Эхо светлой печали (Кукла вуду, манускрипт, Гавриил и дурочка)

 

Мистификация в трёх частях, шести действиях и четырнадцати картинах

 

Купить в журнале за июнь 2018 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 6 часов 30 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Комната состоятельной вдовы Софьи Семёновны в её большом доме. Кроме входной двери, есть дверь в ванную и окно с выходом на балкон. Обстановку составляют: стенка с винным мини-баром, сервизами, книгами и проч. на полках; комод, на котором стоит шкатулка; зеркало, кровать – на спинке висит халат. У кровати – ночной столик, на нём – стакан с водой, лекарства, пульт от телевизора, сам же телевизор расположен напротив кровати. Посреди комнаты стоит круглый стол, несколько стульев и кресло; на столе – небольшая стопка книг. СОФЬЯ СЕМЁНОВНА, в спортивном костюме, сидит за столом и раскладывает на картах пасьянс.

 

СОФЬЯ СЕМЁНОВНА (раздумчиво). Есть у нас одна задумка – ещё не вечер... Так, так, так… И что тут у нас? Туз бубновый, гроб сосновый…

 

Снаружи слышатся шум, возня, толчки в дверь, женские голоса.

 

1-й ГОЛОС (за дверью). Сказала, не пущу!

2-й ГОЛОС (за дверью). А и спрашивать тебя не стану!

1-й ГОЛОС (за дверью). У неё уколы сейчас! Только через мой труп!

2-й ГОЛОС (за дверью). Будет тебе труп! Все трупами будут, кто встанет на моём пути! Вся земля трупами покроется – в четыре слоя!

СОФЬЯ СЕМЁНОВНА (невозмутимо продолжает раскладывать свой пасьянс). Помереть – и то спокойно не дадут. Никаких условий…

 

В образовавшийся проём двери ловко втискивается НАСТЯ, с медицинской металлической коробкой в руке, и тут же придавливает дверь обратно. Дверь с другой стороны усиленно толкают – от толчков она чуть приоткрывается, но под напором НАСТИ снова захлопывается – НАСТЯ упорно держит оборону…

 

ГОЛОС (за дверью). Немедленно открой! Считаю до трёх! РА-АЗ!

НАСТЯ (в сильном возбуждении). Бабушка!

БАБУШКА (так и станем именовать её впредь – бросает на НАСТЮ беглый взгляд и снова углубляется в пасьянс). А, Настенька! Никак, весточку бабушке принесла? Худую, добрую?

НАСТЯ. Ба! (Тяжело дышит.) Там ведьма!

БАБУШКА (спокойно, не отрываясь от пасьянса). Ведьма, говоришь?

ГОЛОС (за дверью). Ведьмы у Гоголя, а я настоящая потомственная русская ведьма в четвёртом поколении! Вы слышите меня?! Продолжаю считать – ДВА-А!

НАСТЯ. Ага, потомственная… А тебе, ба, уколы делать надо!

БАБУШКА (не отрываясь от пасьянса). Уколы, говоришь?

НАСТЯ. Ага! А она вон ломится!

ГОЛОС (за дверью). Два с половиной!

БАБУШКА (не отрываясь от пасьянса). Ломится, говоришь?

НАСТЯ. Бабушка! Ну чё она, блин, ломится?!

БАБУШКА (не отрываясь от пасьянса). Впусти её.

НАСТЯ (с возмущением). А уколы?!

БАБУШКА (не отрываясь от пасьянса). Подождут твои уколы.

НАСТЯ (с отчаянием в голосе). Ну баба!

ГОЛОС (за дверью). Три неумолимо приближается!

БАБУШКА. Нет, видно, не мой сегодня день. (Собирает карты в колоду и кладёт на край стола.) Впусти, а то дверь вынесет. Ремонт потом делать… (Зевает, похлопывая ладошкой по губам.) Опять непредвиденные расходы.

НАСТЯ (с укоризной). Так нечестно, бабушка!

ГОЛОС (за дверью). Три приблизилось уже вплотную! (Толчки усиливаются.)

БАБУШКА. Да впусти ты её уже, наконец! Помереть спокойно не дадут…

НАСТЯ (с нескрываемой обидой). Ну и пожалуйста – встречай свою дорогую ведьмочку! (Демонстративно отступает от двери.)

 

От мощного очередного толчка, не встретив сопротивления, дверь с лёгкостью распахивается – ИЗОЛЬДА с сумкой в руке по инерции буквально влетает в комнату…

 

ИЗОЛЬДА. Ух ты, мать твою!!! (Пытаясь сохранить равновесие, пробегает несколько шагов и растягивается на полу.)

НАСТЯ (закрывает лицо медицинской коробкой). О-и-й!!!

ИЗОЛЬДА. Так я и знала!

НАСТЯ (выглядывает из-за медицинской коробки). Я… Я не хотела…

ИЗОЛЬДА (садится на полу и трёт ушибленную коленку). У-у-у!

БАБУШКА. Чай? Кофе? Чего-нибудь покрепче?

ИЗОЛЬДА (морщится). Коньяку рюмку – напряжение снять…

БАБУШКА. Напряжение – дело серьёзное! (Встаёт и направляется к мини-бару.)

НАСТЯ. Прости, Изольда, я не нарочно…

ИЗОЛЬДА (поднимается с пола). Да ну тебя к чёрту. Совсем уже озверела. (Садится за стол, бросив на него сумку.) Фу-у…

БАБУШКА (возвращается, ставит на стол бутылку коньяка и рюмку). На вот. Снимай уже своё напряжение. (Садится за стол.) А то у нас с тобой дел ещё невпроворот.

ИЗОЛЬДА. А вы? (Смотрит на БАБУШКУ, потом на НАСТЮ.)

БАБУШКА. Не, Изольда.

НАСТЯ. Я тоже не… (Положив медицинскую коробку на ночной столик, присаживается на кровать.)

ИЗОЛЬДА. Не хотите – как хотите. (Наполняет рюмку коньяком.) Ну, буде здравы, бояре! (Залпом выпивает.) М-м-м… Лимончику бы щас для полного счастья!

БАБУШКА. Не обессудьте, барыня, не припасли для вас лимончику. А будешь капризничать, и коньяк щас заберу.

ИЗОЛЬДА. Да это я так… Паузу заполнить умным разговором – между первой и второй. (Наполняет вторую рюмку.)

БАБУШКА. Считай, что я поддержала твой умный разговор.

НАСТЯ. Вот и побеседовали – умнее некуда…

ИЗОЛЬДА (смотрит на НАСТЮ). Что-то я хотела сказать тебе, девушка, и вылетело из головы… Ну, пусть сдохнут все наши враги! (Пьёт коньяк.) А, вспомнила! Дурочка ты, Настя.

НАСТЯ. Как врезала бы…

ИЗОЛЬДА. А разве не так? Ты вот пыталась не пустить меня сюда, а про астральную биоэнергетику ничего не знаешь! Во мне она, бывает, так разбушуется… Нет, сама-то я по натуре человек миролюбивый и зла никому причинять не желаю. Но энергетика у меня такая, что в любую секунду может выйти из-под контроля и такую отдачу дать, что мало не покажется. Поэтому чинить мне препятствия и становиться на моём пути никому не советую – крайне опасно! Ты хоть знаешь, какого напряжения мне стоило сдерживать энергию, чтобы она не вышла из-под контроля и не ударила по твоему астральному телу? Не знаешь! Вот и приходится сейчас снимать это напряжение… (Наполняет рюмку.) Я к чему это? Когда чего-то не понимаешь, послушай людей, которые в этом разбираются. (Выпивает.)

БАБУШКА. Вот-вот! Сама твержу ей непрестанно то же самое: «Дурочка, – говорю, – ты ещё, Настя». Так её разве в чём убедишь. Как втемяшит что себе в голову – кувалдой не вышибешь из её башки. Настырная такая…

НАСТЯ. Начинается!

БАБУШКА. Вот-вот! Начнешь только уму-разуму её учить – только и слышишь от неё: «Начинается!». А иногда полезно и послушать умного совета – со стороны-то виднее. У самой-то одни глупости в голове: кругосветные путешествия да белые паруса…

НАСТЯ. Ага, на уколы у неё нет времени, а как нотации мне читать – сразу и время нашлось! Да? А теперь у меня нет времени тебя слушать! Пошла я. (Встаёт.)

БАБУШКА. Уже и обиделась… Ладно, солнышко, ступай пока. Потом уколешь…

НАСТЯ. Принесу шприц, которым в «Кавказской пленнице» Бывалого кололи! (Демонстративно уходит.)

БАБУШКА. Обиделась-таки.

ИЗОЛЬДА. Переживёт… Надо же кому-то уму-разуму девку учить.

БАБУШКА. Это правда… Ты напряжение-то сняла уже? Или ещё будешь?

ИЗОЛЬДА. Нет, хватит. На работе не пью – без лимончика…

БАБУШКА. Ну, на нет и суда нет. (Уносит коньяк и рюмку в бар.)

ИЗОЛЬДА. Софья Семёновна, заодно вино красное прихватите – для вызывания духов… А от чего это Настя уколы вам делает?

БАБУШКА (возвращается с бутылкой красного сухого вина). А спроси её… Одно знаю: от смерти они уже не помогут.

