Валерий Переверзев, режиссёр фильма «Брат 3»

 

20 октября 2023 года. Беседу ведёт Анна Круглова

 

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за октябрь 2023:

 

На чтение потребуется 17 минут | Цитата | Подписаться на журнал

 

 

 

 

– Валерий, премьера вашего художественного фильма «Брат 3» состоится 18 ноября 2023 года. На какой стадии сейчас находится работа над картиной?

 

– У нас сегодня интересный день: мы полностью выгоняем картину. Очень необычно это воспринимается, потому что настаёт тот час, когда у меня больше нет возможности ничего изменить. Помните, Илью Репина в Третьяковку не пускали, потому что он постоянно приходил дорисовывать свои картины, и кто-то должен был это остановить. И вот, когда у тебя настаёт такой момент, что ты не можешь больше ничего менять, нужно сказать себе: всё, я готов!

 

Скрин со второго тизера фильма «Брат 3». Источник: https://youtu.be/vtw0OYywPH4

 

– Фильм уже будоражит воображение, ведь его название ассоциируется с двумя культовыми картинами. Как он связан с «Братом» и «Братом 2»? Или это какое-то совершенно самостоятельное кино?

 

– На этот вопрос можно ответить очень просто. А можно придумывать бесконечное количество различных ответов, чем я, в принципе, и занимаюсь. И такое бесконечное количество ответов наводит меня на мысль, что это и есть некое присутствующее уже в воздухе произведение искусства, которое по своим свойствам, во-первых, провокативно, не нарушая при этом закон, и во-вторых, несёт в себе то самое бесконечное количество смыслов.

Видите ли, в чём дело: название «Брат 3» – абсолютно оригинальное название. То есть оно ни к чему не должно теоретически отсылаться. Представьте: кто-то когда-то назвал литературное произведение «Мать». Я, предположим, выпустил бы сегодня произведение под названием «Мать 2». То есть какая-то лишь цифра отсылала бы меня к известному советскому писателю. Но если бы не было этой цифры «2», то никакой отсылки бы не было. И это очень странно. Почему цифры «2» или «3» выводят какой-то контекст? Может быть, тогда вообще фильмы (вот и новый ответ на этот вопрос) называть цифрами, если цифры всё решают?

 

– Как улицы в Нью-Йорке?

 

– Да. Двадцать третья, шестьдесят пятая и так далее. Может быть, появится такой закон, который обяжет всех производителей фильмов называть всё по цифрам. «Я первый фильм снял, я – двадцать четвёртый, скоро выйдет двадцать шестой». Это очень странно, потому что я не использую в своей картине имена героев картин, которые вызывают эти ассоциации у большинства. Я не использую никакие сюжеты, связанные с этим. У меня нет такого же героя. У меня нет таких же историй. У меня нет таких же имён, кличек и так далее. Это абсолютно другой фильм.

Понимаете, это очень сложно и в то же время очень просто. В искусстве так и должно быть. «Брат 3» – это глупо и одновременно умно. Это и пошло в смысле обыденности: что ты, не мог нормальное название придумать? Большое количество хейтеров пишут, например: «У автора не хватает фантазии придумать что-то другое». Представляете, какое количество новых названий с моим опытом и в кино, и в создании различных музеев был придумано, если на протяжении пятнадцати лет я только тем и занимаюсь, что продаю идеи. Неужели я не смог бы придумать название для этой картины?

Но в этом вся и суть. Это название очень сложное и в то же время очень простое. Оно триггерит, оно провоцирует, оно невероятно всем и нравится, и не нравится. Это, знаете, как «Стена Цоя» – инсталляция  (Кабаков сказал: тотальная инсталляция^[1]): нечто такое, что выросло, и мы не знаем, что с этим делать. Под «Стеной Цоя» спят бомжи, и в то же время она является народным памятником, при этом ничем не являясь вообще. Ещё очень странно, что «Стена Цоя» задумывалась так, что там можно писать всем и всё, что они захотят. Но если я или, например, какой-то мальчик подойдёт и напишет «Вася любит Машу», то это быстро закрашивают, потому что есть определённый регламент, что на этой стене можно писать только «Цой жив». Даже панк, даже условно свободная, какая-то андеграундная культура всё равно перерастает в некий поп, в индустриальную какую-то штуку.

