Мой Париж

 

 

 

Это был теплый летний день, и я, по своему обыкновению, гулял по узким парижским улочкам. Позади меня осталась одинокая башня Тур Монпарнас и я блуждал по местам, где никогда не был, сегодня мне вдруг захотелось затеряться в этом городе, исчезнуть в его темных недрах. Указанный день был примечателен тем, что я встретил эту очаровательную девушку, и очень скоро я уже вопреки своей воле, но, повинуясь обстоятельствам, простился с ней навсегда, и практически одновременно я навсегда распрощался и с Парижем.

 

После нескольких часов пути, я обнаружил, что окончательно заблудился. Мне не был знаком этот район. В разные стороны уходили путанные кривые дороги, и вокруг не было никого. Мишель появилась именно в этот момент, и вырвала меня из омута лишних мыслей. Как только она появилась, я уже не мог думать ни о чем другом. Она была в белом платьице, шла босиком по каменной мостовой, у нее на лице были веснушки, а волосы ее были огненно рыжими. Нельзя сказать, что она была ослепительно красивой, но было в ней что-то притягательное, что-то дерзкое, свободное. Я до сих пор представляю тот момент, когда увидел ее впервые. Она смотрит куда-то вверх мечтательно, и улыбается, немного рассеянная, непосредственная, такая счастливая. Я смотрю на нее и не могу оторвать глаз. Я хочу подойти к ней узнать кто она, но боюсь нарушить этот идеальный образ. Я боюсь, что она исчезнет как сновиденье, если я сдвинусь с места.

 

– Ты думаешь, это просто старый дом? – спрашивает она

– Да, я действительно так думаю, – сказал я.

Это действительно был очень старый дом. Его крыша давно провалилась, окна покосились, краска на стенах полностью облезла, на единственной, сохранившейся очевидно по невероятному стечению обстоятельств, ставне на втором этаже красовалось граффити, гласившее: Je ne comprends pas! Я не понимаю, что это значит, но спрашивать не стал. Казалось, что если этот дом не снесут, то он немедленно рухнет сам.

– Ты ошибаешься! – почти торжественно заявила девушка.

– И что это за дом? – задал я вопрос, которого очевидно от меня ждали.

– Здесь жил и творил прекрасный писатель современности Жан Триполь – с воодушевлением заявила моя спутница.

– Боюсь, я никогда не слышал о таком писателе.

– Разумеется! – воскликнула девушка, немного даже с возмущением. – Только истинные парижане знают его.

– Ты слишком хорошо говоришь по-русски для истинной парижанки – в шутку заметил я. Она улыбнулась.

– У Жана Триполя была мечта. Он очень любил придумывать разные истории, он рассказывал их друзьям, те рассказывали своим друзьям и т.д. И дня не проходило, а новую историю Жана Триполя уже знал весь Париж. Некоторые истории он записывал, и издательства печатали его книги маленькими тиражами, но большинство историй теряли своего создателя, но это вовсе и не важно. Жан Триполь мечтал придумать самую интересную историю в мире, он хотел, чтобы она ушла за пределы города, обошла весь мир, и осталась в нем жить на многие века. Он так и говорил: «осталась в нем жить на многие века».

Эту историю он пытался придумать много десятилетий. Его истории постепенно становились лучше и лучше, и он чувствовал, что уже вот-вот найдет то, что ищет, но все никак не находил. Жан Триполь не знал, почему у него не получается этой самой лучшей истории и очень сильно страдал. Он был уже не молод, стал часто болеть и почти перестал писать. Многие его друзья за него боялись, они считали, что еще не много и Жан Триполь умрет от своих тяжелых переживаний. Вероятно, так бы оно и случилось, если бы не один странный случай, полностью изменивший жизнь сочинителя историй.

