Грешен наш путь

 

Купить в журнале за февраль 2018 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 3 часа | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Был в «наливайке» ещё один человек, с которым Интеллигент охотно общался – Санёк. А он в свою очередь настолько привязался к старику, что каждое его появление ждал с нетерпением. И когда Арсений Ильич наконец возникал в дверях, как воробушек вспархивал со своего насиженного места и чуть ли не бегом обрадованно спешил к нему.

Санёк любил поговорить со стариком. Они шли на улицу, если было не слишком холодно, или уединялись в углу шинка возле двери в рабочее помещение.

– Ой, дедынька, если б ты знал… – начинал обычно Санёк, предваряя свой рассказ. А рассказывал он в основном о себе и детдомовской жизни.

– Я ведь, дедынька, сирота. Мамка меня нагуляла да от меня потом и отказалась. Ещё в роддоме. Ни её, ни папашу своего я никогда не видел, кто они, как зовут, живы ли – понятия не имею. О том, что они у меня вообще были, от воспитательницы в детдоме узнал. Такие, дедынька, как я, социальными сиротами называются. Сперва ждал, что однажды объявится родная мамка и заберёт меня домой – в детдомах об этом все мечтают, потом перестал, начал надеяться, что найдутся добрые люди и усыновят. Были такие счастливчики, сам видел, завидовал страшно! Все детдомовские завидовали. Каждому в семью хотелось…

Санёк шмыгал носом, кривился, глаза его влажнели. Арсений Ильич успокаивающе трепал парнишку по плечу:

– Ну, ну, Санёк…

Санёк тёр ладонью глаза, нос, проглатывая комок в горле, печально вздыхал и продолжал свой горький рассказ:

– Жизнь, дедынька, в детдомах – не сахар. Нет, так-то вроде и ничего: крыша есть, в чистой постели спишь, кормили нормально. Но всё равно как-то не в жилу было. А то и просто стрёмно. В детдоме ведь как? Кто сильней, тот и пан, и слабыми погоняет. Драки всю дорогу.

– Борьба за существование, – сказал Интеллигент.

– Вот-вот! Я хилый был, мне доставалось. И старшие пацаны били, и даже ровесники иногда. Существование было хоть волком вой. Я сначала терпел, потом, когда совсем невмоготу сделалось, в секцию бокса записался, чтобы хоть отбиваться мог, пока не забили совсем. Занимался. Старался. Даже в соревнованиях участвовал. Хотя спортсмена из меня всё равно не получилось. Тренер говорил, что злости мне спортивной не хватает. А я и правда не злой. Это плохо, наверное. Добрым труднее жить… Но всё равно спорт мне помогал. Сдачи стал давать, когда наезжали. Пацаны в детдоме начали меня опасаться, даже старшие. Я и сейчас, если что, любому могу и в бубен, и в пятак…

– Правильно, себя в обиду давать не надо. Даже если физически слабей, – одобрял Интеллигент. – А то ж на шею сядут, ноги свесят и всю жизнь погонять будут.

 

—…Мы, дедынька, в школу в соседний интернат ходили, – рассказывал в другой раз Санёк. – Там с интернатовскими стыкались всю дорогу. Они себя вроде как хозяевами школы считали. Но тут проще – я не один, а с кодлой нашей детдомовской. Нас хоть и меньше, зато мы сплочённей. Одолеть нас трудно было. Ну, пацаны – ладно. А вот с некоторыми учителями приходилось совсем плохо. Была у нас в восьмом классе физичка. Не старая ещё, симпатичная на вид. Только глаза ледяные и улыбка змеиная. Глянет – мороз по коже. А улыбнётся – страх берёт, как бы её улыбка-змея с губ не соскользнула да не ужалила насмерть. Без ехидства слова не могла сказать. И не любила никого. А нас, детдомовских, и вовсе терпеть не могла только потому, что мы детдомовские. Иначе как «твари безродные» да «приблудное отродье» и не называла. Колы и двойки раздавала направо и налево, как подзатыльники. Редко кто трояк заслуживал. Я однажды два урока физики пропустил по болезни. Справку принёс. Всё равно две пары влепила – по каждой за урок! Из-за неё школу не закончил. После восьмого класса ушёл. А мог бы аттестат получить и дальше учиться.