Кино должно быть свободным, творчество должно быть свободным. Никто никого не заставляет смотреть «Брат 3», «Брат 4» или «Брат». Фильм будет показан в закрытом художественном пространстве в кинотеатре. Вы можете идти на него и можете не идти. Самая главная провокация в этом и состоит: человек не знает, как на это реагировать. Он говорит: нельзя это делать. Почему? Потому что это – святое. Я ему оппонирую: в чём святость? Ответа не поступает.

 

– Может быть, в том, что главный герой и режиссёр умерли?

 

– Я же не делаю документальный фильм о режиссёре и об актёре, сыгравшем главного героя. Хотя многие делают такие документальные фильмы, и они получаются грязнее, чем все хейтерские помыслы о том, что делаю я.

При этом никто не разбирается в творчестве Балабанова, никто не хочет анализировать фильм «Про уродов и людей», никто не хочет анализировать его «Замок» и ряд других фильмов, никто не хочет разобраться во всём его творческом пути. Все цепляются только за одно: «нельзя». Вот это слово «нельзя» – откуда оно взялось? Балабанов бился за то, чтобы слова «нельзя» не существовало в искусстве. И Цой, и все остальные. И вдруг всё равно – нельзя. Почему? Нет ответа на этот вопрос. Поэтому – «Брат 3».

 

Режиссёр Валерий Переверзев на съёмках фильма «Брат 3». Источник: из личного архива.

 

 

– Вы сказали, что у вас пятнадцатилетний творческий опыт. Чем вы занимались, первая ли это ваша режиссёрская работа?

 

– Я, прежде всего, художник, и художником я родился. А дальше – уже всё, что к этому прилагается. Я реализовался как выставочник, как музейщик, как галерист, стал создателем и автором большого количества частных музеев. Самый известный – это Музей истории телесных наказаний. Был Музей истории аквариумистики на Арбате – это и акулы, и крокодилы, и черепахи – подводный мир. Я очень долго работал с выставками детской направленности, их было много, все не перечислю. Был Музей истории невидимых вещей – мой любимый проект, и проект «Дом брошенных кукол и забытых игрушек». И эти музеи не дотировались государством или какими-то фондами, они были самодостаточными, ещё и прибыль приносили.

Мало того, когда Леонид Аркадьевич Якубович увидел, как я делаю музеи, он через Анатолия Борисовича^[2], директора программы, попросил меня стать руководителем музея подарков «Поля чудес». В общем-то, и завершил я эту карьеру для себя, оформив музей подарков «Поля чудес», и листьевский ящик отвёз и подарил им, который у меня в офисе долго хранился. Прошло несколько лет, я недавно спросил у ребят: «Я всё ещё директор музея? Узнайте там у Леонида Аркадьевича». Они спросили и говорят: «Тебя никто не увольнял». Так что я, в принципе, де-юре ещё и директор такого музея.

Я выставочник, и сорок два города я не просто проехал с выставками по стране – это сорок два города, в которых я жил по три-четыре месяца, а то и по пять-шесть. А дальше я занимался фиксацией: это бумага, акварель, краски, масло – что угодно, любые техники. Любой вид искусства, он для большого художника (простите, что я так о себе) приемлем. Если это перформанс, то это перформативное искусство, если это инсталляции, то я делал инсталляции, и одна из моих инсталляций была выставлена в Третьяковской картиной галерее.

 

– Чему она была посвящена?

 

– Эта инсталляция – машина для казни, которая никогда не существовала. Её придумал Франц Кафка, описал в своём произведении об исправительной колонии. Это некий лежак с бороной, на который помещался человек, и борона вырезала на его спине суть его наказания. Я эту машину сконструировал по рассказу, и «Новая Третьяковка» на Крымском валу взяла её на несколько дней выставлять.