ИЗОЛЬДА. А… От какой смерти?

БАБУШКА. Не знаешь будто, какая смерть бывает… Живёт человек, никому не мешает, а потом раз – и ласты склеил. Ни разу про такое не слыхала?

ИЗОЛЬДА. Чьи ласты? У кого склеил?

БАБУШКА. Какая ж ты невразумительная, Изольда. Да помираю ж я. Чего ж тут непонятного-то?

ИЗОЛЬДА. Опять?.. Понятно! С Ольгой снова что-то не поделили…

БАБУШКА. А мне с ней делить нечего. Тут и так всё моё…

ИЗОЛЬДА. Да ладно вам, Софья Семёновна, – всё перемелется, мука будет. Так что… Прекращайте помирать, и будем жить дальше – долго и счастливо!

БАБУШКА. Вот и ты мне не веришь. Никто не верит. Подружка твоя закадычная прямо в глаза издевается…

ИЗОЛЬДА. Ольга?

БАБУШКА. Ну а кто ж ещё? Каждый день мне так участливо: «Не получшело вам ещё?». А у самой морда хитрая и на лбу написано: «Не верю я тебе, свекровь: притворяешься ты!». Сын родной, Олег-то, тоже не верит: «Ты, мама, – говорит, – мнительная больно, а к жизни надо относиться философски». Даже вон Настя – всегда ко мне и чуткая, и отзывчивая – и та: «Это у тебя, бабушка, депрессия. Вот укольчики поколем – и всё пройдёт». Но я-то знаю, что не пройдёт…

ИЗОЛЬДА. Да с чего вы взяли-то, что помираете?

БАБУШКА. Мне ли об этом не знать…

ИЗОЛЬДА. Болит что?

БАБУШКА. Отрицательность какая-то всю меня объяла… И никакого просвета положительности…

ИЗОЛЬДА. К врачам обращались?

БАБУШКА. Да приблудилась тут какая-то докторша – не знаю, где её Настя откопала… Анализы из меня взяла – кровь из вены, кровь из пальца… ну, кой-чего ещё там по мелочи… Упёрлась, короче. Потом снова притащилась.

ИЗОЛЬДА. Ну?

БАБУШКА. Баранки гну! Щёки раздувает, плечами пожимает: «Здорова ты, – говорит, – бабушка». Вот и понимай как хочешь этих коновалов: здорова как корова, а неизбежно помираю!

ИЗОЛЬДА. Ну, колет же вам что-то Настя?

БАБУШКА. Да Насте той лишь бы колоть… Назначила там докторша анти… эти… депрессанты, что ли… Вот Настя и колет их. А потом ходит гордая и довольная. Ну как же – бабушку от депрессии лечит! А мне и самой радостно на неё смотреть, что ребёнок довольный бегает. Пусть, думаю, колет – чем бы дитя ни тешилось, – мне что, задницы жалко… Уколет она меня – и радуемся две дуры: она да я. Вот так и живём мы с внучкой в радости… Да только смерти моей и дела нет до нашей радости – она своё всё равно возьмёт… На радость Ольге – та спит и во сне видит мою смерть.

ИЗОЛЬДА. Да с чего вы это взяли, Софья Семёновна?!

БАБУШКА. А с того и взяла, что я насквозь её вижу. Эта девонька возомнила себе, что если замуж вышла за сына моего – ей сразу уготовано место хозяйки в этом доме. А я всё состояние своё Насте по завещанию оставлю – вот и пусть потом мама её локти кусает. На чужой каравай рот не разевай, а пораньше вставай да свой затевай.

ИЗОЛЬДА. Так Ольга и хочет создать свой бизнес. Помогли бы вы ей, Софья Семёновна…

БАБУШКА. А мне кто помогал? Я ведь в ограблении народа не участвовала и доли своей от грабежа этого не имею. Когда эта шайка после государственного переворота народное достояние промеж себя делила – меня не пригласили почему-то на эту делёжку. Никто не пришёл и не спросил у меня: «А что, Семёновна, не желаешь ли и ты российской олигархицей заделаться?». Нет, про Семёновну-то и забыли… А у Семёновны сейчас и бизнес свой, и по акциям от иностранной компании она дивиденды получает. У них там постоянная утечка капитала за границу, а у Семёновны, наоборот, приток капитала из-за границы. Вот и соображай: где они, а где Семёновна... А нищеты и лиха по самое не хочу хлебнули мы с мужем. Пока не понял он, что от трудов праведных не наживёшь палат каменных… А вот его отец покойный – свёкор мой – всю войну прошёл и Берлин брал. Знал бы он, что Родину, которую он от фашистов спасал, свои же завоюют и разграбят…

ИЗОЛЬДА. Да какие они свои? У них нет Родины. Россия для них – дойная корова.

БАБУШКА. И то правда.

ИЗОЛЬДА. Но Ольга ведь тоже в ограблении народа не участвовала. Она хочет открыть свой честный бизнес.

БАБУШКА. Какой ей бизнес? В бизнесе мозгами думать надо, а у неё спесь одна и самонадеянность. Она и свой бизнес до ума не доведёт, и мой по ветру распылит. Сама разорится и мужа с дочкой по миру пустит.

ИЗОЛЬДА. Да не может Ольга причинить вреда своей семье! Я же её с малолетства по детдому знаю: никого так не угнетало отсутствие семьи, как Ольгу… У неё всегда был культ семьи… Семья для неё – святое и в жизни её всегда на первом месте.

БАБУШКА. А я говорю, гордыня собственная у неё на первом месте. Корчит из себя строгую бизнес-вумен. Разговаривать старается сдержанно, но меня не обманешь: внутри её вулкан затаился… Дай ей волю – разнесёт все в лоскуты и камня на камне не оставит. Одни руины после неё останутся. Только не дам я ей этой воли. Не дам!

ИЗОЛЬДА (вздыхает). Понятно. Нашла коса на камень!

БАБУШКА. А я, милая моя, уже горьким опытом научена. Всё прахом идёт, что из-под моего контроля выходит. Вон у Олега выставку его картин разгромили активисты православные – и накрылись медным тазом все его художества. Теперь вот не у дел…

ИЗОЛЬДА. Просто зря он руки опустил. Мало ли на свете идиотов…

БАБУШКА. Да дураками-то страна у нас всегда была богата… Только и ему надо было умом подумать: что можно рисовать, а чего нельзя. Надо ж было додуматься: в православном государстве языческих волхвов нарисовать! Не знал разве, чем это грозит – кругом вон погромы, поджоги, людей избивают; черносотенцы и казаки грозили уже расправой; пришлось ружьё и арбалет покупать – надо же обороноспособность семьи укреплять – опять непредвиденные расходы… А у меня сердце вещун: я ведь всегда против его художеств была – ну что это за профессия… Так отец его, муж мой покойный, решил: «Пусть поступает как знает – ему жить. А то будет потом корить нас всю жизнь за свою судьбу». А я по глупости и отступилась, не настояла на своём... Потом-то я поумнела и Настёну уже сумела уберечь: настояла-таки на своём, чтобы девка в медицинский поступила. А то ведь на журналистку хотела учиться дурочка.

ИЗОЛЬДА. А что тут плохого?

БАБУШКА. Вот и Ольга тоже: «А что тут плохого?» А то и плохого, что журналистикой – всё одно что проституцией заниматься. Все кругом власть восхваляют – смотреть уже тошно на это публичное лизоблюдство... Хорошая мать вразумила бы дочку да на путь наставила. А Ольге плевать на всё – о себе одной только и забота.

ИЗОЛЬДА. Знаете, Софья Семёновна, вот мы говорим с вами сейчас про Ольгу, а будто два разных человека обе представляем… Когда у меня открылся этот дар ясновидения, никто мне тогда не верил – издевались все надо мной в детдоме. А Ольга поверила и взяла меня под свою защиту. С тех пор мы с нею лучшие подруги. И останемся такими на всю жизнь… Мне кажется, у неё есть чувство справедливости. Не терпела она, когда кто-то сваливал вину свою на другого. Таким мы «тёмную» устраивали под её верховенством. И Ольгу за это уважали… Суровая была девка. Козырную масть в детдоме держала. Её даже воспитатели побаивались…

БАБУШКА. Ну, я не из тех воспитателей, которые ее побаивались. Я-то сумею надеть на нее смирительную рубашку… Есть у меня одна задумка…

ИЗОЛЬДА. Какая ещё задумка?

БАБУШКА. А вот это уже не твоего ума дело.

ИЗОЛЬДА. Ну интересно же!

БАБУШКА. Да мне и самой интересно, что из этого получится…

ИЗОЛЬДА. Совсем заинтриговали, Софья Семёновна!

БАБУШКА. Вот и меня заинтриговал один мой знакомец… Господин в чёрном.

ИЗОЛЬДА. Господин в черном?

БАБУШКА. Когда ездила отдыхать в Турцию – там и пересеклись наши пути-дорожки. Свела, значит, судьба…

ИЗОЛЬДА. А кто он такой?

БАБУШКА. Называет себя великим учёным. Но сдаётся мне, что он чёрной магией занимается. Иначе, зачем бы ему понадобился этот манускрипт…

ИЗОЛЬДА. Манускрипт? (Просматривает книги на столе.) «Тибетская магия и мистицизм»… «Тибетская йога и тайные учения»… «Калачакра-Тантра»… «Бардо Тхёдол – Тибетская Книга Мёртвых»… А где манускрипт?

