ОНМ-474

 

 

 

Воксон в это время сидел на диване в широкой гостиной и внимательно следил за событиями, разворачивающимися на экране телевизора. После всех перенесенных волнений и мучительных испытаний он вдруг открыл для себя одно очень важное обстоятельство: он любит Лососевых. Раньше он старался не пропускать рекламные ролики с их участием, иногда от нечего делать смотрел «ЛососевТВ». Уже тогда он чувствовал, что любит Лососевых гораздо больше, чем любит их Рома, и эта инициатива, смотреть Лососевых, исходит именно от него. Рома, конечно, тоже следил за событиями в семействе, но всегда давал им свою ироничную оценку. Это была злая ирония. Воксон пытался вмешаться и отстоять свою точку зрения, но Рома просто-напросто переключал на другой канал. Вдобавок, в последние полгода Воксон не имел возможности следить за событиями в семействе, потому что его телевизор целых полгода показывал одни музыкальные клипы.

 

Это была последняя и одна из самых лучших подборок про Лососевых. Именно то время, когда случился кризис. Когда благополучие семейства повисло на волоске. Когда все могло покатиться под откос. Зрители уже теряли надежду и только самые преданные из них верили, что все наладится. Именно в это время случилось знаковое событие. В один прекрасный день в доме Лососевых появился прибор «ОНМ-474» и все сразу переменилось. Все сразу наладилось. Стало лучше, чем было прежде и все, наконец, узнали, что такое настоящее семейное счастье.

 

Воксон был один из тех немногих, кто верил, он всегда верил в благоразумие Владимира Петровича и удачу, что сопутствовала его близким. Сейчас, сидя на диване, он следил за милыми его сердцу лицами и продолжал верить. Он переживал и сдерживал чувства, что рвались из него наружу.

 

 …Сначала исчезла радость, ее место заняла тревога и уныние. Все это происходило медленно, постепенно и почти незаметно, изо дня в день. Самое странное заключалось в том, что происходило это без причины. Лососевы жили привычной своей жизнью, дружно завтракали, по ходу рекламируя разные приправы и соки. Владимир Петрович шел на работу и там всецело отдавался рекламе, но под вечер приходил усталый с потемневшим лицом, на котором лежала маска безразличия. У него начали появляться симптомы простуды, насморк, боли в горле. Вечерами, уставший и измученный, Владимир Петрович отказывался от ужина, жаловался на изжогу, боли в желудке и вместо ужина пил вкусный и густой кефир. Кефиром заботливо поила его бабушка, успевая заодно отрекламировать его, пока несла от холодильника, пока распечатывала, по старинке надрезая уголок, и наливала в чашку.

 

Если бы дело касалось работы, наоборот, дела Владимира Петровича шли в гору. В последний раз он отрекламировал новую модель внедорожника. Ролик крутили по всем каналам с утра до вечера. Внедорожник совершал чудеса проходимости. Сначала автомобиль несся по гладкой автостраде, потом по африканской саванне, зарывался колесами в песок, барахтался в черной болотной жиже Черноземья, оставаясь при этом чистым, сверкающим, отполированным до блеска. Владимир Петрович за бликами тонированных стекол был неузнаваем. Снова одинокое шоссе и тяжелое хмурое небо, ночь, свет фар автомобиля и свет звезд, такие похожие друг на друга. Сияющий новизной и качеством внедорожник легко карабкался по скалам, словно острые камни и валуны – это его стихия. И вот, впереди океан. На самом краю скалистого выступа автомобиль остановился, дверца распахнулась и все ахнули, – Владимир Петрович, строгий и подтянутый, в деловом костюме, легко соскочил с подножки. Внизу с шумом бились холодные волны. Владимир Петрович подставил лицо северному ветру и с наслаждением опустил веки. Ветер трепал его волосы, его ноздри жадно вдыхали бодрящий, холодный и соленый воздух северного океана…

 

