Старший брат

На чтение потребуется 15 минут | Скачать: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Купить в журнале за февраль 2015 (doc, pdf):

 

 

 

 

Сколько себя помню, мой старший брат всегда был руководящим работником. Дома он ничем полезным не занимался. Считалось, что он непременно должен стать интеллигентом, а тяжёлый ручной труд развитию умственных способностей не помогает.

Отец говорил о нём:

– Пусть немного отдохнёт. Для него главное – учёба.

При этом, видимо, предполагалось, что меня тяжёлый труд не утомляет. Скорее – воспитывает. Что для меня учёба неглавное, потому что обучать меня чему-то серьёзному бесполезно. У меня нет тяги к знаниям. Меня всегда тянуло только на улицу – к друзьям с уголовным прошлым, которые неплохо умели играть в футбол.

Старшему брату было на роду написано поступить в престижный институт, занять достойное положение в обществе. Найти хозяйственную жену и народить с ней кучу румяных детишек.

Мне же было предназначено совершенно другое. Я, если не одумаюсь, если не перестану курить и выпивать, по общему мнению, должен был угодить в тюрьму следом за моими бритоголовыми товарищами в синих наколках.

 

Старший брат всегда хорошо одевался. Он никогда никуда не спешил, и поэтому все движения у него были плавными, уверенными, полными внутреннего достоинства. От него всегда приятно пахло одеколоном.

Мне же, сколько себя помню, всегда доставались его обноски. Я всё время куда-то спешил, и пахло от меня большей частью навозом.

На фотографиях той поры я выгляжу весьма непрезентабельно. Хотя это ещё мягко сказано. В памяти почему-то остались мои чёрные вельветовые штаны (слово «брюки» здесь не подходит), серая ветровка с тёмным пятном на спине и огромные кожаные ботинки с заклёпками, которые мои бритоголовые друзья почему-то называли «механизаторскими».

Это у моего старшего брата появилась первая в нашей семье белая гипюровая рубаха. Потом на скопленные родителями деньги ему купили итальянский болоньевый плащ. Немного позднее – наручные часы, самораскрывающийся японский зонтик, очки в тёмной костяной оправе.

 

Честно скажу, ничему я так не завидовал, как появлению этих самых очков. В очках старший брат стал походить на солидного человека, на профессора, хотя учился всего лишь на втором курсе ветеринарного института. В очках он стал выглядеть как настоящий интеллигент. А я с детства завидовал всем интеллигентным людям, которым не нужно каждую весну сажать в огороде картофель, выкидывать из хлева навоз, косить траву возле изгороди.

Интеллигентные люди ходили на работу в элегантных костюмах, умели завязывать галстук и не напивались каждую субботу как сапожники. В обыкновенном разговоре эти люди употребляли такие слова, как: «прелестно» и «феноменально». Хотя мне в то время казалось, что эти слова для обыкновенного человеческого общения не годятся. В них слишком много восторженного. А российская жизнь однотонна и полога. И восторгаться в ней нечем. Она – олицетворение вовсе не высоты, а шири.

Так вот, старший брат первым в нашей семье получил высшее образование. Это было как переход в новую касту, приближающую к вожделенному олимпу.

Однажды он сказал нам, что его могут оставить на кафедре паразитологии ассистентом преподавателя. Мы всей семьёй стали гордиться его успехами. Это было пределом наших мечтаний. Остаться на кафедре паразитологии и поступить в аспирантуру. Чтобы потом стать настоящим профессором. Что может быть лучше? Каждый день ходить на работу в костюме и галстуке, красивых очках, белой рубашке.

Нам представлялось, что годам к тридцати старший брат может обзавестись бородкой клинышком и тростью с красивым медным набалдашником. Таким, как у всех седовласых профессоров в кинофильмах тридцатых годов.

Трость всегда была воплощением моей мечты. Мечтая о трости, одно время я даже хотел повредить себе ногу, чтобы на полном основании приобрести хотя бы деревянную клюшку. Ходить, чуть прихрамывая, с клюшкой в руке и поправлять на переносице красивое пенсне.

 

Но на кафедре паразитологии брат почему-то не остался. Он женился на девушке из параллельной группы и уехал на работу в далёкий колхоз, где ему предложили подъёмные и квартиру без тёплого туалета. Его женой стала девушка из интеллигентной семьи. Её папа был врачом, а мать преподавателем в институте. У них в квартире пахло лавандой.

А у меня девушки не было. И сейчас, вероятно, уже не будет. В семнадцать лет мои бритоголовые друзья познакомили меня с Машей Раскладушкой. Она работала поваром в кафе под названием «Молодёжное». Маша любила пить холодное пиво, и не любила, когда её «слюнявят» без надобности. В общем, после первой ночи с ней я получил от неё увесистый подзатыльник и наказ моим друзьям в синих наколках, который звучал примерно так:

– Уберите от меня этого пулемётчика. Всю кровать у меня обмарал, а толку никакого...