БАБУШКА (забирает книги). Это я пока разбираюсь… Сама знаешь, я легко на поводу не поведусь – семь раз отмерю, а один раз отрежу. Мне надо самой во всём разобраться… Вот и тебя сейчас пытать буду. Ты же у нас потомственная ведьма и в колдовских делах знатная мастерица. Вот и поведай мне: что такое тульпа?

ИЗОЛЬДА. Тульпа? А вам это зачем?

БАБУШКА. Когда я спрашиваю, отвечать надо, а не свои вопросы выведывать. Так знаешь или не знаешь, что есть тульпа?

ИЗОЛЬДА. Ну, так… В общих чертах…

БАБУШКА. Вот в каких чертах знаешь, в таких мне и поведай.

ИЗОЛЬДА. Вы когда-нибудь слышали о материализации мысли? Вот тульпа и есть материализованный мысленный образ. Это некое существо, созданное силой и энергией мысли – психической энергией. Оно может принимать материальную форму, мыслит, демонстрирует независимую индивидуальность, осуществляет целенаправленную деятельность… Но это крайне опасное занятие.

БАБУШКА. Опасное, говоришь?

ИЗОЛЬДА. Тайной искусства создания тульпы обладают только тибетские маги. Они могут создать своего двойника, двойника другого человека, послушных себе слуг и верных союзников… Но даже у них ситуация иногда выходит из-под контроля.

БАБУШКА. Вот как?

ИЗОЛЬДА. Созданное магом существо обладает сознанием, волей... И у него сильно развит инстинкт самосохранения. А бывают случаи, когда тульпа берет даже власть над своим создателем…

БАБУШКА. А вот с этого момента поподробнее.

ИЗОЛЬДА. А поподробнее я как раз и не знаю…

БАБУШКА. Негусто… А вот скажи мне, может ли человек помимо своей воли, сам того не ведая, создать это существо – тульпу?

ИЗОЛЬДА. Ну, если человек помимо своей воли, сам того не ведая, войдёт в изменённое состояние сознания и разбудит в себе эту таинственную психическую энергию… То вполне возможно, что он и сможет наломать каких-нибудь дров…

БАБУШКА. Мудрёно… Витиевато и мудрёно!

ИЗОЛЬДА. Понимаете, есть распространённое заблуждение, что магические обряды и ритуалы уже сами по себе имеют какую-то магическую силу. На самом же деле это только средство, помогающее магу, шаману, колдуну войти в изменённое состояние сознания. Тут и идут в ход колдовские и магические предметы, бубны, барабаны, пляски, заклинания, обряды, ритуалы…

БАБУШКА. А кладбище, раскапывание могилы?

ИЗОЛЬДА. И это тоже – посещение кладбищ, раскапывание могил, различные манипуляции с останками покойников и прочее… Но это лишь средство войти в транс, вызвать сильное психическое возбуждение, в котором и пробуждается таинственная энергия, способная творить чудеса… Природа психической энергии человека далеко не изучена… А при отсутствии знаний и опыта и в неумелых руках скрытые резервы человеческой психики могут выйти из-под контроля и наломать таких дров… В общем, мало не покажется! (Начинает снова просматривать книги.) Но вам-то всё это зачем? Вы что, хотите создать тульпу?

БАБУШКА. Я-то?.. (Забирает книги, идёт к стенке и расставляет их на полке.) Хочу, чтобы меня создали!

ИЗОЛЬДА. Вас?! Чтобы создали?! Хоть убей, ничего не понимаю!

БАБУШКА. А тебе и не надо ничего понимать… (Возвращается и садится на место). Ну а если пойдёт что-то не так и ничего не получится – есть у меня на этот случай запасной вариант…

ИЗОЛЬДА. Какой ещё запасной вариант?

БАБУШКА. Отправлюсь в рай и предамся там вечному блаженству!

ИЗОЛЬДА. Ох, Софья Семёновна! Вечное блаженство в раю, вечные муки в аду – всё это одни поповские бредни! Держались бы вы подальше от этих персонажей. Не зря же в народе говорят, что у попа душа и совесть по его одёжке – чёрные…

НАСТЯ (входит). Ба, к тебе там поп. Ну, это… Прорваться хочет.

ИЗОЛЬДА. Лёгок на помине! Не поминай нечистую, а то явится – явился, не запылился... Как увижу попа – у меня когти начинают расти!

БАБУШКА. Сделай маникюр и успокойся. Не все попы одинаково вредные… Это отец Кондрат – рановато он что-то пожаловал… Не успели мы с тобой, Изольда, даже духов повызывать – хотела кой-чего выпытать у них… Приходи-ка ты завтра.

ИЗОЛЬДА. Насильно мил не будешь! (Встаёт и берёт со стола свою сумку.) А зачем я инвентарь сюда пёрла?

БАБУШКА. Да ты зря-то не обижайся: сама видишь, как ситуация складывается…

(Насте.) Ну чего стоишь? Приглашай уже отца Кондрата.

НАСТЯ (возмущается). А уколы?!

БАБУШКА. Успеют твои уколы… Ой! Я же ещё не одетая… Халат хоть подай, что ли… Какой ни есть, а вроде мужичок в дом пожаловал – надо бы соблюсти приличие…

НАСТЯ. Ну, баба, погоди! (Подаёт бабушке халат.) На, наряжайся!

БАБУШКА (надевает халат). И со стола, Настя, прибери – вино вон, карты…

НАСТЯ (убирает со стола). А чё, полный набор: вино, карты, женщины! Попу должно понравиться.

БАБУШКА. Одеться даже не успела… А я же это… слышь, Изольда?.. Платье новое себе купила. Да-а! Шикарное такое…

ИЗОЛЬДА. И молчите? Показывайте!

БАБУШКА. Ишь какая любопытная. Все-то ей сразу же увидеть надо.

ИЗОЛЬДА. Ну интересно же!

БАБУШКА (кокетливо). А вот возьму и не покажу!

ИЗОЛЬДА. Да ладно вам, Софья Семёновна!

НАСТЯ. Чего с попом-то делать?

БАБУШКА. Ой, поп же там… Ладно, Изольда, завтра придёшь духов вызывать, примерю – и посмотришь. А теперь ступай, а то у меня дел еще невпроворот… Настя, зови уже своего попа – не вовремя он…

НАСТЯ (выглядывает за дверь). Товарищ поп! Проходите, пожалуйста! Бабушка вас ждёт! (бабушке язвительно.) С нетерпением!

 

Входит ОТЕЦ КОНДРАТ.

 

ОТЕЦ КОНДРАТ (надувшись величаво). Мир и радость да пребудут с вами; и в небесах благоволение!

БАБУШКА. И тебе, батюшка, не хворать. Ты проходи и присаживайся пока… Вон в кресло.

ОТЕЦ КОНДРАТ (в нерешительности переминается – экстравагантный наряд присутствующей ведьмы явно не внушает ему доверия). Гм... гм…

БАБУШКА (понимает ситуацию). А мы как раз уже прощаемся с этой когтистой дамочкой. Сейчас выпроводим её и тобой вплотную займёмся… Слышала, Изольда?

ИЗОЛЬДА. Не глухая.

БАБУШКА. Ступай с богом. А ты проходи, отец Кондрат.

 

ИЗОЛЬДА, хмыкнув, неспешной манерной походкой направляется к выходу, а ОТЕЦ КОНДРАТ двигается ей навстречу – в направлении предложенного ему кресла.

 

ИЗОЛЬДА. Гром гремит, земля трясётся, поп на курице несётся…

 

Поравнявшись, оба меряют друг друга взглядом и продолжают каждый свой путь.

 

…Попадья бежит пешком, чешет попу гребешком!

ОТЕЦ КОНДРАТ (в порыве праведного гнева разворачивается). Тьфу тебе на хвост! Плачет по тебе ад кромешный и геенна огненная, богохульница несчастная!

ИЗОЛЬДА (мгновенно развернувшись, с готовностью откликается). Ой-ой-ой, какие мы сердитые! А чего это вы не в духе, батюшка? Никак, попадья-матушка не дала? Ух, она какая! А хотите, я на неё порчу наведу? Чтобы неповадно было от богоугодного мероприятия уклоняться.

БАБУШКА. Уймись, Изольда!

ИЗОЛЬДА. А может, вы до неё в извращенной форме домогались? Тогда я лучше на вас порчу наведу.

БАБУШКА. Изольда, я вот сейчас как встану… И вот этим стулом сама на тебя такую порчу наведу!

ИЗОЛЬДА. Не нравится порча – могу приворот сделать. А, батюшка? Хотите любовный приворот? Влюбитесь вы в меня по самые свои уши и от великой любви всю церковную кассу к моим ногам притащите!

ОТЕЦ КОНДРАТ (весь напыжился и разразился негодованием). Не видать тебе церковной кассы как своих ушей! Деньги веками в храмы стекались, как реки в моря! И обратного хода им нет, ибо это контрпродуктивно! На том испокон веку стояла, стоит и будет стоять святая православная церковь! И намотай себе это на ус, глупая женщина!