– На кого?

– Да я, дедынька, и не знаю. О профессиях нам ни в школе, ни в детдоме ничего толком не рассказывали. А сам-то, глядя вокруг, что узнаешь? В посёлке, где детдом находился, всего и предприятий – небольшая станция железнодорожная, элеватор да швейная фабрика. Вот и всё, где работать можно было. Знали, конечно, что на самом деле профессий много. Из телевизора, там, или из газет рекламных – в них много объявлений печатается, где по разным специальностям люди «требуются». Но это у кого они есть. А если нет, как у меня? Вот то-то и оно…

– А в ПТУ какое-нибудь пойти не пробовал?

– Как, дедынька, не пробовал – пробовал! Владимир Сергеевич – это директор наш бывший – мне и характеристику хорошую дал, и рекомендацию. Поехал я в областной центр. Нашёл училище, куда директор советовал, а его закрывают – не нужны, говорят, мы больше, потому и работать дальше не будем. Я в другие ПТУ стал торкаться. Но и там непроханжа. Либо тоже медным тазом накрылись, либо не про меня они. В одних – учись, пожалуйста, да ни общаги нет, живи хоть на улице, ни питания, а где и есть, так там нас не ждали: свой же брат детдомовец почти все места занять успел. Поторкался я, поторкался – рукой махнул. Вернулся домой. Хорошо, что Владимир Сергеевич в положение вошёл, оставил в детдоме. Ещё и работёнку дал, раз в школу не хожу. Разнорабочим определил. Зарплата небольшая, ну, и за питание немного высчитывали. Но всё равно что-то оставалось. Нормально жилось. Зиму перекантовался. А весной меня тётка к себе взяла.

– У тебя тётка объявилась?

– Да не родная, дедынька, приёмная. Вернее, я у неё приёмным стал.

– Значит, дождался своего часа – нашлись люди добрые и для тебя, в семью взяли.

– Ага, нашлись, – невесело подтвердил Санёк. – Да не совсем добрые.

– Как так?

– А вот, дедынька… В нескольких километрах от нашего посёлка село Никольское. При советской власти там большой и богатый совхоз был. Потом, когда всё наперекосяк пошло, совхоз развалился, остатки разворовали. Один детдом по соседству с деревней остался.

– Разворовать не успели?

– Да нет, – сказал Санёк. – Тут, видишь, какое дело… Я раньше этого не знал. В семьи-то детдомовцев берут не за спасибо. За каждого пособие полагается. И, говорят, неплохое. Вот жители Никольского, когда совхоза и работы не стало, этим делом промышлять взялись. Кто одного, а кто и нескольких детдомовцев к себе брали. Подписывали договора, получали деньги… У кого-то ребята нормально жили, а у кого… Я к тётке Федоре попал – Федоре Афанасьевне. У неё, кроме меня, ещё трое было: две девки, один пацан меня помладше. Снег едва стаял, а мы уже с темна до темна вкалываем: я, Пашка, пацан тот, спозаранку в хлеву за коровой и свиньями убираем, дрова колем, девки по дому прибираются, на кухне помогают, а потом все на огород. Пацаны землю копать и грядки делать, девки – грядки засевать, а когда всё в рост пойдёт, полоть. У неё земли чуть не тридцать соток. У соседей мотоблоки и всё такое, а Федора на тракториста, чтоб участок вспахал, денег жалела. Вот мы с Пашкой этот проклятый огород лопатками целыми днями до кровавых мозолей и ковыряли. А Федора ещё и подгоняла: шевелитесь, лодыри детдомовские! Чисто физичка наша школьная.

—А куда ей столько земли? Семья большая?

– Какое там – одна! Дети все в городе и к ней не ездят. Раз только видел, как сын её старший приезжал. Да и тот часа не пробыл, что-то ей передал в пакетах и отвалил.

– А чем же она свои сотки засаживает? Картошкой, овощами?

– Картошкой, конечно, тоже. И овощами разными понемногу. Но больше половины огорода – дедынька, ты не поверишь! – у неё занято чесноком.

– Чесноком?!