Болезненных симптомов становилось больше день ото дня. Хворь, постоянное недомогание и упадок сил поселились в доме Лососевых. Что говорить, все были обеспокоены. Бабушку мучили головные боли, у детей пропал аппетит, они больше не бегали по дому и не резвились, стало тихо, исчез их звонкий смех. Мама Женя готовила, убирала и гладила, как и раньше, но без всякой радости. Маска безразличия прочно поселилась на ее лице. Злые языки все это приписывали продюсерскому замыслу. Все было подстроено, говорили они. Лососевых собираются продать фармацевтическому концерну и использовать их для рекламы лекарств, – отсюда хворь и болезни. Поговаривали, что теперь Лососевых ожидает бесконечная хандра, приемы в поликлинике, врачи, вызванные на дом к болеющим детям, и коробки с лекарствами на всех полках. Все очень сочувствовали Лососевым. Некоторые недоброжелатели пустили слух, что причина расстройства лежит глубже и кроется в разладе тонких отношений между Владимиром Петровичем и его супругой, и что уже на подходе пошлые рекламные ролики сверхприбыльных препаратов для восстановления мужской силы. Конечно, бешеная популярность семьи делала их привлекательной для богатых фирм, не привыкших экономить на телерекламе. Но почему никому не пришло в голову, что Лососевы могли просто-напросто устать. Они устали от рекламы и от вечных забот. Такое случается иногда даже в звездных семьях. Разлад и охлаждение отношений повисли среди чистоты и уюта.

 

Наступила черная неделя. Все поблекло и потеряло краски в большом и светлом доме. Серое уныние разлилось по комнатам. Пропал аппетит. Ужинали Лососевы в атмосфере гнетущего молчания, слышно было, как стучат вилки о фарфоровую посуду. Владимир Петрович кое-как отрекламировал чесночный соус, макнул в него аппетитный кусок говядины, долго, словно резину, жевал его, да так и замер с куском во рту, не дожевав и не в силах проглотить. Сонные Митя и Лиза клевали носом. Бабушка пила воду с лимоном из высокого стакана. Мама Женя чуть не плакала от отчаяния. Страшно было видеть печаль на этих всегда опрятных, гладких и веселых лицах.

 

Наступил субботний вечер, день, когда миллионы пар зрительских глаз прикованы к телевизору. Лососевы, дошедшие до крайней степени душевного опустошения, сидели за столом. Это были куклы, а не люди, до такой степени дошло их внутреннее оцепенение. Казалось, что сейчас на экране появятся работники сцены и просто вынесут их со съемочной площадки, как ненужные декорации. Слезы наворачивались на глаза при взгляде на них. И вот, случилось чудо. Именно в тот момент, когда остановилось всякое движение, появился он. Один-единственный человек, которому было по плечу исправить ситуацию. Это стало ясно сразу, уже по тому, как решительно он вошел, и по тому, что вошел он сам, без звонка и приглашения, скорым и энергичным шагом. Это был человек, пользующийся неограниченным доверием своих избирателей и невиданной популярностью у своего народа. Сам господин Президент.

 

Так ходят люди, привыкшие ценить свое время. Он начал говорить прямо на ходу. «Вы потеряли веру в собственные силы? Вам плохо и одиноко, и кажется, что время вокруг вас остановилось? Остановилась и сама жизнь? Ваше позитивное мышление потеряло ту опору, на которую вы так долго его устанавливали? Тогда все ясно – у вас депрессия, и вам просто необходим этот небольшой, но очень надежный прибор». С этими словами господин Президент нагнулся и поставил на край стола синюю с белым коробку. Он не нес ее в руках, это все заметили, коробка была приготовлена заранее. Президент распечатал коробку и вынул из нее «ОНМ-474», точно такой же, что гудел сейчас на втором этаже. «Вам грустно? Вы не знаете, как справиться с собственными проблемами? Не знаете, как заслужить мое доверие? Тогда этот небольшой и очень эффективный прибор для вас». С этими словами Президент сам воткнул шнур в розетку и нажал на круглую выпирающую кнопку прибора. Президент вышел, а прибор так и остался гудеть на краю стола…

 

 

Рита устала вешать фонарики, у нее затекли руки. Она села на диван рядом с Воксоном передохнуть и оказалась так близко, что Воксон почувствовал потребность, продиктованную приличиями, отсесть дальше, что и сделал.