ИЗОЛЬДА. Эх, батюшка, не знаете вы ещё силу любовного приворота! Прибежите ко мне, бухнетесь на колени и молвите человеческим голосом: «О, несравненная Изольда, свет моих очей! Возлюбил я тебя пуще ближнего своего! Вся душа моя от страсти воскипела и аж пузырями пошла! Прими от меня эти скромные три КамАЗа денег мелкими купюрами! Всё, что непосильным трудом скапливал на восстановление Ноева ковчега, – всё к твоим белым ноженькам возлагаю без сожаления! Да ещё и полцарства небесного в придачу! А когда стемнеет, приходи ко мне в церкву – я тебе причастие крови и плоти Христовой сорганизую. Без никаких денег, без ничего! А свечек за твоё здравие поставлю – видимо-невидимо!!!»

БАБУШКА (усмехается). Раскатала же ты губку алую, несравненная Изольда! Давай-ка закатывай её обратно да иди уже до дому до хаты.

ИЗЛДЬДА. Опять не так?! Да на него не угодишь! Порчу он, видите ли, не желает; приворот ему тоже не нравится – губа не держит. Глянь, какой поп капризный попался… А дарёному коню, между прочим, в зубы не смотрят! (Замечает, как ОТЕЦ КОНДРАТ что-то бормочет себе под нос.) А с кем это вы, батюшка, так вдохновенно переговариваетесь там? Не иначе как с потусторонним миром общаетесь? Ой, так мы ж с вами коллеги! Я ведь тоже на этом поприще тружусь, не покладая рук! Может, нам сесть за стол переговоров и обменяться опытом в конструктивном русле? Интересно узнать о достижениях собратьев по цеху…

ОТЕЦ КОНДРАТ (метнув очами молнию, разразился громом проклятий). Ох, ждет тебя кара небесная, дочь греха и порока! Нестерпимые муки ада и скрежет зубовный в геенне огненной дожидаются тебя!

ИЗОЛЬДА. Смотри, не хочет в конструктивном русле!

БАБУШКА. Ладно, Изольда, повыпендривалась и хватит. Хорошего помаленьку.

ИЗОЛЬДА. А чё сразу Изольда? Везде Изольда виновата. Он же первый начал!

БАБУШКА. И не стыдно тебе? Ты же начала про курицу и попа с попадьёй…

ИЗОЛЬДА. Так это шутка, народная прибаутка! Устное народное творчество! А я всегда с народом! А он?! Закусил сразу удила – конь ретивый! Адом начал угрожать! Вечными муками в геенне огненной запугивать! Сравнили тоже… Давайте референдум проведём и спросим у народа, что люди выберут: на курице маленько прокатиться или вечно в аду гореть? Да подавляющее большинство за курицу проголосует!

БАБУШКА. Хм! (Лукаво поглядывает на ОТЦА КОНДРАТА.) А что, батюшка, как тебе такой резон?.. Настасья? А ты что думаешь по этому вопросу?

НАСТЯ. Ежу понятно, что курица лучше! А в аду – бр-р-р!

БАБУШКА. Слышал, отец Кондрат, что народ глаголет?

НАСТЯ. Тут дядя поп однозначно превысил пределы необходимой обороны!

ИЗОЛЬДА (вдохновляется). Как пить дать превысил! Все оборонительные пределы в сто раз превышены. Вдумайтесь только, против курицы – нестерпимые муки ада! Да ещё и скрежет зубовный! А я женщина слабая, натура у меня тонкая, ранимая и на всякие угрозы крайне восприимчивая… Ой! (Хватается за сердце.) Ой-ой! Так я и знала: от внезапного перепуга гангрена сердца образовалась. Ой-ой-ой! Угробил изверг здоровье моё драгоценное. Ой-ой-ой! Люди добрые! Миленькие уполномоченные по правам человеков! Гляньте, родненькие, что клятые церковники над людя́ми хорошими вытворяют да изгаляются как над ими! Вусмерть запугали мирное население своим адом да геенной огненной! Весь мир в страхе и ужасе! То там, то сям от перепугов громыхают оглушительные разрывы невинных сердец! Ой-ой-ой! Цветущую розу средь бела дня наградил всеми степенями инвалидности! Проклятый поп, толоконный лоб!

БАБУШКА. Настасья?

НАСТЯ. Чё, ба?

БАБУШКА. У тебя сульфазин есть?

НАСТЯ. Сульфазин? (Удивлена, но быстро соображает.) А! Я же специально приберегла на всякий случай! Ещё подумала: может, Изольда когда зайдёт…

ИЗОЛЬДА. Э! Какой сульфазин? Лично мне никакой сульфазин не нужен.

БАБУШКА. Будем лечить твою гангрену сердца да из когтей инвалидности тебя высвобождать.

ИЗОЛЬДА. Вы чё, сдурели?! Сульфазин – это средство карательной медицины! Его изобрели специально для пыток!

БАБУШКА. Да ты не переживай – для тебя всё будет бесплатно. Без никаких денег, без ничего… Тащи, Настя, двойную дозу.

НАСТЯ. А чё двойную-то? Колоть – так уж сразу четыре дозы!

БАБУШКА. А и правда. Кашу маслом не испортишь.

ИЗОЛЬДА. Вы чё, офонарели?!

БАБУШКА. А мы с отцом Кондратом подержим её, чтобы не брыкалась.

ИЗОЛЬДА. Вспомнила! Я же утюг забыла выключить! И кран в ванной закрутить! Сейчас соседей всех огнём спалит и водой зальёт! Мне срочно домой бежать надо!

НАСТЯ. Бабушка, давай простим её ради соседей.

ИЗОЛЬДА (с патетикой). «Пощады мне, прошу! Я требую пощады!»

БАБУШКА. Да иди ты уже, Изольда!

ИЗОЛЬДА. Эх, жалко с вами расставаться, но обстоятельства вынуждают. Зовут меня великие свершения: спасение утопающих и погорельцев! (Пританцовывая, направляется к выходу.) У попа была собака, он её любил – ух! Она съела кусок мяса, он её убил – эх! В землю закопал и надпись написал… (Уходит, закрыв за собой дверь.)

ОТЕЦ КОНРАТ (усаживается в кресло, утирая рукавом рясы вспотевший лоб). Фу-у! Ну ведьма! Как есть ведьма! Сущая ведьма!

 

Дверь приоткрывается, и в проём просовывается голова ИЗОЛЬДЫ.

 

ГОЛОВА ИЗОЛЬДЫ. Ведьмы у Гоголя, батюшка! А я настоящая потомственная русская ведьма в четвёртом поколении! Вы слышите меня?!

БАБУШКА. О господи! Изольда, ты ещё не ушла?

ИЗОЛЬДА (заходит в комнату). А зачем он меня провоцирует?! Я уже собралась уходить, а он… Провокатор! Ещё один поп Гапон! Вот все они одним миром мазаны!

БАБУШКА. Сил моих больше нету.

ИЗОЛЬДА. А у меня есть силы? Знали б, какого напряжения мне стоит сдерживать бушующую во мне биоэнергетику! И только врождённое чувство гуманизма не позволяет мне шарахнуть энергетическим ударом по его зловредному астральному телу!

ОТЕЦ КОНДРАТ (в порыве священного гнева вскакивает с кресла). Да ты!.. Да я!.. Да знаешь ли ты, несчастная, силу и могущество Господа Бога нашего, который из ничего сотворил и небо, и землю, и звёзды, и луну, и оба метеорита – тунгусский и челябинский?! А ведомо ли тебе, сколько племён и народов истребила сила божия и сколько стран и городов стёрла она с лица земли?! Почитай же Библию внимательно, тогда сама узнаешь и про великий потоп, и про гибель Содома и Гоморры, и про десять казней египетских, и про многую и многую иную славу божию! А в курсе ли ты, что довольно одного лишь взгляда ангела господня, чтобы повергнуть наземь и испепелить дотла сотни и тысячи легионов подобных тебе безбожников, еретиков и богохульников, неверных басурман и басурманок?! Так знай же это и трепещи от страха и ужаса!

ИЗОЛЬДА. Вот! Все слышали?! Свидетелями будете! Угрожает физической расправой! Да ещё и с летальным исходом!

ОТЕЦ КОНДРАТ (высокопарно). Не я! Сам Господь Бог и ангелы его занесли над тобой суровый меч возмездия!

ИЗОЛЬДА. А я на всех управу найду – и на вас, попов, и на Боженьку вашего, и на ангелов его! Вместе как подельники по этапу пойдёте и вместе зону топтать будете! А то расхвастался тут: истребляли, уничтожали, с лица земли они всех стирали – террористы международные! За всё ответите! Я вас выведу на чистую воду! В международный суд пойду! До Гаагского трибунала дойду! До Нюрнбергского процесса доберусь! Там вам всё припомнят: и великий потоп, и ледниковый период, и вымерших мамонтов с динозаврами! А сколько вы нашей сестры – ведьмы – на кострах сожгли?! За то особый ответ держать будете! На урановых рудниках, на соляных разработках вину свою искупать будете!.. Совсем уже наглость потеряли: опиум для народа средь бела дня распространяют! И куда только наркоконтроль смотрит! Или уже и там у вас всё куплено? О ужас! Моя страна погрязла в коррупции! Ох, душно мне! Дышать уже нечем от ваших кадил! Коня мне, коня! Все царства небесные отдам за коня!