Всему виной стал Тьерри Моршан, человек который обычно много говорит, и которого обычно никто не слушает. Жану Триполю вздумалось как-то рассказать о своих страданиях приятелю Тьерри, но тот вместо того, чтобы поддержать друга, обругал его. Причем случилось это прямо посреди площади. Тьерри Моршан кричал так, что все слышали, и кричал он о том, что сочинитель историй глуп, как его ботинки со стершейся подошвой. Он так и кричал: «как мои ботинки со стершейся подошвой». И еще он кричал, что самые лучшие истории частично или полностью, но происходят на самом деле. Тьерри Моршан говорил: ты Жан Триполь, целый день что-то придумываешь и совсем перестал следить за настоящей жизнью, и поэтому как сочинитель ты совсем никуда не годишься. Вот так он кричал, стоя на площади, а Жан Триполь слушал, и был единственным человеком, который слушал Тьерри Моршана, и от этого в скором времени его жизнь совсем переменилась. После этого разговора он сначала сильно злился на своего приятеля Тьерри и был на него сильно обижен, потом он понял, что его приятель прав, и сам стал сильно расстроен и переживал за свое дело пуще прежнего, а спустя неделю он вдруг успокоился, и многое ему стало безразлично.

В один из дней Жан Триполь вдруг сжег все свои записи, его истории горели и все это видели, потому как из трубы дома сочинителя историй шел густой зеленый дым. Свои карандаши месье Триполь раздал детям, и они были рады. А потом он собрал все свои вещи, которых, кстати, оказалось совсем не много, и уехал из Парижа с твердым намерением никогда сюда не вернуться. Говорят, он сейчас живет где-то в районе города Гере, у него своя ферма, и на ней он выращивает овощи, в основном репчатый лук. А еще из писем месье Триполя, которые он иногда присылает Парижу, можно видеть, что он безмерно счастлив, и, наверное, так счастлив он не был никогда в жизни. Жан Триполь говорит: я узнал, что изматывающий физический труд очень хорошо помогает от лишних мыслей. Он всем очень советует для профилактики заниматься спортом и работать на фазенде. И утверждает, что человек, внемлющий этому совету, будет гораздо меньше страдать от душевных расстройств.

Замечу интересный факт. Одна из историй Жана Триполя действительно произошла по-настоящему, хотя и много позже того, как он ее придумал. Это история любви Карла и Анны. Месье Триполь даже с именами был совершенно прав. История эта примечательна тем, что Карл и Анна были влюблены друг в друга безмерно, даже не подозревая о существовании друг друга. Карл любил Анну всю свою жизнь, и она всю свою жизнь очень его любила. Они так никогда и не познакомились. Каждый из них очень страдал от этой любви, и ни один из них точно не знал, от чего он так страдает, только видел иногда сны и чувствовал иногда, как чего-то сильно не достает. Однажды Карл и Анна прошли на улице друг мимо друга, и оба вдруг остановились. Каждый что-то почувствовал, и даже содрогнулся от этого чувства, но ни один не обернулся, чтобы увидеть того, кто стоял за его спиной. Карл постоял мгновение, и пошел дальше, Анна поступила также. С тех пор страдали они еще сильнее от того, что любят друг друга и не находят, и страдали они до конца своих дней.

 

Мы идем по какой-то торговой улице. По обе стороны дороги бесконечные магазины с яркими козырьками, бары, отели, кругом висят флаги, неоновые вывески и на тротуаре стоят рекламные щиты. Наверное, днем здесь много народа, это одно из тех мест, где кипит жизнь. Туда-сюда снуют туристы, что-то кричат друг другу продавцы, играет музыка, и вся улица колит глаза яркими цветами, и некоторые туристы даже боятся, что потеряются в этом торговом многообразии. Но сейчас здесь царит абсолютная тишина, дорога опустела, и её окутала темнота, в переулках и под козырьками появились зловещие тени, краски магазинов поблекли и отдают синевой из-за света луны. Улица отдыхает, набирается силами для завтрашнего сложного дня и своим идеальным спокойствием, словно укоряет нас за то, что мы потревожили её сон. Мы идем по каменному тротуару, и в тишине едва-едва слышатся наши шаги. Меня завораживает эта тишина, и приятно думать, что мы застали это оживленное место в таком необычном для него виде. Моя спутница тоже в восторге, хотя надо полагать для нее такая прогулка не в новинку. Я вижу на ее лице веселую мечтательную улыбку, она смотрит куда-то вдаль поверх крыш домов. Я пытаюсь проследить ее взгляд и сразу понимаю, на что она смотрит. Из темноты ночи, освещенный светом луны, проступает силуэт Эйфелевой башни.