– Да, дедынька, чесноком. Представляешь: несколько длиннющих, через весь огород грядок с чесноком! Когда взойдёт – красиво! Зато потом маяты сколько: и поливать надо, и полоть, и рыхлить. Девки наши на солнцепёке прямо в борозды в обморок падали. Водой отливать приходилось. Да и потом до поздней осени возни с этим чесноком было…

– Зачем же ей столько чеснока? – ещё больше изумлялся Интеллигент. – Бочками, что ли, засаливала?

– Не, дедынька, тётка его головками поштучно продавала. То в посёлке на станции, то в городе. Утром садилась на электричку с сумкой чеснока, вечером возвращалась пустая. Страсть как бабло любила. Она всем подряд торговала: и цветами, и овощами, но самый большой навар был у неё с чеснока. Да ещё, прикинь, за нас, детдомовских, получала. Та ещё кулачка была!

– И вы, стало быть, – поскрёб бороду Интеллигент, – на неё бесплатно батрачили?

– Так и есть! – подтвердил Санёк. – А жадная!.. Другим нашим детдомовским, кого в семьи из того же Никольского брали, какие-никакие обновки покупали – одежонку там, обувку, а мы всю дорогу в рванье. Жили в старой щелястой стайке – от сквозняка спрятаться некуда, спали на гнилой соломе. Жрали в основном ту же мелкую картошку, что свиньям Федора варила, иногда прокисшее молоко давала, чтобы просто в землю не выливать. А летом овощи с огорода мы сами приворовывали. Когда удавалось. Федора за огородом зорко следила. Если кто попадался, прутом тальниковым так охаживала, что неделями потом кожа зудела. Зимой немного полегше было, но тоже…

– И долго ты так батрачил?

– Года два, дедынька. Подумывал – уж не сбежать ли мне. Но тётка опередила. Как только огород вскопали, сказала: «Всё. Я тебя вырастила, на ноги поставила. Дальше – сам, как хочешь. Совершеннолетний уже. И договор на тебя кончился»… Тут как раз повестка из военкомата. Весенний призыв начался. Я обрадовался. И долг, думаю, Родине отдам, и годик, а может, и больше, нормально поживу, ни о жилье, ни о пропитании не заботясь. Службы я не боялся. Тяжелее, чем в детдоме или у Федоры, надеялся, не будет. В общем, серьёзно так настроился. А на медкомиссии – облом: не годен к строевой, говорят, плоскостопие. Ну, невезуха! Вернулся обратно в посёлок. А там – куда? Федора выставила. Остался детдом. Пришёл к директору. Гляжу – в кабинете совсем другой мужик сидит. На пенсию, говорит, твой Владимир Сергеевич ушёл. Набрался я духу и у нового директора попросился в детдоме остаться любую работу исполнять. Но этот – не Владимир Сергеевич, на жалость его не возьмёшь. Нет – и всё! Восемнадцать исполнилось – вали отсюда, больше находиться не положено, другим места нужны, детдом не резиновый.

– И ведь прав формально, – заметил Интеллигенет.

– Да я, дедынька, понимаю. И не в обиде. Ну, а мне-то куда деваться?

– Слушай, но ведь тебе как бывшему детдомовцу-сироте государство по закону должно дать жильё. Ты знаешь об этом?

– Знаю, дедынька. Директор хоть в детдом и не пустил, но про жильё подсказал. И даже нужные бумаги в районную администрацию помог собрать. Огромное ему спасибо!

– И что дальше?

– Отдал я эти бумаги по назначению. Поставили на льготную очередь. Жди, сказали.

– Ну, вот! – обрадовался Интеллигент.

– Эх, дедынька, она хоть и льготная, но движется, оказывается, хуже всякой другой. Там же, в администрации, знающие люди мне сказали, что ждать можно годами и не дождаться. Особенно одинокому и холостому. А ждать где? В посёлке и приткнуться негде. Снова в город подался. Думал, здесь где пристроюсь. Как же! С образованием, с дипломами устроиться не могут – куда уж мне! А без прописки и разговаривать не хотят.

– Ну, в дворники хотя бы. Там вроде и жильё служебное можно получить.

– Тут азиаты всё позанимали. Говорят, они выгоднее.