БАБУШКА (бьёт ладонью по столу). Всё, хватит! Досыта наслушалась я вашей гавкатни… Теперь вы меня слушать будете. Оба! Значит, вот что мы сейчас сделаем. Давайте-ка обоймитесь и облобызайтесь друг с дружкой – в знак примирения. (Встречает недоумённые взгляды Изольды и отца Кондрата.) А чего вы зенки-то свои на меня вытаращили? Я разве что-то неполиткорректное сказала? Леонид Ильич Брежнев вон с иностранцами целоваться не гнушался, а вы, как-никак, соотечественники. Да промеж вас такое народное единство должно быть… Что и в мыслях представить трудно...

ОТЕЦ КОНДРАТ (с чувством собственного достоинства). Гм, гм! Не пристало особе духовного сана с богохульниками и врагами веры Христовой в сомнительные единства вступать и непотребные лобзания разводить! Не пристало! Гм, гм!

БАБУШКА. Перед Богом все равны. Христос дал вам заповедь любить друг друга и врагов своих – вот и любите, чёрт бы вас побрал! Чего ж вам не любится-то всё никак?

ИЗОЛЬДА. Это не ко мне. Христос над попами начальник – вот пусть гражданин поп и любит меня хоть до посинения! А у меня другие заповеди…

БАБУШКА. Ладно, поговорим по-другому. Извольте, любезные мои, исполнить мою последнюю предсмертную волю: в знак вашего примирения обоймитесь и облобызайтесь друг с дружкой по взаимному согласию. А иначе – прокляну обоих. Ей-богу, прокляну! А вы знаете – должны знать – силу проклятия умирающего человека.

ОТЕЦ КОНДРАТ. Что, опять помирать собралась?! Вот ещё напасть-то... Никак, снова с невесткой своей чего-нибудь не поделили…

БАБУШКА. А вот это, отец родной, не твоего ума дело! В своих семейных делах я уж как-нибудь и без тебя – сама разберусь. А то слишком много воли вам, церковникам, наша власть дала – вот вы и суёте свои длинные носы везде, куда вас не просят. Я тебе не власть – у меня шибко не зашалишь! У меня разговор короткий: вот тебе бог, а вот порог!

ОТЕЦ КОНДРАТ. Побойся Бога, дочь моя! Ты же сама меня к себе сюда зазвала!

БАБУШКА. Да уж не семейные мои дела решать и не в душу ко мне лезть зазвала я тебя. А обратилась к тебе как к специалисту по обрядовым делам... А вы сцепились тут как кошка с собакой. Больно мне надо любоваться на вашу грызню. Вот и хотела вас примирить. Так они ещё и гонор свой мне тут показывают! Вот и скатертью дорожка – обоим. Таких посредников с потусторонним миром сейчас вон как собак нерезаных… Другие, попокладистее, на ваше место найдутся – свято место пусто не бывает!

ИЗОЛЬДА. Да ладно обижаться вам, Софья Семёновна! Не берите в голову! Щас быстренько исправим недоразумение – изобразим вам в лучше виде обряд примирения! Делов-то – больше разговоров… Правда, батюшка?

ОТЕЦ КОНДРАТ. Ну-у… Ежели токмо во исполнение воли покойницы…

БАБУШКА. Где ты покойницу видишь? Умирающей, я сказала, а не покойницы!

ОТЕЦ КОНДРА. Ну да… Воли умирающей покойницы…

БАБУШКА (в сердцах). Тьфу ты!

ОТЕЦ КОНДРАТ. Да понял я, понял! Выразился токмо маленько неумеренно…

БАБУШКА. Выразился он неумеренно…

ОТЕЦ КОНДРАТ. Ежели токмо во исполнение умирающей воли… Гм, гм… То оно, конечно, никак не можно отказать…

ИЗОЛЬДА (хихикает). Ни разу с попиком не целовалась… (Поёт.) Я поцелу-у-уями покро-о-ою уста и о-о-очи и чело-о-о… (Хихикает.)

НАСТЯ. Горь-ко! Горь-ко! Горь-ко!..

БАБУШКА. Цыц, козявка!

НАСТЯ (притихнув). Горько…

 

ИЗОЛЬДА и ОТЕЦ КОНДРАТ осторожно сближаются, прикладываются неуклюже три раза щечка к щечке и тут же отскакивают друг от друга.

 

БАБУШКА. Давно бы так, а то… Помереть спокойно не дадут… Всё, Изольда. Считай, что я по достоинству оценила твои таланты. Но впредь советую не злоупотреблять моим расположением к тебе. А теперь ступай с миром.

ИЗОЛЬДА. Всё, ухожу. (Пританцовывая, движется к выходу.) Поп на копне, колпак на попе, копна под попом, поп под колпаком! (Уходит.)

ОТЕЦ КОНДРАТ (нервно теребит бороду). Сейчас вернётся, однако…

БАБУШКА. Пойди, Настя, выглянь.

НАСТЯ (идёт и выглядывает за дверь). Ушла. Я тоже пойду, ба…

БАБУШКА. Останься. До тебя тоже касается это дело…

НАСТЯ. Дело у неё… (Садится на кровать.) Деловая колбаса…

БАБУШКА. Не ворчи, потерпишь маленько… И ты, отец Кондрат, можешь смело садиться – сказали ж тебе, ушла она.

ОТЕЦ КОНДРАТ (усаживается в кресло). Это ж сколько, интересно, в неё бесов вселилось?! Не меньше легиона, однако!

БАБУШКА. Да какие там бесы?.. Бесы там, где душа у человека с двойным дном, а Изольда вся как на ладони. И бравада её – один маскарад. Пыжится девка изо всех сил – хочет показать, что у неё всё благополучно, а на самом деле… Несчастная она. Выбросила жизнь на обочину, и не может найти себе приюта… Жалко мне её.

ОТЕЦ КОНДРАТ. Нашла кого пожалеть! Да из неё же богохульство прёт как из того рога изобилия!

БАБУШКА. Дурак ты, отец Кондрат. Она же специально тебя заводила. А ты, на её радость, вон какой заводной оказался – прямо с пол-оборота... Может, какое больное место у тебя задела? Может, какую вину за собой чувствуешь?

ОТЕЦ КОДРАТ. Нет никакой вины за мной – чист я перед очами Господа!

БАБУШКА. В семье-то у тебя всё благополучно?

ОТЕЦ КОНДРАТ. Благополучно у меня в семье!

БАБУШКА. А с матушкой как отношения?

ОТЕЦ КОНДРАТ. Что ты прицепилась ко мне с расспросами своими?! Сама-то, небось, не любишь, когда в твои семейные дела другие нос суют… А своим носом до самой глубины везде проникнуть хочешь!

БАБУШКА. Да ты не нервничай так сильно – раскипятился, как самовар… Не хочешь говорить – и не говори. Я же не настаиваю. Мне до твоего морального облика дела нету… Для меня главное, чтобы ты хорошим специалистом был в своём деле.

ОТЕЦ КОНДРАТ (язвительно). А ты, дочь моя, вроде как уже и помирать раздумала? Что-то не больно похоже твоё состояние на предсмертное!

БАБУШКА (обиделась). Злой ты, отец Кондрат. Тебе ничего не стоит обидеть даже умирающего человека. А про других я уже и не говорю… На Изольду вон зачем-то набросился. Налетел коршуном и давай клевать-терзать её – еле выпорхнула голубка из лап твоих когтистых. Хоть я вовремя вмешалась да разняла вас, а так бы до смерти замучил горлинку беззащитную… Агрессивный ты, батюшка. А Христос кроткий был. Вот бы и ты усердно брал с него пример. Нет же – каждый стремится Ироду подражать!

ОТЕЦ КОНДРАТ. Это кто не кроткий?! Я не кроткий?! Надо ж такое сказать – я не кроткий! Смешно даже слышать! Да был бы я не кроткий, стал бы я разве терпеть твой характер и речи твои дерзкие!

БАБУШКА. Да знаем мы оба причину твоего терпения…

ОТЕЦ КОНДРАТ. Это на что ты, интересно, намекаешь? Не на свои ли пожертвования ты намекаешь?

БАБУШКА. А в чём ты меня можешь упрекнуть? Я православие приняла, в православную веру крестилась, чему и следую строго. И лепту для церкви – сам знаешь, никогда не скупилась и всегда без прекословия давала. И давала всегда с избытком – побольше других! К таким прихожанкам ты и должен относиться с особым почтением и терпением. Потому как от нас ты и кусок хлеба свой имеешь…

ОТЕЦ КОНДРАТ (с чувством оскорблённого достоинства вскакивает с кресла и взволнованно прохаживается по комнате). Вот оно как! С почтением и терпением к ним надо! А к нам, священнослужителям, значит, не надо с почтением и терпением! Куском хлеба попрекнула! А того и не понять вам, мирянам, что священник не только хлебом единым живёт!.. Гм, гм… К хлебушку-то и маслице требуется, и икорка желательна, и яичко свежее нужно, и молочко, и сметанка, и многое, многое, многое другое – вплоть до мёда, мяса, рыбки свежей или ещё чего из морепродуктов, овощей и фруктов… Да и горло промочить с устатку – тоже не лишнее… Да! А ты как думала?!

