс Егор, не в силах отвести глаза от её нежного профиля на фоне лазурного неба.

– Что? – девушка обернулась к нему, затаив дыхание, сердце её бурно забилось. «Неужели он сейчас признается мне в любви?» Ночной кошмар тенью скользнул в памяти, но Яна приказала себе забыть страшный сон, ведь Егор – надёжный товарищ, она знает его семью, ей нечего бояться рядом с ним.

– Яна… – юноша взял её за руку.

– Да, – её глаза засияли тёплым янтарным светом.

– Я работал на станции сегодня ночью и случайно услышал… – Егор замолчал, руки его похолодели. Яна замерла, побледнев.

– Говори.

– Сегодня утром немцы перешли нашу границу.

– Что? – вскрикнула она.

– Это война, война началась, моя Яна, – медленно сказал Егор.