– Н-да, куда ни кинь – везде клин, – покачал головой Интеллигент. – Замкнутый круг какой-то. А где ж ты тогда в городе жил?

– Когда тепло и без дождя, в скверике рядом с вокзалом кантовался. Там лавочки, поспать можно было. Рядом цыгане целым табором стояли. Менты их не трогали. А с ними и меня. Цыгане ещё и подкармливали. Потом чавалы куда-то уехали. Меня с собой звали. Но я забоялся. Тут Гоша подвернулся.

– А это кто?

– Он бригаду собирал. Бани, там, летние кухни, туалеты, беседки, заборы, ворота и прочую фигню на дачных участках ставить.

– Ты ж не строитель?

– На подхвате тоже кому-то надо быть. Пилил, строгал, материал подносил – делал, что скажут. А вообще Гоше громаднющее спасибо, что пожалел и взял. Всё лето на дачах провели. Там и жили, где работали. Ну, да мне не привыкать. До белых мух шабашили.

– И как, успешно?

– Я, конечно, при расчёте меньше всех получил, но так ведь по квалификации и расплата. Я и этому рад был страшно. Сколь лет живых денег не видел! Ну, думаю, на зиму в городе где-нибудь угол сниму, работёнку какую найду для поддержания штанов, а весной Гоша обещал снова в бригаду взять…

Санёк смолк, погрустнел, что-то, видимо, вспомнив.

– А в «наливайку»-то как тебя занесло? – спросил Интеллигент.

– Да как… – вышел из задумчивости Санёк. – Когда расчёт получили, бригадир предложил окончание сезона отметить. Ведь мы пока работали – капли в рот не брали. Сухой закон! Сначала хотели в какой-нибудь кафушке или пельменной посидеть, но передумали: и дороговато, и не поговоришь свободно.

– То есть с матами и на полную громкость, – усмехнулся Интеллгент.

– Ну да… Тогда один из наших сказал, что знает хорошее место, где всё тики-так, и привёл в «наливайку…

– Отметили?

– Ой, дедынька! Лучше бы не отмечали!

– Что так?

– Я ж к этому делу не привыкший. Напился так, что ничего не помню. Проснулся в каком-то дворе на лавочке. Вокруг горки, городушки разные. Видать, площадка детская. Как сюда попал – сам ли забрёл по пьянке, города не зная, или бригадники по дороге бросили? – без понятия. Голова трещит, мутит меня. Ночь глубокая. А конец октября уже, холод пробирает. Во внутренний карман ветровки руку запустил, а там пусто. Нет моих денег, за лето заработанных. Кто-то успел пьяного обчистить. И так мне обидно стало – и за то, что без денег остался, и за то, что дурак такой и неудачник, и за жизнь-нескладуху, которая мне досталась, что я расплакался как маленький. В детдоме думал: вот расстанусь я с ним и совсем другая жизнь у меня начнётся – хорошая, счастливая, солнечная… Началась… – опять зашмыгал носом Санёк.

– Да уж… – сочувственно сжал его плечо Интеллигент. – И концов, конечно, не нашлось.

– Да где там! Я в «наливайку» вернулся, тёте Наде рассказал (её как раз смены были), а она мне – твои собутыльники, может, и обшмонали. Как же можно, я удивляюсь, весь сезон как одна семья жили. Так ведь и в семье бывает не без урода, она говорит. Тем более что из-за денег некоторые на всё идут. Скажи спасибо, что в живых оставили, дурака простодырого… Долго ещё меня тётя Надя ругала, но потом пожалела – стаканчик вина налила бесплатно и пирожок дала. Легче стало. Огромное им с тётей Леной спасибо, что меня из «наливайки» не выгоняют, даже ночевать разрешают…

Санёк впервые за многие их беседы улыбался, и Арсений Ильич отмечал про себя, какая у парнишки, несмотря ни на что, добрая, открытая и светлая улыбка.

– Эх, бедолага!.. Ладно, время обеденное. Пошли по стаканчику пропустим да чебурятами закусим.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за февраль 2018 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению февраля 2018 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.

 

Автор участвует в Программе получения гонораров
и получит половину от всех перечислений с этой страницы.