После этого Кирилл Алексеев, потрясающий искусствовед – он был руководителем «Новейших течений» в Третьяковской картинной галерее – подошёл ко мне и сказал: «Теперь ты вправе говорить о себе как о большом художнике». Я ответил: «Спасибо». С тех пор я осмеливаюсь говорить о себе как о художнике.

Затем у меня появилась в руках камера, штатив и световые приборы, чтобы заниматься видеофиксацией своих перформансов. Это нужно было фиксировать и каталогизировать.

Я стал этим заниматься и долго не называл это словом «кино». И уже коллеги, которые увидели этот материал, сказали: «Это – абсолютное кино», – оформили фильм и его взяли на внеконкурсную программу Каннского кинофестиваля. Этот фильм назывался «Паноптикон: Тюрьма на острове».

Речь шла о тюрьме, которая построена в виде «Божественной комедии» Данте – ад, чистилище, рай. Она находится на острове Санто-Стефано между Неаполем и Римом, и её идея заключалась в том, что она была построена как экспериментариум, как модель прозрачного общества. Социолог Джереми Бентам придумал это, Мишель Фуко через сотню лет это описал, а я эту сложную философскую конструкцию решил собрать в некую инсталляцию.

Я сделал макет этой тюрьмы в виде клетки на девяносто девять мышей и выставил это, в рамках московского биеннале современного искусства, в открытой галерее. Перформанс назывался «Мышиная возня». И я запустил девяносто девять мышей в эту клетку, они там жили. И этот перформанс вошёл в фильм «Паноптикон: Тюрьма на острове». Потрясающая документалка! Она попала на американский кинофестиваль в Гонолулу и заняла там первое место как лучший документальный фильм. Мне пришло письмо интересное: «Теперь мы знаем второго русского, который потряс Гонолулу». Первый русский – это был первый президент Гавайской республики^[3].

Прислали премию, приз, и, соответственно, я стал думать о том, что мог бы что-то снимать. Я снимал истории о палачах. У меня есть два фильма: «Портрет палача» и «Быть палачом». Сегодня я их за фильмы не считаю, хотя один из них тоже, по-моему, во внеконкурсную программу брали в Канны, но я сказал: «Нет, это полная фигня, мне за него стыдно». Затем я работал в таком жанре, как псевдодокументалистика.

 

На съёмках фильма «Брат 3». Источник: из личного архива.

 

 – Где будет происходить действие фильма «Брат 3»?

 

– В Тамбове, это мой родной город. При этом я не понимаю до конца Тамбов. Я не могу сказать, что я не люблю Тамбов, но мне некомфортно жить там. Это как родительский дом, из которого ты убежал, потому что там говорят на другом языке, там по-другому течёт время. У меня даже будет выпущен толковый словарь тамбовского языка, в который войдут все тамбовские слова, которые переводятся на русский литературный язык. Не то чтобы они неграмотные, там просто есть такие слова, которые непонятны. Там, например, не говорят «девушка плачет», а говорят «девушка кричит». Если вы плачете, у вас не спросят «по кому ты плачешь», а спросят «по ком ты кричишь».

 

– Моя прабабушка, когда она рассказывала о ком-то из своих знакомых, говорила: «Она сына и мужа откричала». «Откричала» в её рассказах было синонимом пережитых потерь, что значило «похоронила, отплакала», и смогла жить дальше. Хотя она из других мест, но, видимо, это архаизм, характерный для русской речи.

 

– Красиво очень. И таких выражений очень много. Тамбов – это очень матриархальная территория. Мужчины только делают вид, что всё решают. На самом деле всё решают женщины. Женщины, например, могут употреблять такие выражения в присутствии мужчины, как «ты чем своего кормишь?» или «ты что ему давала сегодня на завтрак?». Они могут говорить: «Тебе хватит, встань из-за стола». При этом мужчина может занимать большой пост или иметь вес в обществе, но всё равно женщина ему говорит: «Так, всё, закончили – тебе хватит».