 

Но вернёмся к моему брату. Так вот, когда он первый раз появился на рабочем месте, ему выдали огромные резиновые перчатки и попросили провести ректальное исследование коров на стельность самым передовым в то время методом – через задний проход. То есть в прямом смысле погрузиться рукой корове под хвост и ощупью определить, стельная она или нет. Увидев эту процедуру однажды, я потерял всякий интерес к отечественной ветеринарии. И брат, надо сказать, – тоже.

Уже через год или два он стал инструктором райкома партии по вопросам сельского хозяйства. Я не знаю, как ему это удалось, но он снова ходил на работу в костюме и галстуке. Сидел в просторном и светлом кабинете с портретом Леонида Ильича Брежнева на стене.

Он воплощал идеи партии в жизнь и сам был воплощением этих самых идей. Их наглядным олицетворением.

И я снова завидовал ему. Он опять был ухоженным, румяным, упитанным. От него исходил приятный запах какого-то дорогого одеколона. На переносице у него блестели модные колёсики очков. В общем, рядом с ним я чувствовал себя неприкаянным и неинтересным бедным родственником с далёкого хутора, затерянного на просторах сермяжной Руси...

 

Я в то время работал кочегаром в школьной котельной. Приходил на работу в пятнистом ватнике и кирзовых сапогах. Иногда после работы выпивал с какими-то пасмурными людьми, которые писали юмористические рассказы и именовали себя тайными диссидентами. То есть предполагалось, что есть ещё диссиденты явные, такие как Синявский и Даниель.

В свободное время я пробовал свои силы в живописи. Писал плохие картины, сочинял ещё более скверные стихи, но где-то в душе тайно надеялся стать знаменитым поэтом или писателем, несмотря ни на что. Мои друзья, тайные диссиденты, советовали мне написать роман-эпопею под названием «Страна чужой жизни», где я сумею вскрыть и показать все миазмы советского общества. Я засел за этот монументальный труд. Стал возводить храм высокой прозы. Но однажды в полночь был погребён под развалинами противоречивого сюжета...

 

А потом старший брат пригласил меня оформить огромный стенд наглядной агитации, который должен был разместиться перед зданием райкома партии. На этом месте уже существовала когда-то доска передовиков производства, но она случайно погибла под колёсами трактора, которым управлял нетрезвый передовик.

Я приехал и сразу же взялся за работу, хотя ничего в оформительском искусстве не понимал. Меня поразило, что для стендов любого формата и размера в то время нужен был всего лишь один знакомый всем профиль Владимира Ильича – красный на белом фоне, слегка стилизованный под кубизм.

Я смело взялся за дело. Вдохновение посетило меня. Я почувствовал за спиной дыхание Леонардо да Винчи. И вскоре моя решительность была вознаграждена небольшим авансом.

 

Как водится, мы с братом решили немного выпить. Для небольшого фуршета мы разместились на крыльце полуразрушенной церкви. Выпивая, мы говорили о громадных возможностях нашего сельского хозяйства. Нам казалось, что Россия, если всё пойдёт по плану, предначертанному партией и правительством, в будущем сможет накормить своими качественными продуктами весь мир. Все страны голодной демократии на Африканском континенте. Всех жалких безработных американцев, которые живут в картонных ящиках под Бруклинским мостом. Всю Индию, весь Китай и Северную Корею. Да что там говорить – всё прогрессивное человечество.

В конце пьянки брат по секрету поведал:

– Представляешь, меня в председатели колхоза сватают. Но я пока не иду. Я пока что отказываюсь. Мне и здесь неплохо.

– А в чем заключатся твоя работа? – спросил я, чтобы поддержать разговор.

– Да так. Езжу по району, распространяю передовой опыт. На разных собраниях присутствую. Выступаю. Разъясняю, так сказать, политику партии. Воплощаю её решения в жизнь.

– Ты? – почему-то удивился я.

– Я, а что? Не похоже?

– Да нет. Только какой же у тебя опыт? В какой такой области?

– А это не твоего ума дело, – обиделся брат. – Я институт закончил, а ты – восемь классов еле, еле. Умеешь только плохие рассказы писать о своих собутыльниках. И Ленин на твоём плакате похож на Дзержинского. Нос маленький, а борода большая.

– Тогда, скорее, – на Карла Маркса.

– Ну, на Карла Маркса. Какая разница, если не похоже.

После этой реплики я хотел дать брату в нос. Но передумал. Не могу быть интеллигентных людей. Рука не поднимается. Кстати женщин бить тоже не могу. О чём весьма сожалею. Иногда...