– А правда, – вдруг говорит она своим звонким голосом, – а правда ведь когда пробудешь какое-то время в Париже, Эйфелева башня уже не кажется чем-то особенным, и уж тем более она не кажется красивой. Просто какая-то железная штуковина, и как странно, что столько людей мечтает ее увидеть. Это же глупо, приезжать в такой красивый город и обращать внимание на такое уродство. Ты как считаешь?

Я был с ней согласен.

– Я согласен с тобой – сказал я, – уже спустя пару дней в Париже я потерял всякий интерес к этой конструкции. Ты правильно заметила – просто железная штуковина. Но Эйфелева башня очень известна, и люди едут сюда, чтобы увидеть то, о чем им столько рассказывали, и потом сами рассказывают всем, что видели то, о чем все говорят, и те, кому они это рассказывают, теперь тоже хотят приехать и увидеть ее. Этот процесс уже не остановить. Однако справедливости ради, надо заметить, что с Эйфелевой башни открывает прекрасный вид на город, и когда в начале каждого часа зажигаются эти бесчисленные лампочки – это смотрится весьма эффектно.

Она остановилась возле небольшого магазинчика, который стоял немного особняком в самом конце торговой улицы. На витрине стояли игрушки. Здесь были солдаты, пушки, машинки, поезда, какие-то кубики, куклы, и много чего еще, сверху были подвешены три самолета и небольшой дирижабль. Все игрушки были сделаны из дерева, и раскрашены яркими красками, что было видно даже в темноте. Мне почему-то показалось, что этот магазинчик пользуется успехом, уж больно красивыми и добрыми были эти игрушки. Для себя я приметил деревянного человечка, который был подвешен на веревочках.

– Это необычный магазин – заявила моя спутница. – Это магазин игрушек семьи Теле. Делает эти игрушки Жерар Теле, очень добрый и искренний человек, и игрушки у него выходят такими же. Двадцать лет назад в семье Теле родился сын. Месье Теле очень ждал этого ребенка. Как только он узнал, что у него будет ребенок он начал делать эти игрушки. Жерар Теле всю жизнь работал столяром, и дело это знал хорошо. К рождению сына, которого заранее нарекли Францам, игрушек уже скопилось очень много. Месье Теле был невероятно счастлив. Он всем кого встретил, рассказал, что его сын будет самым лучшим в городе столяром.

Но вот только сын семьи Теле умер в первый год от какой-то болезни, прежде чем успел взять в руки какую-либо из игрушек Жерара. Месье Теле сначала долго плакал, а потом совсем впал в забытье, он как ни в чем не бывало продолжил делать игрушки. Он почти не говорит, и редко выходит из своей мастерской. И взгляд у него какой-то отрешенный, словно не видит он ничего. И так с ним все двадцать лет. Фрида Теле, жена Жерара, не в пример мужу очень сильна характером. Она пришла в себя и смогла справиться со своим большим горем. И скоро она начала беспокоиться за будущее семьи. Жерар стал немного сумасшедшим и больше не ходил на работу. Он, впрочем, вообще никуда не ходил. И Мадам Теле понимала, что ее чиновничьего заработка, не хватит на содержание их жизни. Между тем игрушки уже заполонили весь дом, и ходить по нему, не спотыкаясь о бесчисленные самолетики и кораблики, было невозможно. К тому же каждая новая игрушка месье Теле выходит лучше всех предыдущих, и выбрасывать их никак было нельзя. Однажды несколько этих игрушек случайно увидел известный во Франции торговец Жак Монмари. Он был любовником Фриды. Месье Монмари высоко оценил эти игрушки, и сказал, что во Франции никто не делает ничего подобного на таком высоком уровне, и еще сказал, что эти игрушки без сомнения представляют торговую ценность. Тогда Фрида и решила открыть этот магазин. Она рисковала всем, в магазин были вложены все сбережения семьи Теле и даже пришлось еще занять у месье Монмари (денег он дал охотно). Однако затея оказалась невероятно успешной, и риск себя оправдал. Этот магазинчик игрушек работает уже около пятнадцати лет, и не было еще такого дня, когда бы он не был переполнен покупателями. Сюда приходят и горожане и туристы со всего света, всем очень нравятся игрушки Жерара. В городе шутят, что новое поколение парижан вырастет на деревянных игрушках Теле. Такой любви людей к этим игрушкам можно было ожидать. Ведь Жерар, в силу своего помешательства, уверен, что делает эти игрушки для своего долгожданного сына, от того он очень старается и вкладывает в них все свое мастерство и, что самое главное, всю свою любовь. Фриду люди не любят и плохо про нее говорят, но все понимают, что именно Фрида и ее любовник подарили Парижу игрушки Жерара Теле. К тому же жена хорошо заботится о муже, именно благодаря ей, он до сих пор не пропал в своем затянувшемся помешательстве. Про магазин ему говорили много раз, но он как будто не услышал. Я видела Жерара недавно, он хоть и стал странным, но остался очень душевным. Он даже кажется счастливым. И еще месье Теле очень сильно радуется, почти по-детски, когда жена дает ему денег на более дорогие сорта дерева. Радуется он оттого, что сможет сделать еще более красивые игрушки для своего сына Франца, о чем он рассказывает продавцу древесины месье Флорентину.

 

Некоторое время мы шли молча.

– Расскажи мне о себе – попросил я – Ты выросла в Париже? Чем ты занимаешься? Кем был твои родители? Расскажи, ты так много рассказываешь мне о других людях, расскажи о себе!

Похоже, мои вопросы немного напугали её. Она смущенно поправила волосы, неловко улыбнулась и спросила:

– А можно я не буду этого рассказывать?

– Но от чего же? – я почти настаивал.

– Я просто не хочу – она вновь неловко улыбнулась и с трепетной просьбой в глазах посмотрела на меня

– Ну, раз не хочешь, то не надо конечно, – я легко сдался.

– Смотри, вон за тем углом находится пекарня месье Кустоши. Давай, я лучше про него расскажу. Он хороший. Это одно из самых популярных мест в Париже, хотя туристов здесь, как правило, не бывает. Тангуй Кустоши очень веселый человек, ему уже за пятьдесят, у него трое детей, и очень красивая жена. Он живет в квартире над своей пекарней. Говорят, он и родился в этой квартире, и всю жизнь безвыездно прожил в Париже. Более того, он и от этой пекарни, принадлежавшей еще его родителям, почти никогда с самого детства далеко не отходил. Ему собственно это и не нужно, и в отпуск он никогда не уезжал, потому что уж очень он любит свое дело.

Месье Кустоши всегда выглядит счастливым, но это скорее не от хорошей жизни, ведь у него тоже много трудностей, а от его склада характера. Тангуй Кустоши на все смотрит с улыбкой, и никогда не огорчается. Люди, говорят, что именно поэтому он всегда с успехом со всем справляется. Каждый день, каждому своему покупателю, месье Кустоши рассказывает какую-нибудь новую шутку. Он вообще очень разговорчивый. И хотя хлеб у него не самый лучший, а шутки не всегда смешные, его все очень любят и часто заходят просто, чтобы с ним повидаться. Я думаю, люди приходят к нему за хорошим настроением. Ведь посмотришь на человека, выходящего из пекарни Кустоши, а у него на лице улыбка, и видится, что всё у него хорошо. Даже можно подумать, что у всех покупателей месье Кустоши всегда все хорошо.

Мне случай один про него рассказывали. Однажды пекарня Тангуя Кустоши загорелась. Все работники выбежали на улицу. Приехали пожарники, стали тушить. А вокруг быстро собралось много людей, и все очень огорченно смотрели на пожар, и очень переживали за пекарню месье Кустоши. Люди думали: ведь он же в ней всю жизнь фактически прожил, и как же он без этой пекарни теперь сможет, она ведь вон уже практически вся и выгорела, и можно уже сказать, что нет больше замечательной пекарни Тангуя Кустоши. И только один человек, глядя на пожар, громко и от живота смеялся – это был сам хозяин пекарни. Месье Кустоши толкал в бок своего старого друга Тьерри Моршана и громко сквозь хохот говорил:

– Смотри! Смотри, как горит! И чему там так гореть!? Это хлеб мой так горит! Зато, какая корочка будет! Я такой хлеб в печке не испеку, как там сейчас испечется. Главное, чтобы не подгорел, а то выходит, зря горела моя пекарня!

И так он смеялся весь пожар. Потом месье Кустоши ходил по пепелищу и все еще улыбаясь, говорил: Ой, совсем моя пекарня сгорела. Но зато как сгорела! Сколько людей пришло посмотреть, еще внукам потом будут рассказывать, как ярко горела пекарня Тангуя Кустоши!

И ведь и вправду рассказывают. А пекарню он быстро восстановил. Отец месье Кустоши учил его деньги на всякий «пожарный случай» (даже как-то иронично) откладывать каждый месяц с прибыли. Тангуй так и делал, и денег у него накопилось много, так что даже и малой их части хватило, чтобы пекарню всю отремонтировать. Даже не пришлось брать денег у множества людей, которые по доброй воле из любви к пекарю, предлагали помочь делу восстановления пекарни. Этот пожар даже пользу принес, поскольку новая пекарня была красивее и просторнее предыдущей. И покупателей у месье Кустоши стало еще больше, и хлеб почему-то у него стал гораздо лучше.

 

И так мы целый день до глубокой ночи гуляли по Парижу, и она мне все рассказывала истории про его обитателей: про адвокатскую контору Тино Марлони, про отель Жоржа Гаспара, про печатное издательство Антуа Перенье, про странного городского сумасшедшего Тьерри Моршана, про кладбищенского уборщика Теофиля и множество других историй. И я даже не всегда мог понять, правда ли все это происходило, или она сама все это придумала.

 

Мы сидим на крыше, я думаю, уже скоро появятся первые лучи солнца. На небе полная луна, такая большая, какой я не видел её никогда, на горизонте золотыми огнями сияет Эйфелева башня, к северу от неё на Монмартре возвышается базилика Сакре-Кёр, а из пекарни внизу пахнет горячим хлебом, где-то на соседней улице едва-едва слышится музыка и веселые крики. Она говорит, её зовут Мишель, и я знаю, что я мог встретить ее только здесь, только в Париже. Мне кажется, я влюблен в нее, и еще мне представляется, что если мы расстанемся, а расставание, разумеется, неизбежно, то уже никогда не встретимся. Гораздо позже выяснилось, что я действительно в нее влюблен, и что второй встречи нам действительно не суждено.

 

 

И вот они приезжают и начинают мне рассказывать, что в Париже плохо, что люди там неприятные, что парижанки не красивые, что на улицах попахивает, и что Эйфелева башня мелковата, а Лувр безвкусен... Но я их не слышу, ведь они не видели Париж таким, каким я его вижу в своих мыслях. Что они знают об этом городе? Они всего лишь провели там отпуск, я живу в Париже всю свою жизнь. Они думают, что знают Париж, потому что ходили по нему ногами, но они слепы. Я же вижу превосходно.