БАБУШКА. Да кушай себе на здоровье чего душа желает. Кто ж тебе запрещает-то? Приятного аппетита. Тебе надо хорошо питаться, чтобы надлежащим образом исполнять свои функции… И матушку свою не забывай кормить тоже.

ОТЕЦ КОНДРАТ. А что средства значительные ты церкви жертвуешь… Так за это воздастся тебе на небесах обильно! Будут тебе на том свете сокровища небесные – и в сто, и в двести, и в тысячу раз более вернётся к тебе, взамен того, что ты церкви жертвовала. Ибо только святая православная церковь может дать тебе спасение!

БАБУШКА. Вот как раз по этому вопросу я и призвала тебя сюда, отец Кондрат... Да ты присаживайся – в ногах-то правды нет.

ОТЕЦ КОНДРАТ. Присяду, пожалуй. (Садится в кресло.) Ноги – они не казённые.

НАСТЯ. Ну а мне долго ещё тут приседать?

БАБУШКА. Потерпи, Настасья, до тебя тоже это дело касается…

НАСТЯ. Ой, блин! (Идёт к книжному шкафу и начинает просматривать и пролистывать книги.)

БАБУШКА. Не стану попусту повторяться про то, что я помираю – всё равно ты мне не веришь – и перейду сразу к делу. А дело предстоит тебе ответственное. Твоя задача в том и состоит, чтобы обеспечить мне переход в мир иной по самому высшему разряду! Какие службы и обряды совершать, учить тебя не буду – ты про это лучше меня должен знать…

ОТЕЦ КОНДРАТ (со скучающим равнодушием). Знакомое дело – не одного уже на тот свет успел, слава богу, спровадить… Мы-то своё дело знаем, но и от самих умирающих Господь ожидает определённой заботы о своём предсмертном часе…

БАБУШКА (не поняв глубины высокого богословия). Уже позаботилась. Сегодня жду нотариуса, будем завещание составлять. Ну, и твои, батюшка, интересы предусмотрела. Получишь ты по моему завещанию мильон.

ОТЕЦ КОНДРАТ (навострил ухо). Миллион?

БАБУШКА. А что? Мильон тоже хорошие деньги – на дороге не валяются. Радоваться должен, что целый мильон с неба свалится, а он ещё и пузо морщит.

ОТЕЦ КОНДРАТ. Да ничего я не морщу! Наоборот… Миллион так миллион – на всё воля божья.

БАБАШКА. Моя воля, батюшка. Слышишь, – моя воля!

ОТЕЦ КОНДРАТ. Хорошо, хорошо, пусть будет твоя… (Поднимается с кресла и начинает мерять комнату шагами.) Вот я и говорю… Раз уж это твоя такая воля… То у меня мысль одна возникла…

БАБУШКА. Говори уже свою мысль.

ОТЕЦ КОНДРАТ. Вот я и говорю… Я вот что подумал… У тебя с невесткой твоей, Ольгой-то, всё равно ж когда-то конфликт поутихнет – и разом смерть твоя отступит… Да и я буду ежечасно молить Господа о продлении дней твоих… А раз уж твоя воля на счёт миллиона твёрдая и окончательная, то я и подумал… Ибо это никак бы не противоречило твоей же воле…

БАБУШКА. А покороче как-нибудь нельзя?

ОТЕЦ КОНДРАТ. Вот я покороче и говорю… А не можно ли этот миллион выдать мне авансом? Ну, не дожидаясь смерти твоей, а прямо сейчас.

БАБУШКА. Нет, батюшка, авансом никак нельзя. Я тебе больше того скажу: ты эти деньги и после моей смерти не в любом случае получишь.

ОТЕЦ КОНДРАТ (насторожился). Как это – не в любом случае?

БАБУШКА. Объясняю. Свой мильон ты получишь только при одном условии…

ОТЕЦ КОНДРАТ. Каком ещё условии?

БАБУШКА. А при том единственном условии, что после смерти я непременно попаду в рай!

ОТЕЦ КОНДРАТ (выпучив глаза, какое-то время соображает). В ра-ай?!

БАБУШКА (усмехается). Смешной ты, отец Кондрат, ей-богу… Да где ж ты видел такого дурака, который посулит тебе целый мильон за то, чтобы попасть в ад?

ОТЕЦ КОНДРАТ. Но это как-то… Не совсем как-то это… Пожертвования даются исключительно по зову сердца и отзывчивости души, а не взамен какой-то выгоды…

БАБУШКА. Я хорошо понимаю твоё огорчение… Но и ты меня должен понять: я ведь огромному риску подвергаюсь. Вот станешь ты обряды надо мной совершать – где-то кадилом не в ту сторону махнёшь, где-то ноту при отпевании сфальшивишь или другую какую погрешность допустишь – может быть даже и не по умыслу… А мне потом из-за твоей промашки веки вечные в аду на сковородке горячей кувыркайся!

ОТЕЦ КОНДРАТ. Да какая сковородка? Это всё средневековые представления об аде – они давно уже устарели…

БАБУШКА. Не знаю, как далеко там у них продвинулся прогресс… Может, теперь там каждому гражданину ада уже отдельная микроволновка со всеми удобствами предоставляется… А мне и в микроволновке веки вечные разогреваться мало радости.

ОТЕЦ КОНДРАТ. Кадилом не так махнёшь, ноту не ту возьмёшь!.. Мне как-то обидно даже про это слушать! Получается, что ты сомневаешься в моей компетентности?

БАБУШКА. Ничего личного, батюшка. Как говорится, бережёного и бог бережёт… Вот я тебе пример из жизни приведу. Ездила я в Турцию отдыхать по путёвке. Так в туристической фирме тоже горы золотые обещали. И встретят, мол, и приветят вас, и повезут куда надо, и солнышко, и море, и белый пароход – рай, да и только! И что? Приехали – вот тут и началось! И этого нам не положено, и того договором не предусмотрено… Идите, мол, и спрашивайте у тех, кто вас посылал и кому вы деньги платили. А мы вас обслуживаем в том объёме, который нам оплачен. Да за те деньги, что я турфирме отвалила – меня и в Кремле на пожизненно можно было поселить!

ОТЕЦ КОНДРАТ. Ну, знаешь ли! Поставить в один ряд недобросовестного турагента и святую православную церковь – это уже перебор!

БАБУШКА. Да вам морды вон обскобли, рясы поснимай да одень, как нормальные люди одеваются, – не больно-то и отличишь от этих турагентов. Забота и у них, и у вас одна: денежки с людей слупить да спровадить их с глаз долой, а там хоть трава не расти… На тех хоть в суд можно подать, а на вас же и в суд не подашь. Судья, небось, и заявления-то не станет принимать от покойника…

ОТЕЦ КОНДРАТ. Да как у тебя язык поворачивается такую крамолу возводить?!

БАБУШКА. А ты не спорь со мной. Ты не можешь в этом вопросе быть объективным, потому как лицо заинтересованное. Тебе как? Чем больше народу помрёт, тем больше у тебя прибыли. Слыхал, какую пословицу в народе про вас говорят? «Родись, крестись, женись, помирай – за всё денежки подавай!» Вот и получается, что заботы твои – земные. А я перед вечностью стою – мне о душе своей бессмертной позаботиться надо. А тут поневоле задумаешься – мысли и сомнения всякие в голову полезут…

ОТЕЦ КОНДРАТ (садится в кресло). И какие же мысли и сомненья успели залезть в твою задумчивую голову, дочь моя?

БАБУШКА. Да разные… Правильно ли я осеняла себя крестным знамением? Одни учат, что двумя перстами надо креститься, другие спорят, что тремя, третьи доказывают, что всей пятернёй… Одни, что с правого плеча на левое, другие – с левого на правое плечо… Вот еще не спорили: ото лба ли к пузу, или от пуза на лоб крест накладывать надо… А четвертые говорят, что креститься вообще нельзя. Что от лукавого всё это. Христос-де и сам не крестился и людей этому не учил. Да и апостолы об этом ни словом не обмолвились в своём учении… Одни говорят, что можно на иконы молиться, другие – ни в коем случае нельзя этого делать, ибо это нарушение второй заповеди Моисеевой о запрете изображениям кланяться… Одни – что надо соблюдать субботу, другие – не надо её соблюдать… Одни – нужно обрезание, другие – не нужно обрезание…

ОТЕЦ КОНДРАТ. Какое ещё обрезание тебе понадобилось?! В своём ли ты уме?!

БАБУШКА. А я, может быть, за тебя беспокоюсь…

НАСТЯ (смеётся). Бабушка, а если там реинкарнация в тренде? И полетишь ты со свистом бумерангом обратно на землю! Что делать тогда будешь?

БАБУШКА. К тебе на поклон пойду: «Прими, внученька, на постой бабушку свою бывшую».

ОТЕЦ КОНДРАТ. Всю тоталитарную ересь в одну кучу собрали – и какую можно, и какую не можно… Давно уже доказано, что православная церковь – единственная в мире истинная церковь Христова! Потому как только она одна обладает единственно правильной истиной и несёт в народ единственно истинное учение!