Но не это мешает мне жить в Тамбове. Мне мешает жить в Тамбове тотальное нежелание готовить почву для искусства. Там не то чтобы кто-то посеял какой-то росточек искусства, там выжженная земля, которая ещё и заасфальтирована.

У меня есть дисклеймер в фильме: не ищите этого города на карте. Этого Тамбова на карте нет. Он только в моей памяти, в моих снах, в моём сердце. В этом Тамбове нет времени, оно абстрактно. В нём нет точного попадания в какие-то предметы, только чувственные попадания. То есть на этой улице я чувствовал что-то, и я это отобразил. И сделать фильм в Тамбове я считал своей миссией.

Эта идея родилась у меня в реанимации, где я лежал вместе с отцом во время пандемии. Мама, к сожалению, умерла. А я думал о том, что мне нужно осуществить свою последнюю миссию: закрыть тамбовский гештальт.  Я хотел, чтобы любой маленький мальчик из Тамбова, или девочка, могли создать в искусстве продукт мирового уровня.

И вы знаете, самое интересное, что вирус под названием «искусство» мне удалось ввести в город Тамбов. Там сейчас образуются группы людей, которые начинают снимать кино – пока плохо, коряво, но начинают это делать. Собираются в кружки, репетируют, проводят кастинги, обмениваются между собой какой-то информацией, придумывают какие-то галереи.

Я очень хотел поселить туда жизнь, и мне удалось это сделать, не показав ещё фильм. Но когда 20 ноября в Тамбове будет премьера картины «Брат 3», это сломает головы в хорошем смысле слова большому количеству моих сограждан по малой родине. И я надеюсь, что расковыряю дырочку в этом асфальте и посажу туда маленькое-маленькое зёрнышко, которое начнёт потихоньку прорастать в явление под названием «искусство». Это сейчас не пафосные слова, я в это верю, и я действительно этого хотел. Поэтому – Тамбов.

 

Творческая группа в работе над фильмом «Брат 3». Источник: из личного архива

 

– Кто будут герои фильма «Брат 3»?

 

– Главный герой – город Тамбов. Это некое место, в котором всё происходит. Многие, кто уже видел картину, утверждают, что любой кадр можно вырезать, вставить в раму и вешать на стену. Я действительно знаю каждый кадр. Поэтому для меня это очень лестно, и это главное.

 

– То есть вы подошли к картине как художник?

 

– Именно. Только как художник и всё. Представьте: в секунде – двадцать четыре кадра. Мы сегодня поставили на пшик^[4] два кадра всего, это меньше секунды, и эти пшики мы сегодня полчаса двигали влево-вправо по композиции. Режиссёр монтажа мне говорит, что этого никто не увидит всё равно, это просто пшик. Я говорю: «Да, этого не увидят. Но вдруг кто-то остановит на паузу и попадёт на него. Это не композиционно, надо подвинуть пшик». Все держатся за голову, понимают, что я чуть-чуть поехал в этом смысле, но для меня это важно. Каждый кадр важен.

По поводу главных героев: конечно, это – произведение искусства. И это не метафора. Кино, если говорить об определении, – это аудиовизуальный продукт. Это звук и это картинка.

По поводу звука: у нас невероятный подбор песен, мы очень серьёзно поработали с музыкой, у нас лучшая музыка. Это Александр Лаэртский. Круче невозможно представить себе. Если говорить о русском роке, русском панке, русской альтернативе, андеграунде – это номер один. Группа «Дочь Монро и Кеннеди» – Света Чапурина на своей домре и её ребята на барабанах и басе. Дальше – группа «ДК». Сергей Жариков – основоположник альтернативного рока в России. «Чёрный Лукич» – ребята, которые работали с Летовым и «Гражданской обороной» – это самые крутые тексты и песни сибирского рока, они у нас есть. И так далее… Это невероятный музыкальный ряд. Любой человек, у которого есть элементарный музыкальный вкус, увидев нашу картину, говорит: «Ну, всё, ну, капец – по максимуму».