 

А председателем колхоза мой брат тогда не стал. Вскоре по зову партии он вынужден был переквалифицироваться в военные.

Став военным, он оказался где-то на севере, на строительстве очередного громадного космодрома, где трудились исключительно зеки и темноволосые военные строители...

Прошло несколько лет, и с севера, как из невесомости, мой старший брат вернулся обратно одиноким и разочарованным человеком. Без жены, без детей и сбережений. Вскоре попутным транспортом прибыли его вещи. Старый шифоньер, кое-где для прочности скреплённый гвоздями, складное трюмо на деревянной основе, три стула и стол довольно хорошего качества, но без одной ноги.

Спал он у нас в чулане на раскладушке и всё порывался пристроить к сосновой перекладине под крышей тонкую верёвочную петлю.

Но петлю так и не смастерил, зато написал несколько пронзительных стихотворений, выпил два ящика водки и сошёлся с местной бухгалтершей, которая была на несколько лет моложе его.

– Всё, – сказал он, – начинаю новую жизнь. Плевать я хотел на жену-проститутку. На командиров-козлов. Буду работать на земле, как все люди. А если предложат возглавить колхоз – соглашусь, не раздумывая. И буду честно тянуть лямку. До конца. До упора!

– Ты? – по инерции удивился я, вспоминая наши детские годы и его непробиваемую лень.

– Не думай обо мне превратно. Я научился работать. Если мне предложат возглавить колхоз, я выведу его в передовые.

 

И что интересно, возглавить колхоз ему вскоре предложили. Уже через несколько месяцев вызвали в район и ознакомили с этим заманчивым предложением. Мы всей семьёй стали ждать от него новых успехов и свершений. А я вновь завидовал ему.

Колхоз был огромный. «Целая Абхазия», – говорил брат и гонял по полям этого колхоза на новом уазике. Когда в это время я случайно встречал его – он был всегда немного навеселе, и в бардачке его машины тонко позванивала пара бутылок водки под характерным названием «Вятская нива».

– Это не для пьянки – для дела, – пояснял брат. – Вот нужного человека встречу. Надо будет угостить. И нечем…

Я его понимал. Хотя меня он почему-то не угощал. Видимо, я был для него человеком ненужным.

 

Помню, однажды в летнюю пору он приехал к нам на своей пыльной машине, чтобы искупаться в реке. Была середина июля. В палисаднике возле нашего дома распустились мимозы. Пахло спелой полынью. А брат, видимо, собирался встретить по дороге большое количество полезных людей, так как в салоне его машины, на заднем сиденье, я обнаружил пять бутылок водки, два килограмма копчёной колбасы и буханку свежего ржаного хлеба.

Первую бутылку он выпил тут же, на берегу, звучно крякнул, закусил водку душистой колбасой и уплыл на другую сторону реки, демонстрируя при плаванье сразу несколько стилей. То есть он легко переходил с кроля на брас, с браса на баттерфляй. Плавал он хорошо и, плавая, не пьянел. Я никогда не умел так плавать. И пьянел я после второй рюмки водки. А после третьей – не то что плавать – говорить нормально уже не мог.

Через два часа мой брат вернулся к машине совершенно трезвым. Играючи, выпил вторую бутылку водки. Снова звучно крякнул, закусил колбасой, сел за руль машины и уехал по овсяному полю к себе в колхоз. Вскоре его уазик исчез в густых клубах серой пыли на горизонте. После этого я понял, что пьянка для моего брата это не потребность, это не прихоть и даже не дань традиции. Это ритуал. Так пить могут только председатели колхозов и партийные работники, когда употребление спиртного теряет своё физические, а точнее сказать, физиологическое значение и приобретает некий метафизический смысл.

 

Но, к сожалению, ритуал не помог. Во время перестройки партийные работники и друзья про него совершенно забыли. Брат лишился сначала должности председателя колхоза, затем должности бригадира. А потом и должности сторожа при колхозном гараже. С горя сильно запил и потерял всякую репутацию солидного человека, не говоря уже о ритуалах и смыслах.

Три года он был безработным. Два года пропадал где-то на Дуниной пасеке в Бушковском лесу. Потом вернулся из леса, обросший и заспанный, но с бидоном мёда в руке. Подошёл ко мне и со слезой в голосе попросил:

– Брат, возьми меня в котельную кочегаром.

– Но я не принимаю на работу, – ответил я удивлённо. – Обращайся в администрацию школы.

– Возьми, – повторил он. – Я остался совсем один.

– А где твоя новая жена? – удивился я.

– Она меня бросила, падла, – пояснил брат.

– Давно?

– Две недели назад.

 

Так продолжалось ещё года два или три. Не помню. А потом брат вышел на пенсию.