 

– Неужели у нас будет настоящий праздник? – сказала Рита. – Это в первый раз. Что толку? Рома не любит устраивать домашние праздники.

 

– Сам президент запустил процесс обновления наших отношений. Это очень важно, – ответил Воксон с трепетом в голосе. Его очень впечатлило то, что он увидел сейчас на экране.

 

Президент как раз закончил свою речь, включил прибор и вышел. Лососевы, онемевшие от неожиданности, с волнением на лицах переглядывались меж собою. Впервые за последнюю неделю на их лицах отразилось хоть какое-то чувство. Рита взяла пульт и переключила на «ЛососевТВ». Она уже много раз видела рекламу «отсекателя ненужной мысли». Из динамиков ударила музыка, лай и смех. На лужайке перед домом Лиза и Митя метали друг другу летающую тарелку. В игре участвовал пес. Сенбернар Кони с веселым лаем кидался за тарелкой вслед и норовил поймать ее прямо в пасть. Бабушка и мама Женя лепили пирожки на кухне, заправляя в них начинку из трех разных мисок. Рита подвинулась к экрану, но начинку для пирожков рассмотреть не успела. Владимир Петрович сегодня вернулся раньше обычного и, пользуясь выдавшейся свободной минутой, с удовольствием отдавался рекламе. Во дворе на площадке у небольшого фонтана собрались журналисты, съемочная группа «ЛососевТВ» и разный любопытный люд. Владимир Петрович, пользуясь случаем, накинул белый халат и отрекламировал зубную пасту с отбеливающим эффектом. Все дружно улыбнулись, и сверкающие огоньки жемчуга вспыхнули вокруг фонтана.

 

– А я купила колпаки! – обрадовалась Рита.

 

– Что за колпаки? – поинтересовался Воксон.

 

– Вон! Точно такие! – она указала на экран. Лиза и Митя надели колпаки, приготовленные к завтрашнему празднику, и носились в них по дому. – Я купила их в городе, специальный набор. Там есть смешные маски, лиловый плащ, хлопушки и бенгальские огни. Есть набор для домашнего салюта.

 

– Теперь все будет по-другому, – с нежностью в голосе проворковал Воксон. – Я здесь, и сердце мое свободно!

 

После этих слов Рита вздрогнула и повернула к нему свое прелестное личико. Краска медленно растекалась по ней. Сначала загорелись уши, затем густой румянец захватил щеки и розовая волна опустилась на шею. Ощущение чего-то совершенно нового и, вместе с тем очень личного, нахлынуло на нее. Рома всегда казался ей слишком черствым. Он был эгоистом. Он увез ее сюда. Но она полюбила этого человека. Сердце подсказывало ей, что настанет момент, и он все же откроется перед нею. И тогда образовавшаяся между ними пустота, наконец, заполнится.

 

– Меня зову Воксон! – услышала Рита. – Я не Рома. Я его лучшая часть.

 

Воксон взял ее руку в свою ладонь.

 

– Мое сердце было занято другой. Мне понадобилось время, чтобы забыть. Чтобы зажила старая рана. Долгих шесть месяцев я ждал и ничего не делал. Я ждал, когда все закончится, и я смогу открыться тебе, открыть свою душу, свое сердце!..

 

Рита почувствовала, что у нее закружилась голова, а голос у Ромы такой далекий, далекий. Она решила, что он разыгрывает ее, но в то же время чувствовала, что все это чистая правда.

 

– Ты не Рома! Ведь ты не Рома?

 

– Мы виделись с тобой один только раз. Помнишь?

 

Рита отрицательно покачала головой.

 

– Вспомни нашу первую встречу.

 

Рита чуть не заплакала:

 

– Я ненавижу нашу первую встречу.

 

– Хорошо! – пожал плечами Воксон. – Но это важно. Я расскажу сам.