БАБУШКА. Да твоё-то мнение, отец Кондрат, я хорошо знаю. Хотелось бы вот ещё и мнение самого Бога по этому вопросу узнать…

ОТЕЦ КОНДРАТ. Веру тебе укреплять надо – вот что я тебе скажу! Регулярным постом и усердной молитвой укрепляй непрестанно свою слабую веру, дочь моя!

БАБУШКА. Говори себе что хочешь, а будет так, как я сказала. Получишь ты свой мильон, как я и обещала. А при каких условиях ты его получишь, надеюсь, ты уразумел… И это моё тебе последнее слово!

ОТЕЦ КОНДРАТ (чуть не плача). Да как я его получу?! – вот что ты мне объясни!

БАБУШКА. И это я предусмотрела. Все деньги свои переведу я на банковские карточки. И на тебя отдельную карточку заведу и положу на неё твой мильон. Вот Настя и отдаст тебе… Слышишь, Настя?

НАСТЯ. Угу…

БАБУШКА. Но не раньше, чем я попаду в рай! Слышишь, Настя?

НАСТЯ. Да слышу, слышу!

ОТЕЦ КОНДРАТ. О господи! Да как Настя твоя про это узнает?! Письмо ты ей напишешь? Телеграмму дашь? По мобильнику позвонишь? Или по скайпу свяжешься?

БАБУШКА. Какой же ты бестолковый, отец Кондрат. Я же там в общении с Богом и ангелами его буду. Вот и попрошу Господа, чтобы послал кого из ангелов… Да хотя бы того же архангела Гавриила! Чтобы слетал к Насте да весточку от меня принёс. Ну, там… Добралась благополучно, встретили хорошо, приступаю к вечному блаженству!

ОТЕЦ КОНДРАТ (выпучив глаза, снова вскакивает с кресла). Архангела Гавриила?! Да в своём ли ты уме, дочь моя?!

БАБУШКА. А что, думаешь, не полетит? Да куда он денется? Бог прикажет – как миленький полетит. Не посмеет ослушаться Бога. Что ему сделается – спина, небось, не переломится. Хоть крылышки свои разомнёт, а то пролежни уже, наверно, от постоянного блаженства в райских кущах… Дорогу на землю он уже знает – и к Марии прилетал, и ещё к кому-то там… Вот и к Насте прилетит.

ОТЕЦ КОНДРАТ (схватившись за голову, обессиленно валится в кресло). Всё! Ухожу на хрен в монастырь! Не могу я больше такое выносить!

БАБУШКА. А ты, Настя, встреть Гавриила приветливо, чаем его с дорожки напои. Варенье достанешь – там и голубичное, и вишнёвое, и малиновое варила я. Сама там выберешь какое… Да смотри мне, не груби ему и не умничай там! А то знаю я тебя: начнёшь ещё доказывать ему, что Бога нет!

НАСТЯ (листая книжку). Угу, правильно. Бога нет.

ОТЕЦ КОНДРАТ. Вот! Слышишь, какие речи в твоём доме произносятся?! Думаешь, понравится такое Гавриилу?!

БАБУШКА. Ой, не говори, батюшка, беда прямо с этой Настей… Сама ей непрестанно твержу: «Дурочка, – говорю, – ты еще, Настя». Так её разве убедишь… Молодая ещё, один ветер в голове – кругосветные путешествия да корабли с белыми парусами на уме у неё...

ОТЕЦ КОНДРАТ. Глупые и вредны детские фантазии!

НАСТЯ (ставит книгу на полку). Зато у вас умные и полезные взрослые фантазии! Придумали себе, что живёт на небе добрый невидимка-боженька, который нещадно мучает в аду всех, кто не православный. А кто вступит в православную церкву – после смерти выдаст белое бельё, прицепит крылышки под лопатка и пустит бесплатно погулять в райский взрослый садик! Только яблочки трескать там будет нельзя! Иначе добрый невидимка отправит за это на вечные мучения в ад! Неужели вам самим не смешно?! Да мои детские фантазии о путешествие на парусном корабле в сто раз реальнее, чем ваши взрослые бредни про эти райские яблочки и адские сковородки!

ОТЕЦ КОНДРАТ (думая о чём-то своём, монотонно забубнил.) Корабли, путешествия, модные одежды, мирские заботы и забавы – всё это мимолётно и тленно. Ни земные удовольствия, ни славу, ни богатства с собой в могилу не утащишь. О вечном надо иметь заботу. Все помыслы человека должны быть направлены на спасение души. Земная жизнь есть не цель, а только средство к достижению цели. Целью же человека является его спасение. Бог даёт человеку земную жизнь не для плаванья на кораблях, а для того, чтобы человек предавался усиленному и неустанному исканию личного спасения. Спасение и только спасение должно стать первой и главной заботой человека…

НАСТЯ. А от кого это вы, боговеры, всё время спасаетесь? За вами никто вроде не гонится. Наоборот, власть наша души в вас не чает и даже статью специальную придумала для тех, кто косо на вас взглянет – оскорбление чувств верующих! Да и Христос вроде вас давно уже спас. А у вас всё равно хроническое кораблекрушение – спасите наши души! И всё никак не можете спастись! Когда вы уже спасётесь наконец? Скорей бы уже, а то надоели всем хуже горькой редьки бесконечными воплями о своём спасении. Это от вас уже людям спасаться надо! И чем скорее, тем лучше… (Направляется к выходу.)

БАБУШКА. Ну вот, уже и обиделась сразу. Постой, Настасья!

НАСТЯ (оборачивается). Чё? Не до конца ещё мозги мне промыли? Не верю я в Бога! Ясно вам?

БАБУШКА. Ну всё, хватит уже дуться. Давай уже делай мне уколы. А то от тебя, я вижу, не дождёшься... С отцом Кондратом мы уже завершили.

НАСТЯ. Уже давно бы сделала… (Возвращается и садится на кровать.)

БАБУШКА. Вот и ладно. (Смотрит на отца Кондрата.) А что это ты, отец родной, у меня сегодня такой кислый?

ОТЕЦ КОНДРАТ (заёрзал в кресле). Да у вас тут любой скиснет…

БАБУШКА (пристально вглядывается в лицо священника). Что-то сдаётся мне, что у тебя какие-то сомнения в душу закрались… Да не поколебалась ли твоя вера во всемогущество Господа? Не усомнился ли ты, что в его полной власти ангелов своих в любые концы света с поручениями посылать?

ОТЕЦ КОНДРАТ. Окстись, дочь моя, о каких сомнениях ты говоришь!

БАБУШКА. Или, может, у тебя недоверие лично к архангелу Гавриилу? Да ты морду-то не отворачивай. А ну-ка смотри мне в глаза!

ОТЕЦ КОНДРАТ. Да как тебе на ум такое могло прийти!

БАБУШКА. Смотри у меня! А то знаю я вас… Давай-ка завязывай со своим малодушием. Бог за неделю мир сотворил, а уж весточку с ангелом послать, поверь мне, труда большого для него не составит. Так что, гони прочь от себя все сомнения.

ОТЕЦ КОНДРАТ. Да и не было у меня никаких сомнений!

БУБУШКА. То-то же… Настя, возьми в шкатулке конвертик с денежкой и отдай отцу Кондрату. Это его сегодняшний гонорар.

НАСТЯ. Угу… (Идёт выполнять поручение бабушки.)

ОТЕЦ КОНДРАТ. Не гонорар, а пожертвование. Священнослужители никогда платы не берут, а всегда принимают исключительно пожертвования.

БАБУШКА. Называй, как тебе удобно. Суть-то одна: у тебя доход, а у меня расход.

ОТЕЦ КОНДРАТ. От неправильного употребления слов и возникают потом всякие непотребные разговоры и пересуды… (Встаёт и берёт у НАСТИ конверт.) Гм… гм…

БАБУШКА. Ох и спорить же ты горазд, отец Кондрат! Иди уже давай – всё равно тебя хрен победишь.

ОТЕЦ КОНДРАТ (направляется к выходу). Это принципиальный вопрос…

БАБУШКА. И укрепляй веру молитвою и постом! Регулярным постом и усердной молитвой укрепляй непрестанно свою слабую веру, батюшка! (Крестит его вслед.)

ОТЕЦ КОНДРАТ (уже открыв дверь, оборачивается). Тебе ещё до смерти твоей, как пешком до Лондона, а миллион твой инфляция в один мах сожрёт и не поморщится! А это… Контрпродуктивно! (Уходит, в сердцах хлопнув дверью.)

БАБУШКА. (встаёт, снимает халат). До чего ж тошнотный мужичок нынче пошёл – хуже баб, ей-богу! Можно подумать, что-то изменится, если он за собой последнее слово оставил. Всё равно ж по-моему всё будет. (Вешает халат на спинку кровати, садится на кровать, берёт пульт и включает телевизор.) Щас, деточка, дух маленько переведу – и начнём со страшной силой уколы мне всобачивать! (Переключает каналы.) Помню время, всего два канала было – и от телевизора, бывало, не оторвёшься. А сейчас уйма каналов, а смотреть нечего… О господи! Ты глянь, что вытворяет…

НАСТЯ. Ты чего, ба?

БАБУШКА. Жопу голую напоказ выставила!

НАСТЯ. Бабушка! Что за выражения?

БАБУШКА. А ты не меня стыди, а вон ту бесстыдницу, что задницу свою на весь экран вывалила. Срам-то какой… (Выключив телевизор, бросает пульт на столик.)