Выход на пенсию означал для него нечто большее, чем для всех остальных людей. Он ждал этого момента с той самой поры, как остался без работы. Выход на пенсию в одночасье превратил его из грамотного, умного, но нищего безработного в обеспеченного человека.

Признаться, я со страхом ждал этого дня. И мои предчувствия оправдались. Получив первую пенсию, брат на радостях стал её обмывать. Он праздновал это событие как долгожданную победу. Он пил водку с друзьями и незнакомыми людьми, у магазина и дома, в старом колхозном гараже и в густых камышовых зарослях возле болота, откуда по ночам доносился протяжный волчий вой.

Короче, праздник продолжался до той поры, пока у брата не отказали ноги. Он пролежал два месяца в больнице. Его немного подкрепили, но после болезни он стал другим человеком. Я привык к тому, что мой старший брат был всегда самым здоровым из нас. Самым сильным, самым упитанным. А тут вдруг он сделался обыкновенным инвалидом с клюшкой в руке. Не с тростью, а именно – с клюшкой. У него катастрофически стало пропадать зрение, потом откуда-то появился диабет, начала пошаливать печень. О костюме и галстуке теперь даже речи не было.

 

Через полгода я встретил его возле автобусной остановки, худого, поседевшего, сгорбленного. Он шёл, слегка пошатываясь как ветхий старик. Его седые волосы трепал холодный северный ветер. У моего брата было лицо великомученика. В руке он держал деревянный посох. На его плечах была старая коричневая куртка с большой дырой на рукаве.

– Ну, как ты? – спросил я издалека.

– Плохо, – кратко ответил он своим хрипловатым голосом.

– В каком смысле? – не понял я, ища в его словах некий философский смысл, который был так свойственен моему брату когда-то.

– В самом прямом. С кишками что-то. Наверное, это из-за таблеток. Как чего-нибудь жирного поем – так все вылетает через час. Вот продвигаюсь к аптеке. Траектория движения – мимо общественных туалетов. Иначе нельзя...

– Скверно, – посочувствовал я брату.

– Все деньги сейчас на лекарства уходят, – продолжил он. – Не думал никогда, что такое время придёт. Хотелось на пенсии пожить. Но, видимо, это фантазии. Не для того пенсию людям дают, чтобы они долго жили.

– В каком это смысле? – переспросил я.

– В самом прямом. Раз на пенсию вышел, значит пора сдыхать.

– Ты меня пугаешь.

– И не собираюсь. Это правда. Живу как растение. Сам не знаю: для чего?

– А дети как? Жена? – спросил я.

– Они мне не пишут, – кратко ответил он...

 

Через какое-то время брат позвонил мне из больницы.

– Привет.

– Привет, – ответил я. – Ну, как у тебя дела?

– Хреново, – привычно ответил брат.

Я почувствовал, что сейчас он обратится ко мне с какой-нибудь просьбой. Когда он собирается о чём-то просить, он всегда говорит о том, что дела у него плохи.

– Вот чего... Не знаю, как и спросить...

– Да спрашивай. Чего уж там.

– Ты не сможешь одолжить мне до пенсии тысячи две? – попросил он. – Я, как только пенсию получу, так сразу отдам. Актовегин мне выписали в ампулах. Он по шестьсот рублей за упаковку. На день надо две ампулы.

– А к детям ты не пробовал обратиться? – нашёлся я.

– Нет. Я им не нужен.

– И сколько тебе надо на эти лекарства?

– Ещё тысячи три-четыре, хотя бы.

– Сколько-сколько? – удивился я.

– Четыре.

– Но это вся моя получка. Мне в котельной платят четыре шестьсот.

– У жены попроси. Я же отдам. Вот только пенсию получу, – не унимался брат.

– Отдашь. Так же, как за дрова! Я тебе лесовоз привёз, пять тысяч за него отвалил в контору лесхоза, а ты его пропил.

– Вспомнил чего, – удивился брат. – Это когда было? Тогда я здоровым был. Мне выпивать было можно. А сейчас я прошу на лекарства. Тут разница есть.

– Есть, – обиженно буркнул я.

Брат немного помолчал, а потом продолжил:

– Попроси у жены. Помоги, если можешь. Мне некуда больше обратиться. Я даже Зюганову письмо написал. Но он почему-то не ответил.

– Да ладно. Куда тебя девать, – ответил я, подавляя обиду.

– Спасибо, брат.

– Чего?

В трубке раздались гудки. На душе было скверно. Брата было жиль, жаль было денег. Но постепенно сочувствие стало перевешивать обиду. Вот только завидовать мне сейчас было некому.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за февраль 2015 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт продавца»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите каждое произведение февраля 2015 г. отдельным файлом в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.