А второе – это картинка. У нас использованы произведения искусства таких авторов, как Ринат Волигамси, башкирский художник, который живёт в Уфе – это человек, которого можно назвать современным Айвазовским или современным Репиным. Уникальный человек в плане живописи. И так далее…

Те, кто видели фильм, говорят одно: «Твой фильм – музей». И это так, потому что каждый кадр завален экспонатами. Каждый кадр – это витрина музея. В кадре нет случайного объекта, случайной позы героя. Всё выставлено как инсталляция. Каждая сцена выстроена по свету, по художественному решению.

Фильм снят на сложнейшую цифровую технику с анаморфотными объективами. Мы ещё снимали на лично мной изобретённую физическую линзу, где всё такая сокуровщина. Много вставок снимали на 8-миллимитровую камеру. У меня есть советская камера «Кварц». Я выгреб всю плёнку, которая была в России. В итоге в Китай слетал, там купили плёнку, из Америки прислали… У нас много архивных съёмок. Стыкуем архивные кадры с восьмимиллиметровыми, и колорист сводит это всё под наши анаморфотные линзы. То есть это сложнейшие техники.

Мы делаем оммажи всем выдающимся художникам России. То есть если это декорация – это оммаж Кабакову. Если это натурные съёмки – то это оммаж Тарковскому. И так далее… Это безупречная визуальная работа.

 

Режиссёр Валерий Переверзев и чумная блоха из фильма «Брат 3». Источник: из личного архива

 

– Среди ваших фото я увидела блоху на воздушных шарах. В чём заключается её роль?

 

– Через весь фильм летит чумная блоха гигантского размера на шарах. И в конце что должно было произойти с блохой? Она должна была улететь в небо, но она застревает в арке жилого дома и больше не может лететь. Она застряла у надписи «бомбоубежище» и висит в арке. Герои проходят мимо и не обращают на неё внимания.

Но она пролетает почти в каждой сцене. И она висит, вроде бы, обезоруженная – всё, чумы больше нет, она застряла в арке. Но мы понимаем, что любой ветерок её выдует из этой арки – и она опять в небе.

Фильм посвящён моей маме и всем погибшим от ковида-19. Я лично участвовал в похоронах многих людей, и все эти ужасы прошли через меня. Я похоронил самого близкого мне человека...

Единственное, о чём жалеют все зрители, которые видят этот фильм сейчас – то, что они не успевают всё разглядеть. Их держит одна сцена, которая рождает множество ассоциаций. Они начинают это осмысливать, и вдруг нахлёстывает следующая, не менее тяжёлая сцена. Но есть и много провокаций, очень неоднозначных, чем фильм и хорош. Короче, фильм готов и скоро он выйдет на экран.

 

– В фильм приглашены братья Торсуевы, которые когда-то сыграли в фильме «Приключения Электроника». Почему вы выбрали именно этих артистов?

 

– Во-первых, братья Торсуевы – мои близкие друзья. Володя – крёстный отец моей младшей дочери. Мы сроднились, сдружились. Снимать звёзд такого уровня для меня всегда было мечтой. Про ребят пишут много, и некоторые позволяют себе уничижительно о них отзываться. Кто-то говорит: вот, чем они сейчас занимаются, какой образ жизни сейчас ведут? Кстати, они очень приличный образ жизни ведут. Я вам скажу так: звёзд упавших или бывших не бывает. Есть просто звёзды. И они светятся, понимаете?

Я их снимал и до «Брата 3». Я работал с ними как с актёрами и всегда с открытым ртом смотрел на их профессионализм: они – абсолютные актёры, вылеплены из актёрского теста и никогда никем не будут, кроме как потрясающими актёрами и звёздами. Это была мечта, роли были написаны под них и, конечно, они – украшение фильма.

 

Владимир и Юрий Торсуевы. Источник: из личного архива

 

 

 

 

 

 

Конец

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в октябре 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: