HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Лев Гуревич

Чардаш Монти

Обсудить

Рассказ

 

Купить в журнале за июль 2018 (doc, pdf):
Номер журнала «Новая Литература» за июль 2018 года

 

На чтение потребуется 1 час | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

Опубликовано редактором: Андрей Ларин, 19.07.2018
Иллюстрация. Название: «Снова замерло все до рассвета». Автор: Татьяна Пловецкая. Источник: https://www.livemaster.ru/topic/570729-nashi-kartiny-nasha-gordost-galereya-zhivopisi-i-grafiki?

 

 

 

В 1942 году пятнадцатилетняя Зинаида Козляк прямо из колхоза угодила на торфоразработки где-то под Шатурой. Было очень трудно. Целыми днями возили по деревянным мосткам неподъёмные тачки и грузили торф в вагоны. Хотя Зинка была крупной и костистой девушкой, но тяжеленная работа вытягивала из неё все жилы. Спустя некоторое время она задумала бежать, но когда заикнулась об этом матери, та ударилась в слёзы:

– Ой, доча, посодют!

И вправду – время было военное, и запросто могли припаять «дезертирство с трудового фронта». Зинка поразмышляла и всё же решилась – собрала узелок с бельём, повязала на голову тёплый платок и как была, в фуфайке и кирзовых сапогах, пошла на ближайшую железнодорожную станцию, а это ни много ни мало километров пятнадцать. Пришла к месту посадки, а на платформе все знакомые, местные, тоже работают на торфе – хорошо, что догадалась укрыться в туалете. Когда доехала до Шатуры, и поезд опустел, Зинка выбралась из вагона и пошла вдоль путей, на которых стояли воинские эшелоны, свозившие в город раненых с западных фронтов.

Подумала: «Куда теперь?» – и двинула наугад вдоль одного из составов. Навстречу ей попался военный – невысокого роста, в званиях не понимала, но догадалась, что это офицер. Бросилась к нему.

– Дяденька, возьмите с собой!

– Так мы же на фронт едем.

– Знаю, что на фронт. Я ничего не боюсь, всё умею делать, только возьмите с собой!

– Хорошо, а паспорт или метрика у тебя есть?

Вместо ответа Зинка расплакалась, и офицер засомневался. На её счастье подошёл другой офицер, выслушал и сказал: «Ладно, война всё спишет. Поехали».

 

Казалось бы, удалось Зинке избежать тяжёлой участи, да, как говорил покойный дед Пахом, «попала ты, девка, из кулька, да и в рогожку». Была она торфоармейцем, а стала прачкой, приставленной к котлам да корытам в банно-прачечном поезде.

Стирали вручную всё подряд – телогрейки, гимнастёрки, а как бельё привезут – оно заношенное, завшивленное. Халаты белые, ну эти, маскировочные, они насквозь в крови, не белые, а красные. В первой воде стирать нельзя – она красная или чёрная. Гимнастёрка без рукава, и дырка на всю грудь, штаны без штанины. Слезами отмываешь и слезами полощешь, а гимнастёрок этих и ватников – горы.

Сперва бельё обязательно вымачивали в керосине, чтобы уничтожить на одежде паразитов всяких, затем с девчонками-соплюшками, такими же, как она, приходилось воды наносить, да дров натягать, чтобы котлы греть. В котлы вместо мыла золу клали, потому что мыло привезут – тут оно и кончилось. Нетрудно представить, какие были руки после такой работы.

Бельё сушить – снова незадача. Верёвки натянуть негде – хорошо, если кустарник поблизости есть да погода неслякотная, а коль непогода – печки в банном вагоне натопят и там сушат. Ну а если не ко времени санитарный поезд подойдёт, – всё бросай и «вперёд!», – раненых таскать, мёртвых хоронить, топливо для вагонных печек добывать, чтобы раненые не замёрзли, а стирку ведь никто не отменял.

Пораскинула Зинка умом и поняла – надо как-то выкарабкиваться «из низинки на сухое место». Первым делом в комсомольскую ячейку записалась, так как давно приметила, что партийным и тем, кто около них крутится, завсегда послабление дают. Комсомольская секретарша поезда Василиса Балакирева, окающая деваха откуда-то из Горьковской области, обрадовалась новому человеку. Ещё бы – все как чёрт от ладана бегут от общественной работы, а тут человек сам желание изъявил вступать в ряды передовой молодёжи.

Выяснилось, что с комсомолом Козляк не прогадала – то на учёбу пошлют, то в комиссию по учёту запишут, а один раз даже на семинар по обмену опытом в политотдел армии на неделю угодила. То есть кое-какое послабление вышло, но не решало главной задачи – сбежать от котлов и корыт куда подальше.

 

Прачечная в лесу. Северо-западный фронт, 1943 год

 

Прачками командовал старшина Матвей Андреевич Иванча – крепкий приземистый мужик, из тех, про которых говорят: «неладно скроен, да крепко сшит». Уроженец подмосковного посёлка Кунцево, в армию он был призван ещё в 1938 году.

В первую неделю войны его полк попал в окружение под Белостоком. С боями удалось вырваться из вражеского кольца, а уж сколько народу при этом потеряли – никто не считал. На восток продвигались ночью, а днём в лесах и на болотах хоронились, обходя деревни, кишащие немцами да нашими, русскими полицаями, за версту. Питались, в основном, ягодами и кореньями, запивая грибным бульоном без соли, держа хлебную корочку в мечтах. В конце концов, за Смоленском вышли к своим, но поскольку, выходя из окружения, знамя полка потеряли, то полк расформировали, а личный состав отправили в проверочный лагерь НКВД под Малоярославцем.

После месяца выматывающих допросов Иванчу вызвали в штабную палатку, зачитали приказ о присвоении ему звания старшины и приказали отправляться для дальнейшего прохождения службы в 38-й БПДП, то есть банно-прачечный дезинфекционный поезд.

Когда товарищи по совместному пребыванию в лагере узнали про новое назначение Иванчи, то со всех сторон посыпались шутки, вроде: «Ну ты теперь, Матвей, вроде Мойдодыра – умывальников начальник и мочалок командир». Иванча беззлобно отшучивался, про себя понимая, что такие поезда ближе, чем на 10-20 километров к линии фронта не подъедут, а что такое передовая, он уже испробовал на собственной шкуре.

 

Обычно, если не случалось чего-то непредвиденного, рабочий день в поезде начинался с утреннего развода – построения вверенного Иванче личного состава перед штабным вагоном, когда ставилась задача на день, объявляли выговор провинившимся, раздавали наряды на кухню или уборку помещений, а иной раз зачитывали приказы. Всё это, по обыкновению, сопровождалось незатейливым матерком начальника, к которому подчинённые привыкли, как привыкают к шуму ветра или карканью ворон.

Слушая старшину, Зинка вдруг подумала: а не этот ли меднолицый мужик в ладно сидящей, перепоясанной ремнями военной форме и начищенных до блеска сапогах является «спасительным берегом», к которому следует прибиться, тем более что ни о каких его «бабских романах» она и слыхом не слыхивала. И как только Иванча озвучил наряд на уборку вагона-бани, рядовая Козляк, продираясь сквозь товарищей, оказалась прямиком лицом к лицу с начальством.

– Значится так, рядовая Козлова, – старшина никак не мог запомнить фамилию Козляк, – прибыть в 21 час в банный вагон.

– Есть! – И она, лихо приложив руку к пилотке, повернулась кругом.

Напрашиваясь на наряд, Зинка держала в уме, что нынче – пятница, а это день помывки личного состава. По установившемуся порядку, ближе к вечеру сначала мылся рядовой состав – женщины, а за ними мужчины, ну а после них банилось начальство: командир поезда капитан Газетов, замполит – пожилой лейтенант Худобин и старшина Иванча. К слову сказать, начальник и замполит парную особенно не жаловали и, помывшись, не спеша шли в штабной вагон выпить законные «фронтовые» сто грамм.

Старшина, напротив, баню любил и парился основательно. Как и положено, через две недели после Троицы он сам резал и сушил берёзовые веники, собираясь в парную, старался прихватить с собой квас, клюквенный или брусничный морс, а ранней весной, если удастся добыть – то и берёзовый сок. Попарившись, старшина, конечно же, не пренебрегал заветом великого русского полководца Суворова – «хоть штаны продай, но выпей после бани!», и отдавал себя этому занятию не без удовольствия.

 

Стирка белья для бойцов Красной Армии в  прифронтовой прачечной

 

Зинка появилась около вагона-бани в половину девятого вечера, осмотрелась и села чуть в сторонке на берёзовый чурбачок, удачно расположенный в тени кустов, освещенных яркой луной.

Вскоре из вагона на дощатый перрон спустились два человека и, негромко переговариваясь, направились к штабному вагону. Свет в окнах продолжал гореть, – значит, старшина ещё там, смекнула Зинка, и, перекрестившись, двинула навстречу своей судьбе.

В предбаннике никого не было и, судя по звуку льющейся из душа воды, Козляк поняла, что старшина домывается и с минуты на минуту выйдет. Она быстренько разделась догола, понюхала подмышки – не сильно ли пахнет потом – и натянула на себя заранее приготовленный белый халат, с умыслом застегнув его всего на две пуговицы. Затем подхватила стоящее в углу ведро для мытья пола и, широко распахнув дверь, зашла в помывочную.

Прямо перед ней, стряхивая с себя капли воды, стоял совершенно голый старшина, распаренное лицо которого было краснее обычного.

– А, Козлова, давай заходи, – ничуть не смущаясь, произнёс Иванча.

– Я воды набрать, полы помыть, товарищ старшина.

– Полы – это хорошо, давай проходи! – и старшина двинул мимо подчинённой в предбанник.

Зинка погремела ведром, сполоснула тряпку и следом за старшиной вошла в предбанник. Когда Матвей Андреевич, промокнув свежей простынёй лицо, поднял глаза, то вздрогнул от неожиданности – прямо на него, ритмично шевеля ягодицами в такт рукам, моющим пол, двигался женский срам, слегка прикрытый подвёрнутым белым халатиком. Неизвестно, нашлась бы в природе такая сила, которая смогла бы оторвать взгляд двадцатипятилетнего мужика от столь соблазнительного зрелища.

Имея небольшой личный опыт общения, в основном, с деревенскими сверстниками, Зинка и представить себе не могла, на что способен зрелый мужской организм. Ей казалось, что она попала в какую-то мощную, ритмично двигающуюся машину, которая мяла, давила, прижимала её тело, впрочем, без угрозы здоровью. Внезапно мужчина застонал, крепко сжал сильными пальцами бёдра и мгновенно обмяк.

– Ну вот, ёптыть, теперь снова надо идти мыться, – произнёс старшина. Он стащил с Зинки халат и бросил его на какие-то, лежащие на полу мешки.

– Иди, подмойся, да приходи – продолжим.

Заметив удивлённый взгляд подчинённой, он с усмешкой добавил:

– Чего смотришь – привыкай. Мы ведь с тобой, чай, не зайчики какие – сунул, вынул и бежать.

Через три месяца рядовой Козляк присвоили очередное воинское звание – ефрейтор, а спустя ещё полгода она заняла должность кастелянши, вместо младшего сержанта Цветковой, которая по неосторожности «залетела» от уполномоченного особого отдела старшего лейтенанта Чапчавадзе, частенько наезжавшего с целью «проверки соблюдения режима секретности в особо важном объекте БПДП №38».

 

День Победы 9-го мая 1945 года команда поезда встретила неподалёку от немецкого города Дессау, в районе станции Каульсдорф. Дни стояли ясные, воздух благоухал. Часто вместе с лепестками цветов ветер разносил по улицам деревень и городов белый пух, который подобно снегу устилал улицы и тротуары. То был пух из немецких перин, которые победители вспарывали ножами и выбрасывали из окон на улицу. Почти из каждого окна торчали белые флаги, тряпки, простыни, скатерти. Поражала ухоженность садиков, благоустроенность вилл и домов, чистота, порядок, но раздражали высокие заборы с проволочной сеткой наверху, оберегавшие частные владения. Непривычны были и отличные дороги, без ухабов, выбоин и грязи, обсаженные по обочинам яблонями и вишнями.

Как только по радио объявили о всеобщей капитуляции фашистской Германии, вокруг поднялась пальба. Тысячи ракет взвились в небо, били зенитки – всё небо в разрывах, канонада, как перед наступлением. Все военнослужащие были пьяны. Спиртное находили везде в изобилии, и пили, пили, пили. Группы солдат разбредались по окрестностям, шли за барахлом, водкой и в поисках «фрау».

В городе жизнь начинала восстанавливаться. Из развалин повылезли голодные и напуганные обыватели. Стали разбирать завалы на улицах. К банно-прачечному поезду подогнали полевую кухню, на которой раздавали похлёбку местным гражданам, в первую очередь, детишкам-заморышам. Желающим разрешали помыться в бане и постираться, чем аккуратные немки не преминули воспользоваться.

На окраине города возникла огромная барахолка, на которой шла любая валюта, и можно было купить всё – костюм, пистолет, еду, женщину, автомашину. Частенько можно было увидеть, как союзники прямо из джипа торговали часами, развесив их на растопыренных пальцах.

В сентябре Зинаида («Зинка» уже давно осталась в прошлом) вдруг обнаружила, что беременна. Матвей договорился с немецким доктором, чтобы тот за две банки тушёнки и блок американских сигарет осмотрел «фрау Козляк». Диагноз был однозначным: беременность 16-18 недель, то есть четыре полных месяца, а значит надо возвращаться на Родину.

 

При освобождении немецких городов их значительная часть, как правило, была разрушена. Уцелевшие дома часто стояли брошенными, так как их жители уходили в западную зону оккупации. В покинутых квартирах оставалась одежда, мебель, картины, посуда и другие ценные вещи. И, хотя каждый день зачитывали приказы о недопустимости мародёрства, о высоко моральном облике советского воина-освободителя, и кого-то судили показательным судом трибунала, но против человеческой натуры ничего не поделаешь.

Едва только Красная армия вступила на территорию Германии, приказом Народного комиссара обороны СССР всем военнослужащим действующих фронтов разрешили раз в месяц отправлять в советский тыл одну личную посылку.

Самым суровым наказанием было лишение права на эту посылку, вес которой устанавливался: для рядового и сержантского состава – 5 кг, для офицерского – 10 кг и для генералов – 16 кг, а размер посылки не мог превышать 70 см в каждом из трёх измерений. Обычно домой отправляли отрезы тканей, рабочие инструменты, одежду, постельное бельё, обувь, фотоаппараты.

 

Все купе, склады и подсобные помещения поезда №38 были забиты трофейными вещами. В один из дней, после того как Матвей узнал, что Зинаиде предстоит отправка на Родину, он под вечер заглянул к ней на склад.

– Садись и слушай меня внимательно. Что ты собираешься со всем этим делать? – Иванча обвёл вокруг себя рукой. Кучи обуви, пальто и шубы, хрусталь, фарфор, патефоны, радиоприёмники – всё это громоздилось на забитых до отказа полках.

– Как ты всё это домой повезёшь? На себе, что ли?

– Ну не выкидывать же такие вещи… В крайнем случае, ты демобилизуешься и как-нибудь сумеешь привезти.

– Вот именно, ёптыть, как-нибудь.

– Мотик, не ругайся, лучше скажи, что делать нужно.

– Сделаем так. – И Матвей подробно изложил Зинаиде, что им надо сделать до её отъезда.

Ещё в январе 1945 года Зинаида получила письмо из дому, в котором сообщалось: «…Ваша мать Козляк Матрёна Никаноровна скончалась от болезни сердца. Ваш брат Иван в настоящее время сидит в тюрьме, вот только где, – сие нам неизвестно. Желаем Вам всяческого здоровья и скорее разгромить фашистов, по поручению односельчан деревни Козляки – почтальонша Маруся Семёнова», а ниже приписка – «В Вашем доме сейчас поселилась семья Буренковых – тётя Тоня, бабушка Паша и ещё пять человек, так как ихняя изба сгорела по недосмотру».

Принимая в расчёт обстоятельства, изложенные в письме, было решено, что Зинаиде следует ехать к родным Матвея в подмосковное Кунцево, но прежде, с учётом строгого характера его родителей, старшина Иванча и сержант Козляк отправились в советскую комендатуру города Дессау, где зарегистрировали брак.

 

В октябре 1945 года Матвей посадил Зинаиду в поезд, направлявшийся в Москву. Вагоны были немецкие, без проводников, купе на шесть человек с сидячими местами, узенькие багажные полки, неширокий коридор – всё это превратило посадку в настоящий ад. Пассажиры и провожающие с трудом волокли чемоданы и узлы, запихивая их в купе, напоминавшие заваленные камнями пещеры. Некоторые женщины рыдали в голос, оставляя на перроне не помещавшийся в вагоны багаж.

Поезд тронулся и, как по команде, началась попойка. Зинаида забилась в угол и старалась не высовываться. Подъехали к Минску, вернее, к тому месту, где когда-то был город Минск – кругом развалины, вокзал полностью разрушен, но на платформе играет оркестр. Тут же рядом импровизированный базарчик, где бойко идёт обмен всякой всячины на солдатские продукты, в основном, американскую тушёнку, впрок закупают спиртное.

В Москве, на Белорусском вокзале поезд прибыл к пустому оцепленному перрону. Вскоре по вагонам пошли офицеры комендатуры, и начался таможенный досмотр. Искали оружие и фашистскую литературу, изымали серебряную посуду, картины, гобелены, коллекционные фарфор и хрусталь. Одна женщина с лейтенантскими погонами, ещё до конца не протрезвевшая, подняла крик:

– По какому праву? Мы на фронте кровь проливали, а вы, суки, в тылу отсиживались… твою мать!

Быстренько составили протокол, двое свидетелей безропотно расписались, и возмутительницу спокойствия увёл патруль, а её оставшиеся вещи распределили между собой попутчики.

Зинаиду попросили развязать вещмешок, но, увидев куски мыла, нехитрое бельишко да фотоаппарат «лейка», махнули рукой и пошли дальше, даже не открыв облезлый чемоданчик. К вечеру, так толком и не посмотрев Москву, она на поезде, вроде того, что ходил от торфоразработок до Шатуры, приехала на станцию Кунцево, и оттуда пешком добралась до улицы Красных Зорь, на которой в частном доме проживали родные Матвея.

 

Ефросинья Сидоровна и Андрей Николаевич Иванчи происходили родом из мещанского сословия города Вязники Владимирской губернии. Отец Ефросиньи Сидор Яковлевич Туранов держал мастерскую по выработке льняной пряжи и пеньковых канатов, которая работала с немалой выгодой, пока однажды ночью не случился пожар. Мало того что огонь в одночасье уничтожил и дом, и склад, и мастерскую, так ещё пострадала семья Турановых – получили ожоги глава семейства, шестилетняя дочь Ефросинья, а младший сын Иван задохнулся от дыма. Спустя месяц скончалась жена Сидора и мать его детей – Елизавета, которая так не оправилась от отравления дымом.

На оставшиеся сбережения Сидор Туранов купил домишко в Клязьминской слободе и устроился механиком по наладке ткацких станков на прядильную фабрику Елизаровых. Вскоре после этого он привёл в дом мачеху – спокойную работящую женщину, у которой своих детей не было.

Травма повлияла на душевное состояние Ефросиньи – ей казалось, что все только и смотрят на обожжённое левое ухо и небольшой шрам на щеке, которые она тщательно прикрывала прядью волос. Кроме этого, ожоги сохранились на наружной стороне бедра, поэтому девочка избегала купаться в компании сверстников.

Ефросинья росла замкнутым, необщительным ребёнком, и даже с домашними держала себя насторожённо. Она часто ходила в церковь, стараясь не пропускать службы и подолгу беседовала со стареньким священником отцом Серафимом.

Ефросинья повзрослела, о замужестве не помышляла, и все разговоры на эту тему отметала напрочь. Как-то на Пасху отец пригласил в дом своего ученика Андрея Иванчу – высокого, стройного юношу с лицом инока, каких обычно рисуют на картинах религиозного содержания. Он очень понравился Ефросинье, но она не позволяла себе даже думать на эту тему. Тем не менее, когда Андрей пригласил её на выступление заезжего цирка-шапито, она, посомневавшись, согласилась. Через год, на Красную горку они обвенчались, и молодые переехали жить в дом Турановых.

Ефросинья оказалась на редкость хозяйственной женой. Она рачительно вела хозяйство, лишнего не тратила, откладывала копейку к копейке и, спустя некоторое время, ей удалось собрать небольшой капитал.

Жили Ефросинья и Андрей в согласии, вот только с детьми вышла заминка, – видно, сказались полученные в детстве потрясения. Ежедневные молитвы о зачатии перед иконой «Нечаянная радость», поездка на богомолье в Оптину Введенскую пустынь желаемого результата не приносили.

Внезапно умер Сидор Яковлевич Туранов, и, посовещавшись, семья Иванчей решила перебраться в Кунцево, куда Андрея неоднократно приглашал родной брат Семён, работавший на недавно открывшейся Кунцевской игольной фабрике, выпускавшей технические иглы, крючки и прочий вязальный инструмент. На скопленные деньги Андрей и Ефросинья приобрели неподалёку от железнодорожной станции аккуратный домик с ухоженным садом и небольшим огородом, обзавелись, по примеру многих, нехитрой живностью, вроде кур и кроликов.

Грянула Первая мировая война, а следом за ней революция, и жизнь круто поменялась. Стали исчезать продукты, начались перебои с хлебом, зарплату почти не платили, так как текстильная промышленность пришла в упадок, и надобность в продукции фабрики отпала. В посёлке стало неспокойно – грабили прохожих, по ночам раздавались выстрелы, вместо городовых появились какие-то сомнительные личности с красными повязками на рукавах. Андрей, будучи по своей натуре человеком мирным, на всякий случай приобрёл револьвер «Наган», чем привёл Ефросинью в неподдельный испуг.

Однажды тёмным ноябрьским вечером в дверь дома сильно постучали. Андрей выглянул в окно и увидел, что калитка настежь открыта, но во дворе никого нет. Он на всякий случай сунул в карман полуперденчика револьвер и, выйдя на крыльцо, чуть не споткнулся – на крыльце лежал какой-то пищащий свёрток. Когда его занесли в дом и развернули, то там оказался младенец мужского пола, на вид месяца три-четыре. Среди испачканных тряпок затерялся обрывок какого-то революционного плаката, на котором печатными буквами было написано: «ЕГО ЗВАТЬ МОТЯ». В суматохе революционных дней соседи быстро привыкли, что у Иванчей появился ребёнок и лишних вопросов не задавали. Родители окрестили Матвея в храме Спаса Нерукотворного Образа на Сетуни и выправили ему метрику в отделе ЗАГСа, в которой было записано: «Иванча Матвей Андреевич» и дата рождения – «7 ноября 1918 года», и по всему выходило, что мальчик родился как раз в революционный праздник.

Матвей рос крепким, плотно сбитым мальчишкой, с толстыми щеками, за что получил кличку «Хомяк». Несмотря на небольшой рост, он мог постоять за себя, и не раз на него жаловались мамаши детей, которым «этот хулиган расквасил нос». Внешне в семье ни на кого не похожий, Матвей, тем не менее, перенял от отца смекалку и умелые руки, а от матери – упорство и, как бы это поаккуратней выразиться – некоторую скупость. Так, например, он попросил отца сделать ему копилку, завёл большую коробку, куда складывал неизвестно откуда добытых оловянных солдатиков, стеклянные шарики, железные пёрышки и прочую мальчишескую мелочь, из-за чего Ефросинья даже прозвала его «скопидомок».

Учиться Матвей не любил, в школу ходил неохотно, и когда с грехом пополам окончил семилетку, устроился к отцу на фабрику учеником наладчика станков. Он на удивление быстро выучился на разряд и стал прилично зарабатывать, отдавая матери половину зарплаты. В 10 лет он начал курить, в 12 – выпивать, а в 14 – встречаться с девушками намного старше его. Одним словом, когда подошло время призыва в армию, Матвей был уже вполне сложившимся человеком.

 

Зинаиду родители мужа встретили насторожённо, что было неудивительно – ведь неизвестно с каким человеком придётся жить, но после того, как Зинаида вручила подарки, Ефросинья немного оттаяла. Туфли из натуральной кожи, шерстяная юбка, шёлковая блузка для матери и пальто для отца – всё выбирал Матвей – пришлись как раз впору.

Утром, когда свёкор ушёл на работу, Зинаида зазвала свекровь к себе в комнату и усадила за стол, на котором в развёрнутом полотенце лежал привезённый из Германии кусок мыла. Ефросинья с недоумением посмотрела на Зинаиду, но та, ни слова не говоря, острым ножом аккуратно расколола мыло на кусочки, среди которых что-то заблестело.

– Матвей велел, чтобы я отдала вам это лично в руки, – и вытащила из обломков мыла три золотых кольца с блестящими камнями и пару золотых монет.

– А он не сказал, что с этим делать?

– Через два дома от вас живёт старик Фишман. Надо к нему обратиться, и он даст настоящую цену, – только нести не всё сразу, а постепенно. Кроме этого есть ещё кое-что.

Невестка раскрыла лежащий на стуле облезлый чемодан, на дне которого под бархатной скатертью лежали переложенные бумажками стеклянные пузырёчки, на которых крупными буквами было написано: PENICILLIN, и пачки перетянутых резинками упаковок с таблетками.

– Это американское лекарство – пенициллин и таблетки стрептомицина. Десятую часть этого следует оставить себе – мало ли что может случиться, – а остальное продать. Вот тут адрес, – и Зинаида протянула Ефросинье бумажку.

– Ну, вы, слава богу, зря время не теряли, а то я всё боялась – неужели Матвей несмышлёную дурочку в дом приведёт, – Ефросинья перекрестилась и, впервые с момента встречи, обняла невестку.

Когда Ефросинья вышла, Зинаида засунула вещмешок с остальными кусками мыла в глубину шкафа и подумала про себя: «Уж скорей бы Мотя приезжал».

 

В один из дней января 1946 года у ворот дома прогудел автомобиль. Зинаида накинула плюшевый жакет – пальто и шуба были ей уже малы, – слегка переваливаясь, как ходят утки, вышла на улицу и обмерла – перед ней стоял Матвей,

– Ну, ты Зинка, прямо, как купчиха, тебя и не узнать, – и он, смеясь, осторожно обнял жену. Тут же из дома выскочила Ефросинья и со слезами бросилась к сыну.

Матвей рассказал, что перед Новым годом вышел приказ о демобилизации. Так как их банно-прачечный поезд своим ходом отправлялся куда-то на восток, то Иванче повезло доехать до Можайска, где однополчане помогли ему выгрузить вещи. Поезд отправился дальше, а он нанял полуторку и добрался до Москвы.

Матвей с помощью шофёра затащил в дом два неподъёмных чемодана, ножную швейную машину «Зингер» и свёрнутый в рулон ковёр. Напоследок шофёр сбегал к машине и вытащил из кабины большой свёрток, завёрнутый в ватное одеяло, который сразу затащили в дом. Вечером пришёл с работы Андрей Николаевич, накрыли стол, пригласили соседей по улице и отпраздновали возвращение Матвея с войны. Когда гости разошлись, Матвей принёс из чулана большой кожаный чехол и вытащил из него тёмно-красный блестящий аккордеон, на передней части которого, сверху вниз располагались большие перламутровые буквы WELTMAEISTER. Он растянул меха, нажал на чёрную клавишу и тут же раздался красивый, протяжный звук.

– Матвей, ты что, выучился играть на аккордеоне? – зажимая рот, чтобы громко не рассмеяться, спросила Зинаида.

– Я-то – нет, а вот ты родишь парня, и будем учить его играть, – вполне серьёзно ответил ей Матвей.

 

По возвращении домой коммунист Иванча отправился в Кунцевский райком партии, чтобы встать на учёт. Ознакомившись с его документами, первый секретарь райкома Ермолин – тощий, чахоточного вида мужчина в кителе-«сталинке» защитного цвета, и секретарь по идеологии Дербеченко – дородная женщина с толстой косой вокруг головы, в двубортном бостоновом пиджаке, на лацкане которого размещалась медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», насели на Матвея, требуя, чтобы тот шёл служить в милицию участковым оперуполномоченным. Поначалу Матвей открещивался, но когда ему стали грозить всяческими карами, вплоть до исключения из партии, он достал из кармана гимнастёрки неубиенный козырь – справку «о наличии у Иванчи Матвея Андреевича, 1918 года рождения, ишемической болезни сердца», подписанную Главным терапевтом 2-го Белорусского фронта Зайончковским. В рекомендательной части был указан дальнейший род деятельности, «не связанный с физическими и эмоциональными нагрузками». Заполучить справку, за которую медицинскому генералу поднесли серебряный кофейный сервиз XVIII века, Матвею посоветовал хороший деловой знакомый – военный комендант города Дессау полковник Синюгин.

Партийный кабинет Матвей покинул, будучи назначенным директором Кунцевских бань, размещавшихся на улице Петра Алексеева, которую назвали в честь бывшего каторжника и по совместительству российского рабочего-революционера. С учётом того, что баня в посёлке была одна, то должность Иванчи – как-никак номенклатура райкома партии – была вполне подходящей. Вопрос топлива в любые времена, а уж тем более в послевоенное, всегда был одним из важнейших, и подбросить кому надо, так сказать, «по дружбе» полмашины угля директору бани ничего не стоило.

 

В начале марта 1946 года в семье Иванчей появился мальчик, которого назвали Николаем – в честь прадедушки. Младенец был светловолосый как мать, вот только пухлыми щёчками и разрезом глаз пошёл в отца. Ефросинья сговорилась с Зинаидой, и они потихоньку от Матвея окрестили Николая.

Дьячок храма Спаса Нерукотворного образа на Сетуни Иван Ремизов, оформляя запись о крещении в Метрическую книгу, заметил старенькому священнику отцу Никодиму:

− Я слышал, что ежели мальчишек рождается больше, чем девчонок, то это к войне. Вот у нас в прошлом месяце записано одиннадцать младенцев мужского пола, против пяти женского пола.

− Типун тебе на язык, Иван. Какая война? От прошедшей-то войны ещё лет пятьдесят не оправимся. Иди-ка лучше чай собери, попьём перед вечерней службой. − Отец Никодим привычно перекрестился на икону.

Затем он попил чай и пошёл к себе на квартиру переодеваться. Скупое мартовское солнце медленно садилось за Троекуровский лес.

 

Дед и бабка души во внуке не чаяли и, несмотря на строгое обращение со стороны отца, парня разбаловали до невозможности. Чуть что не так – сразу в рёв и тут же на ручки просится – мол, пожалейте. Как услышит слово «нельзя, кака» – тут же кусается и кидает всё что под руками лежит в другой конец комнаты. В детсад записали, так бабка его «на закорках» почти на другой конец посёлка таскала, – на коляске ведь не повезёшь, а то ещё подумают, что ребёнок – инвалид.

С самого раннего детства Иванчу на улице дразнили «жадиной». Вполне возможно, что это началось с того утра, когда невысокий, плотный, как колобок, Коля вышел погулять с бутербродом в руке, а вернее не с бутербродом, а с куском белого хлеба, намазанного маслом и сверху посыпанного сахарным песком. Первым к нему подошёл Васька Меркулов с вечной соплёй под носом и, не выговаривая половины букв, попросил: «Дай откусить», на что получил ответ: «Не дам – жопа слипнется». Окружавшие их ребята тут же дружно закричали: «Жадина-говядина, турецкий барабан, кто на нём играет? Колька – таракан». В дальнейшем это прозвище могло быть самым разным, начиная от «жмот» и заканчивая «скупердяем». Иногда, оглядевшись по сторонам, нет ли рядом братьев Фишманов, от которых можно было запросто получить в нос, бросали короткое – «жидяра».

Хотя Николай «Капитанскую дочку» с эпиграфом «Береги честь смолоду» ещё в школе не проходил, но, будучи мальчиком хитрым, понимал, что от противного прозвища надо избавляться. Простые подарки ребятам, вроде леденцов, почтовых марок или предоставление для игры в «ножички» своего любимого перочинного ножа, подаренного ему на день рождения, желанного эффекта не достигали. Даже когда у Иванчи появилась мечта любого мальчишки – двухколёсный велосипед «Орлёнок», и он, выйдя на улицу, предлагал всем желающим покататься, демонстрируя свою бескорыстность, – это не помогало. Все катались по очереди, которая почему-то редко доходила до хозяина велосипеда, а в ответ на его недовольство раздавалось: «Колька – жирдяй, крохобор и скупердяй».

 

В семь лет, как и полагается, Коля пошёл в школу. Его взаимоотношения с ребятами почти не изменились, тем более что со многими из них он жил на одной или соседних улицах. Постепенно мальчик привык к школьной жизни, хотя учиться ему не нравилось – на уроках арифметики, русского языка, чистописания, труда он откровенно скучал, а физкультуру просто ненавидел, так как от природы был не очень ловкий, а бегать и прыгать вовсе не любил. Поначалу школьные товарищи дразнились и задирались, но когда Николай пожаловался отцу, то Матвей Андреевич показал сыну пару нехитрых приёмов, позволивших надолго отучить драчунов и забияк от приставаний.

– Николаша, всегда держи себя независимо. На дураков внимания не обращай – попристают-попристают, да и отстанут. Помни: как родные, тебя никто любить не будет, – поучала внука бабушка Фрося.

Когда Коля учился в 4-м классе, на уроке музыки появилась новая молодая учительница Татьяна Семёновна. При прежней старенькой учительнице Надежде Аполлоновне занятия превращались, по выражению директора школы Василия Никитовича Малашова, «в зверинец». Это был год, когда вновь ввели совместное обучение, в классе появились девочки, и 10-летние «маленькие дикари» делали всё возможное и невозможное, лишь бы на них обратили внимание особы противоположного пола. Как только шум и крики достигали учительской, наводить порядок в классе отправлялась завуч Варвара Петровна, по прозвищу «Салтычиха», именуемая так за не совсем педагогические приёмы общения с нарушителями дисциплины, вроде подзатыльника или чего-то в этом роде.

– А ты знаешь, у нас в классе появилась новая учительница музыки со смешной такой фамилией – Токарь, а звать её Татьяна Семёновна, – придя из школы, за обедом сообщил Коля бабушке.

– Так вот, поначалу было все как обычно, – орали, хрюкали, свистели, а она возьми да и спроси тихим таким голосом: «Кто хочет свою любимую мелодию или песню услышать?» Все почему-то замолчали, а училка говорит: «Ну, давайте, смелее». Тогда я встал и говорю: «А вот это можете?» – и насвистел ей полонез Огинского, который почти каждый день по радио играют. Она так здорово сыграла, вот только пианино в музыкальном классе очень фальшивит. Я подошёл к ней после урока и сказал об этом. А она мне говорит: «Мальчик, у тебя отличный слух, тебя надо учить музыке. А инструмент у вас дома есть?». Я ей про отцов аккордеон рассказал, после чего она написала на бумажке адрес музыкальной школы, нашей, кунцевской, и фамилию педагога – Семён Григорьевич Токарь. Она сказала, что это её отец, и она ему обо мне обязательно расскажет.

Записываться в музыкальную школу Коля отправился с бабушкой – Зинаида Ивановна после окончания коммунального техникума работала в отделе по распределению жилья Кунцевского райисполкома, куда ей помог устроиться хороший знакомый Матвея, председатель райисполкома Евгений Кузьмич Косяков, и отпроситься с работы по такому поводу она не посчитала возможным.

– Семён Григорьевич Токарь – педагог по классу аккордеона, – сдержанно представился высокого роста седой человек с правильными чертами лица, в сером скромном костюме, светлой в полоску трикотажной рубашке под галстук и чёрных полуботинках фабрики «Парижская коммуна» на микропористой резине. Педагог усадил Колю рядом с собой за фортепьяно и, нажимая на клавиши, попросил мальчика повторить ноты, которые он играл. Затем Коля отвернулся, Семён Григорьевич сыграл ноту и попросил её найти на клавиатуре. После того как Коля спел куплет песни «Летят перелётные птицы», Токарь неожиданно попросил его положить обе руки на пианино и внимательно посмотрел на широкие мясистые ладошки с почти равными по длине пальцами – точь-в-точь как у матери.

– Подожди, пожалуйста, в коридоре, пока я переговорю с твоей бабушкой, – обратился педагог к Николаю.

– У вашего мальчика очень хорошие музыкальные данные, и у него абсолютный слух, что встречается нечасто. Хотя мой класс переполнен, но я готов его взять, вот только тогда надо будет приобрести инструмент, чтобы заниматься дома. В школе он будет пользоваться нашими инструментами, – и Токарь показал рукой на шкаф, сквозь стеклянные дверцы которого видны были блестящие корпуса аккордеонов.

– У меня сын привёз с фронта немецкий аккордеон – вот его название, – Ефросинья достала из сумки бумажку, на которой крупными печатными буквами было написано «WELMEISTER». Токарь обратил внимание, что одна буква в названии инструмента пропущена, но деликатно промолчал.

– И последнее. Кроме природных данных, для занятий музыкой очень важно прилежание, а точнее сказать, трудолюбие, и в этом мы с вами должны быть единомышленниками. Очень важно стимулировать ребёнка, а не заставлять из-под палки его заниматься. Я понятно объяснил? – Ефросинья согласно кивнула головой.

Возвращаясь домой, Коля о чём-то задумался, а затем обратился к бабушке:

– Баба, я себе учителя по аккордеону совсем другим представлял – думал, что будет ну такой дядька в чёрном костюме с галстуком-бабочкой, как у настоящего артиста. А этот какой-то самый обыкновенный. И на аккордеоне ничего не сыграл. Только «Коля, повтори эту ноту, а теперь – вот эту», – внук очень похоже передразнил педагога.

– Эх, Николаша! Знаешь, как твой прадед Сидор Туранов говорил: «Не смотри на лицо, а смотри на дело».

Держа внука за руку, Ефросинья думала, что именно такие немногословные труженики, как этот учитель музыки со странной фамилией Токарь, честно делают своё дело, не скрывая за словесной шелухой собственное безделье и неумение.

 

В новогоднюю ночь 1930 года в буфете Московского Показательного эстрадного театра «Мюзик-Холл» яблоку негде было упасть. Несмотря на то, что Новый год не считался официальным праздником и даже относился к числу пережитков «буржуазного прошлого», администрация театра, певцы, музыканты, куплетисты, работники «разговорного жанра», просто друзья и знакомые по традиции собрались отметить его наступление. Среди многочисленных гостей выделялся высокий, красивый брюнет с безукоризненным пробором, в чёрном смокинге с классическим галстуком-бабочкой чёрного цвета. Это был недавно принятый в состав труппы солист, как его именовала газета «Вечерняя Москва»: «надежда советской аккордеонной школы», двадцатичетырёхлетний Семён Токарь. Когда молодая певица Клавдия Шульженко подошла к Токарю и, безотрывно глядя на него, пропела начальные строки песни Ежи Петерсбурского «Утомлённое солнце», тот, взяв в руки аккордеон всемирно известной итальянской фирмы «SCANDALLI», легко и свободно подхватил мелодию. Отзвучали последние аккорды танго, и тут неожиданно для всех Токарь сыграл «Полёт шмеля» Римского-Корсакова. Успех был потрясающий.

В самый разгар веселья в буфете внезапно появились несколько человек в униформе, синих с красными околышами фуражках и чёрных начищенных сапогах. Человек в кожаном демисезонном плаще и кожаной фуражке, по всей видимости, главный, подошёл к Токарю, беседующему с дамами.

– Старший лейтенант госбезопасности Варламов. Гражданин Токарь, Семён Григорьевич? Вы арестованы.

В помещении мгновенно воцарилась зловещая тишина. Когда аккордеониста увели... [...]

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в июле 2018 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июль 2018 года в полном объёме за 197 руб.:
Банковская карта: Яндекс.деньги: Другие способы:
Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке:
«Вернуться на сайт магазина»
После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru
Вы получите доступ к каждому произведению июля 2018 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

ловещая тишина. Когда аккордеониста увели
508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

https://bettingcafe.ru/bookmakers/
Поддержите «Новую Литературу»!