 

Он сжал ее руку и с мольбою заглянул в ее глаза. Рита чувствовала его сбивчивое дыхание, и приятное волнение овладело ею. Она разрешила ему говорить тем, что как-то особенно ответила на его взгляд и едва заметно кивнула.

 

– Мне все казалось странным и ненастоящим в тот день, – начал Воксон, отвернувшись в телевизор. – Я увидел вас сразу, тебя и Лену, вы стояли на противоположенной стороне дороги. Я вышел на остановке и направился в сторону подземного перехода. Не доходя до него метров десять, я остановился. Лена заметила меня и помахала мне рукой. Я увидел тебя и то, как ты в первый раз посмотрела на меня издали. В этот момент я испытал неловкость и стыд. Я вдруг осознал, какое двусмысленное и глупое мое положение. Я пошел дальше…

 

Рита, натянутая как струна, смотрела на Лососевых в телевизоре, но не видела их.

 

– Когда я шел по переходу, то чувствовал, что совершаю ошибку. Я остановился. Это нехорошо, так сказал я себе. «Тебя уже заприметили и, судя по всему, ты понравился», – ответила мне моя вторая половина. …Иди! И я пошел! Все мои чувства в тот момент смешались. Я смогу все объяснить, так думал я. Это глупо, но и глупость можно понять и объяснить. Я вышел, увидел, как распахнулись навстречу твои глаза. Ты хотела выглядеть равнодушной, но у тебя ничего не получилось… Я остановился и понял, что для меня очень важно оставаться самим собой. Я больше не сделал ни шагу. Не смог. Рома все сделал за меня.

 

Рита хорошо запомнила их первую встречу. Она жутко боялась и даже выпила накануне немного коньяка. Она хорошо помнила, как молодой человек в короткой куртке и джинсах вышел из подземного перехода, как он встретился с ней глазами и остановился. Она заметила минутное сомнение на его лице и сразу подумала, что умрет, если вдруг не понравится ему. Но нерешительность симпатичного и хорошо сложенного парня исчезла так же внезапно, как и появилась. Он сделал необыкновенно серьезное лицо и подошел к ним.

 

– Может это к лучшему, что так случилось? – вслух подумала Рита.

 

– Да, для нас обоих! Я вернулся, сел в автобус и пока автобус стоял, а потом медленно ехал, я смотрел на тебя через стекло. Я видел, как Рома знакомится с тобой, а Лена чуть не прыгает от радости. Лена, нужно было видеть выражение ее лица в тот момент, сразу поняла, что ее затея оказалась ненапрасной.

 

– Лена чуть не умерла от ревности! – Рита снова повернула свое прекрасное, но успевшее побледнеть, лицо в сторону Воксона. – Как, ты сказал, твое имя?

 

– Воксон! Воксон, это Носков наоборот.

 

– Воксон? …Значит ты – Воксон? Теперь мне понятно!

 

Однако ей было ничего не понятно.

 

В эту самую минуту Рома, что все это время просидел в дальней комнате, вышел и теперь спускался вниз по лестнице. Лестница скрипнула, раздались его тяжелые шаги.

 

– Ах, Рома! – вскрикнула Рита, поднимаясь ему навстречу. Рома ответил ей задумчивым взглядом. – Твой друг, Воксон, он очень милый!

 

– Вот и славно! – обрадовался Рома. – Я рад, что у вас заладилось. Ты, я вижу, времени зря не терял? – пошутил Рома, обращаясь к Воксону.

 

Рита вздрогнула, как только рука Ромы дотронулась до нее. Рома поднял руку, чтобы обнять ее за плечи и предложить ей сесть. Она в испуге отскочила от него.

 

– Держи ее! – крикнул Воксон.

 

Рита пошатнулась, кровь отхлынула от ее лица. Она повернулась и попятилась к телевизору, дрожа всем телом. Сейчас она впервые видела их обоих одновременно. Воксон сидел на диване в наклонной позе, собираясь встать. Рома тянул к ней левую руку и делал шаг.

 

– Ах, оставьте! – закричала Рита слабеющим голосом, сжала кулаки и вдруг рухнула прямо на ковер, лишившись чувств…