НАСТЯ. Дремучая ты у меня, бабуля. Теперь это называется – шоу-бизнес!

БАБУШКА. Голыми задницами с экрана сверкать? Бизнесмены хреновы… В наше время и при гораздо меньшем скоплении народа – в магазине или на автобусной остановке – и то считалось неприличным задницу оголить. А тут по телевизору – на всю страну! Нате вам! Да ещё и во весь экран! Тьфу, срамота какая… Совсем стыд потеряли.

НАСТЯ. Искусство! Девушка пытается выразить свой богатый внутренний мир...

БАБУШКА. Через задницу? А зубы вырывать у себя через задницу эта девушка не пробовала?

НАСТЯ. В искусстве бывают разные формы самовыражения… И мы должны проявлять толерантность!

БАБУШКА. Чего-чего проявлять должны?

НАСТЯ. Толерантность. Вот Вольтер однажды сказал…

БАБУШКА. Кто?

НАСТЯ. Философ французский был такой – Вольтер. С ним ещё переписывалась наша императрица Екатерина II.

БАБУШКА. Эта немка? Нашла тоже нашу… Да она же нашу Аляску америкосам профукала, собака такая.

НАСТЯ. Ну, этот вопрос…

БАБУШКА. Да ещё и с французиком, оказывается, снюхалась, коза драная.

НАСТЯ. Это совсем не то, что ты сейчас подумала… Я тебе объясню…

БАБУШКА. Сталина на неё не было. Он бы её саму на ту Аляску вместе с французишкой на постоянное место жительства определил. Пусть бы на пару там золото для страны добывали – всё хоть какая-то польза от них была бы.

НАСТЯ (смеётся). Бабушка, но это же контрпродуктивно!

БАБУШКА. Так что там Вольтер сказал-то?

НАСТЯ. А… Он сказал: «Я могу быть не согласен с вашим мнением, но я готов отдать жизнь за ваше право высказать его».

БАБУШКА. Как, как?

НАСТЯ. «Я не согласен с вашим мнением, но отдам жизнь за то, чтобы вы смогли его высказать».

БАБУШКА. Хм… Мудрёно как. Витиевато и мудрёно… У нас как-то попроще всё. От трудов праведных не наживёшь палат каменных… Не подмажешь, не поедешь, поэтому от сумы да от тюрьмы не зарекайся… Всё ясно, просто и понятно. А у них… Словами легко бросаются. Жизнь он готов отдать! Жизнь отдать – не поле перейти…

НАСТЯ. Ну, это для философичности…

БАБУШКА. Для философичности – это как? Я тут сказал, а вы там делайте? Других-то поучать – мы и сами с усами. Только и делаем, что учим друг дружку как правильно жить надо. Осталась найти того Ваньку-дурака, который бы следовал этому правильно. Да только вот правильно почему-то жить никто не хочет – все почему-то хотят жить хорошо. А хорошо жить – на всех не хватает. Еле-еле наскребают в бюджете на хорошо жить для избранных…

НАСТЯ. Ну, бабуля, ты куда-то в политику уже зарулила! Да ещё и во внутреннюю! У нас только про Трампа и Украину можно смело говорить…

БАБУШКА. Ну да бог помочь Украине… Так кто же кому задницу-то показывал?

НАСТЯ. Какую задницу?

БАБУШКА. Голую, какую… Мы же с тобой с задницы разговор начали. А потом ты сказала, что толерантный Вольтер сказал, что он готов отдать свою жизнь. И переписывался по этому вопросу с Екатериной. Так?

НАСТЯ. Ну… так… вроде…

БАБУШКА. Вот мне и интересно, за что же этот Вольтер жизнью-то своей рисковал? За то, чтобы Екатерине свою задницу показать, или за то, чтобы она свои ягодицы перед ним оголила?

НАСТЯ. Да ну тебя, бабушка!

БАБУШКА. А если эту вольтеровскую пословицу к нашему разговору применить, то и получится… Лично мне невыносимо противно лицезреть ваш голый зад, но я с радостью помер бы, если б вы сделали свой срам достоянием гласности и обнародовали его для публичного обозрения широкой общественности! Так ведь получается?

НАСТЯ. Ну, бабушка, ты даешь!

БАБУШКА (заносчиво). А ты что ж думала, твоя русская бабушка глупее какого-нибудь там французского Вольтера?!

НАСТЯ. С тобой, бабуля, не соскучишься!

БАБУШКА (потягивается). Эх, внученька, нам ли быть в печали!

НАСТЯ. Ложись-ка ты, раба божья Софья, на кроватку да оголяй свои ягодицы – стану снадобья целебные тебе колоть!

БАБУШКА (подчиняется). Ладно, коли́ уже – всё равно ж не отвязнешь.

НАСТЯ. Не отвязну, бабуля, не отвязну. (Приступает к процедуре.) Эх, ба, а зря мы телевидение не пригласили!

БАБУШКА. Это ещё зачем?

НАСТЯ. А щас бы твою голую попку отсняли на киноленту и по телеку во весь экран да на всю страну показали бы! И стала бы ты у нас звездою шоу-бизнеса! Хочешь быть звездой шоу-бизнеса?

БАБУШКА. Не умничай там. Молоко ещё на губах не обсохло, чтобы над бабушкой надсмехаться.

НАСТЯ. Хочешь, хочешь! Все хотят…

БАБУШКА. Дурочка ты, Настя. Как есть дурочка… Скоро ты уже там?

НАСТЯ. Ну вот и всё. Больше выкаблучивалась. (Складывает использованные шприцы и ампулы в коробочку.)

БАБУШКА (подтягивает штаны и садится на кровати). В институте-то как у тебя дела? С практикой что?

НАСТЯ (становится серьёзной). Девочку в больницу привезли. Из детского дома. Аня зовут. Семь лет ей всего. Странный случай…

БАБУШКА. Странный, говоришь?

НАСТЯ. Онемела она внезапно. Совсем перестала говорить. И никто ничего понять не может… Даже диагноз поставить не могут…

БАБУШКА. Вот и про меня никто ничего сказать не может…

НАСТЯ. А с Анечкой мы так подружились.

БАБУШКА. Бедный ребёнок… У меня-то, допустим, книга…

НАСТЯ. Книга?

БАБУШКА (задумчиво). Книга, книга… Есть у меня старинный манускрипт…

НАСТЯ. Манускрипт? А почему я про него ничего не знаю?

БАБУШКА. Когда была в Турции – там и купила я манускрипт на букинистическом аукционе. Да и купила-то без особого торга – аукционщики, видать, и сами не ведали, что это за книжка… Из-за этого аукциона я морскую прогулку на катере пропустила. Помню, долго тогда решала и колебалась я между прогулкой и аукционом – они совпадали по времени. И наобум как-то дунула на аукцион, а потом жалела всё, что прогулку пропустила – так мне хотелось прокатиться по морю… Зато манускрипт теперь у меня! Вот про него нам с тобой и надо поговорить. Уж больно не терпится его заполучить господину в чёрном… На аукционе-то его не было. Это потом уже он появился – возник передо мной, как чёрт из табакерки…

НАСТЯ. А про какого господина в чёрном ты говоришь? Ты прямо вся такая засекреченная, бабушка, аж спасу нет!

БАБУШКА. Приготовь-ка мне кофейку горячего. Без сахара. А я пока схожу в ванную – лицо холодной водой умою. А то что-то в сон клонит – глаза прямо слипаются.

НАСТЯ. Легла бы да отдохнула.

БАБУШКА. Нет. Нотариуса жду… Мне и себе приготовь – за кофейком и покалякаем… И достань из-под кровати ридикюль – от мамы ещё, царство ей небесное, остался… Под кроватью у меня бардак – не пугайся… Всё руки не доходят порядок навести… А ридикюль достань – в нём и спрятан тот манускрипт. А я тебя научу, что надо делать… (Направляется в ванную, но останавливается, взглянув на зеркало.) Да, пока не забыла. Зеркала́ по смерти моей в доме не занавешивать. И проследи, чтобы никто этого не сделал.

НАСТЯ. А… А я слышала, что наоборот – занавешивать надо…

БАБУШКА. Это хорошо, что слышала – слух у тебя, значит, хороший. А значит, и меня услышала и сделаешь, как я тебе велела… (Уходит в ванную.)

НАСТЯ (сама себе). Укольчики поколем – и всё пройдёт… (Лезет под кровать, копошится.) Ой, блин! Укололась об чё-то… (Вытаскивает из-под кровати старомодный ридикюль и свёрток из чёрной материи. Открывает ридикюль, достаёт из него старинный манускрипт и начинает его рассматривать. Кладёт манускрипт обратно в ридикюль. Начинает разворачивать свёрток.) Ёжик там, что ли? (Извлекает куклу, проткнутую насквозь несколькими короткими спицами. В ужасе смотрит на куклу.) Кукла вуду?!

БАБУШКА (из ванной).Чего ты там бубнишь?

НАСТЯ. Ничего, бабушка!.. Я щас, быстро!..

БАБУШКА (из ванной). Мне крепкий и без сахара!

НАСТЯ. Хорошо, бабушка! (Выбегает с куклой из комнаты.)

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июнь 2018 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению июня 2018 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.